Нашёл

НАШЁЛ

Захотелось Евгению Борисовичу на старости лет в деревню переехать. Хотя и не стар был он. Семьдесят пять только стукнуло. На здоровье не жаловался, крепок был и статен. Жену вот недавно схоронил. Было дело. Однако детей на ноги поставил и в люди вывел. Внуки тоже хорошо одевались. Жильём городским обеспечены были. Так что сыновей он вырастил, дом построил, в смысле — квартиру. А вот дерева не посадил. И решил он квартирку свою московскую продать и купить где-нибудь на Оке или Волге домик деревенский. Дерево посадить у калитки. А может быть и не одно. И жить в спокойствии загородном. Дети с внуками навещать будут. По травке бегать босиком, молоко парное пить.

Стал он объявления в газетах читать, а дети в интернете копаться. И нашлось-таки предложение интересное. Недалеко от города Алексина, на берегу Оки в деревне Есипово продавался домик. Старый, бревенчатый, в три окна.

Хозяин умер недавно. Осталась в доме хозяйка. Настасья Николаевна. Семидесяти трёх лет. Да засобиралась она в город к сыну. Одной скучно и тяжело стало. А тот звал. Хозяйство квартирное поддерживать, да с внуками няньчиться. У сына со снохой бизнес какой-то в городе был. Работы невпроворот. А внуки в деревню не рвались. Летом в Турциях отдыхали, а зимние каникулы за компьютерами просиживали. Не нужна им деревня была. Вот и дала Настасья Николаевна объявление в московской газете, что, мол, отдам домик в хорошие руки. За умеренную плату.

В начале мая засобирался Евгений Борисович в деревню Есипово домик этот посмотреть, с хозяйкой поговорить, поторговаться. Старший сын, Константин, предложил даже отвезти отца в деревню эту на машине. Да отказался Евгений Борисович от услуги сына. «Сам доеду, — сказал, — не напрягайся. Так даже интереснее. Автобусы туда ходят».

Сказал – и поехал.

В субботний день, около полудня, Евгений Борисович был уже в Алексине. На центральной площади сел в небольшой автобус. А спустя полчаса уже шёл по пыльной дороге через зеленеющее озимыми поле в сторону деревни Есипово. Поле было широкое, вольное. Дорога шла под уклон, к Оке. В небе жаворонки звенели, чёрно-белые чибисы покрикивали над полем. «Хорошо-то как!» – радовался Евгений Борисович. Захотелось даже снять ботинки и пройтись по тёплой пыли босиком. Так он и сделал. К деревне подходил, держа в одной руке обувь, в другой – сумку дорожную. Под огромной ивой у крайнего дома на бревне сидела женщина в цветастом халате с ивовым прутом в руке. Видно – коз пасла. Евгений Борисович подошёл к ней, поздоровался и спросил: «А где здесь дом Настасьи Николаевны?» Женщина встала. «Вон, видите колодец. Так за ним по правую руку второй дом. Заборчик синенький у неё. Ага, ага. Там она и живёт».

