ГлазлИвая.

Чувство вины. Яд или лекарство? Оно не дает покоя. Приоткрывает дверь во тьму и приходит в страшных снах, подавляя или гипертрофируя обычные человеческие чувства.

…если остались хоть какие-то чувства…

В конце августа на побережье стояла изнуряющая жара. За завтраком старожилы-отдыхающие рассказывали, что дождя не было более трех недель, а синоптики на предстоящую декаду обещают около тридцати градусов тепла и такую же солнечную погоду.

— А мне — на руку. Свои десять, честно заработанных дней, я хочу провести на пляже. Купаться, загорать и ни о чем не думать. Сутки уже бездарно пропали, зато отоспался на месяц вперед. Усталость накопилась, и тут уж ничего не поделаешь. Вот только этот страшный сон, неужели, опять придут давно забытые кошмары.

Дима прогнал дурные мысли, перевернулся на лежаке, подставив солнцу живот, и осмотрелся. Людей на пляже было не много, все-таки до города далековато, и это не могло не радовать. Свои, пансионатовские как-то научились рассредоточиваться меж многочисленных волнорезов. Каждому хотелось заполучить несколько метров жизненного пространства, и, что удивительно — получалось. Ведь чистый песок и невзбаламученная вода – маленькие радости приморского отдыха.

— Вечером тоже есть, чем заняться, — Дима закрыл глаза. — В пансионате несколько кафе, в самом большом даже танцуют. Приходят “дикие” отдыхающие, местные девушки заглядывают, а если в цивилизацию захочется – нет ничего проще. Махнул рукой на автостраде, и за пару сотен тебя в центр доставят.

На Диму упала чья-то тень, и он с неудовольствием поднял голову. Прямо перед ним раздевалась девушка. Она уже сняла джинсы и, скрестив руки, пыталась стянуть через голову выцветшую футболку. Лица видно не было, зато фигуру уже можно было оценить.

— Хорошо сложена, — он с удовольствием осмотрел незнакомку. – Хотя и не в моем вкусе, мне всегда тоненькие девушки нравились, тонкая кость. Да, именно так. Эта, пожалуй, тяжеловата, хотя лишних килограммов точно нет. А какая загорелая, просто шоколадка. У меня так никогда не получалось.

— Прекрасная туземка, — он негромко хмыкнул, а потом почему-то добавил.- Погоды, меж тем, стояли хорошие. К чему это я?

Девушка повернула голову и украдкой посмотрела на Дмитрия, а затем медленно, как бы приглашая, пошла к воде.

— Интересно, она из этих, вечно находящихся в поиске? Есть здесь такая категория местных барышень. Они легко знакомятся, а когда узнают, что ты из пансионата, очень интересуются, на каком этаже живешь. Если не на двух последних, где располагаются люксы, сразу следует другой вопрос – на какую сторону окна выходят. Я сначала не понимал, какая разница. Сосед по столику объяснил. Если окна выходят на море – номер одноместный, а значит и шансов у тебя больше. На интересное продолжение.

Девушка зашла на мелководье, остановилась, соединив ладошки на затылке, и повернулась лицом к солнцу. С десяти шагов она выглядела еще привлекательней.

— Прекрасное видится на расстоянии, — Дима привстал с лежака. – Давай, поднимайся, нас ждут великие дела.

Уже в воде он догнал незнакомку.

— Не возражаете, если я с вами…

— Попробуйте, мне не жалко. Окунуться вам точно не мешает. Обгорите еще. Вон кожа то, как покраснела, — южно-российским говорком ответила девушка.

— А мне казалось, что я уже прилично загорел. В Москве специально этому несколько выходных посвятил.

— Из Москвы? – с интересом посмотрела незнакомка. – Не хочу вас огорчать, но вы совсем белый. А плавать то, умеете? Спасать не придется?

— Я плыву, как дельфин,- улыбнулся Дима.

— Ну, тогда до буйков, дельфин?

Через двадцать метров он отставал на корпус, а когда, тяжело дыша, подплывал к финишу, понял, что форму потерял окончательно. Обхватив, качающийся на слабой волне буек, девушка снисходительно посматривала на Дмитрия и улыбалась.

— Так кто здесь дельфин?

Он уцепился за поплавок и вдруг увидел прямо перед собой огромные, в пол лица, черные глаза.

— Вот это глазищи, даже зрачков не видно, — удивился Дмитрий.

