Седьмой, загнанный.
Спускаясь с холма, я побрел короткой дорогой, выходившей к дому со стороны кладбища. Но дорога превратилась в тропу и нырнула на дно оврага. В глаза хлестнуло, окружающее виделось в сумрачном свете. Мерещился стадион. По беговым дорожкам шли гиганты. Их синхронная поступь странным образом мешала сосредоточиться. Высоко поднимая согнутую в колене ногу, они замирали, ожидая пока не уляжется дрожь в земле, и продвигали это шествие еще на один удар. Догадка, что нахожусь там, где не имею права быть и подсматриваю за таинством не для простых смертных, парализовала мой рассудок. Вся плоть, до последней омертвевшей клетки ногтей, обратилась в бегство. Пульсация в висках отстраненно звучала где-то сзади. С ужасом ощутил треск под ногой – голова с неестественно выпуклыми глазами повисла на сломанной шее, но руки, невероятно длинные, еще пытались удержать за брюки. Я бежал через поле к лесу, в надежде спрятаться. Останавливался, пытаясь разглядеть погоню, снова бежал.
Это продолжалось долго, мысли не выстраивались и, выскочив в редколесье, я не удивился, что ложусь на ржавую сетку кровати. Усталость прижимала, и я казался себе до такой степени неотделимо связанным со всем хламом, в изобилии усыпавшим заросшее пепелище, что лопухи были подходящей защитой от всех напастей. Я задремал.
Чувство тревоги вынудило меня очнуться. В отдалении маячила расплывчатая мужская фигура с невероятно ясно различимыми чертами лица и узорами плетеной сетки, обрамлявшими горла бутылок Заискивающе улыбаясь, субъект давал знать, что можно выпить, воровато осматривался по сторонам, словно был не один, и продолжал наседать все ближе и ближе. Страх, возникший внезапно, оторвал меня от кровати и я сел, с ужасом обнаружив, что снял обувь. Украдкой одевая ее, видел, как появляются другие, ожидая результатов переговоров.
Очередное бегство окончательно подорвало решимость бороться. Мое тело извивалось, стремясь залезть под куст черники. Масштаб личности стал так мал, что затея казалась вполне осуществимой. Подавленный окончательно неудачей, я издал вопль, не смея взглянуть на преследователей, и, сжавшись в комок, пытался пробудиться от кошмарного сна.
— Седьмого загнали до полусмерти. Принимайте товар. Дальнейшее уже не наше дело…
Ишак Валаамский вопросительно вглядывался в наши лица и, не найдя явных признаков протеста, пошел уверенной походкой в выбранном направлении. Мы трусили за ним…
— Знакомьтесь, реальное воплощение моего псевдонима, если опустить неточности. К вашим услугам Валаамова Ослица! Необыкновенно дружелюбное существо, почитаемое искушенными христианами, как символ преданного служения. Вижу улыбки на лицах – они плод вековых заблуждений, основанных не более чем на игре слов и политике. Увы, все относительно. Что скажешь, любимица?
— Валаам навещал. – Голос Ослицы был вполне уместным. – Седьмой, загнанный, и будет Иудой.
Над последней фразой некогда было задумываться, я проваливался, схватившись за хвост ослицы, и исчезал…
—
— Смените охрану, и не спускайте глаз с ведьмы
Распорядившись, я прилег. Беспокоила рана от укуса женщины, взывая к обиде за упущенный шанс для ее сына. Пока прижигали рану, раздраженные воины, верно, убили его…
Во сне пытаюсь залезть на колени матери, а она меня отталкивает и плачет. Слова ее причитаний ускользают. Понятно только одно – “нечистый”. Хочу спрятаться, но меня догоняют и окунают в чан с кипящей водой. Кожа отваливается латка за латкой; песок, гонимый ветром, причиняет невыносимую боль. Все радуются, а я кричу громче и громче, пытаясь заглушить вой ветра. Чьи-то огромные руки тянутся зажать рот, и я вырываюсь. Но отец догоняет меня и заносит копье для удара. Ужас останавливает время в мучительном мгновении.
— Сотник, сотник Иуда, проснитесь! Дурной сон? Вы метались и кричали. Докладываю – кроме “чистых” девушек и семи отобранных мальчиков живых нет. Все прибрано.
— Когда говоришь, вроде как легче, и дурной сон отползает. Как живая тварь, а убить ее не можешь. Словно шепчет, что она плоть от плоти твоей. Почему так, ведь Бог должен ограждать свое воинство.
