Жизнь в наследство или Солдаты 41-го (Продолжение)

Глава 8. Первые дни войны.

«Вы, живые, знайте, что с этой земли

Мы уйти не хотели и не ушли.

Мы стояли насмерть у темной Двины.

Мы погибли, чтоб жили вы. «

Роберт Рождественский

Оперативная сводка за 5 июля 1941 года

Утреннее сообщение 5 июля.

В течение минувшей ночи на 5 июля боевые действия на фронтах не внесли существенных изменений в положение и группировку наших войск.

Вечернее сообщение 5 июля.

На Полоцком направлении противник пытался форсировать р. Зап. Двина. Наши войска перешли в решительную контратаку и отбросили противника на южный берег Зап. Двины.

Утром четвертого июля дождик обильно умыл землю. Со стороны Фариново не утихала канонада. Бой разгорался не на шутку. Подвижный отряд, поднятый по тревоге, на автомобилях был переброшен на усиление. За километр до переднего края спешились и бегом бросились к позициям. Стрельба стояла оглушительная. Перед нашими окопами пришлось перемещаться короткими перебежками. Заняв стрелковые ячейки, стали отбиваться от наседавших немцев, которые, почувствовав усиление сопротивления, отступили. Отряд подоспел вовремя, ведь в живых на передовой остался молоденький лейтенант и наводчик орудия. Оба раненные. Они-то и удерживали позиции.

Напряжение боя спало. Иван Филатов огляделся вокруг. Рядом с ним обустраивался Сергей Бондаренко. Ивану пришёлся по душе этот живой, словоохотливый солдат. В отряд он попал, можно сказать, добровольцем.

Дело обстояло так. Полковник Зыгин приказал задерживать и проверять всех военных, идущих с

беженцами, отбирать наиболее подготовленных, для пополнения. Надо заметить, что перло военного люда не мало. Причём не только пешком, но и на грузовиках.

Злые, измождённые и растерянные. Они односложно отвечали, что их части разбиты, сами они чудом вырвались из лап фашистов. Из кузова одного такого автомобиля и спрыгнул Бондаренко. В руках сжимал немецкий автомат. На поясе висели несколько подсумков с запасными магазинами. Оглядев остановивших машину бойцов, он подошёл к командиру подвижного отряда и задал вопрос:

— Товарищ капитан, разрешите обратиться, рядовой Бондаренко?

— Обращайтесь, — кивнул офицер.

— Я от границы пячусь, много повидал. От части остался скорее всего один. Остальные полегли. Большинство там на границе. Разрешите влиться в ваше подразделение? Вижу, вы основательно готовитесь встретить фрицев, а у меня руки чешутся, за ребят, друзей и сослуживцев поквитаться.

Капитан внимательно осмотрел бойца. Гимнастёрка и галифе грязные, лицо посерело от пыли, а глаза… В глазах горела какая-то нечеловеческая решимость. Видно было, что этот человек натерпелся и ожесточился. Такой будет драться до конца. Опытные бойцы, понюхавшие пороха ой как нужны были и внутренне обрадовавшись, командир, нахмурив брови, ответил.

— Хорошо, посмотрим, чего вы стоите в бою, — и, повернувшись в сторону своих бойцов, распорядился, — старшина, определите новенького и зачислите на довольствие.

Подошедший старшина, глянув на солдата, сокрушённо покачал головой и бросил:

— Следуй за мной, — увёл Бондаренко…

Так и увиделись в первый раз, а позже подружились. Вот и сейчас, заметив товарища, пользуясь затишьем, захотелось поговорить.

— Сергей, — позвал Филатов.

— Т-с-с!!! – приложил палец к губам Бондаренко и кивнул на нейтральную полосу.

Иван проследил за взглядом друга и его глаза потеплели.

