Начало здесь: http://prozaru.com/2010/10/schastlivoe-vremya/
Продолжение здесь: http://prozaru.com/2010/11/schastlivoe-vremya-prodolzhenie/
Один. Пять.
— Девушка, мне, пять грамм героина и пломбир в стаканчике.
— Вам героин высокой степени очистки, или низкой?
— Высокой. Гулять так гулять!
— Рекомендую вот этот, фирмы «Bayer». Новый сорт, называется «улётный», с добавлением мяты и алоэ.
— Да, давайте.
Перед семинаром надо уколоться. На худой конец понюхать. Но лучше всё-таки уколоться. Только тогда семинар проходит хорошо, ровно и продуктивно, материал легко усваивается, а сценки ставятся натурально. А вот однажды вовремя не укололся – и началась ломка, прямо во время семинара. Хорошо, что у Витальки оставалась лишняя доза, а иначе не досидел бы до конца. Давно уже велись разговоры о том, что в любой аудитории должен быть обязательный запас наркотиков на случай, если студенту вдруг станет плохо во время занятий, но эти разговоры так пока и остались разговорами. Совершенно непонятно – куда смотрит министерство образования, ведь очевидно, что в состоянии ломки не усваивается учебный материал.
Преподаватель сценического искусства Сергей Арсеньевич Бруев по кличке Сруев по старинке торчал на морфии, и поэтому вообще не понимал подрастающее поколение, а семинары его были скучными и не интересными. Однако, едва войдя в аудиторию, Кирилл понял, что занятие будет необычным. Бруев стоял посередине аудитории и улыбался. Подобный эффект у человека его типажа обычно бывает вследствие употребления экстази, но такой экзотики от преподавателя ждать не приходилось. Тут было что-то другое, и надо сказать, он не заставил долго гадать, что именно.
— Ребятки, — сказал он, переводя свою улыбку из разряда десятизубой в разряд тридцатидвухзубой, — вам крупно повезло. – Он оглядел аудиторию, словно пытаясь определить, догадывается ли кто-нибудь из присутствующих, как ему повезло. — Вам предлагается принять участие в массовке, — (он сделал театральную паузу, которая должна повысить напряжение в зале перед заключительной сценой), — Господина Президента, — он оглядел аудиторию торжествующим взглядом. Аудитория ему ответила разными типами взглядов, среди которых преобладали радостные. – Итак, есть желающие? –
Желающие были все. Мало того, что это просто прикольно, можно ещё и денег заработать. Вай бы и нот, как говорят англичане…
— Вам предстоит очень ответственная работа, — продолжал Бруев, — вам надо показать Господину Президенту лицо!.. Кто засмеялся? Между прочим, ничего смешного я в этой фразе не вижу, – вам надо изображать достойных граждан достойного народа. Конечно, наш народ достоин и без всякого изображения, но не всегда это видно с первого взгляда. А вы должны себя показать так, чтобы у любого человека сразу появилась гордость за нашу страну. И, несмотря на то, что у Господина Президента эта гордость присутствует гораздо в большей степени, чем у каждого из вас, всё равно эта миссия важная. Вылетать надо немедленно, вас внизу уже ждут автобусы. Приложите максимум ваших способностей – и результат будет гарантирован.
«Надо же, чудеса какие! Ещё и на самолёте!»
***
Выдвигайло оглядывал новоприбывших, с нескрываемой неприязнью.
«Тоже мне, выглядят прилично, торчок на торчке!» — ворчал он, — «с каких это пор торчки лучше алкоголиков?»
— Кто здесь за главного, — спросил он громко.
— Я, — вышел из толпы Бруев.
— Ага… Гм… Значит, так. У вас гримёр есть?
— Гримёр? Нет, гримёра у нас нет. Есть только студент гримёрных курсов.
— Где?
— Иванов! – крикнул Бруев в толпу, — Иванов! Ты что, не слышишь?
— Да слышу я, слышу, — вышел худой, почти до прозрачности блондин с косяком в зубах. На ногах он еле стоял, а правая рука тряслась, не переставая.
— Этот? – глаза Выдвигайло налились кровью.
— Этот. Да вы не беспокойтесь, он левша.
— Вы кого мне привели? Вы что, не понимаете, что у нас времени нет делать из этих недомерков нормальных людей?
— Но-но, я бы попросил, — пролепетал Иванов, выронив косяк, — б.я… Опять!
