Вечер… Обычный осенний вечер. Или не очень обычный, потому что, словно, провинившаяся за раннюю холодность осень, на своем излёте отдавала нам теплую, спокойную и уверенную свою прелесть. Хулиганы — ветер и дождь, не успели ещё полностью сорвать с неё шикарное вечернее платье, и я с удовольствием любовался, местами прикрытой наготой, этой поздней прекрасной и теплой осени. Было немного грустно от того, что она уходила и жаль её отпускать. Но зима, неизбежно, должна была расстелить свою белую постель и укутать зябнущие её ноги белым пушистым пледом. Я отпускал осень, зная, что не смогу ничего изменить и остановить, что даже если и смог бы, то сделал бы только хуже. Отпускал я её с лёгким сожалением, грустью и надеждой… Прощай…Это был просто вечер.
Ждешь, ведь, иногда чуда. Так ни с того ни с сего уверен, что именно сегодня оно должно произойти, отгоняешь от себя эту мысль и эту бессмысленную надежду, но она необъяснимой и мощной волной снова накатывается на тебя, и ты ничего не можешь с этим поделать. В этой никчемной борьбе ты не замечаешь как добираешься до дверей своей маленькой комнаты в общаге, гремишь ключами, смотришь на дисплей своего сотового и понимаешь, что телефон в это время будет безнадежно молчать, а за дверью твоей комнаты тебя тоже ничего чудесного ждать не может. Там всё так же как было полтора часа назад: относительный холостяцкий порядок, шифоньер, шкаф, два стола, кровать, компьютер, стулья, пестрые от наклеенных на обои разных памятных для тебя вещичек, стены и Витя — мой домашний цветок. Мне его недавно подарили, и он стал теперь моим лучшим другом. Я люблю свою комнату. Хотя в ней и не происходит никаких чудес, если не считать того, что год назад я сюда въехал, а не остался на улице, к чему тогда всё и шло.
— Привет, Витя, привет мебель, стены и, вы, разные милые мелочи. Я вернулся. И никакого чуда, — вот так . Так я здороваюсь всегда с моей любимой комнатой.
Автоматически я нажал на кнопку электрического чайника, стал рыться в тумбочке разыскивая пакет растворимого горячего шоколада называющегося «За мечтами». Забурлил и щелкнул отключившись закипевший чайник, я насыпал в чашку «За мечтами»,и…
Запах! Точно! Запах, запах, запах!!! У меня никогда так не пахло в комнате. Я уходил из накуренной «кельи», а вернулся в комнату, где пахнет, едва уловимым ароматом…женщины. Да, женщины. Духи, ткани, какой-то шелк, губная помада, немного алкоголя, капрон, шампунь, крем для рук, и ещё какой-то тончайший аромат. Да, да, да…Пахло женщиной. Прекрасной и незнакомой… Может быть этой самой осенью?
— Ах, как же мы падки на прекрасных незнакомок,- улыбнулся я, вышел из комнаты попить горячего шоколада и выкурить сигарету перед сном, по сладости втору, после утренней.
Засыпал я спокойно и тихо. Укрытый теплым одеялом и укутанный этим моим неожиданным и странным запахом в комнате. «Прекрасная и незнакомая»-кружилось у меня в голове, веки тяжелели по телевизору что-то говорили, за окном шелестела теплая прекрасная осень. Была ночь, и я спал.
— ДОЛБАНАЯ Нора, ДОЛБАНАЯ Нора, ДОЛБАНАЯ Нора!… Какая к чертям Нора?! Постой. Нора или Сета?… Хм, может быть и Света. Нет! ДОЛБАНАЯ Нора!!!
В десять часов двадцать минут утра, вместо запланированных шести тридцати я вскочил с кровати исступленно повторяя про себя, потом шепотом, а дальше и в полный голос стал твердить эту, непонятно откуда взявшуюся «Долбанную нору».
Если разобраться, то у меня никогда и знакомых женщин по имени Нора никогда не было. Светы? Светы были, не скрою, но редко. А вот Нора… Нора откуда?!
