О непорочной матери Маньке Фироповой, её папаше Фире и лотерейном чемодане из египетского крокодила (рассказ)

У нас на улице произошла долгожданная, в общем, новость: Манька, дочь Анатолия Петровича Фиропова, или Фиры по-уличному, родила. Образовала, так сказать, очень хорошего мальчишечку, надежду уличного общества — три пятьсот весу, сорок восемь сантиметров росту. Очень приятно. Всем бы так.
Новость эта, конечно, вызвала всеобщее оживление ещё и потому, что Маньке всего пятнадцать лет (правда, выглядит эта кобыла лет на двадцать пять) и , главное, родила, так сказать, в свободном полёте, то есть, вне брака, поэтому Фира, её, повторяю, папаша, от этого факта оказался даже в некотором неуютном замешательстве. Он даже супругу свою, Манькину мамашу, её тоже Манькой звать, Марией Ивановной ( у них в родне этих Манек — как собак нерезаных. Нарочно, что ли, Маньками рождаются? Прямо смех какой-то. Никакой фантазии относительно разнообразия имён.), так вот он от такой радости Маньке-старшей по морде надавал и ходил после этого в полной растерянности. А ведь его наши уличные когда ещё предупреждали! Фир, говорили, чего это у твоей Маньки живот растёт так неудержимо? Случаем, она половой жизнью не живёть?
— Барбосы, — тут же начинал обижаться Фира. – Козлы похотливые. Всё у вас одно на уме. У неё, может, заболевание. Называется гормональный сдвиг.
— Ага, — охотно соглашались уличные. – Заболевание так заболевание. У вас в семействе у всех сдвиг. Как говорится, из родни да в родню. А на каком она, интересуемся, месяце?
Фира от этого вопроса обижался ещё больше и лез драться. Только наши уличные – это не его маньки: моментом в ответ надавали по сусалам. Морду фирину в гармошку собрали и даже «здрасьте» не сказали. Такой вот у нас на улице народ некультурный проживает. Нет, если его не трогать, то ничего, только матом обзывается. Но если попросишь как следует, то сразу в рожу. Это никогда не ржавеет, и с превеликим удовольствием.

Саму Маньку интересующиеся соседи тоже не обижали своим настырным вниманием.
— Маньк, а Маньк, — говорили ей при встречах. – Живёшь, что ли, половой жизнью-то?
— Чиво? – непонимающе подпрыгивали бровки у Маньки.
— Ты здеся тут нам не чивокай! – на всякий случай начинали серчать собеседники. Они были людьми серьёзными и к таким вопросам подходили ответственно.
– Ты прямо говори, как на партийном собрании: сожительствуешь с кем? Может, с деповскими? Или из рамнокузовного?
— Чиво?
Ей, Маньке, повторяю, пятнадцать по паспорту (по паспорту! А по богатырской внешности скоро будет все тридцать!), и она в силу своего пока ещё не совсем сформировавшегося миропонимания не может понимать, какой огромный груз социально-нравственной ответственности за развивающегося в её манькином чреве дитя, она взваливает на свои хрупкие девические по паспорту, но уже женские по физиологическому естеству и богатырские по размерам мышц плечи. Она, Манька, дура. У них в семье вообще-то все бабы такие вот… социально неответственные. Все кроме Фиры, да и то только потому, что он мужского пола.
— Ну, сношаисси? – не отставали собеседники. — Да ты не бойся, мы никому, может, даже и не скажем!
— Кажется, нет, — отвечала Манька, стыдливо и скромно тупя свои поросячьи бровки.
— Как это « кажется»? – удивлялись её настырные собеседники. – Так не бывает, чтобы кажется!
— Да не живёт она! –вступался за неё её нервный папашка. –Чего пристали? Сказано же вам, дундкам – заболевание. Ничего, поправится. Она у меня, вообще-то, здоровая.
— Конечно, поправится, — соглашались собеседники и головами кивали в знак одобрения. – В роддоме.
Фира в ответ опять обижался, опять лез драться, опять получал по соплям и опять постепенно успокаивался. А чего, спрашивается, обижаться? Ну, живёт и живёт! Подумаешь, какая невидаль! У них на улице все, может, живут – и, как говорится, на здоровье! Это, в конце концов, её персональное пятнадцатилетнее дело! Главное, чтобы родила нормально и чтобы не было мировой войны.