Он упал на коленки и принялся трясущейся правой рукой ощупывать землю, опираясь на левую руку.
— И кого ЭТО может загримировать? — спросил Выдвигайло, презрительным взглядом уставившись на ползующее в его ногах нечто.
— Да вы не бойтесь, он за работой весь преображается. Исполнит всё по высшему разряду.
— О, нашёл, — сообщил Иванов, пытаясь выковырять косяк из-под ботинка Выдвигайло, — дядь, а вы не могли бы убрать ногу?
— Я тебе её сейчас так уберу, что мало не покажется, — гаркнул тот, замахиваясь на студента ногой.
— Спасибо, дядь, — произнёс Иванов, поднимая освободившийся косяк и одновременно с удивительной ловкостью уворачиваясь от ноги – освободительницы.
Семь. Два.
Игорь подходит к привокзальной стоянке, берёт извозчика, называет адрес. Извозчик ухмыляется своим мыслям и приглашает садиться. Усталая лошадь еле плетётся вдоль покосившихся заборов, испещрённых однотипными надписями. Среди надписей преобладает известное всем сочетание из трёх букв, сопровождающееся иллюстрациями, которые, помимо общего представления обозначающегося слова, демонстрируют ещё и возможные способы его использования.
Как же приятно ехать домой после столь длительного отсутствия! Наваждения, мучавшие его всю дорогу, скорее всего, были оттого, что этот маршрут он уже совершал в своей жизни многократно, и все эти поездки были очень похожими друг на друга.
Восемь. Три-четыре.
— Тебе чем-то не нравятся мои яйца? Ты что о себе возомнила, в конце концов? Сидишь в этой дыре, ждёшь мужа-алкоголика, который приезжает раз в полгода, гниёшь заживо, а когда появляется реальный шанс вырваться, встаёшь в гордую позу?
Ира встала с кровати и надела халат.
— Адольф, уйди отсюда, я тебя прошу.
— Ты меня прогоняешь? ТЫ МЕНЯ ПРОГОНЯЕШЬ? Да ты посмотри на себя, ты же свой единственный шанс упустишь!
— Ко мне муж едет, ты не понимаешь? Скоро он уже должен быть здесь. Если ты не уйдёшь, всё кончится плохо.
— Ты думаешь, я испугаюсь какого-то алкоголика?
— Я думаю, что тебе просто надо уйти и не задавать лишних вопросов. И вообще, тебе работать надо – скоро президент приедет. Если всё будет продолжаться так же, как сейчас, ты будешь выглядеть довольно плачевно.
— У меня в команде есть ответственные люди, которые обо всём позаботятся, а мне и здесь вполне нравится…
— Зато ты мне не нравишься. Ты не настоящий.
— Что? Это в каком смысле?
— В самом прямом. Вся твоя жизнь сводится к тому, чтобы скрывать настоящий мир под ненастоящими декорациями. Если отпадёт в этом необходимость, ты подохнешь с голоду, потому что ты больше ничего не умеешь. Всем своим существованиям ты обязан этим декорациям, а значит, ты не настоящий. И твоя свита не настоящая. И твоё правительство. Всё не настоящее. Вы все скоро как мыльный пузырь лопнете, что ты тогда будешь делать?
— А ты, стало быть, настоящая? И твой муж-алкоголик…
— Да, мы настоящие. Я дою настоящую корову, которая даёт настоящее молоко. Мой муж валит настоящие деревья, из которых получается настоящая мебель. Другой возможности не заработать у него нет, потому что всё остальное уже давно продано. Вы – раковая опухоль на теле страны, опухоль опасная, хоть и фантомная. У меня с тобой никогда не будет ничего общего. Ты удовлетворил мой сексуальный голод во время отсутствия мужа, а теперь…
Ира подошла к двери и открыла её настежь.
— Убирайся вон! И чтобы ноги твоей здесь больше никогда не было!
— А вот никуда я не пойду, — сказал Тимчук и уселся на кровать, — мне и здесь хорошо. Кстати, а когда там приезжает твой благоверный?
— Не знаю, он не звонил.
— Ну, куда там ему, он, небось, и телефоном пользоваться не умеет. Зато настоящий, не то, что некоторые…
— Козёл, — Ира захлопнула дверь с такой силой, что в окнах задребезжали стёкла.
