Энергичная девушка двадцати двух лет, с короткой стрижкой, не самым красивым, но живым, умным лицом, карими глазами. Невысокая, плотно-фигуристая, широкобёдрая, с выдающейся грудью, крепкими ножками – такой была одна моя знакомая, когда её неожиданно назначили на начальственную должность. И беганье с бумагами по этажам сменилось огромным количеством ответственной, сидячей работы за компьютером.
А ещё участившиеся корпоративы, деловые обеды, глушение стрессов перекусами с чаем и поздние ужины.
Долго не был в родном городе, и мы встретились только через два с лишним года. На узнавание у меня ушло несколько долгих, глупых секунд. Прежняя ребячливая девчонка исчезла. Ушли порывистость и непосредственность. Передо мной была молоденькая, полная дама в модном костюме – холодная и холёная, сильно прибавившая в весе. В движениях появились медлительность и степенность. В голосе и суждениях – безапеляционность и апломб. Пришли в кафе, болтаем о том — о сём, украдкой рассматриваю знакомую. Тесно ей в серой прямоугольной юбке: намного больше стало в бёдрах и сзади, налились ноги. Выпирает холмом под талией ещё не очень большой, но уже округлый, наеденный животик. Да и сама талия… где она? В разговоре, между тем, похвасталась, что ходит бегать на свежем воздухе на открытый стадион у ближайшей школы. Заявление это настолько не вязалось с изменениями в фигуре, что стал осторожно расспрашивать о подробностях. Выяснилось, что бегает она там раз в неделю, и пробегает один круг. После чего возвращается домой с чувством выполненного долга. Спросил: «А зачем?» — имея в виду, какой смысл в одном круге раз в неделю. Она обвела рукой свои округлившиеся формы, и сказала с достоинством: «Ну, это же всё как-то надо держать»!
Ещё через пару лет я увидел её мельком в коридоре одного учреждения. Совсем уже располневшая и оживотевшая, одетая во что-то длинное и просторное, она шла куда-то, торопясь, но медленно, порозовев, шумно дыша. Дойдя до лестницы, она стала спускаться по ступенькам вниз, слегка придержав рукой свой толстый, раскормленный живот, чтоб не трясся при каждом шаге вместе с пышной грудью. Не стал окликать – торопился сам по важному делу и вскоре потерял её из виду.
