Слепой и лампа. Глава 1. Монета

Впоследствии Виктор Борисович не мог вспомнить, кто на кого первым обратил внимание – он на Педмет, или Предмет на него. Он точно помнил, что смотрел в другую сторону и собирался перейти улицу, чтобы попасть в свой офис, но что-то заставило его обернуться. Опять-таки, это «что-то» не имело мифического происхождения, а наоборот, было вполне материальным – толи какой-то шум сзади, толи чей-то окрик, толи что-то ещё. Голова раскалывалась после вчерашнего, и любой резкий звук вызывал крайне неприятные ощущения и привлекал к себе повышенное внимание. Поэтому Виктор Борисович повернул голову в сторону раздражающего звука – и увидел Предмет. Предмет настолько привлекал к себе внимание и был таким необычным, что стало непонятно, почему его ещё никто не подобрал. Может быть, потому что никому из тысячи спешащих по своим делам жителей и гостей огромного города в самый разгар рабочего дня, не было совершенно никакого дела до того, что там лежит на асфальте и привлекает к себе внимание. Однако Виктору Борисовичу в этот день спешить никуда не хотелось по описанным выше причинам, и поэтому он сделал несколько осторожных шагов в сторону предмета и аккуратно наступил на него ногой.

Тогда, собственно, он не называл его Предметом, а принял за обычную монету, вернее, не совсем обычную. Она была почти круглой формы, с неровными краями, как будто кто-то изготовил её кустарным способом, и очень ярко блестела на солнце. Видимо, поэтому, она и привлекла к себе внимание. На двух её сторонах были изображены символы, похожие на иероглифы – с одной стороны два, состоящие в основном из вертикальных и горизонтальных линий, с другой – тоже два, один из которых чем-то напоминал дом, а другой никаких ассоциаций не вызвал. Монета была очень необычной; это понял даже Виктор Борисович, никогда не увлекавшийся нумизматикой.

«Надо будет вечером показать монету Толику, — подумал он, — вероятно, этот сумасшедший коллекционер будет рад по уши такой находке.

Виктор Борисович достал из кармана кошелёк, аккуратрно положил туда монету, засунул кошелёк обратно в карман и, неспеша, побрёл в сторону офиса…

***

А возможно, всё началось несколько раньше.

За день до этого Виктор Борисович сильно выпил на стихийно организованной дружеской попойке в количестве трёх человек в честь дня рождения одного из них. И, хотя все давно могли себе позволить посидеть в хорошем ресторане, сидели в дешёвой пивной, напоминавшей молодость и студенческую романтику – пили водку, запивая её пивом, ели воблу.

— Редко собираемся, — сказал Витя, выпив очередную рюмку, — надо чаще встречаться.

— Так времени нету, — ответил Кирилл, — крутимся как белки в колесе.

— Время есть, — неожиданно громко произнёс Толик, — только вы об этом не знаете.

— Я не знаю, у кого оно есть. У меня лично его нет, — Кирилл отгрыз кусок воблы и запил его пивом.

— Оно у всех есть, — возразил Толик, — только не все это понимают. Ты просто не умеешь, или не хочешь его покупать.

— У кого покупать? — спросил Витя.

— У себя. У кого ещё?

— Ты, кажется, не в себе, — констатировал Кирилл, — надо выпить.

Налили, выпили. Толик немного помолчал, а потом продолжил:

— В мире всё имеет свою цену. При этом единственной, не подвластной инфляции и конъюктуре рынка валютой, является время.

— Что является? – спросил Витя, разламывая воблу.

— Время. Если у тебя есть время в неограниченном количестве, ты сможешь завладеть каким угодно богатством.

— Это, каким, позвольте узнать, образом?

— Да самым обыкновенным. Предположим, тебе нужен миллиард долларов. И ты знаешь, что он лежит в подземном хранилище банка, охраняемый сигнализацией и вооружёнными охранниками. Если у тебя будет неограниченный запас времени, тебе все эти преграды вообще ничего не будут стоить.

— Поясни, — попросил Кирилл, опрокидывая в себя очередную дозу пива.

— А чего тут пояснять? Для начала тебе нужно сделать подкоп. Для этого можно использовать, например, чайную ложку… Нет, лучше без ложки, просто пальцами… А ещё лучше, слизывать землю языком.

