Первое воспоминание призрака. Эпизод 5.

Огонь, полыхнувший между нами жгучим воспоминанием, обжёг память, возрождая пронзительную боль. Я тихо застонала и всхлипнула, но не посмела заслониться от его жара, не решилась закрыть душу. Собравшись идти до конца — вспомнить себя и его, уже не было смысла убегать от этой боли. А она была острее оттого, что наше воспоминание пришло к нам одно на двоих. Всё что пережил он, стало открыто для меня. Всё что чувствовала тогда я, ощутил и Дес. Его болезненный вздох стал этому подтверждением, что меня немного утешило. Пусть тоже помучается – не мне же одной страдать. Наши неприкаянные души на это мгновение словно объединились в одну, что среди болезненной муки принесло вдруг некоторое облегчение, будто бы мы пытались поддержать один другого, хотя коснуться друг друга так и не смогли. Воспоминание закружило нас лёгким огненным вихрем и на какое-то время, то ли век, то ли мгновение, будто бы унесло из действительности. Исчезло ощущение собственного тела, растаял окружающий мир. Сознание перенеслось в прошлое, в тот далёкий период жизни моей души, когда жила я в старой Англии и звалась Ветвелис, считаясь простой лесной ведьмою, травницей и пророчицей.

***

Сер Дес Терад Эмптисол очень устал. Его жизнь тянулась бесконечной лентой дороги, неумолимо оплетая душу знаменитого охотника за ведьмами. С самого рождения он, подкидыш, найденный монахами кельтского монастыря Уэльса на обочине пыльного тракта, не знал другой жизни, кроме дороги. Лишь младенчество провёл Дес в монастыре. Но память не сохранила этого спокойного периода его существования. Своим домом он считал только дорогу. А ещё у него была вера, впитавшаяся в кровь с молоком, которым поили его монахи, нашептывая молитвы вместо сказок. Называя найдёныша Десом, старый Тед помянул госпожу Смерть, отступившую от невинного дитя. Монах даже не подозревал, что за это отступление найденный его собратьями мальчик будет служить этой госпоже всю свою жизнь. В его памяти сохранились только странствия. Сначала он сопровождал монахов-проповедников, постоянно путешествующих по дорогам старой Англии, несущих слово Господа незрелым умам простолюдинов. Потом, когда обнаружился его дар охотника, чувствующего людей с подозрительно неправедными способностями, за воспитание Деса взялись иезуиты. Сер Терад Эмптисол – крестоносец, верный служитель церкви, лично занимался с талантливым отроком, и, признав его исключительность и силу характера, дал ему своё имя. Перед смертью приёмный отец потребовал от Деса клятву – продолжить дело его жизни: искоренять зло во имя Господа. Юноша ни минуты не колебался в своём выборе. Он верил в своё предназначение и не знал пощады к врагам Всевышнего. Святая Инквизиция благословила его на поиск нечестивцев пытающихся заявить о своей исключительности — на искоренение нечисти. Она требовала неукоснительного подчинения. Дес даже мысли не допускал, что его вера может пошатнуться хотя бы когда-нибудь.

На площадях английских городков и деревень горели костры, сжигая адское племя колдунов и ведьм. Их отчаянные крики не трогали застывшую душу охотника. Он был уверен в своей непогрешимости. Он просто делал свою работу, очищая землю от скверны, уничтожая посланников сатаны. Лишь иногда на него волной накатывала необъяснимая тоска, острая, как раскалённая шпага. В душе Деса тогда просыпалась жажда, которую нельзя было утолить глотком ключевой воды. Это была жажда поиска. Кого он хотел найти и сам, бедняга, не знал. Но оставаться на месте просто не было сил. И он снова отправлялся в дорогу. Длинные, чёрные, кудрявые его волосы быстро запутывались его вечным спутником ветром. Всегда чёрная одежда промокала под частыми дождями, от которых не спасал даже плотный плащ. А синие, пронзительные глаза порой слепило солнце, довольно редкий гость на острове Ангелов. Ничто не могло остановить этой его гонки, бега через всю жизнь. Казалось, что он гонится за призраком. Только они ведь, призраки, неуловимы. И не было ему спасения от тоски, ядовито прожигающей, будто бы уже давно очерствевшую душу.

Он узнал её сразу же, как только увидел. Разве нельзя было не узнать эти золотистые волосы, переплетённые солнечными лучами, эти бесконечно глубокие бирюзовые глаза, в которых беспечно плескались волны сказочного моря, эту улыбку, сияющую и доверчивую. Она стояла на лесной тропе и будто бы ждала его.