Стоп, стоп, стоп. Припоминаю, что был я мимолётно знаком с одной космической грузинкой по имени, кажется, как раз таки Нора. Но так это было давным-давно и в вертолёте. Да, в самом настоящем вертолете который летел из одного кавказского города в один кавказский поселок. Да и общались мы с этой Норой, минут сорок или и того меньше, под шум вертолётного двигателя с которым сливалась её речь и от этого была подобна грустной и романтической горской песне, в которой я не понял ни одного слова, но слушал песнь эту внимательно и с умилением.
Я не сводил глаз с красивых длинных пальцев рук этой девушки, кажется Норы, видел подёрнутые непонятным мечтательным туманом её огромные карие глаза и был заворожен этим. Когда летишь в тревожную неизвестность всегда хочется в последний раз ошалеть от чего-нибудь приятного.
Сначала я думал, что она, Нора моя, накурилась, ей бы это было, намой взгляд очень к лицу, и выгодно подчеркнуло бы придуманный мною образ, но оказалось, то она философ и даже когда-то пыталась защищать какую –то диссертацию и должны были ей присвоить какую-то научную степень. Но жизнь её шарахнула так, что летела она наниматься во солдаты.
Наивно полагала, бедная Нора, что пригодится ей её высшее образование, знание основного вопроса философии и трех основных законов диалектики…
«Бедная Нора — подумал я – вот, что тебе действительно пригодится, в том краю куда сейчас летишь, так это так это твои красивые руки, грудь среднего размера, волнующе очерченная свитером и загадочная поволока на глазах.» ноги и вся остальная часть Норы были мне не видны из-за огромного желтого бака, каких-то ящиков, тюков, сумок которыми был заставлен весь салон вертолета.
Но откуда взялась эта Нора, сегодняшняя? В десять двадцать утра, как я только поднялся с кровати и, на тебе, Нора! Да и та ли это Нора?
Про космическую грузинку Нору, припомнил я, что по слухам, она была –таки принята в солдаты. На «особых», правда, условиях. Это тогда так называлось в том диком кавказском уголке. Говорили ещё, что исчезла с прекрасных карих глаз её загадочная поволока, рассеялась наивная уверенность в загадочной военной романтике, которая с философской точки зрения должна была дать ей утвердительные ответы на её выстраданные мечтами и фильмами вопросы. Не внимательно Вы фильмы смотрели, Норочка, или не те фильмы. Говорили так же , что стала она пройдя через условия эти «особые», сначала просто блядью, испуганной и озлобленной, а потом заматерела и превратилась, стала-таки, о, чудо! — солдатом! Да, я не ошибся настоящим солдатом в мужском роде. Изъясняться она начала всё больше матом и немного грубовато, походка её изменилась и всё её выражение…А некоторые утверждали, что некогда её нежные ступни тридцатьшестого размера приминавшие некогда эластичными и упругими пятками травку на заливных лугах в окрестностях села Галмухури и оставлявшие следы на песке роскошных диких пляжей близ Цхалтубо, которые была готова целовать ровно половина мужского населения городка не считая отдыхающих, по сезону, превратились, якобы, в копыта и неумело, но жестко чеканят строевой шаг, разрывая и без того недевственный асфальтовый панцирь плаца. А длинные изящные руки, волнующая грудь замурованная камуфлированной кирасой полевой военной формы, и макияж, по вычурности и яркости сродни матрёшкиному, рвут теперь неопытные истосковавшиеся солдатские сердца и полковничьи ширинки. Хотя думаю, что врут люди, брехня всё это. А, вдруг нет?…что ж, тогда — бедная, бедная Нора… Ну, если это бедная, что тоже спорно, то «моя-то» утренняя – ДОЛБАНАЯ!!! Нет. Не та это Нора, не та. Не про неё всё это.
Должен признаться, что не пью я уже три года. Профессорша одна надоумила, а поверил. Просто, без сомнений поверил и всё. Не пью. Но ныряя в недавнее прошлое не трудно припомнить, что подобных состояний по утрам у меня случалось множество, и это было вполне объяснимо. Тогда ж я пил. Пил – по-честному! Как это по-честному? До последнего. До чего последнего? До последней капли, стакана, надежды, рубля, крика, телефона, любви, слезы, отчаянья… подставьте в этот ряд любое слово, существительное, прилагательное, глагол, наречие всё равно, уверяю — оно подойдёт по смыслу. А, уж, ДОЛБАНАЯ Нора и подавно! Но всё это, когда по-честному, до последнего. А сейчас, сейчас-то, что?! Три! Три года прошло с тех времён, когда Бахус с многочисленными своими ангелами различных окрасов перемещал меня со скоростью молнии от преисподней до ворот эдэмовых. И утром я совершенно запросто мог проснуться не только с Норой или, скажем, Насрулло, но и с чертом лысым, которой, кстати, заканчивал тоже факультет ангельский, это потом чего-то не срослось, тоже принимал участие активное участие в захватывающем дух катании на каруселях от…и до…
Но сейчас-то всё в прошлом! Или симптомы трехгодичной давности дают о себе знать? К врачу не пора ли?
