Г. Антюфеев. СМС-роман

Г. Антюфеев.

СМС-роман

Азовское  побережье  млело  под  лучами  сентябрьского  солнышка. Море, ласкаемое нежным  ветерком, лениво  перекатывало  волны. На  одном  из  камней, что  примостился  у  края  пляжа, сидел  человек лет тридцати  пяти  от  роду. Щурился  от  лучей, следил  за  купающимися. Ему  не хотелось  лезть  в  воду. Хотелось  дышать  морским  воздухом, любоваться  окружением, в  котором  роились  отдыхающие. Время  отпуска  завершалось. Он  вдоволь  накупался, загорел, навеселился  и, честно  говоря, устал  от  безделья. Последние  дни  пребывания  на  Азовье  решил  провести  тихо  и  спокойно. Пробегающая  мимо  него  девчушка  резко  вскрикнула. Юльнула  и  с  гримасой  боли  опустилась  на  соседний  валун. Завернув  правую  ногу  на  левое  колено, схватилась  за  ступню. Беспомощно  и  с  долей  испуга  глянула  в  сторону  мужчины. Тот, оторвавшись  от  воззрения, увидел,  как  сквозь  девичьи  пальцы  проступает  кровь. Поморщившись  от  того, что  прервался  сеанс  наблюдения, недовольно  произнёс:

— Ну что  же  Вы  так  беспечны? Надо  же  глядеть, куда  несётесь…

— Я  смотрела, — обиженно прозвучало  в  ответ.

— Плохо  смотрела.

Замечание  вовсе  расстроило  пострадавшую. Всхлипнула, не  в  силах  удержать  покатившиеся  слёзы. Те  заструились  по  щекам, повисли на  ресницах,  на  кончике  вздёрнутого  носика…

Тяжело  вздохнув, созерцатель  встал  и  побрёл  к  девушке.

— Что  там  у  Вас?

— Не  знаю…

Отстранив  её  руку, мотнул  недовольно  головой:

— М-да… Надо  продезинфицировать  и  перевязать. Идти  можете?

Незнакомка  попыталась  прыгнуть  на  одной  ноге. Сыпучий  песок  погасил    движение.  Оглянувшись  по  сторонам, словно  опасаясь  чего-то, подошедший  хекнул, резко  подхватив  потерпевшую. Та  содрогнулась, упёрлась  в  мужскую  грудь  ручонками.

— Не  дёргайся! Лучше  скажи, где  здесь  медпункт?

— Далеко, — безнадёжно  прошептала  травмированная.

— Вспомним  молодость, — улыбнулся  мужик  и  шагнул  прочь  от  пляжа.

Пока  над  раненой  колдовали медики, спаситель  терпеливо  курил  в  тени  густого  вяза. Спустя  какое-то  время  девушка  выхромала  из   скрипучей  двери. Обрадовалась, что  её  дожидаются.

— Вылечили?

— Угу. Только  идти  больно…

— Взялся за гуж… Давай помогу. В  какой  корпус  шагаем?

— В  седьмой.

— Хорошо.

Он  взял  спутницу  под  локоток. Пара  медленно  двинулась  по  тенистой  дорожке.

— Устанешь – скажи.

— Ладно.

— Тебя  как  зовут?

— Наташа.

Попутчик нараспев  произнёс:  «Хороша была  Наташа – краше  не  было  в  селе».

Через  секунду  добавил:

— А  меня  родители  Александром  нарекли. Потому что  Александр  Сергеевич – звучит. Только  вот  поэта  не   получилось. И  хорошо, что  вирши  не  сочиняю, всё  равно  до  тёзки  не  дотянуться. Ха, занятно  вообще-то…

— Что  занятно?

— Так  у  Пушкина  была  Наталья – и  рядом  Наталья… Забавное  совпадение, Вы  так  не  считаете, сударыня?

— Дантеса  не  хватает,- улыбнулась  девушка.

— Без  него  обойдёмся! А  то  стреляться  придётся…

— Не  придётся. Он  сбежал  во  Францию. И  поэтому  ко  мне  приставать  не  будет.

— Вот  и  чудненько.

Так, неспешно, и  доковыляли  до  её  корпуса. В  номере  было  тихо. При  открытом окне  вяло  колыхалась  штора. На  одной  из  тумб  лежали  женские  безделушки  и  какой-то  модный  журнал.

— Гуляют  соседки? — кивнул  провожатый  на  пустые  кровати.

— Уехали  уже. Жду  пополнения.

— А  я  тоже  один. Кто  приедет – неважно, сам  скоро  отбываю.

— Да  и  мне  недолго  здесь  оставаться.

— Что-то  я  тебя  не  замечал.

— На  других  обращали  внимания. Более  красивых.

— На  комплимент  напрашиваешься?

— Зачем? Цену себе  знаю, не  первый  год  на  свете  живу.