— Заснем после душевного разговора, как думаешь, сотник? Ведь совести нет резона с безумием век коротать.
Пробуждение было тревожным. Выла собака, ей вторил ветер и хриплый голос, пытавшийся начать песню. Надрывный смех, подобно кашлю, всякий раз обрывал ее на одном и том же месте. Я потянулся за флягой, глотнул и стал прислушиваться.
— Сотник, я не сплю. Что-то не ладно. Пьяный и тот бы продвинулся дальше хоть раз или бросил затею…
Странные звуки доносились со стороны места захоронения. Туда двигались воины, освещая путь факелами.
— Рувим, погоди, – позвал Михаил, помогая мне забраться на выступ. — Что случилось?
— Я спал. Трясут и кричат, что мой напарник, Каин, песни поет, а я и спрашиваю, не разобравшись — что, мол, уже и петь нельзя? Скорее бы очиститься, эх…
— Ты же с ним дружен, неужели не говорили?
— Замолчал мой напарник! Второй день не в себе. Ведь он без рода и племени, а тут такое. Заколдовала Каина его жертва, ухватив копье рукой. На ней татуировка, на его руке точно такая же. Вот и поговорили они одним взглядом, быстрым как молния. После того мне пришлось делать работу за двоих.
На свежей земле, присыпавшей трупы, сидел Каин. Строй факелов окаймлял границу недавно потревоженной земли. Никто не решался подойти ближе, словно страшился этим последним шагом переполнить чашу терпения Всевышнего. Мало кто помнил, что от имени Бога они убивали, никто до конца не верил, что все это не во сне. Под вой ветра и гудение факелов реальность овладевала сознанием. Время давило, становясь непреодолимо тяжелым бременем, было трудно дышать, хотя не дышать было невозможно, все ждали разумного исхода, не зная, каким он должен быть.
— Ведьма! – Выкрикнул кто-то. – Поберегись…
В раскрывшуюся брешь влетела стрела, поразив Каина в сердце. Девушка, необыкновенно красивая и грациозная, бросив лук к ногам, пала на колени, склонив голову.
— По ша-тра-а-м! – Неожиданно услышал я собственную команду. – Виновного из охраны привести ко мне. Ведьму не трогать и не охранять…
Одобрительный ропот разрешился просьбой.
— Может укрыть тело?
Граница взрыхленной земли уже не пугала воинов – кровь Каина смыла суеверный ужас и принесла успокоение воспаленной совести.
—
В стане роптали. Раздел добычи никогда не обходился без обид. Верными признаками надвигающейся беды были сплетни. Я ждал, ждал с тревожной мыслью, что каждый спокойно прожитый день против меня.
Все происходило как бы само собой, как происходило не раз, но это случалось с другими, а теперь пришла моя очередь. Слухи распустил охранник, упустивший ведьму, то ли из-за обиды, что был наказан, то ли из боязни, что на этом все не кончится. Меня обвиняли в сочувствии к чужому народу, в допущении самосуда, предательстве Израиля и самого Бога. Разжаловав, поставили в общий строй воинов. Со мной избегали заговаривать и, под предлогом различных поручений, куда-нибудь отсылали.
Сотником назначили Михаила, но и он вел себя сдержанно. В его глазах не было презрения или осуждения. Меня отчуждали, хорошо зная, что рано или поздно грянет назидание и лучше быть подальше в этот момент. Так случалось всегда и для повторения привычного развития событий не хватало еще какого-либо бедствия – болезни, урагана или неудачи в войне. Бог упрекнет Моисея в плохом служении его народа, Моисей обвинит вождей в недостаточной вере, и народу представят виновника. На сей раз им буду я.
По странной прихоти судьбы или нарочной воле тех, кто направлял меня, я все чаще сталкивался с ведьмой. Ее просьбы позаботиться, в том или ином, касались оставшихся в живых семерых мальчиков. С каким замыслом их оставили в живых? Я полагал, что обстоятельства лишают меня шансов. Слишком много пристальных взоров. Малое должно произойти и равновесие нарушится.
Так и случилось. Мальчишки просочились к пленникам, затеяв войну. Игра велась по правилам, не вызывая тревоги. Но неизвестно откуда маленьких сынов Израиля оказалось втрое больше. Озлобленное меньшинство стало угрожать камнями. Началась обычная драка, и в свалке задохнулся племянник того самого охранника, который упустил ведьму. На свою беду я пришел с очередным поручением в тот самый момент и предстал перед разъяренной толпой как соучастник ведьмы.