Рассуждая трезво и более или менее логично, попытаюсь восстановить картину сегодняшней ночи.
Так проснулся я сегодня резко как-то, часов впять утра. Было лениво и темно ещё за окном самое время сладостного перекура в кровати. Который я себе и устроил. Тешила мысль о том, что ещё спать больше часа и, что это едва ли ни вечность. Потом пришлось признаться себе, выпуская в потолок толстое и плавно неровное кольцо табачного дыма, в том, что что-то ещё гложет меня, причём гложет предательски подло, из под тишка, знаете ли.
Вчера…вчера!… Что-то произошло вчера. Или раньше?…
Бывшая жена? Нет, не может быть. Дай ей Бог здоровья и денег побольше, и исполнения её сокровенного желания — купить машину и переехать в новую квартиру, и вообще всего чего ей хочется. Всё её правильно, в том смысле, что правильные простые человеческие желания и пусть они поскорее сбудутся. Аминь!
Если не она, то, что же, а вернее кто же тогда?
Если напрячься и вспомнить, вспомнить, вспомнить. Ну да, согрешил я вчера. В мыслях сначала согрешил. Не смертно естественно согрешил, и в мыслях только, пока, и слава Богу в мыслях, мыслях. Да и кто бы не согрешил? Весной на остановке «Университет», глядя на ноги, ноги, ноги в юбках, в юбках, юбках… В общем и грех – не грех.. Хотя, сала нажрался в постный-то день, и лук постный этого греха не умолит. Сала было гораздо, гораздо больше чем лука. Не грех скажете? Грех, грех, грех – конечно же грех!
Но и это сейчас не при чём. Не то это – не то!
-ДОЛБАНАЯ Нора! ДОЛБАНАЯ Нора! ДОЛБАНАЯ Нора!
Почему? Как? И зачем она здесь и сейчас — Нора?!
Давно уже, очень давно не спал я с чужим женами. Не вру, ей Богу! В аккурат с той самой поры ангелов Бахусовых и не спал. А если припомнить? Но, ведь не Нора же. А может быть и… Нет не Нора. Помню только, мечтала она – мечтала! О чём, бишь, мечтала? А, машина ей грезилась собственная, не навороченная такая машина, женская, скромная маленькая и новая, и квартира в которой поселила она мечту эту и ещё, ещё ремонт, евро…деньги опять же и любовь о прощение, и не за что прощение вообще-то, но точно счастье, счастье и принца. Смелого, значительно молчащего, молодого здорового принца… Но, сначала – машина! На ней она въехать в это самое счастье собиралась. Так вот на днях встретил её. Яркая ещё и красивая. Сияет, но тускловато как-то. Всё при глянцевых делах: прикид, улыбка во весь рот, но не глаза, машина окаянная эта, неизменный ответ: «Всё шикарно!» Модно когда-то было так отвечать на вопросы. Так, кофе, знаете ли, разболталась и сползла незаметно с неё пелена гламура, и многие нюансы меня перестали раздражать в настоящую она стала превращаться. И тут, вдруг, она говорит: «Знаешь, а может ну её к шутам мечту эту. Столько ради неё брошено, попрано и потеряно, и стоит ли мечта эта стольких потерь и подлостей? Тех подлостей которые даже уже не замечаю, и кажется, что все так живут…А видно не все.» Теперь мечтала о немолодом тихом пенсионере, который находился бы рядом и не нужно больше ничего, ни денег бешенных, ни машины собственной, будь она неладна… Шмыгнула она носом и…прошептала: «Забудь…» Подняла свои, только что увлажнённые глаза, совершенно сухими и весело равнодушными, лживыми какими-то глазами. Ну, это опять же бедная, бедная, женщина, а не моя сегодняшняя Нора.