— Ты совсем упился? Что ты несёшь?

— А что я такого несу? Допустим, за одно слизывание, ты сможешь снять слой земли шириной два сантиметра, длиной пять сантиметров, а толщиной один миллиметр.

— И сколько ты её так будешь слизывать? – поинтересовался Витя.

— ВОТ! Вот именно это меня это уже не будет интересовать. Предположим, мне потребуется миллион… Нет, миллиард лет. Пожалуйста. Получите и распишитесь!

Он торжественно обвёл взглядом пивную.

— А что делать с охраной и сигнализацией?

— Для сигнализации, например, изобрету электронную отмычку, для охраны придумаю парализующий газ, от которого для себя изобрету нейтрализатор. Я же смогу это сделать, скажем, за тысячу лет?

— Может быть, выпьем? – предложил Кирилл.

— Пожалуй, да, — согласился Толик.

— Налили, выпили.

— И всё-таки есть вещи, которые нельзя купить даже за время, — сказал Витя.

— Какие, например?

— Любовь. Дружбу.

— Ха! Элементарно! И сейчас вы сами в этом убедитесь. Время каждого человека стОит вполне определённых денег. Цена часа времени определяется работодателем, в случае, если человек работает по найму, или прибылью, если он работает на себя. Человек какое-то время работает, потом сознательно прерывает работу, переставая продавать тем самым время и тратя его на себя, упуская при этом прибыль.

— А при чём тут любовь и дружба?

— Ты сегодня раньше ушёл с работы?

— Да.

— Зачем?

— Как зачем? Мы договорились встретиться в шесть, а я обычно задерживаюсь в офисе часов до девяти.

— Вот! Ты пожертвовал нашей дружбе денежный эквивалент трёх часов твоего рабочего времени.

— Но…

— Никаких «но», — Толик постучал воблой по столу, — Если бы к тебе в девять часов должен был прийти клиент, с которым ты должен был заключить контракт на миллион долларов, ты бы пришёл сюда?

— Ну-у-у… Нет, наверное.

— Вот! Значит, встреча с твоими друзьями стоит больше трёх часов, но меньше миллиона долларов.

— Но ведь…

— Никаких «но ведь»! Если бы ты узнал, что видишь меня в последний раз, ты бы пожертвовал контрактом?

— Почему в последний?

— Ну, например, я завтра умру.

— Не умрёшь, — сказал Кирилл, — посмотри на себя – боров какой!

— Все мы смертны. Причём все мы смертны внезапно, как говорил Воланд. Ну, так что? Пожертвовал бы?

— Да, разумеется, — заверил Витя.

— А миллиард?

— Что миллиард?

— Если бы контракт был на миллиард долларов, а я бы завтра умер. Тогда ты сегодня пришёл бы?

— Ну-у-у…

— Вот! Ты задумался!!! Мне этого достаточно. Если бы контракт был на миллиард, ты бы сюда не пришёл. Значит, последний разговор со мной ты оцениваешь больше, чем в миллион долларов, но меньше, чем в миллиард. А если бы у тебя было время, эквивалентное миллиарду долларов, пришёл бы, совершенно не колеблясь.

— Так я…

— Не перебивай меня! А теперь, внимание! Барабанная дробь! Главный вывод!!! Тот, кто подчинит себе время, сможет завладеть миром!!!

И Толик торжественно отхлебнул, прямо из горлышка бутылки.

***

В тот день Анатолию Борисовичу нормально поработать так и не удалось. Трещала голова, телефон и секретарша, в глазах мутило, мозг отказывался соображать и притворялся спящим, а в голову всё лезли и лезли мысли о безвозвратно уходящем времени, утекающем, как песок сквозь пальцы, всё быстрее и быстрее, всё окончательней и окончательней, лишая его всякой возможности не то, что завладеть с миром, а хоть как-то осуществлять задуманное. Был уволен невовремя подвернувшийся под руку Коньков – неплохой, в общем, специалист, но имевший постоянную особенность подворачиваться невовремя. В этот раз его угораздило спросить, будет ли сегодня зарплата. Вообще, выдача зарплаты намечалась и именно на сегодня, но зачем, чёрт побери, задавать такие дурацкие вопросы, когда Виктор Борисович совершенно выбился из колеи? Немного подумав, решил выдать зарплату завтра. Обрадовавшись такому мудрому решению, вышел из офиса и спустился лифтом на первый этаж, чтобы попить кофе. Подошёл к кофейному автомату, вытащил из кармана кошелёк и открыл его. Монета сверкнула так, что ему показалось, что она светится каким-то внутренним светом, а не просто отражает солнце. Отражённый свет переливался всеми цветами радуги, а сама монета цвет не меняла. Виктор Борисович стоял, заворожённый и не мог отвести в сторону взгляд.