— Ой-ой, мудрая, пожившая  и  изведавшая  немало  на  своём  веку  женщина  критически  смотрит  на  себя  и  на окружающих.

— Мне, между  прочим, уже  двадцать  два  года. Операционной  сестрой  работаю  и  действительно  много  видела.

Александр  удивился:

— Думал, тебе  лет  семнадцать, от  силы – восемнадцать!

— Нет, перед  Вами  мудрая  и  испытавшая  немало  на  своём  веку  женщина.

Коротко  хохотнул:

-Ну, извини. Ладно, пойду. Если  понадобится  что-нибудь – звони, — и  продиктовал номер  сотового.

На  море  почему-то  расхотелось. Неторопливо  побрёл  в  свой корпус, прихватив  в киоске  толстую  газету. Завалился  на  постель. Развернул  издание, пытаясь  начать чтение, но  не  мог  сосредоточиться: строчки  двоились, а  в  глазах  стояло  лицо  Наташи. По  правде, её  никак  не  назовёшь  красавицей, но  тёмные, как  принято говорить, жгучие  глаза  действительно  обжигали  при  каждом  взгляде. Кокетливые  ямочки  на  щеках, вздёрнутый  носик  придавали  лицу  притягательность. Тонкая  шея, где  трепетала  жилка  в  обрамлении  кудряшек,  рождали  желание  поцеловать  в  то  пульсирование. «Вот старый хрыч, запал на  молодую», — иронично  усмехнулся  про  себя  и  отвернулся  к  стене… Прохлада, прикорнувшая  в  комнате, потянула  на  сон…

Разбудило треньканье телефона. Сообщение пришло.

«Извините, мне  скучно  одной. Даже  тоскливо».

Прочитал  ещё  раз. И  набрал  ответ: «Намёк  понял – спешу  на  помощь».

Быстренько  сполоснулся  и  выскочил  на  улицу. Проходя  мимо  одной  из  клумб, оглянулся  и  сорвал  цветок. Снова  сыронизировал: «Воришка, даже  в  юности  не  позволял  себе  такого…»

Наташа  встретила  его  искрящимся  взглядом, сидя  на  кровати. Осторожненько  примостился  рядом: «Ну как, полегчало?». – «Да, не  болит  уже  ничего». – «Ой ли…» – «Правда-правда». – «Ну и  хорошо».

Протянул  цветок.

— Спасибо.

Осенний  дождь  посеял  капли  в  сад.

Взошли  цветы. Пестреют  и  горят.

Но  в  чашу  лилий  брызни  алым  хмелем –

Как  синий  дым  магнолий  аромат…

Поднял вопросительно  брови.

— Омар  Хайям, — ответила

Посмотрел  на  красную  книжечку, лежавшую  у  подушки:

— Тоже  он?

— Нет. Шла  как-то  по  базарчику  около  ворот, увидела  Филатова  и  решила  купить  из-за  «Федота-стрельца». Но  вообще-то  я  люблю Хайяма.

— Хм, редкий выбор. Обычно  женщины  тяготеют  к  Асадову, Есенину, Фету…

— А  мне  Омар  нравится. Он  краток, но  так эмоционален!

В  том  не  любовь, кто  буйством  не  томим.

В  том  хворостинок  отсырелых  дым.

Любовь – костёр, пылающий, бессонный…

Влюблённый  ранен. Он – неисцелим!

Вот  к  кому  в  полной  мере  относится: краткость – сестра  таланта.

— Спорить  бесполезно. Хайям, действительно, краток. Но  с  его  творчеством  практически  незнаком.

— А  я  часто  перечитываю. Что-то  на  память  знаю.

Любовь  вначале – ласкова  всегда.

В  воспоминаньях – ласкова  всегда.

А  любишь – боль! И  с  жадностью  друг  друга

Терзаем  мы  и  мучаем – всегда!

— Это  в  точку. Кого  люблю, того  наказую. Ревностью  ли, придирками, недовольством.

— Всегда?

— Не  всегда, но  в  большинстве  случаев. По  крайней  мере, среди  друзей  и  знакомых  не  встречал  отношений  без  обид.

— А  Вы?

— Я? Тоже  грешил. Обижал. Как  результат – один  живу. Хорошо, детей  нет.

— Не  жалеете  о  прошлом?