Что-то там, ближе к вечеру, с дружком старинным встретился , федеральным, нынче, дружком. Хорошим и добрым по сути своей человеком, но дружком федеральным. Ну, нагадил он на твоё самолюбие при официантке. Что тут непонятного? «Кто платит, тот и музыку заказывает»,а также хамит и гадит. Забыл что ль? Может официантка? Ну да! Только не Норой её звали, а «Наташа» кажется, было написано на визитке этой милой девочки, которая была закреплена на её упругой груди. А нора моя здесь совершенно не при чём.
Эх, Илья, Илья, друг мой преданный и человек федеральный, береги свою федеральную задницу. У федералов, оно знаешь, души в эти самые, как их – задницы очень часто превращаются. С улыбок и «нетов» Карнеги всё начинается. В Америке — стране, фабричных грёз, Карнеги может и работает, а вот у нас…спорно, очень спорно всё.
Илья – точно не Нора. И Бог нам с ним судья, и я далеко не подарок, а самолюбие это самое, давно уже не самолюбие так – придаток к быту. Но гляди ж ты?! Взыграло!
Наташа та, если не врёт, милая, а Нора-то моя – ДОЛБАНАЯ.
В душ холодный, нет ледяной до иголок по всему телу, до судорог! Душ, душ, душ. Помог бы душ, но не успеваешь. Щётку в зубы и покатит на сегодня.
Зубная паста обдала все полости горла и носа мятой. Немного взбодрившись, я смотрел на свое отражение, которое ко всем моим следующим мыслям изрядно подпорчивала белая пенная борода всё той же мятной зубной пасты. «Боже, кое старое у меня уже лицо!» Я впервые подумал об этом. Увидел свое отражение в зеркале и заметил неоспоримый, очевидно для других людей особенно знавших меня с детства, факт.
-ДОЛБАНАЯ Нора, ДОЛБАНАЯ Нора, ДОЛБАНАЯ Нора- в такт шарканью зубной щётки, шаркало в моём уже воспаленном мозгу.
Вот почему когда мне было лет двадцать пять и где-то до тридцати пяти, я знал ответы на все вопросы. И, что самое интересное позволял себе советовать другим и с пеной у рта отстаивал, зачастую несправедливые и дурацкие свои убеждения. И не убеждения это были, а так – блаж. И вот мне сорок. Я ещё силён, жизнерадостен, здоров, есть какой никакой жизненный опыт, но не знаю ни одного ответа на мало-мальски, по сложность вопрос. Вот дела. Когда там кризис среднего возраста начинается и сто это вообще такое? Кто ж это знает, кто знает?
Оп, пропала, пропала, ДОЛБАНАЯ Нора!
-ДОЛБАНАЯ Нора, ДОЛБАНАЯ Нора, ДОЛБАНАЯ Нора… Всё паранойя или шизофрения, или всё вместе.
Нора, Нора, Нора. Где ж ты родная? И кто ты вообще? И откуда ты такая взялась?
День не задастся. Нет. И думать нечего. Ещё и пасмурно как назло. Почему же назло? Приятно даже, ни холодно ни жарко, ни пыльно. Зло-то здесь причём?! Что опять грех?! Говорил же себе, выговаривал: «мяса сегодня –ни-ни!» Ну с этим и потерпеть можно, а вот, что с ногами этими женскими, перед глазами мелькающими, треклятыми, что делать? Почему же треклятыми? Очень разными ножками и очень красивыми, в подавляющем большинстве случаев. И разность эту объединяет что? Правильно – красота. Красота спасёт мир, чудак! Чёрта лысого! Мир скорее всего спасёт, вот меня погубит.
Я шел по ранневесенней улице, моего родного города, растворяясь в ранневесенней набухшей зеленью, мечтами и надеждами сезонно- вечной молодости, природе. План был на сегодня более или менее ясен. Во-первых, встреча с друзьями моего детства, «беструсовой поры», как один из них выражается. Разговоры ни о чём и обо всём, иногда в стерео, а случается и в квадро звуке. Так бывает, за тридцать с небольшим лет дружбы, слушать мы друг друга так и не научились. Сигаретный дым запиваемый дешевым растворимым напитком, который многие называют кофе, будет скрести грудь иногда вызывая неприятнейшие физиологические ощущения. Но не зальёт и не угасит эта дешевая приторная жижа жажды общения, привычного и душевного. И в самом деле, не отказывать же себе в этой милой привычке – утренние встречи с друзьями, ради отказа от сигарет и употребления внутрь жидкой, растворимой, черной гадости. Нет, конечно, нет.