— Что это у Вас? – послышался голос из-за спины.

Виктор Борисович обернулся. За спиной стоял пожилой человек с непропорционально длинным носом. Неожиданно Виктор Борисович почувствовал прилив бодрости. Самое неожиданное было в том, что ему показалось, что прилив исходит от этого человека.

— Если будете всюду сувать свой нос, вы его когда-нибудь потеряете, — съязвил Виктор Борисович, бросил несколько монет в кофейный аппарат и закрыл кошелёк. Человек почему-то схватился за сердце и отошёл. «Однако нужно будет позвонить Толику» — промелькнула мысль и тут же материализовалась: Виктор Борисович вытащил из кармана мобильник, нашёл номер в телефонной книжке и позвонил.

— Алло, — сказала трубка.

— Привет, Толик. Как дела?

— Хреново. Как они могут быть после вчерашнего? А у тебя?

— Тоже самое. Но у меня для тебя есть приятная новость.

— Какая?

— Монета. По-моему, достаточно редкая и необычная.

— Из какой страны?

— Я не знаю. Там иероглифы какие-то. Предлагаю сегодня встретиться. Пивка попьём, может быть, самочувствие наладится. Если тебя монета заинтересует, я готов тебе её отдать, но тогда ты оплачиваешь ужин.

— Заманчивое предложение. Только давай на этот раз в каком-нибудь приличном месте.

Договорившись о месте и времени, Виктор Борисович нажал клавишу отбоя, взял кофе, сделал небольшой глоток из стаканчика, сел в одно из мягких кресел, расставленных в холле для посетителей и поставил стакан на столик. Похмелье куда-то чудным образом испарилось, и теперь до полнгого счастья не хватало только сигареты. Однако, следуя веянием времени, в офисном здании недавно запретили курить даже в местах, специально отведённых для курения. Виктор Борисович пробормотал про себя что-то про проклятых депутатов, допил кофе и встал. На работу больше решил сегодня не ходить. Он начальник, ему можно.

На улице стоял чудесный весенний день – было довольно свежо из-за прошедшего недавно дождя, солнце галантно спряталось за облачко, чтобы не раздражать Виктора Борисовича своими жаркими лучами, небольшой нежный ветерок приятно щекотал ему пухлую щёчку, а птички наперебой соревновались в том, кто лучше споёт ему песенку. И даже стало немного грустно оттого, что сегодня вечером предстоит опять, судя по всему, напиться, ибо, под какими бы предлогами не начинались его встречи с Толиком, заканчивались они почти всегда одинаково.

Виктор Борисович, неспеша, побрёл по улице в сторону условленного места. Времени было достаточно, поэтому не надо было торопиться. Самочувствие, никуда не годившееся утром, странным образом наладилось, улучшилось и нормализовалось. Почему-то не покидало ощущение, что не последнюю роль в этом сыграл пожилой человек с длинным носом, встреченный у кофейного аппарата.

Видимо решив себе немного подпортить хорошее настроение, Виктор Борисович достал мобильник и вызвал номер из телефонной трубке.

— Витёк… Ну подожди ещё, Витёк, — пролебезила трубка, — я всё отдам, ты же знаешь!

— Когда?

— До конца месяца. Обязательно.

— Знаешь, сколько уже таких концов было?

— Знаю. Но на этот раз всё точно.

Виктор Борисович отключился, пробормотав сквозь зубы что-то нечленораздельное, и набрал номер Толика.

— Толик, я скоро буду. Тебе что заказать?

— Ты чего так рано?

— Ничего страшного, я подожду.

— Королевских креветок. И пива, нефильтрованного.

