Высокая должность, гл.5

В четверг вечером Виолетта Леонидовна уже звонила подруге:
— Соня, зайди ко мне, я кое-что для тебя узнала.
В квартире Шитковых по вечерам всегда была суета и толкотня. Дверь открыла Вилина дочь Маришка.
Недовольно буркнув: «Мама в кухне», она мгновенно скрылась за дверью ванной, где, видимо, шел процесс купания ребенка. От влажного теплого воздуха, а, может, от волнения, у Софьи перехватило дыхание, и она закашлялась.
Перешагивая через множество пар обуви в прихожей, она добавила к ним и свою, и, старясь не наступить на разбросанные повсюду детские игрушки, протиснулась на кухню.
Виолетта чистила рыбу к ужину. Рядом бесновалась рыжая и толстая кошка Коломбина с горящими от умопомрачительно-притягательного запаха зелеными глазами. Ее басовитый от нестерпимого желания мяв немедленно прервался жадным урчанием, лишь только хозяйка, наконец, бросила ей вожделенный кусок.
— Ну, слушай, — начала Виля, кивком головы пригласив Соню присесть на свободную табуретку.
-Катя твоя родила-таки в августе две тысячи первого года девочку. Назвали ее Татьяной, и числилась она в поликлинике по месту прописки матери и бабушки, то есть в Зеленодольском районе вплоть до две тысячи десятого года.
-А потом?
-Подожди. В январе две тысячи девятого года у нее появился брат Ярослав, и патронажная сестра помнит, как выезжала навестить новорожденного после роддома. Мать, то есть Катерина, была дома, кормила ребенка грудью.
-Значит, она вышла замуж?
— Не знаю. По крайней мере, оба ребенка зарегистрированы были под материнской фамилией: Корзинкины Татьяна и Ярослав.
Соня молча переваривала услышанное. Довольная Коломбина, облизывая сытую морду, вновь принялась с силой тереться о ноги хозяйки.
-Куда тебе, лопнешь ведь, — укоризненно обратилась к ней Виолетта, но все же выделила настырной любимице еще один немалый кусище.
— Вилюся, где мои очки? – раздался из комнаты приятный баритон мужа.
— Я не трогала, — крикнула Виолетта в дверь, — посмотри на письменном столе, Адик.
-Там нет, — отвечал супруг.
— Тогда на тумбе возле телевизора, — Виля возмущенно покачала головой. – Надоело. Затыркали. То он, то дочь, то зять. А я, между прочим, не дома сижу, а работаю. Завидую я тебе, Соня. Ты сама себе хозяйка, для себя пожить можешь. Дома тишина, чистота и порядок.
— Нашла чему завидовать, Виля, — с упреком ответила Софья. – У меня сын больной, муж умер рано, внуков нет. Кроме тебя, и поговорить-то не с кем.
— Да, — вздохнула Виолетта. – Видать, у каждого свое.
— Так ты мне скажи, теперь-то где лечатся дети?
— А вот тут начинается самое интересное, — оживилась Виля, закончив, наконец, чистку и выбрасывая отходы, завернутые в пакет, в мусорное ведро. Коломбина сунула было и туда свой нос, но тут же была весьма бесцеремонно отодвинута ногой. С видом оскорбленного достоинства она развернулась и, сделав независимый вид, вспрыгнула на подоконник, откуда с показным интересом принялась высматривать воробьев. Хозяйка уложила рыбу в большую сковороду с маслом, посолила, отрегулировала пламя горелки, накрыла крышкой.
— В две тысячи десятом году, — продолжила она, — медицинские карты ребятишек были переданы в Зеленодольский детский дом, а оттуда примерно через год — в обычную районную поликлинику нашего города. Только дети теперь не Корзинкины, а Рукавишниковы, и проживают они в пятом доме по переулку Урожайному.
— А ошибки тут никакой не может быть? – тревожно спросила Софья.
— Обижаешь. Я, между прочим, на добывание этой информации кучу рабочего времени потратила, связи все подключила, и даты рождения у детей Рукавишниковых те же, я проверила.
— Так что же выходит, их усыновили? Катерину прав материнских лишили? Выпивать, что ли, она начала вместе с родителями?
— Мне тоже пришла в голову эта мысль, и я на всякий случай подняла медицинские документы уже во взрослой поликлинике. Умерла Катя в две тысячи десятом году от передозировки наркотиков, а пьющим родственникам опеку не доверили, видимо.
— Ужас какой! – прошептала Соня. – Ну и семейка! А я-то все себя виню, что вмешалась тогда в жизнь сына!

рекомендовать