Фронтовые будни танкиста Полякова

Г. Антюфеев.

Фронтовые будни танкиста Полякова

Очерк

С   Павлом  Георгиевичем  Поляковым   мы  познакомились  заочно, по  телефону. Он  позвонил, чтобы  высказать  мнение  по  поводу  моего  материала, помещённого  в    районной  газете  «Заря». Слово  за  слово – завязался  разговор, закончившийся  приглашением  ветерана  заглянуть  к  нему  «на  огонёк». В  одну  из  поездок  в  Суровикино  я  откликнулся  на  предложение  и  переступил  порог  гостеприимного  дома. Меня  встретил  худощавый, седовласый  мужчина  с  умудрённой  улыбкой  и  добрыми  глазами. Выяснилось, он  интереснейший  собеседник, с  которым  можно  поговорить  на  разнообразные  темы. Затрагивали  с  ним  проблемы  сельского  хозяйства  и  культуры, политики  и  строительства, и  обо  всём  Павел  Георгиевич  рассуждал  ярко, со  знанием  дела, с  собственной  точки  зрения. Не  обошлось без  воспоминаний, а   рассказать   ветерану  есть  что.

Особое  место  в  наших  беседах  занимала  фронтовая  тема, что  волнует  и  обжигает  кавалера  трёх  орденов  Отечественной  войны, медалей  «За  взятие  Будапешта», «За  освобождение  Праги», «За  взятие  Вены»  и  других.

… Горячее  дыхание  Великой  Отечественной  коснулось  Паши, когда  учился  в  Красноармейске. Немцы  исправно  и  методично  бомбили  Сталинград  и  пригороды, но  по  воскресеньям  устраивали  отдых. И  тогда  можно  было  не  опасаться  за  свою  жизнь  и  за  жизнь  близких  и  родных. 8  июня  1942-го  года  значилось  на  календаре  красной  датой, поэтому  люди  без боязни  передвигались  по  городу: решали  проблемы, занимались повседневными  делами  прифронтового  города  и  даже  пошли  на  базар. На  торгующих  и  на  покупателей  в  тот  день  неожиданно  обрушили  фашисты  смертоносный  груз… Вместе  с  товарищами  и  одноклассниками  выносил  с  искорёженной  воронками  площади  раненых  и  убитых. Юные  сердца  и  до этой бомбёжки  полнились  ненавистью  к  врагу, а  после  увиденного  варварства  она  захлестнула  их. Решили  четверо  приятелей  бежать  из  дому  и  поступить  в  морское  училище  г. Ленкорани. Удача  улыбнулась  лишь  одному, а  остальным  по  возвращении  крепко  досталось  от  родителей.

Больше друзья не пытались сбегать из города, завершили  десятилетку, и  в  августе  выпускник Поляков  получил  повестку  из  военкомата. После  прохождения  медкомиссии  был  отправлен  в  Астрахань, а  позже  в  Оренбург, где  окончил  школу  миномётчиков. В  конце  декабря  курсантам  выдали  новое  обмундирование: шапки, полушубки, валенки – и   отправили  к  Сталинграду.

Скорее! Скорее! Все  рвались  вступить  в  бой  с  оккупантами, особенно  Паша – ведь  это его  родная  земля… И  вот  миномётчики  наблюдают  с  пригорка  у  Волги  полыхающую  твердыню. Ещё  немного – и  пополнение  вольётся  в  ряды  защитников, но… Ждало  разочарование. Выстроили  молодняк  и  сказали: «В  городе  обойдутся  без  вас. А  сейчас  у  кого  среднее  образование – два  шага  вперёд».