Ресторанчик был небольшим и уютным, не то, что вчерашняя забегаловка. Виктор Борисович расположился за столиком у окна и потихоньку попивал пиво. Принесли креветки и стейк, который Виктор Борисович заказал для себя – он с ранних лет не любил креветок. На большом блюде лежали несколько непонятных существ и смотрели на него своими чёрными глазками. Эти глаза гипнотизировали своей глубиной и безысходностью, одновременно притягивали и отталкивали.

«Не надо, не смотрите на меня так. Я против этого, я не каннибал какой-нибудь. Это он, это всё он. Зачем вы на меня так смотрите? Я вас не вылавливал, не убивал, я вас даже не покупал, а вы на меня смортите»

— Официант! – гаркнул виктор Борисович.

Официант примчался моментально.

— Газету!

— Какую газету?

— Любую! Принесите мне газету! Быстрее!!!

— Вам свежую?

— Говорю же, мне любую! Почему вы ещё здесь?

Официант моментально испарился, а через минуту опять материализовался, держа в руках свежий номер коммерсанта. Виктор Борисович судорожным жестом выхватил газету, развернул её и накрыл ей блюдо с креветками.

— Вы свободны, — сказал он официанту. Голос его теперь был спокойным.

Официант удалился, всей своей широкой спиной выражая удивление. Теперь на столе перед Виктором Борисовичем стояло только блюдо, накрытое газетой, стейк и полторы кружки пива, но тяжёлый, укоризненный взгляд креветок, ощущался даже через газету. Они хотели влезть к нему в душу, вытащить её по кусочкам, сварить, разделать и съесть, запивая своим самым лучшим пивом, или что там у них вместо пива. Захотелось скинуть блюдо на пол, чтобы оно со звоном разлетелось вдребезги, на миллион маленьких осколков, которые нашпигуют эти чёрненькие глазки, разорвут их в клочья, навсегда лишив возможности смотреть на Виктора Борисовича.

— Ты мне заказал на ужин газету? – раздался неожиданный голос, и Витя, подняв глаза, увидел стоящего рядом с ним Толика.

— Это твои креветки. Я не могу, когда они на меня смотрят.

— Да ты, брат, совсем рехнулся, — Толик отодвинул стул и сел.

— С тобой рехнёшься. У меня целый день из головы не лезет то, что ты вчера гнал.

— Я не гнал. Всё так и есть.

— Если теория не применима на практике, то грош цена такой теории.

— А кто сказал, что она не применима?

— А кто сказал, что применима?

— Никто.

— Вот!

— Что «вот»? – Толик сделал внушительный глоток пива и закусил креветкой, аккуратно выуженной из-под газеты.

— «Вот» означает то, что ты облажался.

— Это ты облажался. А у меня всё логично. Если мы не знаем о существовании чего-либо, это значит, что «что либо» либо есть, либо его нет. Это вовсе не значит, что мы можем с уверенностью говорить, есть это «что либо», или его нет, — Толик ещё отпил пива, Витя последовал его примеру.

— Я знаю только одно: с каждым годом время движется всё быстрее. Если это будет продолжаться, я не успею оглянуться, как состарюсь, или умру.

— Всё дело в том, что время не любит однообразия. Когда у тебя один день становится похожим на другой, оно стремится их прокрутить как можно быстрее, потому что ему скучно. Нужно сменить обстановку – взять отпуск, уехать в командировку, и тогда оно замедлит свой ход. Правда, потом опять разгонится. Если от тебя бежит время, значит, ты ему скучен.

— По-твоему, оно живое?

— А по-твоему, нет?

Витя посмотрел на приятеля удивлённым взглядом.

— Ты мне что-то хотел показать? – спросил Толик, делая вид, что ничего не заметил.

— Да, хотел, — Витя вытащил из кармана кошелёк, немного порылся в нём и извлёк оттуда монету.

— Вот.

— Ну-ка… Дай рассмотрю, — Толик потянулся к монете.

— Нет, — неожиданно резко ответил Витя, — только из моих рук.

— Хм… Что с тобой? Думаешь, я её у тебя отберу? Ты же мне её хотел подарить.

— Я не знаю… я не хотел бы… Мне кажется, что она очень ценная, — залебезил Витя, — ты её так посмотри. Можешь с любого расстояния, хоть в упор.

