Наверное, что-то не то с часами. По бегущей секундной стрелке Ольга определила, что они все же шли. Но время не двигалось. Вернее, оно замерло для нее после того звонка…
Голос в трубке звенел и торжествовал. Он был старческим, надтреснутым и зловредным. Женщина сообщала ей, что у ее мужа, ее любимого и неповторимого Димки родился сын. Не Ольгин сын. Чужой. Ольгиного сына у него не могло быть. После того байдарочного похода, в который Дима уговорил пойти вместе с ним. Тогда он не справился с непослушной байдаркой в русле малознакомой ему реки, и они вместе оказались в обжигающе ледяной воде.
Больше двух месяцев пролежала Ольга в «женском» отделении. Димон добросовестно таскал ей каждый день неподъемные пакеты с продуктами, которых хватало на всю их палату. Дежурил под окнами, утаскивал домой «на побывку». Когда врач сообщил, что детей у нее теперь почти наверняка не будет, ласково гладил по голове и убеждал, что все же остается это «почти». Терпеливо ждал больше десяти лет. И вот теперь этот звонок.
Ее уничтожило не то, что у Димки родился сын. Наверное, рано или поздно это должно было случиться. Она видела, какими глазами смотрел он на вечно гомонящих под их окнами пацанов, с каким нетерпением ждал соседского мальчишку, напросившегося к ним домой на «обучение». Ее муж, великолепный программист, преподаватель информатики в дорогом и престижном колледже, всю жизнь учивший чужих детей, своему сыну ничего передать не мог. Не было сына. А вот теперь он есть.
Ольга не могла понять одного – как же не заметила она, что у Димы есть что-то, что не было их общим. Она привыкла к тому, что даже чашки у них всегда одинаковые. Они с мужем были почти одного роста и свитера умудрялись носить по очереди. И вот теперь у него есть что-то совсем свое. «Не что-то, а кто-то»- одернула она себя. Ее почему-то совсем не задело то, что должна была существовать женщина, которая родила Славке сына. Это было совсем неважно.
Часы для нее остановились на отметке «до». Все, что будет позже, будет уже «после».
Димка вырос без отца. Он часто рассказывал ей, с какой завистью смотрел на соседских мальчишек, у которых отцы были. В заводском общежитии у них с матерью была крошечная комнатка, разделенная пополам ситцевой занавеской. Кухня, места общего пользования, даже стулья и столы были на четыре семьи. Какие уж могли быть там секреты. Соседские отцы регулярно устраивали коллективные «питники», непременным атрибутом которых был коллективный мордобой. Лупили почем зря сыновей, жен и всех, кто попадал под горячую руку. Проспавшись, извинялись, были тихими и покладистыми до очередной зарплаты или «шабашки». И все казались похожими друг на друга, хотя внешне в них не было ничего общего. Все равно – Димка соседским мальчишкам завидовал. Когда отцы были трезвыми, они ходили с сыновьями на футбол, брали их на рыбалку, возились с ними вместе под коллективным «жигуленком», который на складчину купили еще во времена, когда «копейка» была жуткой экзотикой. Чужие отцы никогда не обижали Димку, но они были чужими. А своего у него не было никогда. Мама была золотая. У них не существовало друг от друга секретов. Но никакого, даже приходящего, мужчины сын рядом с ней не помнил. Он никогда не спрашивал маму об отце. Понимал, было бы что сказать – сказала бы.
Ольга знала, что не станет удерживать Диму. Он сына без отца не оставит. Ей было непонятно – как же она сможет жить одна. У нее давно уже не существовало собственной жизни. Все общее — работа, друзья, увлечения. После того злополучного байдарочного похода они еще не раз сплавлялись по горным рекам, собирались на общих дачах с такими же «замороченными» на здоровом образе жизни друзьями.
Ольгу порой это раздражало. Она с удовольствием посидела бы в выходные дома, вытащила заброшенные краски, встала вновь к мольберту или рамке с натянутым шелком. Технологию росписи шелка она начала изучать в художественном училище, которое без раздумий бросила на третьем курсе, когда в ее жизнь вошел Дима. Он был хорошим учителем и премудростям программирования обучил еще до поступления на факультет информатики местного «университета». «Университет» дал ей лишь кусочек картона под названием «диплом». Всему остальному научил муж.
Долгое время она считала, что так и должно быть, что единственно правильным является то, что считает правильным Дима. И долгое время не понимала, что можно скучать по запаху красок, ощущению теплого воска на своих пальцах, восторгу от прикосновения к гладкому шелку.
Она вновь посмотрела на часы. До прихода мужа оставалось три часа. Достала из встроенного шкафа рамку. Шелк слегка пожелтел. На балконе было тепло и солнечно. Штатив для рамки, покрывшийся толстым слоем пыли, Ольга с трудом разыскала на антресолях. Она машинально водила карандашом, намечая контур будущей картины. Горячий воск с готовностью растекся по шелку.
Димка почему-то появился почти на два часа раньше обычного. Она внутренне сжалась, не представляя, как сможет посмотреть ему в глаза, что скажет. Она просто не успела подготовиться к разговору, увлекшись работой.
Муж подскочил к ней сзади, подхватил на руки, закружил по комнате. Глаза у него были шальные и безумно счастливые. Ее больно задело то, что он даже не пытается скрыть своей радости, не пытается что-то объяснить. И почему он считает, что в его безумии она должна его понять?
Вдруг она заметила в проеме двери Алину. Алина давно, еще десять лет назад, стала ее «дежурным» лечащим врачом-гинекологом. И почти тогда же – лучшей подругой. Почему-то у лучшей подруги были такие же восторженные глаза, как у мужа. Они что-то наперебой орали, скакали вокруг нее, хватали за руки. Ольга из этого бреда могла разобрать лишь два слова: «Все получилось».
Она обессилено опустилась на палас и горько заплакала. Слезы бежали ручьем по щекам, подбородку, она их слизывала и никак не могла остановить. Алина и Дима внезапно замерли, не понимая, почему она плачет. А Ольга не могла понять – чему это она должна радоваться.
Дима растерянно произнес: «Девочка, моя. Все уже позади. Все отлично получилось. Богатырь, 3900, толстый такой. И женщина чувствует себя нормально. Я так за нее боялся. Если бы случилось что – никогда б себя не простил. У нее ведь еще двое».
Ольга, кажется, начинала что-то понимать. Алина почти год назад предложила ей вариант суррогатного материнства. Они с мужем прошли целый ряд мучительных процедур. Но затем подруга резко замолчала на эту тему и больше разговор не возобновляла. Ольга решила, что очередная попытка вновь окончилась неудачей и ненужными расспросами перестала донимать. Она сердито посмотрела на Алину. А если бы она за эти два часа сошла с ума.
Стоп, а звонок? Кто же звонил? Сейчас это уже неважно. Но откуда же Димка узнал, что она – знает? И тут ее взгляд упал на рамку с росписью по шелку. На картине пухлая детская ладошка крепко сжимала бокастое, красно-розовое яблоко…