Так  попал  в  Камышинское  танковое  училище, которое  находилось  в  эвакуации  в  казахстанском  городе  Берчогуре. Потянулись  напряжённые  учебные  дни. Иногда, лёжа   во   временной   казарме, построенной   изо  льда (!), вспоминал  коротенькую  встречу  с  родителем  при  посадке  будущих  танкистов  в  эшелон. На  соседнем  пути  остановился  состав, из  него  высыпались  бойцы: кто  покурить, кто  размять  ноги. Огорчённые  решением  командования, юноши  с  завистью  смотрели  на  тех, кому  предстояло  схватиться  с  врагом  в  окопах  Сталинграда. Вдруг  среди  гомона, смеха, притопов  и  прихлопов  послышалось: «Паша!» Не  сразу  узнал  отца, одетого  в  военное  обмундирование. Крепкие  мужские  объятия  больше  слов  сказали  о  переполнявших  чувствах…

Из  Казахстана  отправили  курсантов  продолжать  учёбу  в  Омск. Преподаватели,  учитывая  накопленный  опыт  ведения  боёв, старались  учения  приблизить   к   фронтовой   обстановке. По   окончании  занятий  в  ноябре  1943-го  младший  лейтенант  получил  свой  первый  танк  прямо  на  Омском  заводе. После  митинга  40  машин  погрузили    на  железнодорожные  платформы  и  отправили  на  передовую. Почти  без  остановок  мчали  на  Украину, где  выпускникам  училища предстояло  принять  ратное  крещение. Ветеран  называл  населённые  пункты, откуда  начинал  воевать, и  я  представлял  те  места,  потому  что  довелось  моей  семье  жить  неподалёку  от  них (станция  Вапнярка, например, располагалась  в  40-50  километрах  от  нас). Белая  Церковь, Христиновка, Басивка… В  Басивке  экипаж  под  командованием  Полякова   впервые столкнулся  с  гитлеровцами. Пехота  и  техника  месили  густой  чернозём, затруднявший  перемещения  и  манёвры. Борт  Павла  натужно  ревел, продвигаясь  вдоль  балки, ведя  огонь  по  противнику. Через   окуляр    Т-34  командир  заметил  немецкий  грузовик  с  солдатами  и  прицепленной  дымящейся  полевой  кухней. Выстрел  оказался  удачным: автомобиль  вместе  с  прицепом  взлетел  в  воздух. Успех  настолько  обрадовал  новичков, что  на  какое-то  время  утратили  бдительность, за  что  и  поплатились, получив  удар  от  замаскированной  в  леске  «Пантеры». Прибавив  газу, заехали  в  лесополосу, ответили  фашистской  махине, но  та  тоже  укрылась  в  зарослях. Совершая  маневр,  краснозвёздная  бронемашина   сползла  в  балку, где  увязла  и  стала  привлекательной  мишенью  для  авиации. Один  из  «Мессершмиттов»  засёк  цель, сделал  разворот. Экипаж  спешно  покинул  места, прижался  к  покатым  бокам  балки. Самолёт  начал  бить  из  пулемёта, но – к  счастью – никого  не  задел. Взмыв,  вновь  атаковал  ребят, метавшихся  от  склона  к  склону… Охота  продолжалась  до  тех  пор, пока  немец  не  израсходовал  патроны. На  прощание  «Мессер»  пронёсся  метрах  в  пятидесяти  от  земли, и  танкисты  увидели  недовольное  лицо  пилота. Лётчик, погрозив  им  кулаком, улетел  восвояси.

Новобранцы  отделались  испугом, лёгким  ранением  одного  из  них  да  ремонтом  гусеничного  агрегата, а  в  районе  Басивки  осталось  догорать  немало  наших  танков…

За  крещением  последовала  первая  водная  преграда – Южный  Буг, из  которого  по  традиции  выпили  водицы.

Вслед  за  тем  в  составе  2-го  Украинского  фронта  участвовали  в  окружении  и   ликвидации  крупной  вражеской  группировки  в  районе  городов  Яссы  и  Кишинёва. Запомнился  штурм  села  Скулене, где  после  схватки  освободителей  встречали  хлебом-солью  местные  крестьяне. Там  же, в  Молдавии, вражеский  танк, подкараулив  наш, ударил  в  борт, и  болванка, пройдя  сквозь  башню(!), не  задела  ни  людей, ни  боеприпасов. Чудо, да  и  только!