— Сдаюсь, вы победили. Я – Дима, а вас как зовут?

— Жанна.

— Чувствую, Жанна, мне нужно взять у тебя несколько уроков плавания. Давайте на ты.

— И мне на ты привычнее. Дима. А на счет уроков…. Я редко здесь бываю.

— Я предлагаю сегодня вечером встретиться вот в том кафе и поговорить об этом, — Дима кивнул на хорошо видную отсюда веранду. – Скажем, часов в восемь. Придете?

— Постараюсь, — Жанна оттолкнулась от буйка и быстро поплыла к берегу.

Когда Дима добрался до отмели, девушка уже подобрала вещи и, не одеваясь,

шла к волнорезу. Она ловко взобралась на бетонный монолит и помахала Дмитрию рукой.

Без четверти восемь он занял двухместный столик у парапета, отсюда, с высоты второго этажа, хорошо были видны все подходы к кафе. Пандус, по которому можно спуститься с автострады, подземный переход на пляж. В любом случае, пропустить появление Жанны, было бы не реально.

— Придет или нет? Пятьдесят на пятьдесят. Хотя нет, думаю, шестьдесят к сорока, что появится.

— Жанна…., интересно. У меня еще не было девушки с таким именем.

— Жанна. Желанная, жгучая, жаркая, живая, — Дима попробовал слова на язык.

А с другой стороны:

— Жестокая, жалящая, жуткая, — этот вариант ему совсем не понравился.

— Привет, — раздался сзади знакомый голос.

Дмитрий вздрогнул и обернулся. У столика стояла Жанна, улыбалась и гипнотизировала его своими огромными глазами. Она была в каком-то старомодном платье и в туфлях на высоком каблуке. Черные длинные волосы, прямые еще утром, сейчас были завиты, и пушистой волной лежали на плечах. С лицом тоже произошли перемены, и не в лучшую сторону. Цвет помады не сочетался с ее смуглой кожей, с глазами тоже что-то произошло, но здесь Дима, не очень сведущий в тайнах макияжа, был пас.

— Пришла бы в джинсах, подумаешь – светский раут, — недовольно подумал он. – И косметика все испортила, такой естественной утром была.

— А с другой стороны, старалась. Готовилась.

— Добрый вечер, присаживайся.

Дима посмотрел по сторонам и заметил ехидные взгляды из-за соседних столиков.

— Отлично выглядишь. Что закажем, есть пожелания?

— Я не голодна. На твой вкус, немного.

— Хорошо. Тогда сухое вино, ну и мясо какое-нибудь, — Дима помахал рукой официантке.

После дежурных: “За знакомство“ и других банальностей вдруг выяснилось, что Жанна разговор не очень то и поддерживает. Дима рассказал немного о себе, о перспективной работе, с которой связывает большие надежды, но найти темы, интересные обоим не получалось. Она была немного напряжена и если не оглядывалась по сторонам, то, как-то странно смотрела Диме в глаза.

— Жанна, расскажи о себе. Почему ты молчишь, тебе не интересно?

— Наоборот, очень интересно. Настоящая жизнь — только в большом городе. А здесь ничего не происходит. Ну, может быть, летом, в сезон. Я бы так хотела уехать отсюда.

— Где ты работаешь?

— По медицинской части….

— Так ты, врач?

— Да, почти…. Скоро буду, я еще учусь, — и опять замолчала.

— Какая тебе музыка нравится, — Дима вытягивал клещами слова из собеседницы. – Какие певцы, группы, а может быть, ты классику любишь?

— Мне вообще музыка нравится….

— Куда же девалась бойкая веселая девушка, — думал Дмитрий. – Похоже, пора завязывать, вечер не получился, а перспектив на ночь вообще никаких.

— Послушай, Жанна, я, наверное, перегрелся на солнце. Голова разболелась. Сейчас я тебя в такси посажу, а завтра увидимся.

— Давай я тебя вылечу, — она сразу оживилась. Чувствовалось, что ей не терпится уйти.

— Как? Я таблеток с собой не взял.

— У меня есть, все, что нужно. Пойдем к тебе.

Перспективы на постель начали неясно вырисовываться, и Дима решительно встал из-за стола.

Они поднялись в номер, и Дмитрий, пропустив ее вперед, незаметно закрыл дверь на ключ.

Девушка выдвинула кресло на середину комнаты и кивнула:

— Садись.