Среди выгоревшей травы сидел заяц и беспечно чесал задней лапой линяющий бок. Немцы, по какой-то причине, то же прекратили стрельбу. И каждый боец благодарил судьбу, за то, что подарила эти мгновения тишины на крошечном участке фронта…

А ушастый комочек, отдохнув, неспешно поскакал по своим заячьим делам. Ни у кого не поднялась рука причинить ему вред. Осознав увиденное, Иван перешёл к Сергею и, по привычке наблюдая за противником, поделился:

— Вот гляжу я в ту сторону и мысли приходят, наверняка есть что-то человеческое и у немцев…

— Нет у них ничего за душой, — перебил Бондаренко, — нет и быть не может. Поверь на слово, я насмотрелся и уверовал, что людей в обще человеческом понятии среди них практически нет.

— Скажешь тоже, — недоверчиво покосился Иван, — они же цивилизованные, одним словом Европа. Эвон прут как. От Бреста до Полоцка за неделю доскакали…Да какая неделя… Первый бой у нас здесь двадцать седьмого июня произошёл.

— А не брешешь?

— Ей-богу, — перекрестился Иван, — залётные какие-то. Накрыли мы их артиллерией, даже пленных взяли.

— Иди ты!!!

— Да любого спроси. Меня вот и удивляет, что бить то его можно, немца-то. Только непонятно. Почему там, на границе не побили?

— А чем бить? – сжал кулаки Сергей, — голыми руками? Я тебе расскажу, а ты сам решай, что и как. Службу я проходил в батальоне связи семнадцатой стрелковой дивизии здесь, под Полоцком. Часто приходилось обеспечивать связь в штабе соединения. Так что не удивляйся, волей не волей пришлось много слышать, а память у меня не плохая. Так вот, в средине июня, согласно приказа из армии, предстояло передислоцироваться в летние лагеря у самой границы под Лидой. Хорошо помню, как комдив растерянно делился своими мыслями с начальником штаба: «Я выполню приказ, выведу части дивизии в летние лагеря, но в случае чего, чем воевать прикажите, подушкам?»

— Как же так? – настал черёд удивляться Филатову, — ведь понимал комдив, что обстановка сложная. Мог бы дать распоряжение взять полный боезапас…

— Ага, счас, — огрызнулся Сергей, — за такое самоуправство его в миг бы, как паникёра к стенке поставили, в лучшем случае осудили. Нет, наш генерал исполнил приказ от корки до корки. Ни одного лишнего патрона, а тем более снаряда не было ни то что при нас, а и в обозах. Всё осталось на складах. Мало того артиллеристы, зенитчики и тыл дивизии гарнизон здесь, под Полоцком не покинули. Поэтому каждая часть осуществляла обеспечение продовольствием своими силами.

— Сдурели там все у вас что ли? — ужаснулся Иван, — это же ни в какие ворота не лезет…

— То-то и оно, что не просто пролезло, а пропёрло, — досадливо отмахнулся Бондаренко, — по приказу, во избежание провокаций со стороны немцев, запрещалось выдавать боеприпасы, кроме часовых. В общем вышли к границе с винтовками, без патронов.

— Конечно, — раздосадовано почесал затылок Филатов, — против танка с винтовкой не попрёшь…

— Пёрли, ещё как пёрли, — ошарашил своего слушателя Сергей, — всякое было. В общем двадцать первого июня мы уже стояли палаточным лагерем недалеко от границы. А утром следующего дня, едва занялась зоря, фашисты начали артподготовку. Спустя минут тридцать в лагерь ворвались мотоциклисты и автоматными и пулемётными очередями буквально изрешетили наши палатки. Я был на посту и когда ко мне пожаловали гости на мотоцикле, то, согласно Устава, сделал предупредительный выстрел вверх. А они прут на меня, тогда я спрыгнул в окоп, прицелился в водителя и, на свою удачу, попал трассирующей пулей в бензобак. Он и взорвался, обдав воспламенившимся бензином троих фрицев. В общем сгорели они заживо. А автоматы и магазины побросали, когда пытались сбить пламя. Но и нашим досталось. Сам понимаешь, первые убитые, раненные.

— Да, представляю, — тихо проговорил Иван.