— Жалей не жалей – не  вернуть. Да  и  зачем? «Всё  ушло,  всё  умчалося  в  безвозвратную  даль…»

Окна  номера  загустились  вечерней  фиолетовостью. Сумрак  вкрался  в  помещение, тая  волнующую  на  шее  венку. Они  и  разговаривать  стали  полушёпотом, словно  боясь  развеять  темноту  и  вспугнуть  безмятежность. Александр, рассказывая  что-нибудь, наклонялся  к  собеседнице, и  приклонение  становилось  ближе  и  ближе. Чуял  запах   волос, слышал  её  дыхание. Видел  в  разрезе  халатика  груди, которые  влекли  своей  незагорелостью. Старался  отвлечься  от  их  созерцания  и  вползающего  в  голову  хмеля. Когда, казалось, удавалось  превозмочь  пьянящее  состояние, оно  возвращалось  снова  и  с  большей  силою… Сдался.  Осторожно  поцеловал  в  манящую  пульсацию. Наташа  мелко  вздрогнула, медленно  повернула  голову  в  его  сторону, застыла  и  закрыла  глаза…

Утром  легонько  коснулся  губами  щеки  спящей.  Крадучись  вышел  из комнаты. На  улице  гуляла  прохлада, первые  лучи  заливали  пейзаж  розовыми  потоками… Вздохнул  глубоко, радостно, как мальчишка.

Проснулся от  телефонного  сигнала. Протянул  руку, открыл  сообщения. «Я  уже  соскучилась, мой  милый  друг. Жду  Вас  с  нетерпением. Целую». Сладко  потянулся, резво  соскочил  с  постели. Насвистывая  незатейливый  мотивчик, открыл  душевой  кран  и  крякнул  от  холодной  струи.

Они  погуляли  по  аллеям, частенько  присаживаясь  на  скамейки. Невдалеке  шумело  море. Большекрылые  чайки  разрезали  воздушную  синь, тепло  обволакивало  природу  и  людей. Южная  осень  старалась  продлить  летнюю  пору, сохраняя  пёстрость  в  своём  наряде, лёгкость  ветерка, безоблачное  небо,  весёлые  барашки  волн, прозрачность  теней  и  разогретый  солнечный  диск. Эта  старательность  откликалась  в  душах  надеждой  на  лучшие  дни  в  жизни  каждого, на  счастливое  постоянство, на  щемящее  ожидание  большой, не  умирающей  в  любое  время  года  любви… Подобным  ожиданием  человек, наверное, живёт  в  дни  безмятежного  отдыха  да  в  канун  Нового  года. Тогда  сердце  освобождается  от  забот, будничности  и  полнится  ожиданием  чуда…

Стоя  на  автобусной  остановке, укрытой  теньком  акации, Александр и Наталья   ожидали  рейса  до  аэропорта. В  такие  минуты  хочется  сказать что-то  важное. Но  она, важность, почему-то  теряется  среди  словесной  шелухи, убегает  за  соседний  поворот  и, как  упрямый  ребёнок,  не  желает  ни  откликаться  на  зов,  ни  возвращаться. Значимость  слов  приходит  или  до  момента  разлуки, или  позже, редко – вовремя…

— Я  буду  звонить  Вам, — просяще  произнесла  молодка.

— Лучше смс  присылай. На  них  в  любой  момент  можно  откликнуться. А  на  звонки  не  всегда.

— Хорошо. Но  иногда  всё  же  можно  позвонить?

Широко  улыбнулся:

— Иногда – можно.

Автобус  бежал  по  шоссе, оставляя  позади  время  отдыха  и  неожиданно  вошедшую  в  его  жизнь  женщину. Не  проехали  и половину  пути, как  телефон  коротко  дзенькнул. «Я  уже  соску-училась. Мне  очень-очень  грустно».

Александр  улыбнулся… Девчонка… Хотя, судя  по  рассказам, повидала  немало  человеческого  горя. Но  не  очерствела, а  по-прежнему  с  ноткой  боли  рассказывает  о  тяжёлых  пациентах. И  с  радостью  о  тех, кто  преодолевает  недуг. Борется  за  место  в  строю, не  отступает, не  сдаётся, а  побеждает. Она  восхищается  такими  личностями  и  гордится, что  приложила  руку  к  их  выздоровлению. Как  в  ней  сочетается  наивность  и  необходимая  жёсткость  профессии? По  раскладу  получается, что  профессионализм  должен  был  бы  вытеснить  из  души  сочувствие, сострадание, сердечность. Ан нет, не  вытеснил. А  может, операционная  строгость  и  ведёт  к  желанию  уловить  в  жизни  светлые  моменты,  потому  что  именно  хирурги  и  их  помощники  понимают, что  любая  случайность  может  оборвать  задумки  и  помыслы. Из-за  болезни  или  нелепой  катастрофы  на  земле, в  воздухе  или  на  воде…

Взглянул  на  погасший  дисплей. Коснулся  клавиатуры  и  написал: «Не  скучай, моя  девочка. Мы  ещё  встретимся. Вот  увидишь»

«Правда? Честно-честно?»

«Честно».