В  Румынии  в  бою  за  одну  деревушку  у  Т-34  слетела  гусеница, и  вновь  машина  стала  уязвимой. И  снова, как  в  Малороссии, её  заметил  гитлеровский  самолёт.  Низринул  свой  чудовищный  груз. Экипаж  и  в  этот  раз  бросился  к  землице, ища  защиты  и  спасения. Павел, лёжа  ниц, не  выдержал  нарастающего  воя  и  перевернулся  на  спину… В  экстремальных  ситуациях  у  человека  выявляются  скрытые  возможности, и  он, в  частности, может  видеть, как  в  замедленной  съёмке, быстролетящие  предметы: пули, снаряды, мины… Младшой  видел, ясно  и  чётко  видел,  как  прямо  на  него, изящно  покачиваясь,  летела  авиабомба. Успел  рассмотреть  стабилизаторы, белую, жёлтую  и  красную  полосы, венчавшие  остро-хищный  нос… Воля  молодого  офицера  парализовалась: как  заворожённый  наблюдал, наблюдал, не  в  силах    шелохнуться,  за  приближающейся  смертью. Ниже, ниже… сейчас… закрыл  глаза, и  в  это  мгновение  прогремел  взрыв. Оцепенение  вмиг  улетучилось, глянул  туда, куда  угодила  бомба… До  воронки  было  далеко… Танк  по-прежнему  стоял  за  пригорком, гремела  ленивая  перестрелка, сложилась  ситуация, когда  ни  у  одной  из  сторон  не  хватало  сил  для  наступления. Шли  позиционные  бои, что  вносило  своеобразие  в  отношения  противников. По  ночам, когда  в  небо  взлетали  ракеты, освещая  безжизненным  светом  окрестности, когда  звучали  редкие  выстрелы, с  вражеского  края  слышалось  просящее: «Камрад, вассер, вассер…» Местность  была  безводная, и  от  жажды  страдали  и  те, и  другие. Германцы – больше, потому  что  огромная  воронка  с  бьющим  ключом, наполненная  водой, находилась  на  советской  территории.

— Давай, валяй, — проявляли  милость  красноармейцы, и  несколько  человек  с  противоположного  расположения  приползали  с  термосами  за  живительной  влагой…

Застрявшие  тылы  и  рембаты  через  несколько  дней  настигли  части, «коробку»  Павла  подцепили, отправив  на  восстановление,  но – какая  досада! – Бухарест  взяли  без  их  участия. А  так  хотелось  посмотреть  столицу  Румынии! На  перекладных  отправился  туда, и  по  пути  следования, во  время  привала  в  одном  лесочке, рядом  остановилась  колонна  автомобилей, из  коих  вышли  размяться  конвоиры  и  пленённый  румынский  генералитет. Так  что  довелось  увидеть  самого  Антонеску.

А  Бухарест… Жил  спокойной  жизнью  и, казалось, попал  в  другой  мир, где  нет  гари, выхлопных  газов, заполнявших  башню, где  нет  ломавшего  тела  холода  зимой  и  удушливой  жары  летом – броня  впитывала  и  то, и  другое, где  нет  грязи  и  вшей – всего, что  сопровождало  танкистов. Глотнув  воздуха  мирного  бытия, посетив  один  из  ресторанов, командир  вернулся  к  экипажу, и  вместе  продолжили  фронтовые  будни.