Дорогие мои, верные друзья, плюс дым и жидкая дешевая дрянь, я счастлив! Да, и нисколько не вру! Федеральная, дорогая, вылощенная жопа и дешевая, задымлённая, чёрная и горькая душа?! Сегодня, сегодня, но не всегда – душа!
Далее по плану ленивая борьба с местечковым чванством, чиновников от воспитания возводящих унитаз в ранг бриллианта «Око света». Бестолковая и никчемная, в общем-то, борьба, но так для разминки и тренировки. Потом, и может быть главное на сегодня, завораживающее общение с добрыми и умными, отчасти знакомыми и совсем незнакомыми людьми. Особенно с одним, одной… Не сейчас об этом и не здесь.
Раздался неожиданный хруст, потом противная боль в колене. «Вот б…, точнее Нора ДОЛБАНАЯ, вернулась всё-таки! Ну сейчас тебе конец! Конечно же, ведь и дружбанчики мои на месте. Давай, убирайся по хорошему!» Компания собралась не вся, но и этого вполне достаточно.
Самое интересное то, что процветает, на первый взгляд, паучья любовь какая-то в нашей компашке. И не вырваться из этой паутины, никак не вырваться. Вот нет тем для обсуждения сегодня. Нету! И, что? Патологически нам необходимо встретится! Не найдётся о чём поболтать? Не беда. Можно просто поглазеть вокруг, о космосе трепануться, о спорте большом и малом. О женщинах и подвигах донкихотских всё меньше почему-то, а если зайдёт разговор о первых, то скабрезнее и циничней получается. «Где вы, прекрасные принцессы?!»,-кричали уже давно исчезнувшие, где-то в средневековье рыцари. «Там же где и вы, сэры рыцари», — нежным девичьим голосом отвечало им средневековье, эхом доносясь до нас со двора средней школы или аудитории института, от туда откуда-то…
Бывает же, отвлёкся чего-то. Вернемся к нам. Не бывает так, что бы не о чем, совсем не о чем было общаться. Например, совершенно запросто, можно вколотить, без стеснения и угрызений совести, гвоздь в задницу кому-нибудь из близких, зачастую, стоящих здесь же рядом. А потом с удовольствием и комментариями наблюдать как он, близкий, из этой задницы, это же самой задницей будет этот гвоздь выдёргивать. Вот развлекалово! В чём прикол? Соль, так сказать в чём, всего этого? Не знаю! И, боюсь, никто из нас вам этого объяснить не сможет. Просто потому что никто из нас этого просто не знает, потом страдают тихо и мучительно, потом это и когда никто не видит, а здесь – будьте любезны! Некоторые, конечно, думают, что знают и пытаются всё объяснить, но таких с возрастом всё меньше и меньше. Да, и компания наша с течением времени не увеличивается, а имеет тенденцию к уменьшению. Кто знает хорошо это или плохо? Версий существует много о том, что происходит с нами, нашей дружбой и вообще… В многообразии этих версий и неопределённости понятиё суть теряется. А нужна ли она – суть? А дружба? А любовь? А оно вам надо? А нам? Мы вместе сейчас и вместе были всегда, со школы ещё. Правда если «вместе» употребить с «не» — тоже, увы, будет верно. Диалектика, б…. Или это не так называется?
Не смей сквернословить! Пусть ёмко это и понятно, и… много ещё «и». Не шуточные страсти в страстную-то неделю! Мелочи. В нашем случае в страстные годы! Какие недели?! Копейка – рубль бережет.