Всех успокоили обещанием судить нас и в доказательство намерений связали одной веревкой. Мы сидели в яме и Мана, так звали злополучную подругу всех моих несчастий, рассказывала, как все случилось. Напряжение последних дней сменилось усталостью, и я задремал, успокаивая себя мыслью, что теперь не одинок.
Ночью было холодно, и мы не спали…
— …Он пронзил копьем ту, которая дала ему жизнь, и в последний момент признал в ней свою кровную мать. Мысль о непоправимой беде убила его разум, но чувство боли не покинуло душу. Я сделала то, что делают с переломавшей ноги лошадью, заботясь о том, что неизбежное не должно становиться мучительным. Так поступил ваш народ с моим народом, лишив его права на жизнь, так поступила и я. Бог не отвергнет душу сраженного стрелой воина, ее не оставят ангелы и она встретится с душой простившей матери. Все встретятся, и победители и побежденные, рано или поздно, и победители поделятся своей радостью.
— Мана, что ты думаешь о семи мальчиках, оставленных в живых? Что им суждено?
— Предсказывающий судьбу, не благословил мой народ, зная будущее. Но и он пал от меча. Я слышала, что Валаам вел переговоры с вашим царем, передавая с посыльными грамоты. Если нас казнят, мы все равно все узнаем. Израиль склонен видеть врагов в живущих и не заботится о том, что с убитыми придется вступить в духовное родство после смерти. поделившись потомством.
— Твоя вера очень необычна. Ваши женщины оказались сильнее наших священников, и это стоило им жизни.
— Мы сидим в яме и связаны одной веревкой. У нас разные не боги. Камни, которыми нас закидают, еще не раз пригодятся.
— Тебя называют ведьмой. Скажи, когда все произойдет?
—
— Твои терзания делают тебе честь, но один я и могу оценить их по достоинству. — Священник Елизар задумчиво смотрел на Моисея. – Другие истолкуют их, как повод для свободы решать по совести. Это безответственная роскошь. Не завершивший свой путь для встречающих иногда хуже врага.
— Но ведь случай ничтожно мал и впереди много нереализованных планов. Разве нищие духом смогут завершить задуманное? Вспомни хоть одну притчу, которая смогла выжить, без различий в толковании. Разве сомнения не приводят заблудших на дорогу, которой идут посвященные?
— Но тут особые обстоятельства. Женщина из чужого стана и наш воин, все им сопутствующее, разве не станут слишком благодатной почвой для раздумий? Еще хуже, если возникнет легенда, и появятся желающие поспорить о сути.
— Очень сожалею, что все сплелось в клубке, распутать который доступно многим. Ты знаешь, что мне предстоит выполнить обещание, данное Валааму. Я намерен сплести две нити в единую и более прочную, лишая врага священного наследия — веры. Великое не рождает малое, так позволим ему претерпеть этот стыд.
В лампаду угодил ночной мотылек, и всполохи неровного света забились как пойманная птаха в сети оттенков мысли и чувств на лице Елизара.
— О, Моисей…
—
— Проснись, да проснись же ты! – Мана трясла меня, но сон о какой-то другой жизни не хотел отпускать. – Это очень важно.
Мрак ночи сменился лучом света, золотившим траву на краю ямы, и я тщетно пытался задержать неожиданную мысль, что все происходящее со мной лишь вымысел. Это длилось недолго.
— За нами пришли?
— Нет! Ты просил узнать, что будет. Я была, была, была там… Это будет жизнь, которая победит время. Единство превратится в веру. Я и ты…
—
К священному шатру стекался люд, занимая места поближе в направлении тени перед входом. Изнывая на солнце, щурясь и присматриваясь, народ пребывал в прострации изнурительного ожидания. Поодаль, в кольце воинов, лежали двое, прижимаясь к еще прохладной земле. Любое движение сотника и ведьмы вызывало волну возбуждения у собравшихся. Толпа одобрительно приветствовала остерегающие уколы копьями и, если появлялась кровь, впадала в состояние долгожданного экстаза.
Совершенно немыслимым образом, словно не выходя из шатра, появились Моисей и священник Елизар, поддерживая друг друга, словно не совсем освоившись после падения с небес. Все замерли, и в наступившей тишине Елизар держал речь.
— О, Господин наш, заверши столь необычный суд. Часто бывает, что видимое заслоняет истинный смысл происходящего. Есть лишь один способ узнать о справедливом решении – обратиться к Богу. Попросим того, кто всегда выручал нас, испрашивая совета у Всевышнего.