— Вряд ли. – с сомнением посмотрел Бондаренко, — ведь разрешения открыть ответный огонь так и не последовало. Нарочный доставил пакет с приказом из армии, в котором было чёрным по белому написано: «На провокацию не поддаваться, огонь не открывать!»

— Ничего себе, — округлил глаза Филатов…

— Вот тебе и ничего себе, — съязвил Сергей, — правда спустя некоторое время поступил распоряжение окопаться и занять оборону. Были выданы патроны и гранаты.

В суматохе про меня забыли, потому что в расположении части вскоре атаковали немцы. Шли они нагло, цепью в полный рост, чуть ли не строевым шагом, поливая наших бойцов из пулемётов и автоматов. Я на всякий случай подобрал оружие и боеприпасы у убитых мною фашистов. Установил пулемёт в окопе и когда их цепи поравнялись со мной, ударил им во фланг. В общем многих положил. Атака захлебнулась. Вместе с подоспевшими сослуживцами собрали оружие, патроны. Словом, в дальнейшем нас здорово выручили трофеи.

— У меня слов нет, — продолжал сокрушаться Иван, — вот до чего доводит тупая исполнительность…

— Да нет, — покачал головой Бондаренко, — как раз четкая организация и исполнительность, доведённая до автоматизма помогает немцам. Пока помогает. А у нас полнейшая сумятица и неразбериха.

— Почему?!!, — обиженно переспросил Филатов.

— Увы, у них прекрасно налажена радиосвязь, — ответил Сергей, — что позволяет организовать взаимодействие не только частей, но и родов войск. Небось обратил внимание, стоит захлебнуться немецкой атаке, как в небе появляются бомбардировщики и наносят удар по нашим позициям, следом проводится артналёт, а под его прикрытием к нашей обороне подходят танки и утюжат наши окопы.

— Да, именно так и происходит, — удручённо согласился Иван.

— Вот в том то и проявляется организованность немецкой военной машины, — зло констатировал Бондаренко, — а у нас что? Проводная связь? Так её диверсанты порезали в два счета в тылах, а на позициях в клочья изорвали снаряды и бомбы, намотали на гусеницы танки и уволокли. Офицеров связи и нарочных перебили всевозможными способами. Небось слышал байки про охоту немецких лётчиков за одиночными бойцами, мотоциклами, машинами?

— Было дело, — подтвердил Филатов, — говорили отступающие солдатики.

— Так вот, никакие это не байки, — огорошил Сергей, — а самая что ни наесть правда. Охотятся на земле и с неба за одиночками. Немцы знают наши способы доставки приказов, потому и считают, что одиночки – это курьеры. Их в первую очередь и стараются уничтожить. Я в штабе дивизии слышал, что Павлов, командующий фронтом, в течении 22 июня несколько раз пытался довести до войск боевую задачу, но его приказы просто не доходили. Да что там говорить, комкор Борисов вынужден был с оперативной группой прибыть в район Лиды, чтобы на месте руководить войсками.

— Правда? – обескураженно переспросил Иван.

— А чего мне брехать? – парировал Бондаренко, — только с его появлением наша дивизия заняла оборону на реке Дитва. Начались тяжелейшие бои. А тем временем немцы вышли к нам в тыл. Из-за угрозы окружения было приказано отступать. Мы пошли колонной в сторону Воложина с целью выйти на Молодечно. Уже на второй день бросили в овраг аппараты и установки связи, предварительно разбив и искорёжив их. На всякий случай я подобрал наган, который валялся прямо на дороге. Немецкие самолёты не давали покоя. При их появлении приходилось разбегаться в стороны. Фашистские летчики просто ходили у нас по головам, сбрасывая не только бомбы, но и листовки с призывом сдаваться в плен.