— Настоящий козёл? А по-моему, ты всё-таки ко мне не равнодушна, — предположил Тимчук, устраиваясь поудобнее.
Восемь. Два.
Как ни странно, доехали быстро. Игорь расплачивается с извозчиком, обнаруживая на его лице всё ту же странную ухмылку. Хочет спросить о причине этой ухмылки, но не успевает – извозчика уже и след простыл. Дует ветер. Калитка со скрипом качается из стороны в сторону. «Надо смазать» — рождается странная мысль – странная, потому что за всю свою жизнь Игорь никогда и ничего не смазывал. И вообще любой работе, в том числе и по дому, предпочитал пилку дров, потому что только эту работу он умел делать.
Девять. Три-четыре.
— Я не воспринимаю козлов как мужчин. Для меня они просто животные. Но ты прав – когда козёл сидит на моей кровати, к этому я не равнодушна, потому что нечего делать грязному козлу на моей чистой кровати.
— Ну ладно тебе, — сказал Тимчук примирительно, — и почему ты так стонала, когда занималась любовью с козлом?
Он встал к кровати и подошёл к Ире, которая всё ещё стояла у двери.
— Ну хватит тебе ругаться. Мы ведь так хорошо проводили время!
Он обнял её за талию. Ира безуспешно попыталась вырваться. Или сделала вид, что попыталась…
Послышался звук открываемой двери. Ира побледнела.
— Это он, — прошептала она. Прошу тебя, спрячься куда-нибудь.
Девять-десять. Два-три-четыре.
Игорь проходит во двор, подходит к дому. Дверь не заперта. Он открывает дверь. Вроде бы, внутри немного прохладно. Всё кажется чужим, хотя вроде бы ничего не изменилось. Из комнаты навстречу ему выходит Ирина. Она явно нервничает.
— Игорь! – она бросается к нему, ненатурально пытаясь изобразить радость.
— Ой, а кто это к нам пришёл? – раздаётся мужской голос из комнаты.
— Кто это? – произносит Игорь, отстраняя Иру.
— Это я, Ирин любовник, — из комнаты выходит незнакомый мужик, — а тебя здесь не ждут. Исчезни!
Кровь прилила к голове, в глазах потемнело от неконтролируемой, всеобъемлющей ярости. Игорь ринулся к незнакомцу, схватил его за плечи, втащил в комнату и припечатал к стенке.
— Ты кто, мать твою? – прорычал он, рванув обидчика на себя и снова ударив о стену, на этот раз головой, — ты кто, сука, я тебя спрашиваю? – снова удар; от неожиданности у Тимчука отнялся язык. Он попытался оказать слабое сопротивление, но снова получил удар о стену головой. На стене в этом месте образовался кровавый отпечаток.
— Что ты делаешь? – Ира схватила мужа за локоть и попыталась оттащить. Игорь отпустил Тимчука и, развернувшись ударил жену кулаком в лицо с такой силой, что та отлетела к противоположной стене и потеряла сознание. Тимчук, воспользовавшись моментом, оттолкнул Игоря и попытался улизнуть в открытую дверь. Игорь схватил его за волосы и изо всех сил ударил лицом о торец двери.
— Я тебе покажу, сука, как мою жену трахать, — ещё удар, — ты у меня, сука, калекой станешь, — ещё удар, — ты у меня, б.я, своё говно есть будешь, — ещё удар, — ты у меня, гнида, кровью ссать будешь. Он уже не понимал, что делает – таскал, взяв за волосы, бесчувственное тело по всей комнате и бил головой обо всё, что попадалось – о шкаф, табурет, угол стола, снова шкаф; в какой-то момент Тимчук перестал подавать какие бы то ни было признаки жизни, даже мычать, а Игорь всё продолжал свою экзекуцию.
— А-а-а-а – завопила Ира, очнувшись, — ты его убил!
Игорь встал посередине комнаты, машинально сжимая окровавленную прядь волос, росшую из головы того, что ещё совсем недавно было живым человеком, а сейчас представляло собой ужасающее зрелище – полубеззубый полуоткрытый рот, зияющая пустота глазницы, лишившейся глаза, сломанный, расплющенный нос. Игорь разжал кулак, и голова с глухим стуком рухнула на пол.
— Т-т-ты е-г-г-г-г-о у-б-б-б-ил, — повторила Ира, заикаясь.
— Прибери здесь, — сказал Игорь, направляясь к двери.