По  прибытию  домой  Александра  замотало  колесо  работы. Он  метался  по  объектам, ругался  с  поставщиками, спорил  с  подрядчиками, чертыхался  от  возникающих  проблем, «разруливал»  непредвиденные  ситуации. И  везде, и  повсюду  его  нагоняли эсэмэски  Натальи. Отвечал  в  перерыве  на  обед, в  машине  или, расслабившись, с  уютного  дивана, наблюдая  одним  глазом  за  заговорчески  мигающим  телевизором. Не  столько  следил  за   происходящим  на  экране, сколько  наслаждался  моментами  ничегонеделания. Любил  минуты  «расслабухи»… Ценил  их. Как  не  верти, как  не  крути, а  каждодневной  необходимой  обязаловки  у  нас  в жизни  очень  много. И  она  утомляет, даже  при  увлечённости  своим  делом…

«Добрый  вечер, мой  прекрасный  избавитель  и  спаситель! Как  прошёл  день? Снова  в  спорах  с  подчинёнными  и  начальством? Не  расстраивайтесь  сильно, берегите  себя. Хорошо?»

«Добрый! Постараюсь  не  расстраиваться, хотя  терпеть  не  могу  халатного  отношения  к  работе. А  это, к  сожалению, у  нас  встречается  часто».

«И  всё  же, и  всё  же  берегите  себя. Берегите. А  то  я  сильно  волнуюсь  за  Вас».

«Не  волнуйся, мы  бойцы  закалённые».

«Я  очень  соскучилась. Очень-очень».

«Честно  говоря, тоже  скучаю. Хочется  обнять, прижать  к  себе  и  слушать, как  бьётся  твоё  сердечко»

«Ой, оно  бьётся  уже  только  от  Вашего  смс… А  выпрыгивало, если  бы  Вы  меня  на  самом  деле  обняли. С  нетерпением  жду  этого  момента… Когда  же  мы  встретимся?!»

«Придёт  время,  и  встретимся. Тогда  «зацелую  допьяна, изомну, как  цвет…»

«Хмельному  от  радости  пересуда  нет!» Хочу  быть  пьяной  от  Ваших  ласк…»

«Жди. И  будешь. Обязательно».

«Жду. Каждый  день. Целую».

Поутру  Александр  принимал  контрастный  душ, заваривал  крепкий  кофе  и  вновь  нырял  в  круговерть  ежедневных  проблем. Любил  свою  работу.  За  движение, за  возникающие  то  там  то  сям  вопросы. Их  требовалось  решать, порой  здесь  и  сейчас. А  иногда  надо  было  выстраивать  долгосрочную  стратегию  со  многими  манёврами, вариантами, экономическими  просчётами. Он кайфовал  от  ритмики  строек, от  возводимых  стен, от  рычащей  на  площадках  техники, от  устремлённых  в  небо  кранов… Не  мог  себе  представить, как  можно  сидеть  в  кабинете  положенные  от  и  до  часы… Со  скуки  можно   окочуриться.

«День  добрый, друг  мой. Скучаю  я. Как  хочется  прижаться  нежно  к  Вам  и  ощущать  Ваши  объятия, сильные  руки. Сильные  и  нежные. Они  так  могут  ласкать, что  кружится  голова  и  перехватывает  дыхание… Хочу, безумно  хочу  вновь  ощутить  их  своим  телом…»

«Добрый. С  удовольствием  бы  повторил  наши  вечера, когда  утыкался  в  твои  волосы,  вдыхал  их  аромат…»

«Да, то  была  чудная  пора. Тоже  не  прочь  повторить  её  и  окунуться  в  море  эмоций. Спасибо  Вам  за  них, мой  добрый  Ангел!»

«Это  я  должен  благодарить  тебя  за  то, что  приветила  старого  воздыхателя».

«И  совсем  Вы  не  старый. Вы  молодой, могучий, полный  сил  и  желаний».

«Ох, льстишь  ты  мне, Natalie!»

«Вовсе  нет. Вы  столько  несли  меня  на  руках! И ещё  смогли  бы…»

«Ну, это  вопрос…»

«Не  вопрос,  потому   что  я  помню  и  другую  Вашу  неутомимость…»

Общение  с  Наташей  придавало  его  жизни  оттенок  романтики, которая  вытравливается, к  сожалению, ритмом  и  цинизмом  современности. Удивлялся  собственному  настроению, ожиданию  телефонного  диалога. Если  долго  не  было  смс, начинал  нервничать. Хотя  дни  были  заняты  под  самую  завязку.