И насчёт ихнего семейного сдвига народ тоже не зря говорит. Фироповы, они все с некоторыми, так сказать, заскоками. Вот, например, два месяца назад появились у нас на улице, в почтовых ящиках красивые открыточки, в которых предлагалось каждому желающему сыграть в какую-то лотерею. Суть этой лотереи проста: платишь тыщу – участвуешь в розыгрыше полумиллиона. Всё очень просто, как в тюрьме, и особенно потеть не надо. Ну, народ сейчас стал понимающий, это не при развитом социализме, когда мозги можно было любому запарить разными громкими партийными постановлениями, поэтому сразу смекнули: так, афёра. Ну её от греха. Пойдём лучше водку пить. А Фира купился. Два дня ходил задумчивый, чего-то там, в голове своей мыслительной соображал-прикидывал, потом решился и послал по заветном адресу эту самую тысячу на предмет розыгрыша обещаемого миллиона. Народ, конечно, похихикал: дескать, жди, дурачок, сейчас тебе всё принесут прямо на огромном блестящем блюде — но через три дня приходит ему почтовый ответ: поздравляем вас, господин Фиропов, вы попали в первую десятку участников, поэтому вам предоставляются льготы по розыгрышу. Чтобы их подтвердить, вышлите, пожалуйста, ещё пять тысяч – и, можно сказать, дело будет в шляпе.
Фира от такого сказочного везения прямо-таки ошарашено повеселел (а как же! Первая десятка! Это почти в цвет!), моментально выслал ещё «петруху», начал терпеливо ждать. И опять дождался, красавец! «Ура! –было написано на очередной открытке. — Вы, господин Везунчик, входите в тройку самых удачливых игроков, поэтому Вы, наверное, наверняка выиграете желаемую сумму! Какой же вы умный! Прямо как Ломоносов Михаил, наш велики учёный! Мы о вас всем будем рассказывать!» Ну и прочая мутотень (чего, трудно написать, что ли?). Фирка от такого небесного послания прямо натурально ошалел. «Да, маленькое условьице, — написано было в самом конце той открыточки. — Уж коли пошла такая пьянка –режь, игруля, последний огурец. С вас, чтобы подтвердить своё окончательное решение стать хозяином этого полумиллиона, вышлите, пожалуйста, почтовым переводом ещё десять тысяч на накладные расходы, и тогда уж точно ждите адреса, куда вам нужно будет подъехать за большим и крепким чемоданом».
Может, Фира бы и более внимательно отнёсся к увеличению объёма живота своей ненаглядной дуры Маньки, но как раз в это время у него и происходила эта волнующая история с ожиданием этого самого денежного чемодана. Он уже по тому адресу и открытку послал. Дескать, уважаемые херры лотерейщики, насчёт чемодана можете не волноваться. Я запросто могу и в мешке принять, потому как человек скромный, воспитанный в пролетарском духе. К тому же я больше именно к мешкам привычный, если чего откуда вынести.
А ему в ответ: нет-нет, уважаемый господин чмошник, мы этого категорически не можем допустить! Как же так – миллион — и в каком-то несерьёзном мешке! Вы ещё напишите: в картошечной авоське, ха-ха-ха три раза! Нет-нет, будет самый настоящий солидный и нарядный чемодан с латунными застёжками из крокодильей кожи. Только вы, мин херр Фира, не торопитесь, потому что нам ещё не привезли того крокодила с берегов великой африканской реки Нил. Его там, на его пустынных берегах, ихние мумифицированные фараоны только-только ловить начинают.
Ну, тут Фира совсем ошалел и даже заикаться начал. Не, вы поняли, громко и торжественно орал он соседям. Мне чёрти где персонального чемоданного крокодила ловют! Для моего дорогого мильёньчика! А вы только и умеете, что водку ненасытно жрать и потом некультурные песни орать под заборами! Нет у вас, барбосов, никакой человеческой культуры!
А живот у Маньки тем временем всё рос и ширился-надувался, а Фира всё не верил и не верил, упёрся в этот самый гормональный сдвиг и опять всем говорил, что никакой половой жизнью его Манька не живёт, потому что она- сама невинность и вообще дура. И тут эта любимая богатырская дочь как-то прямо посередине ночи вдруг застонала, заохала, вспотела как при лихорадке и на срочно вызванной «скорой была увезена в родительский дом, где, не мешкая, произвела вышеназванного мальчонку, три пятьсот – сорок восемь сантиметров.
Ну, когда она таким вот экстренным способом благополучно родила этого самого три пятьсот и сорок восемь, хохот на улице стоял – заборы качались, а Лизкина кошка с крыши упала в глубоком обмороке.
— Счастливый ты, Фира! – поздравляли Фиру соседи. – И дед теперь, и без пяти минут миллионер! Везёт же дуракам! Крокодила-то уже привезли? И чем кормишь рептилию? То-то мы смотрим, у нас на помойке бродильных собак поубавилось!
В ответ тот обижался и лез на оскорбителей-шутников с кулаками. Ну, а дальше — по схеме: получка в морду с последующим совместным распитием спиртных напитков и постепенным успокоением.