В наступившей тишине нашелся один робкий голос, затем другой и, умножая его тысячекратно, уверенно орущие раскачали слаженное скандирование: “просим…”. Моисей выступил вперед. От его ног вниз по склону покатилась волна падающих на колени. Выждав время, Елизар жестом призвал подняться с колен.
— Я привел вас в земли, которые обещал Бог для избранного Им народа. Он сказал – не бойтесь, Я сделаю так, что вы одержите победу, и земли ваши расширятся. И это свершилось. Господь держит свое слово. Но Он требует от вас верить только Ему, выполняя договор, заключенный на Синае. Следуйте заповедям, и удача будет сопутствовать вам, детям вашим и всем следующим коленам. Бог открыл мне, о чем думал и говорил Валаам, сын Веора, когда он направился к Валаку, царю народа Моавы. Господь предостерег его благословить наших врагов и открыл будущее. Теперь и в тех землях, которые обещаны Израилю, витает дух Божий, но пророчит Он наши будущие победы. И нет защиты от истинной веры и ее воинства, так как нет другого Бога и суд его всегда справедлив. Не избежал кары и Валаам, успев познать силу Его и прозреть замысел Его.
Священник пал на колени и простер руки к небу. Его примеру последовали и остальные. Подступившая поближе толпа давила друг друга, послышались стоны. Голос пророка зазвучал еще громче, накрывая припавшую к земле толпу.
— Так будет и с вами, если нарушите обет. Бог отвернется от избранного Им народа, рассеет его среди других, отдав удачу и процветание более достойным. В Его власти любые деяния и Он видит все. Должное неотвратимо. Так он настиг Валаама, в назначенный Им день и час. Ибо, не внять голосу Господа нашего, более великий грех, чем не знать о Нем. Никто не знает, когда переполнится чаша Его терпения. Встаньте и слушайте, что сказал мне Бог.
Он спросил у меня, говорил ли мне оставить семь семян павшего народа? Я ответил, что не ослушался его наказа, но не знаю, как поступить с ними. И вот Его слова: “Посей семя, и пусть его взрастят те, кто должен погибнуть от рук возмущенного народа Израиля. Да не переполнятся сердца воинов местью, а женщины не станут сетовать на судьбу. Я буду сохранять этот новый народ, но не буду вмешиваться в его дела. Он рассеется по свету, но не познает своей земли, не будет помнить своих колен. Мной избранный народ Израиля пусть всегда помнит, что с ним может стать без Моей помощи”.
Больше ничего Бог не сказал, и я спрашиваю у вас совета. Вы сами должны решить – кто должен взрастить семя, кому вы доверите выполнение наказа Господа нашего. Я удаляюсь, ибо передал все, что знал. Священник Елизар поможет вам свершить свой выбор. До тех пор, пока не будет решен этот вопрос, суд над сотником Иудой и девушкой, убившей опечаленного воина, не вершить.
—-
Еще три дня мы провели в яме, терзаясь неизвестностью и ожидая каждую минуту смерти. Но надежда, посеянная словами Моисея, теплилась в нас, и мы забывались, рисуя картины возможного продолжения.
На рассвете четвертого дня я услышал знакомый голос, признав Михаила. Он вел переговоры со стражей. Затем, склонившись над краем, весело подмигнул и сбросил веревку.
— Семеро мальчиков готовы принять своих отдыхающих в яме родителей. Все необходимое в дорогу уже собрано, жизнь продолжается и это для вас самое главное. Многие, хоть и не все, рады этому. Мне поручено сопровождать ваш народ до тех пор, пока это будет возможно. Маленький, но поклявшийся выполнить свой долг отряд добровольцев все же больше, чем ничего. Мы не будем заботиться о вашем пропитании, не будем помогать жить хорошо или сносно, мы обязаны сохранять любой ценой вашу жизнь и просим не отказать нам в помощи, если потребуется.
Караван тронулся в путь. Наши лица были скрыты, и не было различий в одежде с охраной. Дети, еще сонные, смирно сидели в закрытых повозках. У священного шатра стояли Моисей и Елизар. Возможно, мне показалось, что они помахали нам вслед, но теперь я не чувствовал себя изгнанным. Впрочем, с тех пор, как я столкнулся с Маной, я не сетовал на судьбу.
—
Мы двигались на север, промышляя покупкой и продажей лошадей. Идея принадлежала человеку, всегда скрывавшему свое лицо. Его появление в отряде было неожиданным и загадочным.