— А то будешь, сука, рядом лежать! — гаркнул он и вышел из комнаты.
В прихожей он остановился, услышав всхлипы. В углу сидела на корточках и плакала Даша.
— Ты чего плачешь? Испугалась? – спросил Игорь, подходя к своей дочери.
— НЕТ! Папочка, не убивай меня, — закричала Даша, прижимаясь к стенке.
Игорь хотел подойти к ней, обнять, сказать, что он её любит, что ни в каком, даже самом страшном сне не может получиться так, что он её ударит, что… Он даже подумать не успел, что скажет дальше – длинный кухонный нож, направляемый Ириной рукой, вошёл в шею мужа насквозь, обдав девочку тёплой струёй папиной крови. До конца жизни она не произнесёт ни одного слова, а от её пронзительного взгляда, сочетавшего в себе панический ужас и звериную злобу, сойдёт с ума не один человек.
Пять. Один.
Самолёт плавно набирал высоту. Под крылом раскинулась огромная и прекрасная страна, зеленеющая своими бескрайними лесами, восхищающая своими прекрасными морями и озерами, радующая своими счастливыми жителями
— Господин Президент, коньячку не хотите?
— Да, пожалуй.
— Коньячок изумительный. Азербайджанский.
— Да, весьма недурственно, — произнёс Господин Президент, выпивая и закусывая лимоном, — Господин Первый Помощник, а Вам никогда не казалось, что как-то всё вокруг… Подозрительно чисто?
— Не понял… Самолёт моют первоклассные уборщицы специальными шампунями по уникальной технологии. Вам разве это не нравится?
— Нет, что Вы, я не про это… Как-то всё… как бы это сказать… слишком прилизано вокруг… ненатурально как-то.
— В каком смысле?
— Ну вот, например, летим мы над страной. А она такая прекрасная… Ни одного изъяна…
— А Вам это не нравится? – Господин Первый Помощник явно был в замешательстве.
— Нет, что Вы… Вы меня не понимаете… Вот, например, прилетаем мы в какой-нибудь город… провинциальный… А там превосходные дороги, всё красиво, чисто, аккуратно. И тоже ни одного изъяна. Люди счастливы…
— Так это же хорошо!
— Да, но как-то неестественно. Вот в других странах всё не так. Там есть какие-то изъяны.
— А у нас нет изъянов. Потому что у нас очень мудрая власть во главе с Вами.
— Да, возможно… Может, ещё коньячку?
Два. Пять.
— У меня для вас две новости, — Выдвигайло оглядел массовку, — первая это то, что Господин Президент вылетел. – Он сделал многозначительную паузу, чтобы собравшиеся смогли оценить всю важность этого события. — А вторая – это то, что Начальник выездной свиты Господина Президента, Тимчук Адольф Богданович, мёртв. – Он сделал ещё одну паузу, чтобы оценить, каким образом эта новость отразится на массовку, но, не заметив никакой абсолютно реакции, продолжил: — Виной всему его аморальное поведение. Так что теперь руководить операцией буду я.
Кто такой этот Тимчук, почему его поведение является аморальным, и, главное, и почему теперь вдруг выдвинулся Выдвигайло, выяснять не хотелось. Пусть руководит – все шишки ему достанутся.
— У нас мало времени, — продолжал Выдвигайло, — поэтому в связи со сложившимися обстоятельствами, придётся отменить визит Господина Президента на химкомбинат. Вся программа будет включать в себя поездку по временному автобану от аэропорта до города, в городе – посещение трёх муляжей промышленных предприятий с катанием на муляже самолёта. Массовка готова?
— Готова, — ответил Бруев,- сегодня утром провели очередную генеральную репетицию.
— Сейчас проверю. Покажите мне бабушку, пожалуйста.
Из толпы вышел студент в платке, парике, имитирующем седые волосы и косяком в зубах.
— Э нет, так не пойдёт. Где это вы видели, чтобы такая бабка курила косяк?
— Бабки бывают разные. И не мешайте мне входить в образ, — сказала бабка, выплевывая, тем не менее, косяк.
— Короче, чтобы косяка не было. Я вам не за это деньги плачу, — сказал, еле сдерживаясь, Выдвигайло.
— Хорошо, мы прислушаемся, — ответил Бруев.
— Так. Теперь нужны дети. Вы проводили репетиции по имитации детей?
— А зачем их имитировать? Здесь что, непьющих детей нету? – послышался выкрик из толпы.