Он  считал  свою работу  необходимой  людям  и  старался  добросовестно  выполнять  начертанные  начальством  фирмы  перспективы. Ему  нравился  процесс  воплощения  в  реальность  любого  объекта. Процесс действовал  на  него  как  наркотик. Возбуждал. Бодрил. Стимулировал  фантазию  и  смекалку, столь  необходимые  при  творческом  подходе  к  делу. Иногда  доводилось  прямо на  стройплощадке  разворачивать  планы  и  на  подвернувшейся  балке  или  швеллере  чертить  с   прорабом  или  бригадиром  схему  какого-либо  узла  крепления  или  подводки  коммуникаций. Практически  никогда  не  было  так,  чтобы  проект  совпадал  с  реалиями. Требовалась, как  говорится,  корректировка  на  месте. В  таких  случаях  он  уточнял  сам, выслушивал   уточнения  от  других. Подобные  летучки  также  будоражили  Александра. От  его  решения  зависел  дальнейший  фронт  строительства. Успех  или неудача. Совещания  «на  поле  боя», случалось,  проходили  в  окружении  рабочих, посасывающих  сигаретки, сплёвывающих  по-фрайерски  под  ноги. Кто-то  из  них  сидел  отрешённо  на  корточках (как  начальство  решит – так  и  сделаем), кто-то  заглядывал  через  плечо, пытаясь  вникнуть  в  суть  проблемы. Некоторые  соглашались, некоторые  яростно  отстаивали  свою  точку  зрения. Строительные  каски  пролетариев  калейдоскопились  на  земле, на  панелях, на  брусчатке, на  головах – по-разному. И  это  тоже  нравилось.

«Здравствуйте, дорогой  мой  человек! Как  жаль, что  Вы  так  далеко  и  не  со  мной  сейчас. А  были  бы  рядом, подошла, обняла  Вас, поцеловала  хоть  разочек, оторвалась  от  земли  и  летала  бы  в  облаках. Скучаю. Целую. Жду  нашей  встречи».

«Здравствуй, Поцелуйчик! Если  сильно  чего-то  хотеть  и  ждать, то  оно  непременно  сбудется. Придёт  час, и  ты  подойдёшь  ко  мне. И  обнимешь. И  я  тебя  обниму, поцелую  крепко  в  губы. А  потом  стану  целовать  твои  глазки, шею, плечи, груди… всю, всю! Только  не  улетай  в  облака, а  то  я  высоты  боюсь».

«Не  бойтесь! Летать  в  облаках – всё  равно, что  в  море  плыть: легко  и  свободно».

«Если  так – согласен. А  целоваться  там  можно?»

«Ещё  как! Жду  не  дождусь, когда  почувствую  Ваши  губы, руки, объятия… Как  в    наши  прекрасные  ночи. Жаль, их  было  так  мало… И  столько  уже  времени  я  без  Вас…»

«Ничего, встретимся – наверстаем  упущенное».

«Обещаете?»

«Обещаю».

В  выходные  Александр  позволял  себе  понежиться  в  постели, поваляться, без  особого  интереса  глядя  в   телевизор. Этот  многоканальный  «ящик»  показывает  и  рассказывает  о  многом. Часто  несёт  наглое  враньё, маскирует  агитацию, выдаёт  серость  за  оригинальность. Стремится  влезть  в  душу  человека, разбередить  его  инстинкты  и  даже  низменные  чувства. Многие  табу  канули в прошлое, уступив  место  низкосортному  юмору, безвкусице, пошлости… Не  принимал  экранную  беспардонность, как  и крепкие  выражения. Вращаясь  в  так  называемой  простой  среде,  мог  иногда  завернуть  в  три  этажа, но  случалось  такое  крайне  редко. Работяги, зная  его  нелюбовь  к  нецензурщине,  старались  при  нём  не  сквернословить. Хотя  на  стройке  воздержаться  от  лихого  словца  совсем  непросто. И  рабочие, хоть  и  посмеивались  над  ним, всё  же  сдерживали  себя. Не  всегда  получалось, но  сдерживали. Потому  что  уважали  – он  чувствовал  это  уважение.

«Добрый  вечер, милый  друг! Как  же  мне  хочется  видеть  Вас! И  как  же  Вы  далеко! Это  несправедливо. Несправедливо!»

«Вечер  добрый. В  жизни  много  несправедливости, трудностей, но  мы  стремимся  их  преодолевать. Через  преодоления  приходим  к  успеху, к  победе, к  желаемому  результату».

«Мне  стыдно, но  я  желаю  Вас. Лежу  на  диване  и  думаю, думаю  о  нас… Мне  холодно  и   одиноко. Да  и  диван  слишком  широкий  для  меня одной. Где  же  Вы? Почему  не  рядом?! Простите  меня  великодушно  за  моё  бесстыдство, но  не  могу  совладать  с  собой  и  страстно  желаю  Вас. До  безумия  желаю».

«Мне  порой  тоже  хочется  прямо  в  сию  секунду  увидеть  тебя  рядом  и  впиться  в  твои  губы. Припасть, как  к  роднику. И пить  до  перехвата  дыхания».

«Боже, как  это  восхитительно! С  радостью  откликалась  бы  на  каждый  Ваш  порыв, на  каждое  Ваше  движение! Это – счастье!»