— Ты пришёл, — искренне обрадовалась она ему.

— Я пришёл, — хрипло согласился он, и, словно против своей воли, робко коснулся её смуглой руки с тонкими пальчиками. Потом пошатнулся, резко отпрянул и побледнел, потерянно пробормотав:

— И ты умрёшь…

Она растерянно подняла на него взгляд и тут же опустила голову, словно принимая смерть из его рук.

— Я так ждала тебя, тебя одного… — растерянно прошептала она.

— Я искал тебя, только тебя… — одними губами то ли сказал, то ли выдохнул он.
У них было всего лишь мгновение — один только миг, уместивший в себя целую жизнь. Глаза вглядывались в глаза, рука касалась руки, и сердце потянулось к сердцу, так же как и душа к душе. А потом жизни закончилась и пришла смерть. Он резко отстранился, нехотя отпуская её ладонь. Встряхнув головой, словно просыпаясь и отмахиваясь от наваждения, Дес отвернулся от её сияющего взгляда и хрипло спросил:
— Как тебя зовут?
Она хмыкнула и насмешливо прищурила яркие глаза, сразу перестав быть нежной овечкой.
— Ветвелис! – ответила звонко и с вызовом.
— Ведьма Ветвелис, — поправил он её хрипло, борясь с отчаянным желанием развернуться и уйти, оставив её здесь, на дороге. Но уйти он не мог и знал это. Его вера требовала свою жертву, а его душа просто не могла оторваться от неё. Он ведь так долго искал её! Нашёл! И, вот снова теряет! Теряет и ничего, совсем ничего не может с этим поделать, ощущая себя пауком, запутавшимся в своей собственной паутине.
— Да, ведьма, — легко согласилась она, беспечно пожимая плечами. – Так называют меня в деревне. Меня воспитала местная знахарка, что жила в лесной избушке. Она нашла меня в лесу совсем крохой.
Минуту ведьма глядела вглубь леса, о чём-то задумавшись. Потом, совсем тихо прибавила:
— Я всегда знала, что ты придёшь. Знала и то, что следом за тобой придёт моя смерть. И всё же я ждала тебя…
— Я искал,… нашёл… и потерял… — так же тихо, не поворачивая к ней головы, пробормотал Дес.

А потом, пришли люди, вооружённые оружием и пустыми, холодными глазами. Они молча окружили их. Маленький, суетливый монах радостно вскрикнул:
— О, сер Дес Терад Эмптисол, вы уже нашли её! Вы воистину великий охотник!
— Да, я нашёл… — глухо проговорил Дес, отступая, тем самым признавая своё поражение перед смертью в борьбе за жизнь.
— Сжечь ведьму! – взвизгнул монах, протягивая в её сторону длинный, кривой указательный палец левой руки.
— Сжечь ведьму! – глухо повторили вооружённые мужчины с мёртвыми глазами и направились в сторону застывшей неподвижно девушки.
Ветвелис так и не пошевелилась. Только во взгляде появилось какое-то странное выражение обречённой дерзости. Да и смотрела она не нападавших на неё людей, а на Деса, стоявшего в сторонке каменным истуканом. Когда ведьму схватили за руки, она непроизвольно дёрнулась и ткань простой белой блузы разорвалась, обнажив её смуглое плечо. Девушка холодно посмотрела в угрюмые лица своих обидчиков, и вдруг выражение надменности на её лице сменилось грустью.
— Мне жаль вас, ведь вы уже мертвы, — совсем тихо проговорила ведьма. – В ваших глазах я не вижу больше душ.
Мужчины растеряно приостановились, прислушиваясь к её словам.
— Закройте ей рот! – завизжал монах. – Ведьма околдовывает вас! Заставьте её замолчать!
Один из мужчин резко вскинул руку и ударил девушку в лицо. Она вскрикнула и неловко упала в пыль, потому что державшие её за руки солдаты Господа отступили и оставили ведьму без поддержки. Длинные волосы смешались с грязью дороги, лицо перекосила судорога боли, а из разбитой губы потекла кровь. Дес вздрогнул будто бы от удара, и ощутил непривычную резь в груди. Не понимая, что с ним происходит, охотник шагнул в сторону Ветвелис, готовый убивать всех, кто посмеет ещё хотя бы раз к ней коснуться. Его твёрдая вера вдруг рухнула к его ногам, туда же в пыль, где лежало хрупкое тело ведьмы. И непонятно вдруг стало ему, что важнее всего в эту минуту: поддержать веру или защищать от неё ведьму?

