Мамочка…

— Ты тупорылая, пустоголовая дебилка! — припечатала мать, и хлопнула входной дверью.

Юля только устало закрыла глаза и тяжело вздохнула. Оскорбления в семье были обычным явлениям, и от матери ей приходилось слышать еще и не такое. Марина, младшая из сестер, реагировала на такие выпады матери в том же духе, и их ссоры заканчивались всегда пощечинами, слезами и взаимными проклятиями.

На людях спокойная и немногословная, дома мать была абсолютно нетерпимой, и любой пустяк мог привести ее в бешенство. Порой Юле казалось, что мать ненавидит их с сестрой, так жестока и несправедлива она бывала. С тревогой Юля замечала, что Марина все больше отдаляется от всего, что связано с домом, и даже от нее. Если раньше сестры делились проблемами и радостями, то со временем Марина становилась все отстраненней, все больше уходила в себя… Конечно, жить в обстановке вечных конфликтов, не иметь ни минуты передышки от этих «боевых действий», и даже во время болезни чувствовать, что сами стены этого дома против тебя — нормальному человеку это не под силу. Поэтому приходилось становиться ненормальными. Чтобы выжить…

Выжить… В родном-то доме, в мирное время… От жалости к сестре тупо заныло где-то слева, может под сердцем, а может, оно и не при чем тут было. О том, что и сама она живет отнюдь не нормальной жизнью в свои тридцать два года, Юля даже не задумывалась — видимо, срабатывал инстинкт самосохранения…

Взгляд Юли упал на старинные часы с маятником, стоявшие в углу комнаты. Это была единственная красивая вещь в их квартире, и единственная вещь, которую любила мать. Юля однажды видела, как мать открыла эти часы, провела рукой по циферблату — словно по лицу, кончиками пальцев дотронулась до большого неподвижного маятника… Постояла несколько секунд, и снова закрыла их. Когда она повернулась, Юле показалось, что в глазах у матери стояли слезы…

Юля подошла к часам.

— Ну вот что, что в вас есть? Ржавая развалина, что в тебе может быть хорошего? — она тихонько открыла крышку и присела на корточки. — Куча старья, и место твое на помойке…

С досады она толкнула потускневший маятник, и вдруг что-то с легким шелестом выпало из него. На полу лежал сложенный вдвое листок. Юля осторожно развернула его. Это было письмо к матери. Без даты и без подписи.

Никогда, никогда в жизни Юля не слышала, не читала, не представляла себе таких теплых и нежных слов! Юля была поражена — тот, кто писал это письмо, очень любил мать! Он просил ее беречь себя, не тосковать и не плакать, просил ее быть счастливой… «Солнце мое, родная моя, будь счастлива за двоих…»

Юля перечитала письмо несколько раз, пока заметила приписку, сделанную другой рукой: «смерть наступила в 15.30» и неразборчивую подпись.

Она сложила письмо и аккуратно сунула его за маятник. Затем встала, провела рукой по циферблату — как по лицу, и закрыла крышку. Что-то изменилось в квартире…

— Мамочка… — прошептала она, и слезы навернулись на ее глаза, — Родная моя, солнце мое…

рекомендовать