Калитка у дома с синим забором была открыта. Евгений Борисович подошёл к крыльцу, постоял на шаткой ступеньке и постучал в окно. Через минуту дверь со скрипом открылась и на крыльцо вышла женщина. Невысокого роста, худенькая, в серенькой безрукавке поверх яркой жёлтой кофты, в чёрных брюках и коротких резиновых сапогах. «Если не ошибаюсь – Настасья Николаевна?» – Евгений Борисович улыбнулся хозяйке и поднялся на крыльцо. «Да. Это я». – Женщина провела рукой по седеющим, но ещё довольно пушистым волосам, прищурилась от яркого весеннего солнца и внимательно поглядела на гостя. «А я по объявлению, — Евгений Борисович поставил обувь на ступеньку и протянул руку, — будем знакомы. Евгений Борисович. Домик ваш хочу купить». «Ну, что ж, заходите, коль пришли» — хозяйка посторонилась, пропуская гостя в дом. Через небольшую прихожую, где мирно урчал у стены низенький холодильник, Евгений Борисович прошёл в большую светлую комнату. Остановился и огляделся по сторонам. Слева, напротив окон, высилась огромная белая печь. Справа, у стены, стояла железная кровать. Вдоль противоположной стены располагалась массивная, тёмного дерева, стенка, видно, ещё югославского производства. За стеклянными дверцами виднелись корешки книг. Были здесь и собрания сочинений русских классиков, большие альбомы с репродукциями мировой живописи и даже книги по философии и юриспруденции. Хозяйка в это время поставила на стол у окна чайник, две фарфоровых чашки на блюдцах, достала из белого шкафчика, висевшего над столом, банку варенья. «Присаживайтесь, Евгений Борисович. Чаю с дорожки попейте» — Настасья Николаевна выдвинула из-под стола крепкий деревянный стул, а сама села рядом на табурет, обитый мягкой тканью. Евгений Борисович снял куртку, повесил её на вешалку в коридоре, вернулся в комнату, сел за стол и налил в чашку чай. Потом ещё раз посмотрел на книги в шкафу. «Простите, Настасья Николаевна, а это всё ваши книги? – Евгений Борисович зачерпнул ложкой клубничного варенья из банки и положил его в чай. «Мои, мои. Я после войны училась на юрфаке в Москве. Закончила его, а потом работала в Алексине в училище. Обществоведение преподавала. Здесь родители мои жили. Маталась в город на работу каждый день. Родителей здесь похоронила. А когда на пенсию вышла, так здесь, в Есипово и осела. С мужем жила, хозяйством занималась. Даже две коровы были. А как не стало его, так коров продала, вот теперь и дом продать хочу. Ничего меня здесь не держит больше». Евгений Борисович молча выслушал хозяйку, чай допил, чуть отодвинул чашку от края стола и встал. Потом подошёл к окну, с минуту постоял, обернулся, улыбнулся хозяйке, и спросил: «А как фамилия ваша, Настасья Николаевна?» «Крупицына я. В девичестве – Серова. А что?» — женщина привстала с табурета и отошла к печи. «А то, Настя Серова, что учились мы с тобой в университете на одном курсе, в одной группе, и влюблён я был в тебя тогда». Хозяйка дома достала из кармана безрукавки очки, надела их и внимательно посмотрела на Евгения Борисовича. «Женька, ты что ли?» «Я, Настенька, я» — глаза у Евгения Борисовича повлажнели. Он внезапно почувствовал слабость в ногах, подошёл к столу, сел на стул и придвинул к себе чашку. «Вот оно как бывает ведь» — подумал Евгений Борисович, дрожащей рукой наливая себе чай, и обернулся к Настасье Николаевне. — Чтож ты стоишь? Присаживайся. Торговаться будем». «Женька, Женька, — хозяйка присела к столу, придвинулась к Евгению Борисовичу, провела рукой по его седым волосам и улыбнулась. — Красивым ты был, красивым и остался. Все девчонки с курса глаза на тебя пялили. Завидным женихом ты был. Высокий, кучерявый. Песни пел грустные. Отличником был. Активистом. Меня в кино водил, цветы дарил. Но всё молчал больше». «Ты знаешь, Настя, активным я был – это точно. А вот при тебе робел. — Евгений Борисович опять встал и подошёл к книжному шкафу. – Всё хотел в любви тебе признаться. А боялся. Уж очень красивой ты была. Гордой. Даже за руку взять стеснялся. Думал – обидишься, оттолкнёшь». «Думал он, думал, – щёки Настасьи Николаевны покраснели, в глазах блеск лукавый появился. – Хватать надо было девчонку, крепко хватать, коль любил. А то поманил, да сгинул куда-то». «В Пензу меня распределили. — Евгений Борисович от волнения расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и прокашлялся. – В издательстве работал юристом. Надолго там засел. Сперва скучал по тебе. Очень. А потом успокоился. Молодость взяла своё. Женился там. Сын родился. Потом в Москву вернулся. Здесь уж второго сына заимели. В «Молодой Гвардии» стал работать. Начальником планового отдела. Квартиру получил. Трёхкомнатную. Потом в Госкомиздате замом министра назначили. Так до пенсии и работал. Старшему сыну квартиру купил. Тот тогда с армии пришёл. Я его в «Красный пролетарий» устроил. Через два года он женился. Ребёнка родили. Внука мне, значит. А тут уж и младший подрос. Он у меня по музыке спец. В консерваторию его определил. По скрипке. Так он так играть стал, что я его и видеть перестал. Всё по заграницам, по заграницам. Квартиру, однако, тоже получил. Правда однокомнатную, но на Садовом кольце. Женился на певице. А как у него двойня родилась, так мы с женой трёхкомнатную квартиру ему отдали, а сами переехали в его «однушку». А три года назад жена умерла. Остался я один в этой квартире. И всё бы ничего, да заселились в нашем доме люди пришлые, с других республик. По-русски «ни бе, ни ме», мусор на лестнице оставляют. И захотелось мне уехать из Москвы. В деревню. Чтобы вот так, как у тебя было: книжный шкаф, стол с лампой, печь дровишками топится. Хорошо!»