« Да, это  счастье, рождающее  желание  вновь  и  вновь  обнимать, целовать, упиваться  близостью. Как  в  наши  вечера».

«Я  чувствовала  Ваше  желание, и  мне  хотелось  идти, нет – стремиться  навстречу  ему  и  ласкам… Никогда  не  испытывала  подобного  блаженства. Уносилась  в  какие-то  заоблачные  выси  и  не  замечала, когда  опускалась  на  грешную  землю. Спасибо  Вам, мой  Ангел, за  минуты  упоения!»

Так  шли  дни  за  днями. Александр  уже  представить  не  мог  жизни  своей  без  посланий  от  Наташи. Те  могли  прийти  в  любое  время  и  становились  более  откровенными  и  горячими. Он  и  сам  в  своих  ответах  распалялся. Рисовал  жаркие  картины  встречи, раззадоривал  далёкую  собеседницу. Женщина  признавалась, что  млеет  от  прочтения  его  смс, что  её  сжигает  ожидание  сладострастия. Живёт  предвкушением  встречи  и  готова  отдать  ему  свои  душу, сердце  и  тело… Ей  никто  не  нужен. Только  он  один. Александр, словно  завороженный, так  же  жаждал  мгновения, когда  сольются  во  вздохе  упоения… Это  стало  маниакальной  идеей. Вокруг  были  женщины, которые  хотели  его  внимания, но  он  словно  ослеп, оглох. Зациклился  на  смс-переписке, на  грядущей  встрече.

Как-то  вызвали  в   офис  фирмы  и  предложили  длительную  командировку. Поездка  предстояла  в  город, где  жила  Наталья. Поверить  не  мог. На  выходные  туда  смотаться  просто  не  хватало  времени. Ждал  отпуска. А  тут  такой  подарок!

Сообщил  о  предстоящем  визите.

« Правда?! Вот  это  да! Значит, я  Вас  скоро  УВИЖУ!»

«Да, совсем  скоро. Говорил  же, если  чего-то  сильно  хотеть, желание  непременно  сбудется. Как  видишь, сбывается».

«Ой, я  прям  разволновалась… Неужели… неужели  мечта  осуществится?!

«Да, моя  милая  девочка, да».

«Ура!!! Значит, скоро  встретимся! Когда  Вы  приедете? КОГДА?»

«Закончу  оставшиеся  дела, улажу  некоторые  формальности  и – в  путь!»

Дел  и  формальностей  утрясать  пришлось  немало. Почему-то  случается  так, что  при  отъезде  куда-либо  вдруг  возникают  срочные  вопросы, требующие  безотлагательных  решений. Не  было  их  до  объявления  убытия, а  тут  вдруг  всплыли  один  за  другим. И  люди  спешили  к  нему, зная, что  завтра  будет  поздно, завтра      проблема  отложится  на  неопределённый  срок. И  хотя  подобный  распорядок  вносил  нервозность, старался  решить  все  задачи, чтобы  со  спокойной  душой  отправиться  в  путь…

«Доброй  ночи. Сладких  снов. Спите. Пока  меня  нет  рядом… Целую, обнимаю.   Мои  руки  и  губы  томятся  в  ожидании. Уже  известно, когда  Вы  поедете? Как  только  сообщили  о  поездке, моё  желание  видеть  Вас  возросло  стократно. Как  же  я  жду  минуты  нашей  встречи, как  же  жду…»

«Пока  точно  не  могу  сказать  КОГДА, но  то, что  поеду – наверняка. Мне  так  же  хочется  побыстрее  увидеть  тебя, обнять, поцеловать, зарыться  в  твои  обалденно  пахнущие  волосы  и  замереть  в  предвкушении  обоюдного  услаждения… Ночи  любви  дарованы  нам, как  мне  кажется, для  того, чтобы  человек  испытал  невероятные  ощущения, позволяющие  ему  летать  без  крыльев, парить  среди  звёзд  и  восторгаться  чувственной  страстью. Природа  мудра, она  определила  среди  многих  радостных  моментов  и  момент  слияния  двух  душ  и  тел  в  единое  целое».

«Не  знаю, мудрость  ли  это  природы  или  помешательство человека, пусть  временное, но  я  жажду  безумия. Жажду. И  не  стесняюсь  признаться  в этом».

«А  чего  стесняться? Не  подлость  же  ты  собралась  совершать, не  предательство. Ты  хочешь  счастья. И  не  надо  быть  ханжой: то  не  грешно, что  дано  нам  свыше. Главное, не  превращать  интим  в  пошлость, в  показуху, в  демонстрацию. Иначе – возвышенное  превратится  в  низменное».