Хм, у профессора коньюктивит. Профессор, профессор, профессор… Вечная черная кепка, по сезону. Гнев, да сдерживаемый гнев. Снова грех, грех – один из семи. Но в этом случае, опять же, грех этот – не грех. Праведный же гнев – праведный! А когда грех, то есть гнев праведный или не праведный? В церковь, немедленно, всенепременно. При первом же моменте свободного времени! А где взять-то его, время свободное? Можно выкроить, запросто можно, а как запросто, работа, семья, друзья, да и наука, и почитать в конце концов! Вот почитать. Писание, чай, не высшая математика, почитаю на досуге и сам разберусь, сам. Соискатель, ведь, степени соискатель научной, а тут писание святое, разберёмся. И вправду, профессор же – великолепный.
Так, так, так… профессор, университет, студентки, в большинстве своем легкомысленные, что и чудно, и естественно, и прекрасно, профессорши очень красивые, временами, что на мой не околонаучный взгляд, не совсем естественно, но тоже прекрасно, потом лестница, боковая, мы курим, треплемся не о чём, как обычно, беседа озвученными мыслями нашими переплетается с дымом наших сигарет и медленно поднимается вверх, на чердак, потом через крышу, изрядно очистившись от наносного едва заметной струйкой в небо, а затем почти растворившись в миллиарде миллиардов подобных струек и потоков других дымных озвученных мыслей поднимается к Нему, дойдёт ли, долетит? Мы тогда помню про то, что всё из мелочей состоит, говорили, и что нет, в принципе, глобальных проблем, есть мелочи их создающие. И, что если устранять эти мелочи, то… А может про олимпиаду в Сочи? Или про несокрушимую и легендарную, что часто случается, зарядившую в пушки жен наших, бывших, хвала всевышнему, или в пушки им зарядившую…Вспомнил! Вспомнил!
На панели стены нашего государственного университета, красным карандашом печатными буквами было написано: «Нора – мразь».
Конечно же, не ДОЛБАНАЯ Нора, Нора-мразь. Мне не эта, довольно неприличная во всех отношениях фраза понравилась, а само сочетание нора — мразь. Ра-ра. Помните Есенинские, дорогая-другая, дорогая – друг другу и так далее. Мразь, конечно, словечко то ещё, прямо скажем ни к чёрту словечко, но на слух хорошо ложится эта самая моя Нора – мразь.
И живёт эта Нора, Норочка, Норик, где-то и не знает, что она знаменита. И не та она, и не мразь вовсе, а я уверен, что даже наоборот, замечательный и прекрасный она человек. А надпись эту постыдную написал как раз-таки очень нехороший человек. И дай вам Бог здоровья все, что ни на есть Норы на свете, и не только Норы но и остальные женщины, дай вам Бог, дай! И друзьям моим, и недругам, и профессору великолепному, и другим ещё…
Стало мне и легче, и грустновато отчего-то. Хм, что за напасть?
Не хочется нам расходиться, темы исчерпаны, ноги, юбки и всё, что выше примелькалось, с «гвоздями» — беда, затупились, и слава Богу. Сегодня, как и в большинстве случаев расстаёмся приветливо и мирно, друзьями расстаёмся.
Чего это я сегодня? Критика, самокопание, да ладно сам в себе, в других кто позволил копаться?! С себя, слышишь, с себя начни! Гуд. Вот, что во мне и взаправду не то, так это, смеюсь я часто последнее время. Ну ни с чего, казалось бы смеюсь. Смотреть на всё в мире этом стал иначе. Может по этому и смеюсь. Смеюсь по-доброму, и раздражаю смехом своим окружающих, близких особенно. Замечать я стал, и как белый день мне это ясно стало, что для искренних слёз у нас всегда много поводов, и так мало причин для доброго смеха. Я их просто стал замечать, и смеюсь. Не принимайте ничего на свой счёт, отпишите мне свою хмурость, суровость, усталость, раздражительность, нервозность бытовой суеты, всё лишнее. Я знаю, где это всё можно обменять звонкое серебро доброго смеха. Я ваш, я с вами, я один из вас. Только смеюсь чаще. Может быть болен, душою? Пусть. Я готов умереть от доброй любви и от доброго смеха, от счастья и счастливым. А кто бы ни хотел этого?
Вот совсем забыл с долбанной этой Норой. Постничать же хотел в страстную неделю. Специально свеклу в магазине вместо яиц куриных взял! А сейчас с небывалым удовольствием доедаю котлету в студенческом кафе. Неужели согрешил снова? Досадно…
— Долб… Нет, прекрасная, прекрасная моя Нора! Не смотря ни на что…
Вот в пятницу страстную точно — хлеб и вода! Даже не так. Только вода. Точка!