Евгений Борисович замолчал. Прошёлся по комнате, подошёл к печи, провёл рукой по белой стенке, даже в кастрюлю заглянул, стоявшую на чугунной плите. В кастрюле были щи. «Что ж ты, Женька, не сказал мне, что голодный. Столько вёрст отмахал. А я тебя чаем балую. Садись к столу, сейчас щи разогрею. Я люблю на печке готовить. Здесь всё вкуснее получается. – Настасья Николаевна подошла к печи, кинула в топку несколько поленьев берёзовых, пошелестела газетой, спичкой чиркнула, звякнула задвижкой. Евгений Борисович с удовольствием наблюдал за действиями Настасьи Николаевны, а в голове его копошилась мысль. Он её отгонял, а она возвращалась и копошилась: «А не купить ли этот домик вместе с хозяйкой? То есть хозяйку не покупать, конечно же. Купить дом, а Настасью Николаевну попросить остаться. И зажили бы они здесь…» Хозяйка в это время отлучилась в прохладные сени. Потом вернулась с красивым хрустальным графинчиком в руке. «У меня в подполе наливочка стоит. На случай холодов, – Настасья Николаевна поставила графин на стол и достала из шкафчика две рюмки, — сама делаю. На рябине настаиваю. Если ты не пьёшь – так и скажи. Я её уберу обратно, до холодов». «Да ладно, Настасья, — Евгений Борисович помог хозяйке поставить на стол горячую кастрюлю со щами, — от рюмочки не откажусь».

Выпили, закусили, потом ещё немного выпили, и опять закусили. Когда тарелки были уже пусты, Настасья Николаевна собрала их, поставила в мойку, пустила воду и обернулась на гостя: «А ты квартиру-то продал уже? Или как?» «Нет ещё. — Евгений Борисович подошёл к раковине с пустыми рюмками. – А что?» Хозяйка взяла их из рук гостя, положила в мойку, помолчала немного, потом выключила воду и взяла гостя за руку. «Пойдём!» Они вышли на улицу. Настасья Николаевна показала Евгению Борисовичу сад с цветущими яблонями, огород с вскопанными грядками под посадку картошки и моркови. Потом обвела вокруг дома и попросила присесть его у калитки. «Вот такое у меня хозяйство. Одна я уже не справляюсь. Если хочешь – приезжай сюда и живи». Хозяйка присела на лавочку рядом с гостем и посмотрела ему в глаза. «Опять молчишь?» Евгений Борисович взял руку Настасьи Николаевны в свою, поднёс её к губам и поцеловал. Потом поднялся со скамейки и ушёл в дом. В это время по улице мимо проходила женщина в цветастом халате. Перед ней, пощипывая траву, медленно двигались три козы. «Привет, соседка! – подстёгивая животных ивовым прутом, обратилась она к Настасье Николаевне, — мужчина тут видный такой недавно проходил. О тебе спрашивал. Нашёл он тебя?» Настасья Николаевна с тихой улыбкой смотрела куда-то вдаль, за Оку. Потом, словно очнувшись, поглядела на соседку, и, почему-то смущаясь, ответила: «Нашёл, наконец».

рекомендовать