Дима устроился поудобнее, и вдруг почувствовал ее ладони у себя на висках. Руки были горячими, и он ощутил легкое покалывание.

— Зачем, ты меня обманул, — разочарованно сказала она. – У тебя ничего не болит.

— Все прошло, неожиданно. У меня так бывает, — соврал он и отодвинул кресло в сторону.

Тогда у него не возникло никаких вопросов, ему просто была нужна женщина. Немедленно.

Притянул ее к себе и поцеловал. В плотно сжатые губы. Попытался расстегнуть змейку на платье, но Жанна отвела его руки и села на краешек кровати.

— Я тебе нравлюсь, — ее огромные глаза были на расстоянии вытянутой руки. – Скажи.

Дима сел рядом и положил руку на ее колено.

— Очень, — в этот момент он уже ни в чем не сомневался.

Рука поползла вверх, обнажая загорелое бедро, и он опять попытался найти ее губы.

Жанна отодвинулась, натянула платье на колени и сверкнула глазами.

— Дима, не надо.

Желание мгновенно пропало. А ведь еще секунду назад….. Странно. Никогда такого не было.

— Насиловать я тебя не собираюсь.

Он достал сигарету и сел в кресло.

— Успокойся. Что мне было думать? Ты же пошла со мной в номер. Мне казалось, что ты тоже этого хочешь.

— Ты очень торопишься, Дима.

— Извини. Попробуй конфеты, для тебя купил, — он распечатал пеструю коробку.

Жанна взяла шоколад и опять замолчала. Казалось, она чего-то ждала. Каких-то особенных слов и Дима, похоже, знал, каких.

— Давай, я тебя провожу, поздно уже, — а ему хотелось, чтобы все это скорее закончилось.

— Хорошо, — разочарование сквозило в ее голосе.

Они поднялись к автостраде, и Дима поднял руку, намереваясь поймать машину. Неожиданно, Жанна вошла в подъехавший к остановке автобус, и ему ничего не оставалось, как заскочить вслед за ней. Ехали минут двадцать и молчали. Автобус еле полз, останавливался на каждой остановке, и все больше удалялся от побережья.

Они быстро перешли автостраду, даже ночью здесь сильное движение, и сразу же очутились в каком-то другом, совсем непраздничном месте. Словно шоссе являлось своеобразной границей разделяющей яркий, цветной мир побережья и унылый, серый мирок повседневной жизни. Где-то там, далеко, остались пальмы и магнолии, морской ветерок, даже в жару приносящий свежесть, звуки музыки, шум голосов. Здесь было тихо и очень душно. Тополя и кусты акации засыпаны пылью. Пока встречались фонари, серый налет можно было увидеть на листьях, потом, в полумраке, ощутить мельчайшие частички на языке. Или это мнительность? Диме здесь все не нравилось, появилось неприятное чувство тревоги.

— Скорее бы пришли, — подгонял он время. – Ну, где же она живет?

Они миновали улочку, застроенную частными домами, и оказались в квартале древних пятиэтажек. Когда-то здесь жизнь била ключом, следы ее были видны повсюду. Вот развалившаяся детская площадка, вот магазин с заколоченной крест накрест дверью, заросшее сорняками футбольное поле с покосившимися воротами. На них даже сохранилась полуистлевшая сетка.

— Пришли, — Жанна остановилась у тускло горящего фонаря. – Вот мой подъезд.

— Спасибо, что проводил. Не жалеешь? Получилось не так, как ты хотел.

— Пожалуйста. Одной, наверное, страшно по ночам ходить, — Дима ушел от ответа.

— Я не боюсь. Со мной ничего не случается. Никогда.

— Не зарекайся. Ты девушка красивая, всякое может быть.

— Все-таки я тебе понравилась?

— Начинается, — раздраженно подумал он. – Сколько можно? Я просто хочу домой, лечь и уснуть, а завтра что-нибудь более интересное произойдет.

— Если бы не нравилась, меня здесь не было.

Жанна нашла его глаза.

— Дима, я хочу уехать из этого города. Уехать с тобой.

— Уехать из рая? Ты шутишь? Ласковое море, тепло круглый год.

— Я бы ни за что отсюда не уехал, — Дима совсем не был готов к такому повороту.

— Это тебе кажется. Через пару месяцев закончится сезон, и здесь нечего будет делать. Заштормит, начнутся дожди. Скука!

— Возьми меня с собой.

