«Вами прокурор интересуется», – сообщил мне по телефону редактор районной газеты, где иногда я помещал свои рассказы. Не так в рассказах что-то или вообще? Дел никаких пока что не имел с прокуратурой. Редактор добавляет: «Он телефон для вас оставил – обязательно позвоните». Я записал, звонить не торопился. Да, прокурор района… Однако…
В рассказах вроде ничего такого. Да безобидные они, всё больше про колхозы, гоняли по которым. Не я гонял ведь, а меня! Но про них почему-то охотнее пишется. Молодость там! Там просторы и воля. Да, гоняли, но всё-таки – воля! Без надоевшего начальства, без особых забот, без семейных каких-то заданий. Но самое главное – молодость. Почему же ещё – мне скажите – воевавшие любят войну вспоминать?
Вспомню, пишу. Вот, посевная в Синих Липягах. Названье каково! В воронежских краях оно ещё и нарицательное для всякой глухомани. Село, в самом деле, от трасс в стороне, но не маленькое – целых два там колхоза тогда, раньше было аж три, говорят. Нас человек десять – научные сотрудники из университета, которых партийная власть сумела забрить в трактористы. Старшим был Николай – красивый, статный бородач, любитель попеть под гитару и весельчак. С ним везде хорошо – бывают искристые люди. Самый младший – кавказец Артур – лаборант, он ещё первокурсник юрфака, вечерник. Маленький, щупленький. Меня в первый день удивил – спросил, как я, научный сотрудник, поехал в старой, несолидной куртке. Пожурил вроде. Сам был одет в дорогую кожаную – сразу видно, что впервые в механизаторах.
Трактористов не хватало, нас заставили вкалывать по графику, который, наверно, и каторжанам не снился: 12 часов работы, 6 часов отдыха и снова так, и снова. Перестали понимать, какой сегодня день. Один парнишка утомился так, что вскочил ночью и со страшным криком стал дёргать спинку кровати, вроде как тракторные рычаги – ему приснилось, что вот-вот в овраг свалится. Да, многие поля там оврагами окаймлялись, опасно ночами работать. Но, как и везде, суровая строгость правил чем-то должна компенсироваться. Ночью никто не следит за тобой – остановишься где-нибудь в сторонке, да и поспишь в кабине…
Нас сразу разобщили, развели по сменам, только выход на работу старались не пропустить. Но я заметил, что неопытный Артурчик почти всё время отирается в общаге или в своей нарядной куртке ходит по селу.
– Когда тебе на смену? – спрашиваю.
– А у меня выходной.
Какой к чёрту выходной? Мы и поспать-то толком не можем. Он с председателем договорился. Ну, бог с ним – умеет, значит. Так на тракторе его и не видел.
Колхозная власть отчиталась, конечно, что весь парк тракторов задействован полностью. Но польза этой каторги невелика была. Вот, я весь день с 8 и до 8 тружусь, отдыхаю до 2 ночи и сонный снова должен сесть за рычаги до 2-х дня! Но нет фактически контроля никакого – только в мехотряде при получении трактора. Ну, новое поле ещё покажет бригадир. Вот, чувствую, засну. Подъеду к лесочку, остановлюсь и сплю себе до утра в грохочущем тракторе.
Однажды просыпаюсь на рассвете в кабине гусеничного монстра, смотрю – солярка на исходе, а мне ещё пахать и пахать. Плуг отцепил и погнал налегке на заправку, резво погнал, чтоб сон ушёл. И уже почти у мехотряда как подпрыгнул тяжёлый трактор на большущем ухабе! Мне понравилось. Ведь, вообще-то, я мотоциклист, любил на Яве всякие аттракционы. Летающий трактор! Развернулся и с обратной стороны на этот ухаб ещё посильней разогнался – кайф! Пару раз покаскадировал – душу отвёл. В безлюдном отряде заливаю солярку, откуда-то подходит сторож, интересуется, чего это я там крутился и рыкал мотором. Регулировал, – говорю, – двигатель. Недоверчиво смотрит, да и бог с ним. А вечером перед новой сменой на минуточку в клуб заскочил. Разок потанцевать успел! Вижу, вывешивается стенгазета, у неё молодёжь местная сгрудилась. Во весь лист нарисован порхающий трактор с ангельскими крылышками, а в тексте моя фамилия врезается в глаза. Оперативно работают пропагандисты, только, вот, в поле кроме наших почти никого!
Между прочим, именно там, в Липягах этих Синих, впервые пришлись по душе мне частушки. Раньше слыхивал их в исполненье старух нарумяненных. А залихватские частушки так мощно пробирают именно, когда их молодые красивые девчата задорно и провокационно с пританцовкой выдают! Но некогда девчатами заняться. Лишь наш красавец бригадир смог изловчиться при этой каторге и даже спать в общагу не всегда являлся.
И вот, вспахали всё, прокультивировали, а сев уже без нас ведут. Расчёт. Не разбогатеть, конечно, но мы и не рассчитывали очень. Заминка – в кассе нет наличности, мы ждём. Собрали рюкзаки, сидим в правлении. Нет среди нас уж юного Артура – он ничего не заработал, даже должен за еду остался, но как-то всё урегулировал, ждать ему нечего.