10-го  ноября  44-го  ночью  развернулись  на  Вац – пригород  Будапешта. Уже  рассвело, густой  туман  обволакивал  местность: метрах  в  шести-семи  ничего  не  видно, но  машины  с  приглушенными  фарами  шли  вперёд. Вдруг – взрывы! Вражеские  пушки  бьют  на  звук  моторов. Ответили, подавили  противника, двинулись  дальше  и  приблизительно  через  полкилометра  вышли  на  берег  широкой  реки.

Каждый  раз, переезжая  Дон, глядя  на  его  крутые  берега, Павел  Георгиевич  вспоминает  выход  к  Дунаю…

Туман  начал  редеть, выключили  моторы, и  в  наступившей  тишине  послышались  столь  знакомые  по  Волге  удары  лопастей  по  воде. По  реке  шла  загруженная  ниже  ватерлинии  самоходная  баржа  с  фашистами. Танк  Полякова  стоял  на  ровной, словно  предназначенной  для  прицельной  стрельбы, площадке, поэтому  скомандовал: «Заряжай!» Выстрел. Водный  столб  взметнулся  рядом  с  посудиной. Поправка. Выстрел – и  секунды  спустя   самоходка  окуталась  паром. Туман  развеялся, и  стало  видно,  как судно  начало  стремительно  тонуть. Гитлеровцы  с  криками  бросались   в  Дунай  и  пытались  добраться  до  берега. И  хотя  осень  и  зима  в  Европе  гораздо  мягче  и  теплее, чем  в  России – всё  равно  солдаты  не  доплывали  до  спасительной  тверди  и  скрывались  под  волнами. Русские  молча  взирали  на  ужасающую  картину, и  в  душах  боролись  противоречивые  чувства: осознание  того, что  эти  уже  не  будут  стрелять  и  убивать, и  жалость  к  погибавшим  людям…

Жалей – не  жалей, а  воевать  надо – не  мы  начали  войну, но  нам  её  кончать  и  поэтому  пошли  танкисты, да  и  вся  Армия  дальше  на  Запад…

Снова  стычки  с  врагом, о  котором  с  уважением  отзывается  ветеран, отмечая  выучку, дисциплину  и  стойкость  немцев, в  каковой  те порой  не  уступали  солдатам  Красной Армии. Снова  грязь  и  жара, ветер  и  холод, когда, сидя  на  открытом  люке, примерзаешь  к  металлу. Снова  тяжёлые, изнурительные  будни  войны. Атаки. Штурмы. Победы. И  гибель  друзей…

Дошёл  гвардейский  экипаж  и  до  столицы  вальса – Вены, что  удивила  красотой, чистотой, опрятностью  и  морем  звучавшей  по  вечерам  на  улицах  и  площадях музыки. Из  Австрии  повернули  в  Чехословакию – на  выручку  пражанам. Да, видимо,  перестарались – не  выдержал  нагрузки  и  вышел  из  строя  мотор  километров  за  семьдесят  до  города. Не  довелось  участвовать  непосредственно  в  боях  за  Прагу. Как  обычно, обслуга  отстала  от  авангарда, пришлось  ждать, чтобы  восстановить  боеспособность  Т-34. Огорчённые  неудачей, сетуя  на  ремонтные  мастерские, устроились  на  ночлег. Перед  рассветом  послышалась  хаотичная  пальба, согнавшая  сон  и  заставившая  нервно  сжать  оружие,  потому  что  были предупреждены  о  возможных  нападениях  бендеровцев  и  гитлеровцев. Стрельба  не  умолкала, продолжалась  с  нарастающей  силой.

— Что  случилось? – спросили  у  пробегавшего  пехотинца.

— Война  закончилась! – радостно  прокричал  тот.

Тут  уж  и  танкисты  отсалютовали  из  своего  оружия  в  честь  победы.

