На дворе стояла поздняя осень. Бледное утреннее солнце, изливаясь холодной желтизной на посеребрённую изморозью жухлую листву, совсем не грело. В воздухе пахло сыростью и холодом. Серая асфальтовая дорожка, местами украшенная овальными медальонами седовато-белёсых луж, где-то далеко за полоской чёрных металлических прутьев парковой изгороди соединялась с небом, низко свисавшим дымчатой тряпицей с тонких древесных ветвей.
В этот час в парке, кроме белок и серой кошки, словно растворившихся в унылом пейзаже чуть дремлющего мира, никого не было. Да и человек, тяжёлой походкой шагавший по узенькой ленточке асфальтовой дорожки, тоже был похож на невидимку. О его присутствии возвещали лишь тяжёлые шаги. Голый мир, объятый хрупкой тишиной и пронизанный призрачной дрёмой, сотрясался под ногами человека, чья походка безмолвно кричала от боли под тяжестью тревожных дум.
Смуглое лицо мужчины выражало глубокое разочарование и тоску. Взгляд его был холодным, как лёд, тяжёлым, как камень, и пустым, как космическая темнота. Казалось, что идущий человек пуст изнутри, что шагает лишь его оболочка.
Ещё пару шагов и мужчина остановился. Замер. В тёмных глазах потерянного человека на мгновение блеснул живой огонёк, преобразив весь его лик. Он что-то заметил. Что-то крохотное. Что-то, что ярким пятном выбивалось из пелены увядающих красок.
Оглядевшись и не обнаружив никого, мужчина как мог осторожно приблизился к розовому пятнышку и склонился над ним почти совсем по-детски, благоговейно. Может быть ему что-то вспомнилось? Что-то светлое из тех дней, когда он был ребёнком и душа его, свободная от порочных обязательств, умела трепетно и благостно преклоняться перед обыкновенным, воспринимая это как чудо?
Через каких-нибудь несколько секунд на большой мозолистой ладони мужчины лежала крохотная куколка с огромными нарисованными глазами. Её ручонки были протянуты в стороны, словно она стремилась объять целый мир.
Аккуратно сжав пальцы, как-бы накрыв ими игрушку, черноволосый мужчина зарыдал. Не поднимаясь, он держал кулак с находкой у самого сердца и о чём-то безудержно плакал. Слёзы эти были так чисты и так искренни, что даже небо над ним просветлело, а дряблая листва, сбросив с себя тонкую ледовую корочку, заиграла золотистым переливом. Это длилось не долго, но достаточно для того, что растопить призрачность дремлющей тишины.
Весь день найденная человеком кукла пролежала в тёмном душном кармане кожаной его куртки, а вечером была аккуратно посажена на детский стульчик в углу.
Жизнь текла своим чередом. Дни сменялись ночами, а крохотная кукла с большими чёрными глазами всё сидела в углу и никак не могла понять, почему она сидит тут совсем одна? Своей кукольной душой игрушечная девочка не знала, что было с нею прежде, но её нарядная одёжка напоминала ей свежесть осеннего дня, пахнущего молодым морозом. В её нарисованных глазах всё ещё сохранялся образ седых облаков, а пластмассовые ручки всё ещё ощущали приятную, дышащую теплом, влажность опавшей листвы. Ей бы хотелось лучше вернуться туда, чем так долго и грустно сидеть тут, в углу, лицом к стене.
Маленькая куколка, хотя и не имела в себе неизмеримой глубины человеческих переживаний, но вполне понимала пустоту. Она была пустой внутри и эта пустота наполнялось миром, которым она потом жила. Мир, в котором игрушечная девочка оказалась теперь и который мало-помалу стал проникать внутрь неё, ей не нравился. В нём не было ни цвета, ни формы, ни звука…
Это напоминало кукле те времена, когда она только-только появилась на свет и ничего ещё не знала. Здесь, где она очутилась, ей вспомнилась давно позабытая пустота, когда она лежала в тёмной коробке и слышала лишь какие-то звуки.
Вот и теперь она жила лишь клочком стены и звуком отворяющейся дважды в день двери. Если бы она могла, то заплакала бы от тоски, но куклы не умеют плакать. Изо всех сил пластмассовая девочка пыталась удержать в себе краски и аромат осени и эти попытки были так сильны, что однажды куколка упала со стульчика на пол и увидела под кроватью плюшевого щенка. Он был очень тёплый, очень мягкий, очень пушистый. Его не наполнил царящий тут мир тоскливой пустоты, потому что он изнутри был набит мягким воздушным материалом, пропитанным детской весёлостью.
-Как же ты такой совсем-совсем тёплый и настоящий? — Изумилась кукла, крохотными шажками подходя к щенку, — Здесь так холодно и пусто, что я начинаю не жить, — добавила она, печально вздохнув.