Вот, всё – ушёл и последний автобус. И ровно в этот час колхозному экономисту приходит мысль, что деньги можно и занять у продавщицы в магазине – все там прекрасно знают всех. Потом уже подумал, что это был такой отлаженный манёвр увеличения дохода торговой точки. Действительно, ещё не вечер, нам делать абсолютно нечего, получены деньжата – какая мысль сама собой приходит в голову сплочённой группе мужиков? Клич брошен, скинулись.
А раз мы не уехали по их вине, должны нас покормить? Столовая и не закрылась почему-то. Конечно, просим сделать прощальный ужин в общаге прямо. В одном же здании, да и начальство общее. Они упёрлись – мы знаем, дескать, чем эти «ужины прощальные» кончаются.
– Чем же?
– А вы не понимаете? Это же пьянка всегда! Наверняка уже бутылок нанесли.
– Ну, выпьем немножко… Вкалывали ведь у вас.
– Мы это знаем, проходили. Побьёте всю посуду, всё, извините за выраженье, заблюёте и изгадите. Мы даже постельное бельё не оставляем – спите на матрасах.
Протест! К нам было хоть однажды замечанье? Мы же культурные люди. Кто тут у вас безобразничал? Это, наверно, были всякие алкаши с заводов. А мы из у-ни-вер-си-те-та! Из самого научного центра всего Центрального Черноземья! Мы – научные сотрудники! Мы, если и выпьем, то чуть-чуть совсем, уж мы себя вести умеем. Как можете нас сравнивать со всякой пьянью! И на голых матрасах спать не собираемся! Будем жаловаться в обком партии, как обращаются с механизаторами из университета!
Те посовещались и с неохотой всё ж накрывают длинный стол нам прямо в нашей комнате. Белую скатерть принесли, и вилки какие-то другие положили по всем банкетным правилам, поставили бокалы. Явили уваженье к культурным людям.
Торжественно места мы занимаем. Николай держит яркую речь. Ребята тоже тосты изрекают, в основном за здоровье нашего уважаемого бригадира. Но вот он извиняется, что должен нас покинуть – про девушку вспомнил. И торжественно власть мне передал. Отдал бразды правления застольем!
Вообще, я пьянки никогда не затевал, а чаще даже не участвовал. Но здесь, в разгар мероприятья, так неожиданно для самого себя, как будто бы под управленьем высшей неодолимой силы, стал действовать конкретно. Оглядел хозяйским взором ряды полупустых бутылок и сразу заявил:
– Есть предложение, коллеги, – по трояку собрать!
О, как же не люблю я коллективные поборы! И как же мне противны все добровольные прислужники начальства! Но здесь я лично обличён! Кто возразит? Засуетились все, и добровольцы вызвались сходить. Как же легко подбить народ на нехорошие дела! Особенно легко, когда ты – хоть какая власть. Уже не вспомнить тостов, тем более речей, хотя они, конечно, были и посвящались, несомненно, достойным мировым проблемам, но только помню я, как чаще всё вставал, слегка уже качаясь, и заявлял, что снова поступило предложенье.
Тут почему-то магазин закрыли, нас это очень возмутило, решили жалобу писать, но за столом уже изрядно, неведомо откуда появившихся друзей из местных, которые отлично знают дом продавщицы. Прекрасно как, что все кругом друзья!
Меня вдруг посетила мудрая идея – распорядился всем денег на автобус отсчитать и отложить отдельно. Вот только тут себя и похвалю! Финансы таяли.
Потом и продавщица перестала дверь нашим открывать. Но верные товарищи из местных, которых видели впервые в жизни, любезно вызвались найти нам самогон.
Вот, дальше помню плохо. Куда-то мы ходили. Потом мне рассказали, что была и драка. Кого-то из воронежцев обидели на танцах, мы там порядок сразу навели, но, хоть убей, не помню ничего, хотя, как говорят, и там руководил.
Вот, просыпаюсь, хватаюсь за часы – минут пятнадцать остаётся до автобуса. Кричу: «Подъём!» Как получилось, что лежу одетым на кровати бригадира, причём своими кирзачами прямо на подушке?! Ребята спят, кто на полу, кто под кроватью. А Николая нет. Что с головой? Как будто я кружусь на карусели! Ору, толкаю всех. Загажен пол, а скатерть со стола наполовину съехала. Валяются осколки тарелок и фужеров, затоптана еда, катаются бутылки под ногами. Бррррр!
Ребята повскакали. Хватаем рюкзаки и мчим к автобусу. Навстречу Николай – его рюкзак, конечно, захватили. Общагу так и бросили открытой.
Я думаю, что не забудут в Синих Липягах ребят научных! Но жалоб не было – мы, видимо, не очень далеко ушли от общей массы.
Вы спросите, а что же с прокурором. Я откладывал долго непонятный звонок. Районный прокурор, как оказалось, парочку рассказов прочитал в газете и… вспомнил ту поездку! Да, в Липяги! И лично пожелал дать отзыв!
Тот самый маленький Артурчик! Юрфак окончил, приглашает в гости. Однако… Ещё повесткой вызвал бы!