А  как  же  Прага? Быть  рядом  и  не  посетить  её – грех. И  вновь  молодой, красивый, улыбчивый  лейтенант  на  попутках  добирается  до  братской  столицы, где  их, победителей, встречали восторженно, осыпая  цветами, угощая  всевозможной  снедью  и  вином…

Казалось, сделаны  последние  военные  шаги. Ещё  немного – и  вернутся  на  Отчизну  к  мирной  жизни, но…

После  того, как  7-го  декабря  1941-го  года  японская  эскадра  нанесла  сокрушительный  удар Тихоокеанскому  флоту  США, потопив  в  Перл-Харборе  пять  линкоров  из  восьми, уничтожив  основные  коммуникации  и  склады  главной  базы  флота, учинив  при  том  и  огромный  урон  живой  силе, американцы  объявили  войну  Японии. Боевые  действия  развернулись  в  Китае, Вьетнаме, Камбодже, Лаосе, где  японские  войска  одержали  ряд  побед, расширив  своё  присутствие  в  Азии. Милитаристы  овладели  Индонезией, Филиппинами, высадились  на  Новой  Гвинее, оказались  на  подступах  к  Австралии. Наряду  с  фашистской  Германией  и  Италией  Япония  несла  с  собой  угрозу  не  только  Советскому  Союзу – миру  в  целом. Американцы, ведя  боевые  действия, понимали  сложности  окончательного  разгрома  противника, предполагая, что  они  продлятся  до  конца  1946-го  года  и  обойдутся  США  в  миллион  погибших. В  связи  с  этим  на  Крымской  конференции  в  феврале  45-го  союзники  обратились  к  правительству  СССР  с  просьбой  о  начале  совместной  операции  в  Азии. Советский  Союз  принял  на  себя  обязательства  вступить  в  войну  с  Японией  не  позже, чем  через  три  месяца  после  победы  над  Германией.

Отгремели  последние  залпы  Великой  Отечественной, и  состав  5-го  танкового  корпуса, где  служил  лейтенант, жил  предвкушением  цивильной  жизни, с  охотой  и  удовольствием  занимался устранением  неполадок  в  машинах, осмотром  вооружения  и  покраской  техники. Пронёсся  слух, что  перебросят  в  Киев, и  многие  мечтали, как  будут  гулять  под  сенью  каштанов – одного  из  символов  столицы  Украины. В   начале   мая   из      г. Бероун, что  в  Чехословакии, стали  отходить  эшелоны. Составы  шли  на  расстоянии  видимости, и  создавалось  впечатление, что  вся  армия  направляется  в  Союз.  Уже  и  границу  пересекли  в  Бресте, всюду   свободно  лилась  родная  речь, которую  вот  так  запросто  не  слышал  лейтенант  из  уст  гражданского  населения  с  1943-го  года, а  поезда, с  небольшими  остановками  на  станциях, всё  бежали  и  бежали  в  неизвестность.

Одна  война  закончилась, вторая – маячила  на  горизонте, но  и  в  промежутке  она  требовала  жертв. На  советско-монгольской  границе  на  одном  из  поворотов  при  торможении  выдавило  несколько  вагонов, которые  слетели  с  полотна  под  откос, придавив  собою  людей  и  лошадей. То были  не  последние  потери, многих  ещё  поджидали  вражеские  мины, пули  и  снаряды.

Через  30  дней  путешествия  выгрузились  в  Монголии  у  реки  Керулен  и, вкопав  по  башни  танки, стволы  которых  лежали  на  песке, стали  ждать  развития  событий. Стояла  невыносимая  жара, столбик  термометра  не  опускался  ниже  +45-48  градусов. Но  и  в  этих  условиях  продолжалась  служба  с  занятиями  по  тактике  и  стратегии, с  политинформацией  о  положении  дел  на  Родине  и  в  мире.