— Жанна, мы же совсем не знаем друг друга. Одного вечера, поверь мне, недостаточно.

— Все, что надо, я о тебе узнала. Возьми, и ты не пожалеешь.

— А я ничего о тебе не знаю, — ее настойчивость начинала утомлять. – Ты молчала весь вечер. Я так и не понял, что тебе интересно, чем ты живешь. Секс у нас тоже не получился. Просто не понимаю, что у нас общего.

— Все у нас будет. Ты станешь у меня первым.

— О, господи, она еще и девочка. Бывает же такое, — Дима опустил глаза.

— Милая девушка, люди живут вместе по разным причинам. По привычке, по расчету. Но лучше это делать по любви, хотя бы с этого начать. Для меня это важно.

— Но я же тебя люблю. Еще тогда, на пляже, я поняла, что ты – мой.

— Так не бывает, для этого нужно время. Мы же, в конце концов, взрослые люди. Давай завтра поговорим, — Дима пытался закончить надоевший разговор.

— Я все поняла, ты хочешь уйти. Иди, упрашивать не стану. Только помни, что завтра у нас не будет. И без меня у тебя ничего не будет. Ничего и никогда. Я знаю.

— Это еще почему? Бред какой-то.

— Потому, что я глазлИвая.

— Прощай, Жанна, извини, если что не так.

— До свидания….., — она пристально посмотрела Диме в глаза и скрылась в черном проеме подъезда. – …..с Павликом….

Дима вздрогнул. Почудилось? Поднимался ветер, может, это прошелестели тополиные листья.

— Откуда она может знать про Павлика? Точно, послышалось.

Ветер становился все сильнее, и Дмитрий побежал к автостраде. На пыльную дорожку упали первые капли, а через несколько секунд яркая вспышка прочертила небо. Загремел гром. Разверзлись хляби небесные, начался сильнейший ливень. Дима укрылся под старым тополем, прижался к морщинистому стволу, стараясь спрятаться от тугих струй. Бесполезно. Спустя пару минут одежда промокла. Впереди, в какой-то сотне метров, он увидел заколоченный магазин и по лужам помчал к крыльцу укрытому козырьком. Прямо у дверей, здесь даже было сухое место. Дима встал на светлый пятачок и перевел дух.

— Вот ведь угораздило. Лежал бы сейчас в своей постели и десятый сон досматривал. Надо было посадить барышню в такси, так нет, провожать потащился.

— Глазливая? А это еще что такое? Наверное, ясновидящая какая-нибудь. Обалдели они тут от скуки провинциальной.

Он вытащил зажигалку и над огнем подсушил изрядно промокшую сигарету. Прикурил и задумался, глядя на пламя….

****

— Павлик, оставил бы свою машину внизу. Здесь нет никого.

Мальчишка покраснел, но бросать игрушку не собирался. Упрямо сопел и перебирался со ступеньки на ступеньку, стараясь не отстать. На крыше он поставил машинку и потащил ее за собой. На неровной бетонной плите игрушку потряхивало, стук пластмассовых колесиков был неприятен, и, наверное, его могли услышать внизу.

— Тише, Павлик. Вдруг здесь кто-нибудь есть.

Димка оглянулся и приложил палец к губам.

Мальчишка снова взял машинку в руки и, осторожно ступая, стараясь обходить кучи строительного мусора, они пошли дальше, к проему лифтовой шахты, рядом с которой из кирпичей и досок, старшие ребята сделали пару скамеек.

— Садись, пока.., — Дима достал из кармана игрушечный маузер, чудный пистолет с длинным стволом. Пошарил под грудой битых кирпичей и извлек длинную “макаронину” артиллерийского пороха.

— Я так и знал, что подойдет, — он вставил “макаронину” в отверстие.

Порох идеально разместился в канале ствола, не болтался и выступал на пару сантиметров, как раз для того, чтобы поджечь.

— Димка, дай мне. Я буду огнеметчиком, пожалуйста.

— Ладно, держи пистолет. Только на меня не направляй.

Дима вытащил из кармана спички.

— Оставь ты эту машину, держи маузер двумя руками.

Павлик не хотел ничего слышать и левой рукой сжимал капроновую веревочку. При малейшем движении машинка елозила по бетонной крошке, колеса скрипели и неприятно постукивали.

— Ну, ты готов? Зажигаю, — Дима чиркнул спичкой.

