ОНМ-474

— Тебе не нужно волноваться, дорогая моя. – Рома нежно подхватил ее на руки, отнес наверх и уложил в кровать. – Принесу тебе воды.

— Дверь! Закрой дверь! …Он здесь? – закричала Рита.

Рома быстрее пули слетел вниз и вернулся с полным стаканом холодной воды.

— Он больше не потревожит тебя, не волнуйся. Я не оставлю тебя. Скоро он станет нам не нужен. Эх!.. Горе! …И зачем? – он снова сорвался с места.

— Стой! Не уходи! …Объясни, зачем он здесь?

Рома бросился в кровать и целовал милое ему лицо, милые губы, милые руки, глаза любимой в которых перемешались страх и отчаяние.

— Выпей воды… вот! – он поднес стакан к ее губам и Рита сделала несколько глотков. – Ну и кашу я заварил, ну и кашу?! …Завтра, завтра все объясню. Сейчас нельзя. Отдыхай!

Он снова сбегал вниз, принес успокоительные капли, накапал их в стакан с остатками воды и дал Рите выпить. Он боялся, что случится истерика, но Рита успокоилась. Грудь ее вздымалась уже не так часто, руки перестали дрожать, на щеках выступил румянец. Рома попробовал обнять ее, но она отстранилась и долго задумчиво смотрела в окно. «Что же я наделал, дурак! – думал Рома, глядя на эту кроткую, милую женщину. – Не предупредил. Оставил с чудаком Воксоном? Воксон виноват… во всех моих бедах виноват Воксон» Смешанные чувства, что он всегда испытывал к Воксону, всколыхнулись в нем с новой силой, но гнев его не успел разыграться. Внезапный острый и нежный импульс к этой женщине, что пострадала по его вине, вытеснил из него все остальное. Впервые за все время он понял, что нужен ей, что она нужна ему и что заботиться о ней для него это радость. Рома расчувствовался, главным образом оттого, что переживание это явились для него открытием и то, что он, наконец, смог испытать его. «Это любовь», — подумал Рома. Руку Риты он держал в своих руках и видел, как те же теплые, нежные, ответные чувства ложатся на ее лицо. «Она чувствует тоже самое, что и я. Вот, что это значит!» — ликовал Рома. Ему захотелось встать и идти.

— Не смей выгонять его! – Рита с силой сжала его пальцы. — Мы разберемся… завтра мы во всем разберемся. Он не виноват, поверь. …Что это за игра такая?

Рома открыл было рот. Он хотел уже во всем признаться, рассказать про прибор, но вдруг понял, что все это лишнее сейчас. Он лег рядом. Рита молчала. Рома лежал и все думал, пока не увидел, что Рита спит. Он отпустил ее руку, осторожно повернулся на другой бок и сам того не заметил, как заснул…

Оставшись один, Воксон прилег на кровать, подпер голову подушкой и стал прислушиваться. Рома дважды бегал вниз, он узнал его широкие, тяжелые шаги по звуку. Один раз мимоходом заглянул к нему, сделал страшное лицо, спросил, что это значит. Воксон пожал плечами. Рома сделал змеиные глаза, испытывающее посмотрел на него и скрылся. Наступила тишина…

Воксон долго сидел в кровати и почти не шевелился. Прошел час, второй, третий. Давно стемнело. Свет ночного неба проникал в комнату через окно, освещал бледное лицо Воксона. Одно его лицо выделялось среди черных, растворившихся во мраке предметов. Гудел прибор, но этот привычный звук не нарушал тишины ночи. Неподвижность застыла в глазах Воксона. Черная и глухая неподвижность. Казалось, что все человеческое погибло в нем навсегда и нет той силы, способной пробудить в нем волю к жизни.

Но это было не так. Сидеть в неподвижности, отдавшись мрачным мыслям, было всего лишь привычкой. Да, привычкой не замечать время, смену дня и ночи, звуки вокруг. Долгих шесть месяцев Воксон провел в неподвижности, он ждал и это была единственная для него возможность в ожидании сохранить силы. Он поднялся и прислушался. Со стороны спальни не было ни единого звука. Рита и Рома спали глубоким сном. Воксон подошел к столу, подвинул стул и сел. Все его внимание обратилось к прибору. Один вид прибора, его равномерный гул и легкая вибрация, что отдавалась ему на руки через крышку стола изменили его настроение. Он сразу повеселел, приподнял бровь и хитро прищурился. Это был уже другой человек. Человек достигший дна, самой нижней точки отчаяния, оттолкнувшийся ото дна навстречу возрождению. Это был человек не притворявшийся, честно выстрадавший свое горе до конца.

«Меня зовут Воксон. Я лучшая половина Ромы Носкова, его потерянное прошлое. Но теперь я здесь и я вижу, что уже давно нужен здесь. Вижу, но еще больше чувствую это…» – начал Воксон.

«Рита, человек удивительно тонкой организации. Как понятна и близка мне ее душа. …Вижу, что она несчастна. …Сегодня я представился. Наше знакомство вышло сумбурным и совершенно не таким каким я его себе представлял. Сейчас она с Ромой в спальне, им трудно обоим. Причина в том, что за всем за этим стоит предательство. Глупый обман. Во всем виноват Рома, его лживая и изворотливая натура. Сколько было замечаний с моей стороны, потраченных впустую? Сколько было попыток все исправить?» — Воксон в сердцах махнул рукой в темноту.

«Вся проблема в том, что я люблю Лену. Лену Кострову. Даже сейчас она остается в моем сердце. Рома нехорошо поступил с ней…»

Вокосон встал и некоторое время ходил, настраивая мысли в нужном направлении. Он как и Рома старался отбросить эмоции и быть объективным. Ночью это сделать куда легче, чем днем.

«Сейчас все по другому. Но важно, как раз то, что случилось. Прошлое невозможно изменить, нельзя исправить, но нельзя отмахиваться от него, как это делает Рома. …Расскажу все по порядку.