Подходил  день  отъезда. Скоро, скоро  Александр  сядет  в  поезд. Тот  застучит  по  стыкам  рельс, приближая  час  свидания. Что  готовит  сей  час? Радостные  ощущения  или?… Не  хотелось  чертать  грустные  ноты  на  стане  предстоящего  листа  жизни. Всякое  в  ней  случается, но  человек  склонен  отрешаться  от  хмурых  дней.  Предпочитает  рисовать  светлые  горизонты, за  которыми  живёт  надежда. Надежда  на  то, что  свершится  задуманное, лелеянное  в  самых  укромных  уголках  сознания.

«Приди  скорее, милый  друг, и  ласково  обними. Когда, когда  же  мы  увидимся?! Как  медленно  тянутся  резиновые  дни. Целую, нежный  мой  Ангел, и  очень-очень  жду».

«Осталось  немного. Самую  малость. Увидимся  в  ближайшее  время, дорогой  Поцелуйчик. И  ты  будешь  трепетать  в  моих  объятиях, как  пойманная  золотая  рыбка. Но  я  не  отпущу  тебя. Напротив, запутаю  в  сети, а  потом  медленно-медленно  стану  её  распутывать  в  предвкушении  обладания  тобой…»

«Даже  сопротивляться  не  буду. Покорно  дождусь, когда  Вы  справитесь с  сеткой… Представляю, как  Вы  медленно  снимаете  платье, потом  всё  оставшееся  на  мне… Скользите  губами  по  шее, груди, животу… Потоки  ласк  становятся  горячее  от  секунды  к  секунде…  И  вот  они  достигают  градусов, которые  расплавляют  меня  до  неимоверного  желания  ощутить  Вас  в  себе… Впускаю  Вашу  плоть  в  своё  лоно…  И  замираю  от  восторга… Боже! Я  возношусь  к  небесам  от  сладострастия  и  упоения  Вами… Ваша  без  остатка – я».

«Надеюсь, мы  вознесёмся  вместе…»

«Господи, да  при  встрече  не  смогу  Вам  в  глаза  смотреть  за  такое  смс. Вы – первый, кому  пишу  ТАКОЕ. Но  всё  равно, целую  от… и  до… Ваш  Поцелуйчик».

Наконец-то  пришёл  вечер, когда  Александр  занял  место  в  купе. Проводник   попросил  покинуть  провожающих  вагон. Через  минуту-другую  вокзал  медленно  пополз  в  хвост  состава. Поехали.

«Я  уже  в  пути. Жди. Остался  самый  малый  чуток. Спокойной  ночи».

«Спокойной  ночи. Жду. Очень  жду. И  по-прежнему  скучаю. Хочу  Вас  видеть. Люблю  все  времена  года  одинаково. Но, кажется, начинаю  отдавать  предпочтение  весне. Целую, Ангел  мой  нежнейший. Ваша  я».

«А  я  и  раньше  весну  любил. Особенно  позднюю. Она  такая  многокрасочная, яркая, весёлая. Да  и  ранняя  её  серость  меня  не  раздражает. Даже  успокаивает. До  скорого  свидания, моя  девочка».

«С  трудом  верится, что  Вы  едете…   Это  значит, что  наяву, а не  во  сне  смогу  подойти  к  Вам… Подхожу, обнимаю, глажу, целую… Опускаюсь  ниже, ниже… Спешите  же  ко  мне, идите  в  мои  объятия! Я  жду. Я  истомилась».

Утром  вдоль  полотна  поплыли  чудные  пейзажи  средней  полосы. Долины  и  пригорки  расцвечивались  красками, что  радовали  глаз. Водоёмы  полнились  густой  синевой, разбавленной  шаловливыми  солнечными  зайчиками. Поистине  прекрасная  пора…

«Стучат  колёса. Навевают  дремоту. Кемарю  понемногу, хотя  за  окнами  неописуемая  красотища».

«Отсыпайтесь, пока  меня  нет  рядом. Буду  под  боком – бессонные  ночи  гарантирую. Целую, обнимаю, скучаю, жду».

«Осталась  какая-то  малость…»

«Господи! Вы  приезжаете! Наконец-то  увижу  Вас! Это – праздник! Крепко  целую».

Состав  втягивался  в  границы  города. За  присущей  каждому крупному  людскому  селению  одноэтажной  серой  окраиной  с  домишками, садиками  и  мусорными  свалками  выплывали  высотки, башенные  краны, широкие  улицы  и  проспекты. Ход  поезда  становился  медленней, вяло  отстукивали  рельсовые  стыки… В  этой  тягучести  бодро  прозвучал  телефонный  вызов:

«Всё! Я  иду  к  Вам  навстречу!»