Минутным колебанием охотника воспользовался молодой человек весьма привлекательной наружности, быстро шагнувший из-за спин солдат Господа в сторону поверженной наземь ведьмы. Высокий, стройный и гибкий, он был похож на хищника, настигшего, наконец, свою жертву. Одет он был достаточно хорошо для простолюдина, но недостаточно изыскано для сеньора. Сразу видно, что деньги у него водились, но о знатности ему приходилось только мечтать. Холодные, голубые до прозрачности глаза этого светловолосого молодого человека с презрением остановились на лице девушки. Он торжественно ухмыльнулся и резко наступил сапогом на рассыпанные волосы ведьмы, не позволяя ей подняться с земли. Ветвелис с брезгливой жалостью взглянула на красавчика.
— Ты не станешь счастливее Том Ралли после моей гибели, — равнодушно проговорила она.
— Зато ты уйдёшь в Преисподню ведьма и не достанешься никому! – процедил он сквозь зубы и замахнулся на неё другой ногой, намереваясь ударить по хрупкой фигуре. Но ударить он не успел. Кулак Деса мгновенно отправил мерзавца в ближайшие кусты, из которых он так и не рискнул больше высунуться. Никто не хотел связываться со странным охотником, почему-то не пожелавшим уступить свою жертву кому бы то ни было.

Сер Дес Терад Эмптисол хмуро подошёл к девушке и легко поднял её на руки. Монах хотел было что-то возразить, но так и не решился открыть рот. Он сам принёс её на площадь, не позволив больше никому к ней приблизиться. Они больше не говорили и визгливых проклятий монаха не слушали. Всё что им осталось – это только смотреть друг на друга и умирать: она там, у столба на костре, а он здесь – на площади с факелом в руках. Отчаяние и боль выжигали его душу точно так же, как жёг её тело, зажжённый им огонь.

Простые люди из ближайшей деревни, знавшие ведьму с малолетства, пришли на площадь, подгоняемые одни любопытством, а другие – простым человеческим участием. Ветвелис смотрела на них без злобы, с сожалением и горечью.
— Твой сын поправился Кети? – вдруг звонко спросила она молодую женщину, стоявшую в стороне от толпы, перекрикивая треск сучьев, ещё только начавших разгораться.
— Да, Лис, он здоров, — тихо ответила та, и еле слышно прибавила: — Спасибо.
— А твой муж больше не пьёт эль, Маргарет? – упрямо продолжала свой странный допрос ведьма, задыхаясь и кашляя от поднявшегося столбом дыма.
Полная женщина не выдержала и разрыдалась в голос.
— Папаша Смит ваша дочь теперь сможет ходить, — уже тише донеслось от костра.
Седовласый старик растеряно прикрыл тяжёлыми веками серые глаза.
— Да, — пробормотал он, и вдруг произнёс то, что у всех уже давно стучало в висках:
— Лис не ведьма. Она не ведьма.
И в ту же минуту раздался пронзительный крик боли. Огонь достиг своей цели – ведьма горела, оставляя своё тело пламени и освобождая от него душу.
Люди, словно сговорившись, опустились на колени, то ли прощаясь с ней, то ли прося прощения. Дес тихо простонал:
— Ты не ведьма… Я убил тебя… Прости меня…

Ветер поднял в воздух пепел и закружил его над площадью в похоронном танце. Серые хлопья плавно опадали на склонённые головы, словно сама ведьма дарила им всем своё прощение. И не стало в ту минуту больше знаменитого охотника за ведьмами. Исчезла его вера, стала бессмысленной его жизнь. Опустив голову, он медленно побрёл в неизвестность, всё также гонимый жаждою поиска. Только теперь ему нужно было отыскать её душу и за это он, не раздумывая, готов был заплатить собственной жизнью.

***

— Всё! Больше не могу! – устало выкрикнула я, открывая глаза. Вынести свою боль оказалось гораздо легче, чем его. Рассвет уже стучал мне в окно, и призрака рядом не было. Стало так тоскливо, что взвыть захотелось. От таких-то воспоминаний и спятить недолго. Дес смылся в рассвет под шумок моих переживания, а мне сиди и страдай, одинокой, да покинутой.

— Гад и провокатор! – сердито припечатала я. – Обещал, что не оставит! А чуть солнце показалось – сразу испарился. Разобиженная на весь мир, я решительно завалилась спать, собравшись дрыхнуть сутки напролёт. А про дурацкие воспоминания, выматывающие душу, и призрака, подбившего меня на эту глупость, забыть раз и навсегда. Эх, хорошо бы, если это ещё было возможно!