8-го  августа  1945-го  года  по  радио  услышали  сообщение  об  объявлении  войны  Японии, был  получен  приказ: «Вперёд!» На  следующий  день  бронемашины  двинулись к  пустыне  Гоби. На  каждом  борту  имелось  по  2-4  бревна  для  преодоления  топей  и  солончака, туда   и   туда  могли  провалиться (и  проваливались) стальные  махины. Помимо  вспомогательных  средств,  у  каждого  экипажа  имелись  продовольствие, бочки  с  водой  и  соляркой. Двигались  почти  без  остановок, уделяя  сну  по  3-4  часа  в  сутки. 12-ый  авиаполк  сбрасывал  на  парашютах  по  маршруту  движения  масло, топливо  и  воду  в  бочках  с  соответствующими  надписями. За  четверо  суток  преодолели  около  семисот  километров  и, оставив  позади  пески  Гоби,  вышли  к  горам  Большого  Хингана. Вот  где  пригодился  опыт  перехода  Трансильванских  Альп  в  Австрии, когда  гусеничные  громады    поднимались  выше  облаков, поэтому  именно  5-му  танковому  корпусу  6  ТА  оказали  доверие  преодоления  азиатских  гор. Т-34, ревя  моторами, вползали  на  склоны, угол  подъёма  иногда  достигал  30-ти  градусов, и  казалось, они  вот-вот  сорвутся  вниз  или  перевернутся. Спуск  был  ещё  круче, естественно, никакие  тормоза  не  могли  удержать. Тогда  к  впереди  идущему  цепляли  трос, и  тот  медленно  сползал, удерживаемый  танком, стоящим  наверху. Огромную  опасность  таили  и  ущелья. На  повороте  одной  гряды  из-под  гусениц  машины  под  командованием  Петрушенко  Андрея  вывалилась  глыба, с  грохотом  и  пылью  понеслась  в  расщелину  глубиной  метров  шестьдесят. Поляков, шедший  вслед, обомлел, увидев, как  уменьшился  проход, и  лихорадочно  соображал, как  проползти  участок  и  можно  ли  вообще  его  миновать: одно  неосторожное  движение – тридцатьчетвёрка  понесётся  вдогонку  за  куском  скалы. Механик-водитель  Михаил  Собакин  был   ювелирно  точен. К  сожалению, двух  экипажей не досчитались: они  навсегда  остались  в  одном  из  ущелий  Большого  Хингана…

Осилив  препятствие, вышли  на  территорию Маньчжурии. В  деревне, что  была первой  на  пути, поразила  чуть  ли  не  первобытная  бедность: полуголые  китайцы  жили  в  глинобитных  хибарах  с  непременными  циновками. Танк  для  них  явился, наверное,  одним  из  чудовищ  местной  мифологии. Поначалу  с  боязнью  взирали  на  стальных  гигантов, потом, увидев, что  ими  управляют  люди, осмелели, стали  подходить  ближе, стучать  по  броне  и  восхищённо  цокать  языком. Русский  озорник  решил  пошутить  и  посигналил – аборигены  от  страха  рухнули   на  землю. Чтобы  загладить  вину, угостили  жителей  сахаром, что  тоже  для  тех  равнялся  чуду…

Постепенно  достигли  города  Тунь-Ляо. Здесь  цивилизация  давала  о  себе  знать   портретами  Сталина  и  Мао, которые  висели  на  улицах. В  городе  обнаружили  склады  с  тысячами  посылок, их  японцы  готовили  к  отправке  домой. Сбили  замки, и  содержимое  раздали  населению, растаявшему  от  невиданного  богатства: лица  китайцев  излучали  радость  и  счастье.