Прошло полгода. Фирин внучонок (назвали Яшкой. Как пулемётчика из «Свадьбы в Малиновке». А чего? Отличное имя! Всё не какой-нибудь Ролан.) уже весело угукает в своей весёленькой колясочке и вообще доставляет уличным людям настоящую соседско-человеческую радость. Манька окончила школу и теперь учится на повара в кулинарном училище, отчего поправляется не по дням, а по буквально, кажется, минутам. В общем, всё у них нормально, а что касается миллиона и прилагающегося к нему крокодила, то вы сами всё прекрасно понимаете. Не маленькие, чтобы не понять. Фира, конечно, сначала буянил, в пьяном виде грозился ихнюю лотерейную контору спалить, даже по адресу съездил с серьёзными намерениями, но только и здесь ему вышел полнейший облом петрович: по адресу вместо шикарного офиса оказалось убогая развалюха с доживающими свой многострадальный век маразматическими стариками, которые не то что про лотерею никогда не слышали – они и самих себя-то вспоминают на пятый раз. Фира (вот чудак!) сначала было даже на стариков этих разлетелся, почудилось ему, что они и есть главные лотерейные заводилы. Только доставленный на место в милицию понял: опять не в кон. Ему там, в отделении, так популярно и объяснили: иди отсюдова, дурак такой. Нашёл, понимаешь, рыжих. Они же старики. Им же скоро в вечность — а тут ты со своим крокодиловым миллионом. А они, может, нажрутся сейчас своей манной каши на разбавленном молоке — и ничего им больше не надо. Ни крокодилов, ни чемоданов, ни твоей яростной обманутой рожи. А если ты не угомонишься и будешь продолжать искать какую-то смешную правду, то мы тебя, Рокфеллера недоделанного, так своими дубиновыми резинками отмудохаем, что тебя ни на одной Уолл-стрит без справки не примут. Равно как и в Файненшнл Таймс и в Фридрих-Штадт-палас. Всё понял? Тогда иди отсюдова. Нечего тут. Тут серьёзные люди работают, а не всякие придурочные подпольные миллионеры.
Посткриптум. А алиментов Манька не получает, потому что назвать отца своего ребёньчика упорно стесняется. Вместо этого она гордо гуляет с коляской и прочими уличными мамашами по близрасположенному скверу, потому что там – природа, а Яшке для общего здорового развития нужен свежий воздух. И в этом самом сквере они, эти самые околясоченные мамаши, очень трогательно обмениваются между собой разными нехитрыми материнскими секретами по вскармливанию и прочему воспитанию. Они – почти половина – тоже ничего алиментного не получают. Они тоже своих ребёньчиков вроде как по лотерейным билетам выиграли. Ну и что? Ну и подумаешь! Главное –выиграли и в роддоме не оставили назло разным сплетникам и злопыхателям. Вот это как раз главное и есть.

рекомендовать

Автор: Алексей Курганов

Мне 52 года, профессия - медик, врач. Живу в подмосковной Коломне. Пишу рассказы около тридцати лет, периодически публикуюсь в местных печатных изданиях, есть разовые публикации в центральных российских. Главный принцип: писать честно. Посмотреть все записи автора Алексей Курганов