— Хрен с тобой. Будем всё списывать на похмелье. Так, что это?.. Тут какие-то иероглифы… Ну-ка, поверни… Странно…

— Что странно?

— Странная монета. Судя по иероглифам, она японская, но иероглифа, означающего Японию, на ней нет. На одной стороне изображены иероглифы, означающие «деньги». Иероглифов, изображённых на другой стороне, я не знаю. Я могу её купить. Сколько ты за неё хочешь?

Толик потянул к монете руку. Рука оказалась необычной – пять крючковатых пальцев, словно пять змей, извивались, показывали зубы и выпускали ядовитые раздвоенные языкчки. «Сссссколько за неё хочешшшшшь? – шипели змеи, пытаясь укусить Виктора Борисовича, покушаясь на самое ценное, что у него было – источник бесконечной энергии и власти. Всё зло мира сосредоточилось в этих змеях, и Виктору начинало казаться, что единственным способом бороться с ними является их полное уничтожение – нужно визъять их по одной из их логова и растерзать, вырвав языки и уничтожив жало. Монета сверкала неестественным светом, вернее, она собирала вокруг все источники света, даже незначительные, такие, как экран чьего-то мобильника, концентрировала их в себе и отражала, многократно усиливая, придавая неимоверную силу; на неё было больно смотреть, можно было даже ослепнуть – любой мог ослепнуть от одного только взгляда на монету, но только не он, не Виктор Борисович, потому что именно ему принадлежал источник неограниченной энергии. Он чувствовал, как питается этой энергией от пяти извивающихся змей, которые уже не представляли совершенно никакой опасности, а просто беспомощно лежали на столе, опустошённые и выжатые, пустые и бесполезные.

— Она не продаётся, — сказал Витя, посмотрев на приятеля. Наваждение исчезло.

Толик имел жалкий вид – было такое впечатление, будто он целую неделю грузил мешки с картошкой и ни минуты за это время не спал.

— Я, пожалуй, пойду, — пробормотал он.

— Толик, — окликнул его Витя, — я не знаю, что это было. Но она правда не продаётся. Прости.

— Ничего страшного. Я пойду… Пожалуй, — произнёс одними губами Толик, положил на стол деньги за ужин и поплёлся к выходу.

— Не надо де… — попытался крикнуть Виктор Борисович, но Толик его не услышал.

Виктор Борисович позвал официанта и заказал ещё пива. Домой идти не хотелось. Он ощущал странный прилив сил и бодрости – странный не только потому, что ещё утром его мучало жесточайшее похмелье, а главным образом потому, что он чувствовал, что его эйфория в основном была связана с самочувствием Толика и немного – с сердечным недомоганием носатого старичка.

Пальцы правой руки всё ещё сжимали монету. Он разжал кулак и монета опять блеснула, словно подмигивая ему. Иероглифы «Деньги» переливались всеми цветами радуги, словно обещая его хозяину безоблачное существование.

— Нет, я тебя никому не отдам, — прошептал Виктор Борисович, — никому. Слышишь?

Домой он пришёл позже обычного и от ужина отказался.

— На работе поел, — буркнул он в ответ на молчаливый вопрос жены.

— Пива поел? – ехидно поинтересовалась жена.

— И его тоже.

— Сопьёшься так когда-нибудь.

— А Алка где?

— Не знаю. Шляется опять где-то.

— Ты бы лучше за дочерью следила, а не морали мне читала. Морали я и сам читать умею.

Так закончился день. А следующий день начался гораздо раньше обычного – с телефонного звонка. Виктор Борисович, чертыхаясь, сел на кровати, посмотрел на настенные часы, которые показывали половину шестого, ещё раз чертыхнулся и схватил с тумбочки мобильник. Звонила Дина, жена Толика

— Сдурела баба, чтоли? – пробормотал Виктор Борисович.

— Кто это? – сонным голосом спросила жена.

— Никто. Спи, давай, — огрызнулся он и нажал на кнопку мобильника, — алло

В трубке послышались рыдания. У Дины явно была истерика. Она что-то пыталась сказать, но не могла, вновь и вновь начиная рыдать.

— Да успокойся ты! Что случилось?

— То…То… лик… у… умер, — и вновь зарыдала.

Продолжение здесь:

Слепой и лампа. Глава 2. Картина мира.