Не  только  пески  и  скалы  преодолевали  советские  солдаты, довелось  противостоять  и  погодным  катаклизмам. Попали  в  дождливую  полосу, и  местность  превратилась  в  болото. А  продвигаться  надо. Решили  «оседлать» железнодорожное  полотно, что  извивалось  насыпью  среди  разлившейся  воды. Пробирались куриным  шагом, чтобы  неосторожным  движением  не  повредить  рельсы  и  не  застопорить  вереницу  танков. На  одной  из  заправок  машин  налетели  камикадзе. Японский  самолёт, выбрав  мишень, устремился  на  Т-34  уже  старшего  лейтенанта  Полякова. Экипаж  выпорхнул  из  люков, рассыпался  в  разные  стороны, а  истребитель  промахнулся  мимо  цели, задев  её  крылом, кувыркнулся  в  сторону  проводов  электролиний, спружинил  и  отлетел  метров  на  двадцать. Аппарат, на  удивление, не  взорвался, и  танкисты, подбежав  к  нему, увидели  ещё  живого  лётчика. В  кабине  пилота  обнаружили  футляр, в  котором  лежали  палаш, бритвенный  прибор, столовый  набор  и  предметы  личной  гигиены…

Пока  танкисты  Забайкальского  фронта  вместе  с  другими  частями  и  соединениями  I-го  Дальневосточного  шли  в  обход  квантунской  армии,  II-ой  Дальневосточный  фронт  ударил  им  в  лоб. Не  спасли  японцев  ни  железобетонные  многоэтажные, уходящие  глубоко  под  землю, оборонные  сооружения, ни  смертники, прикованные  к  стенам  крепостей. Паника  охватила  врага, когда  узнал, что  чудо-богатыри  преодолели  неприступные, по  их  мнению, Гоби  и  Хинган, отрезав самураев  от  тылов, а  значит, от  помощи. Бросали  оружие, технику  и  бежали, бежали… Или  толпами  сдавались  в  плен, иногда  до  сорока  тысяч  за  раз. Конечно  же, были  очаги  сопротивления  и  потери  с  нашей  стороны. Около  пятнадцати  тысяч  воинов  Советского  Союза  навеки  остались  в  степях  и  пустынях, городах  и  сёлах  Китая… Но  всё  же  мощь  армии-победительницы, внезапность  ударов, тактика  и  стратегия, опробованная  в  боях  с  Германией, принесли  результат: 23  августа  войска  СССР  вышли  к  берегам  Тихого  океана  в  районе  Порт-Артура  и  порта  Дальний.

Большую  роль  в  этой  войне  сыграли  воздушные  десантники. Они  приблизительно  за   полусуток  до  основного  наступления  высаживались  в  местах  главных  ударов  и  захватывали  железнодорожные  станции, телеграф  и  другие  стратегические  объекты, дезорганизуя  и  деморализуя  противника. Благодаря  десантникам  были  пленены  в  Мукдене  император  Японии  Пуи  и  в  Чянь-Чуне  атаман  Семёнов.

Справившись  с  преградами  и  трудностями, танкисты  корпуса  вошли  в  Порт-Артур, где  Павла  Георгиевича  ждала  благодарность  за    участие  в  операции  и  догнал    орден  Отечественной  войны  I-ой  степени.

Порт-Артур  тесно  вплетён  в  историю  русско-японской  войны  1904-1905 гг. Поэтому не  случайно  там  был  и, хочется  надеяться, есть,  музей, где  собраны  документы, вещи, оружие  тех  времён. По  словам  П. Г. Полякова, здание  из  бетона  и  стекла  находилось  недалеко  от  Перепёлкиной  горы. На  ней  две  недели  после  падения  русского  гарнизона  сражалась  горстка  храбрецов. Японцы  приводили  в  музей  своих  солдат  и  рассказывали  о  героизме  наших  ратоборцев. У  входа – пушки. В  залах  расположены  экспонаты, среди  них  помнятся  ветерану  обломленная  и  пробитая  снарядами  мачта  с  канонерской  лодки  «Кореец», спаренные  4  винтовки, которыми  стрелял  один  боец, приводя  в  действие  спуски  поворотом  ручки, похожей  на  колодезную. Запомнился  и  портрет  одного  из  героев  той  войны – генерала  Кондратенко  и  панорама  боя  за  город.