-Тяв-тяв, — отвечал ей игрушечный щенок, — не всегда здесь было так пусто и холодно. Когда-то здесь обитало самое настоящее солнышко — игривое, горячее, необъятное. Оно струилось из глаз и улыбок людей и наполняло собою весь дом жизнью, но потом всё изменилось… Потом, тяв-тяв, — грустно тявкала плюшевая игрушка, — солнышко скрылось за злой тучей и начались солёные дожди. А ещё позже всё стихло и дом опустел.
-Как грустно! — Тяжело вздохнула игрушечная девочка, — А нельзя ли вернуть его?
-Кого, тяв-тяв? — Не понял щенок, о чём говорит пластмассовая игрушка.
-Солнышко! — Пояснила куколка, заглядывая в синие пуговки собачьих глаз.
-Нет, — печально тявкнул кукле щенок, — ведь для этого надо, чтобы кто-то из людей его впустил. Надо, чтобы живущий тут человек вспомнил тепло, которое тихой радостью наполняло весь дом, а он забыл…
-Так надо напомнить! — Заблестели надеждой куклины глазки, — Непременно надо напомнить! Ведь даже я, кукла, не сразу всё забываю! — Добавила она и смолкла на недолгое время, — Расскажи мне про время, — попросила щенка игрушечная девочка, — когда в доме было тепло и уютно…
И щенок рассказал ей всё, что видел и чему был свидетелем. Так, куколка узнала, что в этой самой комнате когда-то давно жила девочка с чёрными глазами. Её сон охранял плюшевый щенок и большая косматая собака. Часто, когда за прозрачной занавеской зажигались звёзды, к девочке приходили мама и папа читать сказку. Потом взрослые поссорились и женщина с девочкой ушли. Ушли и не вернулись.
-Поняла! — Вскрикнула куколка, захлёбываясь от нетерпения, — Я поняла, почему так сильно плакал человек, когда нашёл меня! Он, наверное, вспомнил свою девочку! Точно! Быть может я её ему чем-то напомнила? — И игрушечная девочка посмотрела на щенка.
-А, тяв-тяв! — Завилял тот хвостом, — Точно! А я всё гляжу и думаю, кого же это ты мне напоминаешь? У тебя глаза большие и чёрные как у моей хозяйки!
-Вот поэтому я прямо сейчас пойду в комнату, куда возвращается после работы хозяин дома, и буду смотреть на него. Пусть я не смогу больше ничего для него сделать, но по крайней мере, я сделаю то, что смогу… Я буду напоминать ему и, может быть, что-то изменится…
И в самом деле крохотная кукла отправилась в другую комнату. Там она села посередине пустой комнаты и сидела до возвращения человека, который нашёл её и принёс в свой пустой и холодный мир.
Мужчина, увидев найденную им куклу посредине комнаты, удивился. Снова он взял её в свою большую ладонь и долго расматривал, о чём-то печалясь. Слёзы снова проступили на его грубом лице, но он их небрежно смахнул и отнёс игрушку на прежнее место.
Однако на следующий день кукла снова сидела посередине холодной комнаты чёрствого человека и снова смотрела в его суровое лицо своими большими нарисованными глазами, заставляя мужчину чувствовать тепло собственных слёз.
Много дней и даже месяцев этот человек боролся с самим собой и с куклой, которая день за днём встречала его в его комнате с распростёртыми к нему ручонками. Тогда он, злой и раздражённый, небрежно хватал куклу и относил её в другую комнату. Однако на утро или вечером эта игрушка, так сильно напоминавшая человеку его дочь, снова оказывалась на прежнем месте — у его кровати посередине пустой комнаты, и снова напоминала…
Сколько времени так продолжалось, кукла не знает, потому что её память не столь глубока, как память человеческого сердца. Только теперь игрушечная девочка живёт в удивительном мире своей хозяйки — живой девочки с чёрными глазами и тёмными волосами. Вечерами они вместе слушают сказку на ночь и солнце тут светит даже ночью — умиротворённо, тихо, всеобъемлюще…
Кукле даже казалось, что смуглый мужчина всегда улыбался и что хрупкую женщину с русой косой и зелёными глазами, она знала давным-давно. А ещё игрушечной девочке верилось в то, что она при своей хозяйке была всегда, с самого начала.
Не помнила пластмассовая куколка ни той далёкой осени, когда грубые руки внесли её в пустой дом, ни зимы, ни даже весны. Весь мир её теперь был лето — цветастое, душистое и совсем настоящее, озарённое ласковым солнцем!
24.05.2012г., г.Н.-Ф., ЮНиС