Порох загорелся мгновенно. Метровый язык пламени вырвался из ствола, ярко осветив черную дыру лифтового проема. Дима увидел, как покраснел от высокой температуры пистолет, и исказилось от боли лицо брата. Запахло паленым.

Павлик завизжал, уронил изрыгающий пламя маузер и отскочил назад, в сторону шахты. Пистолет, как волчок, закрутился на полу, выплюнув огненную струю под ноги мальчика.

Еще шаг назад, еще полшага, и Павлик оказался на краю бездны, неловко взмахнул руками и скрылся во тьме. Машинка, в последний раз, противно скрипнув колесиками, полетела вслед за хозяином. Короткий крик и тяжелый удар, там внизу.

— Паша, Павлик, ты живой, — Дима испуганно приблизился к краю плиты.

Было очень тихо. И страшно.

Дима попятился, сдвинул еще горячий пистолет и побежал к лестнице, размазывая слезы по щекам.

На вычищенной пламенем бетонной плите остался пожелтевший след, точно повторяющий контуры игрушечного маузера.

****

Сильнейший раскат, прямо над головой, и в то же мгновение ослепляющая вспышка, настолько яркая, что в ней потерялось слабое пламя зажигалки.

Тополь, под которым еще недавно стоял он, развалился на две части, будто рассеченный гигантской бритвой. Тяжелый удар упавшего дерева, и в воздухе запахло озоном. Дима запоздало вздрогнул и выронил зажигалку.

— Ну, братка, с тебя причитается. Бутылка коньяка, как минимум.

Он зябко поежился, представив возможные последствия. Обугленный труп неизвестного, без документов. Малосимпатичная картинка.

Ливень прекратился также неожиданно, как и начался.

Дима вышел из под козырька и направился, было к автостраде, но потом повернул к сломанному тополю. Молния поразила дерево на высоте двух метров, сделав косой неровный срез. Дмитрий поднял руку и с опаской дотронулся до теплой обугленной сердцевины.

— Рассказать кому, не поверят.

Когда впереди послышались звуки автострады, он перешел с бега на быстрый шаг и через минуту стоял на обочине, подняв руку. Водяная пыль, взбитая сотнями колесами, висела над дорожным полотном и причудливо искрила в лучах фар. Желтые огни автомобильной оптики казались в несколько раз больше, чем были на самом деле. Казалось, что далекая еще машина, через мгновение пронесется мимо тебя, обдав фонтанами брызг.

Лишь через десять минут Диме улыбнулась удача. От плотного потока отделилась легковушка, зачастив сигналом поворота, и остановилась на обочине.

Дмитрий увидел на крыше фонарь с шашечками, а затем без лишних переговоров залез в салон.

— До пансионата, знаете, где это? Только по дороге остановите у какого-нибудь магазина, сигарет куплю, — обещанный самому себе коньяк следовало купить, как можно скорее.

— Пятьсот. Ночной тариф, — ответил низкий женский голос.

Дима повернул голову и увидел на водительском месте даму, предпенсионного возраста.

— Нормально. Поехали. В первый раз вижу женщину-таксиста.

— Загадывай желание. Здесь я одна, такая.

Она лихо выкрутила руль и довольно бесцеремонно перестроилась в крайний левый ряд.

— Скажите, вы отсюда родом?

— Всю жизнь тут прожила, и на погост здесь отнесут. А что?

— Слово новое недавно услышал. Глазливая. Может, знаете, что это такое?

Машина дернулась и заметно сбавила скорость.

— Неужто, с глазливой познакомился? Не повезло тебе парень, коли так.

— Это еще почему? Расскажите, мне интересно.

— Сглаз, порча. Слышал, наверное? Есть в наших краях бабы такие, темноглазые. Ведьмы. Знаю, что и здесь одна живет. Сама, правда, не видела, врать не стану. Но люди говорили.

— Бред – все это. Средневековье какое-то.

— Хочешь, верь, а хочешь, не верь. А только, что слышала, то и рассказываю. Говорят, они и лечить могут, но только делают это редко. Близких людей пользуют, да тех, кто понравился. Если возненавидят кого, то и до беды не далеко.

— Да ладно? Что же они могут, такого?

— Год назад, здесь один отдыхающий повесился. А незадолго, его с глазливой видели. Вот и думай. Когда с делом этим разбирались, всю комнату перерыли. Не записки предсмертной, ничего. И дома у него все в порядке, семья хорошая. Не было причины в петлю лезть. А только, это глазливой дело.