В  Порт-Артуре  есть  кладбище, где  покоится  прах  погибших  в  1904-05 гг. Территория  обнесена  узорной  решёткой, на  дорожках – галька, центральная  аллея  обрамлена  корабельной  цепью. На  мраморных  надгробиях  высечены  фамилии,   много  казаков: терских, кубанских, амурских, донских… Здесь, в  горестном  месте, произошла  встреча  с  полковником  Нещадовым – хранителем  погоста  и  собирателем  сведений  о  погибших. Полковник  волею  судьбы  оказался  на  Дальнем  Востоке  задолго  до  описываемых  событий  и  взял  на  себя  добровольное  обязательство  ухаживать  за   кладбищем.

Ещё  до  революции  обращался  к  царскому  правительству  с  просьбой  о  выделении  средств  для   благоустройства  своеобразного  пантеона  славы, но  так  и  не  дождался  ни  ответа, ни  денег. Примерно  в  20-ом  году  обратился  лично  к   В.И. Ленину.  К удивлению полковника, Москва прислала 25 000  рублей  золотом. Благодаря оказанной помощи  удалось  привести  в  порядок  кладбище  русских  людей.

Не  обошли  стороной  это  место  советские  воины. Тихим  сентябрьским  утром  на  беломраморный  крест, возвышающийся  в  центре  захоронений, возложили  огромный  венок  с  надписью  на  алой  ленте «Защитникам  города  и  крепости  Порт-Артур, павшим  в  боях  в  войне  1904-1905 гг., от  танкистов  6-ой  Танковой  армии  и  моряков  Тихоокеанского  флота». Во  время  возложения  все, от  рядового  до  генерала,  стояли  вокруг  креста  преклонив  колени  и  обнажив  головы. Негромко  звучала  траурная  музыка  и  шелестела, словно  шепча  молитву,  листва  на  деревьях. На   митинге  памяти   находились  Р.Я. Малиновский, С.А. Мерецков, А.М. Василевский  и  другие  высокие  чины  армии  и  флота. Произнёс  речь, полную  печали  и  гордости, Родион  Яковлевич  и  предоставил  слово  Нещадову. Тот, высокий, статный, в  белом  кителе  при  чистом  погоне (полковник  царской  армии), глотая  слёзы, только  и  смог  сказать: «Я верил, что  вы  придёте  и  восстановите  славу  русского  оружия».

Так  произошла  перекличка  времён  и  боевой  славы  русских  и  советских  воинов, чьи  свершения  останутся  в  истории  нашей  Отчизны  и  в  истории  других  народов.

Рассказывая  о  своей  военной  дороге, Павел  Георгиевич  извинялся  за  то, что  в  ней  не  было  выдающихся  вех  и  ничего  героического  он  не  совершил.

А  разве  это  не  героизм: подставлять  борт  машины, защищая  танк  однополчанина, уничтожать  живую  силу  и  технику  врага, жечь  броневые  махины  противника  и  самому  гореть  в  стальной  коробке?

Подвиг – удел  отдельных  личностей, которые  в  экстремальной  ситуации  находят  неординарное  решение. Но  в  походах  и  сражениях  не  всегда  есть  место  таким  случаям – там  идёт  однообразная, тяжёлая  и  опасная  работа, что  нужно  выполнять  ежедневно  и  ежеминутно, и  её  проделывают  сотни  и  сотни  солдат  и  офицеров. Именно  на  их  плечах, несущих  груз  фронтовых  будней, зиждется  виктория. И  в  великой, дорогой  для  нас  Победе  есть  частица, внесённая  Павлом  Георгиевичем  Поляковым, частицы  сотни  тысяч  таких  же, как  он, витязей. Честь  всем  и  хвала! Здоровья, долголетия  живым, вечная  память  павшим  на  полях  сражений  и  умершим  ветеранам.

Низкий  вам  поклон  за  фронтовые  будни, за  ратный  труд  во  имя  Родины.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)