Выйдя  из  вагона,  он  увидел  несущуюся  к  нему  фигуру  в  броском  пальто  с  развевающимися  полами…

Сидя  в  салоне  такси,  украдкой  жали  друг  другу  ладошки… Она  припадала  к  его  плечу  и  заглядывала  в  глаза…

Войдя  в  прихожую  её  квартиры, стали  торопливо  раздеваться, не  обращая  внимания, куда  упадут  вещи… На  незнакомом  и  в  то  же  время уже  ведомом ему  широком  диване  бурный  вечер  плавно  перетёк  в  такую  же  ночь. Они  упивались  друг  другом, услаждались, не  заметив, как  густая  темнота  начала  разбавляться  утренними  красками…

Днём  Александр  бегал  по  инстанциям, конторам, заведениям. Спорил, доказывал, подписывал   бумаги… По  возвращении  из  городской  суеты  они  с  Наташей  вновь  отрешались  от  всего  мира… Их  азарт, казалось, не  имел  границ… Но…

Романтика  переписки, романтика  смс-общения  быстро  стала  испаряться…  Совместное  проживание  упёрлось  в  углы  привычек, что  формировались  годами  и  не  хотели  подстраиваться  под  чужой  уклад. Горячее  восприятие  друг  друга  наткнулось  на  холод  повседневности, на  обязательства, имеющиеся  у  каждого. Возможно, для  притирки  требовалось  время, но  их  отношения  возникли  и  неслись, как  снежная  лавина, сметающая  всё  на  своём  пути. Лавина  всегда  беспощадна. Накрывая  собой  живое  и  неживое, она  успокаивается  только  тогда, когда  сама  умирает. Но  прежде, чем  умереть, успевает  породить  много  бедствий.  Лучший  способ  избежать  несчастий – проявлять  предусмотрительность  и  не  соваться  в  опасные  участки. Однако  многие  игнорируют  обвалы, игнорируют  предупреждения  о  них. И  дразнят  судьбу, накачивая  себя  адреналином… Любовь  или  любовные  отношения, наверное, в  какой-то  мере  сродни  лавинам, потому  что  волнуют  кровь  до  закипания, до  умопомрачения…

Однажды, проснувшись  утром, мужчина  почувствовал  внутри  глухое  раздражение. С  трудом  подавив  его, отправился  на  назначенную  встречу. В  беседах, разговорах, обсуждениях  утреннее  настроение  улетучилось. В добром  расположении духа  вернулся  на  постой. Умостившись  в  кресле, развернул  «Русский  репортёр», бегло  просмотрел  заголовки, чтобы  потом  спокойно  почитать  приглянувшийся  материал. В  это  время  с  работы  пришла  Наталья. Быстро  разделась, подбежала, обняла  его  и  стала  целовать. Он  пытался  уворачиваться, не  выпускал  из  рук  издание, косил  глазом  на  страницы… Женщина  продолжала  ласкать, осыпать  Александра  поцелуями… Состояние, с  которым  проснулся, вновь  шевельнулось  в  душе. Последовавшая  ночь  оказалась  самой  тихой  из  проведённых  в  командировке… А  наступившее  утро  вновь  началось  с  недовольства. Не  радовал  скользивший  по  комнате  солнечный  луч, бодрящая  прохлада, тянувшая  из  форточки. Кофе  показался  горьким, с  привкусом  подгоревшего  молока. Угрюмо  вышел  из  подъезда, отправился  в  одну  из  контор. Деловая  обстановка  и  на  этот  раз  развеяла  хмурь, и  он  даже  прихватил  к  ужину  бутылку  вина…

Наталья  уже  посапывала  равномерно, а  он  никак  не  мог  заснуть. Неудовлетворённость  томила  нутро. Неудовлетворённость  рождалась  резкими  переменами  настроения  партнёрши. Без  видимой  причины  вспыхивала, находила  массу  претензий  к  его  поведению. Мог  не устроить  брошенный, как  ей  казалось, косой  взгляд  в  её  сторону, сказанное  им  слово. Воспринимая  юморной  тон, вдруг  сердилась  от  безобидной  шутки. Складывалось  впечатление, искала  повод  для  ссор  и  упивалась  размолвками. Потом  одумывалась. Бросалась  с  объятиями, поцелуями, ласками.  Но  эти  проявления  внимания  уже  напрягали  Александра. И  нервировали. Гостевая  жизнь  стала  рисоваться  пресной, серой, как  стылая  поздняя  осень  и    рождала  скуку, раздражённость. Особенно  раздражали  и  утомляли  многочисленные  поцелуйчики. Они  казались  столь  назойливы  и  притворны, что  пробуждали  тихое  ожесточение. Захотелось  отдохнуть  от  них. От  пустых  разговоров. От  наигранного  стремления  поддерживать  переливание  из  пустого  в  порожнее. Подмывало остаться  одному.

Уезжал  Александр  с  лёгким  чувством:  выполнил  наказ  начальства, готов  к  новым  задачам. Он  опять  возвращался  в  свой  устоявшийся  мирок… Так  уютно, кайфово  валяться  на  собственном  диване…