Издевались они над нами, как хотели. Сбрасывали пустые дырявые бочки, которые выли, выворачивая на изнанку душу. Многие были на грани паники. Мы ведь ожидали, что вот- вот выйдем на новый рубеж и займём оборону. Увы, стало ясно, что немцы двигаются где-то рядом и существует реальная угроза окружения. Стало понятно, что в наших интересах двигаться не только днём, но и ночью, делая короткие привалы. К нам присоединялись разрозненные группы красноармейцев.  Только немецкие самолёты, господствовавшие в небе, внесли в наши планы существенные поправки. Чтобы не попадать под авианалёты, приспособились днём отсыпаться, а идти в вечернее время, и ночами.

— Боже мой, — сочувствующе посмотрел на рассказчика Филатов, — как же вы выдержали всё?

— В том-то и дело, что не все выдержали, — огорченно развёл руками Сергей, — через двое суток изнурительного марша наша колонна начала таять на глазах. Кто-то погиб, кого-то ранило, а кто-то ушел сдаваться в плен…

— Как это в плен, — возмущённо сжал кулаки Иван.

— А очень даже просто, — бессильно склонил голову Бондаренко, — сам посуди. У многих из нас есть свои чёрные пятна в судьбе. У кого-то родственники раскулачены, у кого-то близкие арестованы за опоздание на работу или за другие провинности, а у кого-то вообще оказались врагами народа. Вот люди и замкнулся в себе от страха. А тут такое. Боеприпасов нет, не то что пищи, воды нормальной вдоволь не всегда имелось. Полное ощущение, что ты брошен, уже вычеркнут из этой жизни и нет никому дела до тебя. А немцы в листовках зовут в плен. И многим кажется, что плен – это конец всем невзгодам. Вот и идут сдаваться.

— Темнота, — сокрушённо покачал головой Филатов, — кто же за дарма кормить станет. Наверняка заставят вкалывать от зори до зори…

— Ещё как заставят. Гитлер где насильно, а где добровольно объединил всю Европу и бросил против нас. В армию выгреб всех работоспособных. А на их место кого-то надо ставить? Вот этих придурков туда и направят. В общем куда ни кинь, всюду клин. Нет, я твёрдо убеждён сейчас главное организоваться. И коль не под силу остановить немца, нужно так огрызаться, чтобы сбить с них спесь. А там глядишь наши соберутся с силами, тогда и ударим так, что эта самая гитлеровская Европа рассыплется на клочки и заткнётся на долго. В общем я решил бить их столько, сколько сил моих хватит.

— А как же иначе? – удивленно развёл руками Иван, — если драпать без оглядки, этак всю страну профукать можно, как это с той же Европой произошло.

Сзади послышался топот. Оглянувшись увидели, что им на смену приближается не меньше батальона красноармейцев.

По окопу передали чтобы подвижный отряд выходил в тыл.

Справка: В июне 1941 17 стрелковая дивизия дислоцировалась в районе Полоцка. По довоенному плану прикрытия[1] 21-й стрелковый корпус, в состав которого включалась дивизия, должен был к концу 15-го дня мобилизации выдвинуться в район восточнее Гродно и составить второй эшелон 3-й армии. 17 июня 1941 года дивизия начала переброску в Лиду. 22 июня находилась в районе Юратишки, в 50 километрах к востоку-северо-востоку от Лиды. Тыловые части дивизии остались в Полоцке, вследствие чего дивизия была плохо обеспечена:

23 июня 1941 года дивизия получила приказ на наступление в направлении на Радунь и Варену. 24 июня 1941 года, выступающий в авангарде 55-й стрелковый полк обнаружил, что Радунь уже занята противником, и из неё выдвигаются передовые части противника. 55-й стрелковый полк окопался в 10 километрах южнее Радуни, и в течение дня отбивает атаки противника, но вечером по приказу командира дивизии, отошёл за Дитву. На 25 июня 1941 года дивизия занимала рубеж обороны вышли по берегу Дитвы на участке от Солишек в 25 километрах северо-западнее Лиды и до Белогрудцев в 10 километрах юго-западнее Лиды[2]. С 27 июня 1941 года дивизия отходит по направлению Новогрудок — Минск и по-видимому полностью погибла в окружении в Белоруссии.

19 сентября 1941 года расформирована.

Июль 2017.