Или, постой-постой… У профессора коньюктивит? Коньюктивит – это не Нора, но… Снова вертолёт, маршрут тот же: мирный город – Кавказ – населённый пункт… Нет не Нора, точно.
Коньюктивит, февраль девяносто пятого… Мы тогда на «Северном» стояли…
Боже, уже осень заканчивается, а я Нору вспомнил. Весной сон мне этот приснился, весной. И вот сейчас. Потом было лето и было продолжение Норы.
Есть у нас в городке в парке городском, если точнее, большой открытый бассейн. Давно его построили, ещё при советской власти. И до сих пор купаются в нём горожане и гости, и дети их и радуются, и спасибо власти советской за это. А несколько раз в неделю играет в парке духовой оркестр, и плывёшь ты в этом бассейне вокруг зелень, жара –на убыль, пыль осела, люди счастливые и загорелые, дети резвятся, а в воздухе музыка. Музыка неповторимой меди духового оркестра. Рай да и только.
Так вот, шлялся я как-то по бассейну нашему со своим счастлив прошлым, и подлым настоящим в одном лице, расколошматившим мне вдребезги сердце и изрядно пошатнув и так не сильно устойчивую мою психику. Прошлое это и заметило надпись масляной краской на бетонной плите бассейна. По цвету, надписи на стене лестничной клетки университета и на плите бассейна были идентичны, но содержание координально противоположное. Против университетской «Нора — мразь!», бетонная плита бассейна сияла надписью «Нора — ты прекрасна!!!». Моё прошлое так искренне радовалось этому событию, что я чуть было не поверил в то, что оно сможет стать моим счастливым настоящим и будущим. К счастью я расстался с уже далеко не счастливым прошлым. Пускай оно будет по-прежнему счастливо и осчатливит своим настоящим и будущим кого-нибудь, со всеми приложениями.
«Нора — ты прекрасна!» сохранилась там где и была, проверьте если хотите, и по сей день, а «Нора – мразь!» исчезла со стены университета. Добро побеждает зло. Да обвиняйте меня в банальности сколько хотите. Плевать. Вот и не верь теперь в мистические совпадения. Я верю, и никогда не скрывал этого.
А потом, потом была незнакомка таинственная и прекрасная и запах, и нежность, и тепло, и осень. Пусть она останется незнакомкой. Хотя мне не забыть того вечера и той неожиданной невероятной ночи. Спасибо тебе, милая моя Нора. Прощай.
Ох уж, эти мне полнолуния! Да ещё осенью. Да ещё когда за три дня, липа за моими окнами, смело и отчаянно сбросила остатки своей одежды, и едва прикрытая оставшимися дрожащими цветными листочками зябла в ноябрьскую ночь, под низким тяжелым и почти пустым уже совсем зимним небом, ярко освещенная галогеновой фарой бесстыжей полной луны. Всё будет хорошо, милая Нора. Да, что же это такое! Липа, конечно, липа! Ты очень скоро согреешься под пушистым одеялом свежего и доброго первого снега. А весной, ты ещё не успеешь совсем проснуться, а я принесу тебе в постель чашечку терпкого горячего шоколада. Я научусь его готовить, книгу какую-нибудь полистаю или ещё чего-нибудь придумаю, телевизор там, передачи всякие познавательные, интернет в конце конце-концов, сейчас всё просто — век информации, инноваций, нанотехнологий и ещё чего-то заумного, не то, что раньше, всё чертовы бабушки, да кузькины матери, или это одно и тоже? Не бойся, милая, я с тобой. Спи. Я разбужу тебя весной, когда будет можно, горячий шоколад, надежды, ножки, ножки, ножки, ножки, в юбках, юбках, юбках… А потом снова лето, море, жара, надежды, мечты…и ты, красавица, у меня…со мной… И…, и …,и что-то ещё? А, ну да, мы тогда на «Северном» стояли…
(продолжение следует)
23 ноября 2010 года.. В.Гарагаль
Надеюсь, что поняла почему именно этот рассказ у Вас любимый. Он, словно, сердцем написан. Удивляюсь, как я его пропустила. С теплом. Лора.