— Допустим, все — правда. Что же, ничего с порчей поделать нельзя. Снимают ее ведь как-то?

— Сглаз от глазливой только глазливая и снимет. А лучше от них подальше держаться. В глаза им, главное, не смотреть. Как там, по науке, не знаю, но вот, что думаю. У каждого человека есть ангел-хранитель, у самого, наверное, такие случаи были, когда чудо какое-нибудь происходило. Подумаешь, так обязательно вспомнишь. Глазливые как-то делают, что хранитель своего подопечного перестает видеть, как будто и нет человека такого. А если у тебя какая-нибудь беда впереди, так она обязательно случится. Рано или поздно.

— Ну, бабка, придумала, — довольно усмехнулась женщина и дальше не проронила ни слова.

В номере Дима сбросил мокрые тряпки и переоделся. Дунул в казенный стакан, а потом наполнил его до краев. Взял конфету из открытой для Жанны коробки и торопливо, без должного уважения, выпил янтарный напиток. Несколько минут в голове беспорядочно вертелись какие-то обрывки мыслей. Прощальный взгляд Жанны, обугленный тополь, женщина из таксомотора – все это помноженное на озноб не успевшего согреться тела, вызывало сильное беспокойство. Дима посмотрел на будильник. Начало пятого. Через пару часов солнце взойдет, начнется новый день.

— Как там, у классиков. До первых петухов продержаться.

Он поудобней устроился в кресле, зажег сигарету и, не торопясь, смакуя, допил коньяк до конца. Напиток, наконец, подействовал, Дима согрелся, и беспокойство отступило.

— Сказки провинциальные, дурью народ мается. Повесился, говорите. Не дождетесь, у меня и веревки то нет.

Он лениво потянулся и задремал.

****

Из стены вышел Павлик. Штукатурка, выкрашенная светлой краской, вдруг потемнела, обрела человеческие контуры и треснула, а затем беззвучно рухнула на пол.

Мальчишка был в тех же коротких штанишках, в испачканной мелом синей футболке с номером десять. Игрушечная машинка, противно поскрипывая колесами, выкатилась за ним, повинуясь маленькой руке, сжимающей капроновую нить.

Медленно, внимательно смотря под ноги, он направился к темному проему балконной двери.

— Паша, Павлик, подожди. Иди ко мне, это же я, — Дима поднялся из кресла.

Мальчишка не слышал. Он шагнул на балкон и растаял, как бестелесный фантом.

Дима сунул ноги в кроссовки и, не зашнуровывая, бросился вслед за братом.

Некоторое время он бежал в полной темноте, ориентируясь по стуку автомобильных колесиков.

Внезапно кромешная тьма сменилась полумраком. Серые бетонные стены излучали слабый мерцающий свет. Павлика уже было видно.

Волоча за собой машину, он приближался к лифтовой шахте. Она находилась в какой-то паре шагов от мальчишки. В опасной близости. А вот и он — пожелтевший след, повторяющий контуры игрушечного маузера.

Павлик уже занес ногу над пропастью, когда Дима догнал его. Схватил за плечо и, стараясь не напугать, выдохнул:

— Стой, не надо.

Тот обернулся, и на расстоянии вытянутой руки Дмитрий увидел пожелтевший, покрытый мелкими трещинами череп. В глазницах антрацитово блестели черные радужки, окруженные фарфоровыми, в розовых прожилках, белками.

— Ничего и никогда, — отчетливо прошептал знакомый голос и отразился от стен многократным эхом.

Дима в ужасе отпрянул от мертвеца и застыл, пригвожденный страшным гипнотизирующим взглядом.

— Я знаю! — Павлик потерял равновесие и, беспомощно закричав, скрылся в черном проеме.

****

Страшный, леденящий душу крик. На одной, пронзительной ноте. Казалось, он никогда не кончится. Дима вздрогнул, открыл глаза и увидел внизу, десятью этажами ниже, мигающий габаритными огнями автомобиль. Оглушающий ревун сигнализации в предрассветной тишине был способен разбудить и мертвого. Дима судорожно схватился за холодную перекладину парапета и выпрямился, восстанавливая равновесие. Он сидел на тонкой металлической решетке, ограждающей балкон, свесив босые ноги над многометровой пропастью. В неярких сполохах световой сигнализации, на капоте машины, можно было увидеть белые кроссовки.