— А это вас не касается, — ответил Выдвигайло, пытаясь отыскать глазами выскочку, — ну так кто тут детей имитирует?
— Был тут карлик один. Но он сошёл с ума от комплекса неполноценности. Ходит кругами, бормочет, что он маленький и просит купить шоколадку. Мы его в гостинице оставили.
— А что, больше никого нет? Я вас попросил подготовить МАССОВКУ!
— Ну так мы подготовили.
— Подготовили? Очень хорошо. Все по местам, через десять минут начинаем репетицию.
***
Рессорная карета VIP-класса, снаряжённая тройкой арабских скакунов, въезжает на главную площадь города (в репетиции всё должно быть натурально, но где, чёрт возьми, достать в этом захолустье автомобиль, и как, чёрт возьми, заправить его в этой стране бензином?) Из кареты выходит элегантно одетый импозантный Выдвигайло (насколько вообще человек по фамилии Выдвигайло может быть элегантно одетым и импозантным), по щекам которого струится пот в три ручья, ноги которого пару раз спотыкаются на пустом месте. По улице ходят странно одетые прохожие, разговаривая между собой, переминаясь с ноги на ногу, слоняясь определённо без цели.
— Стоп, так не пойдёт, — кричит Выдвигайло, — вы не должны слоняться бесцельно, вы должны слоняться целенаправленно.
— Мне кажется, что, когда Господин Президент выйдет из машины, толпа его должна обступить, в надежде получить автограф, задать вопрос, или просто посмотреть на него сблизи, — предположил Бруев, — поэтому, может быть, нам вообще не нужна большая массовка?
— А что? Это мысль.
***
Рессорная карета VIP-класса (…),которого пару раз спотыкаются на пустом месте. Счастливая толпа народа, благодарная за наше прекрасное настоящее, обступает его, насколько позволяет охрана. Господин Президент окидывает собравшихся отеческим взором и говорит:
— А что принято говорить в таких случаях?
— Я думаю, это не важно, — подсказывает Бруев, — Господин Президент сам знает, что сказать.
— Ну да, правда. Продолжаем. Задавайте вопросы.
— Господин Президент, почему опиум дорожает?
— Кто это сказал? КТО ЭТО СКАЗАЛ?
Никто не ответил.
— СпрОсите что-то подобное у Господина Президента, плохо будет всем.
Шесть-три. Один-пять.
Большая крылатая птица степенно подлетает к аэропорту Толмачёво славного города Новосибирск, помахивая ему крыльями. Сидящие во чреве её Господин Президент и его свита, надёжно пристёгнуты кожаными ремнями к мягким облегающим креслам. Во избежание закладывания ушей и прочих мелких неприятностей, связанных с перепадом давления, за пухлыми щёчками прячутся леденцы «полётные», уменьшающиеся в размерах по мере увеличения земных объектов. Каждое деревце, каждая птичка, каждый паучок, радуются снизошедшему на них счастью, и ждут, не дождутся, когда благословенная нога ступит на их прекрасную землю. Лёгкий удар – и вот уже можно ощутить под собой твердь земную, которая тоже радуется. В аэропорту делегацию встречают Бруев, Подкопаев, Выбегайло и другие официальные лица. Огромный серебряный лимузин с гордым шильдиком ГАЗ (ну какая разница, есть ли у него от ГАЗа что-нибудь, кроме шильдика; патриотизму-то способствует), с прозрачными стёклами (нам нечего скрывать от своего народа, не так ли?), стоит под парАми неподалёку. Прекрасные голографические пейзажи создают вокруг полнейшее ощущение рая на Земле. Автомобиль едет плавно, не подпрыгивая на ухабах (ну какие в России могут быть ухабы?), создавая полнейший комфорт пассажирам. И ни у кого не возникает ни малейшего желания сказать что-то типа «ведь могут, когда захотят», ибо все точно знают, что и хотят, и могут.
Автомобиль проезжает мимо аккуратненьких домиков с шиферными крышами, обнесёнными крашеными заборами, утопающими в зелени садов. Народу практически нет, потому что все заняты делами – строят своё светлое будущее из кирпичиков прекрасного настоящего. Президентский кортеж подъезжает к светлому зданию Авиационного завода и останавливается. Из лимузина выходит Господин Президент и осматривается. Всё его существо переполняет гордость за великий народ, создавший великую страну. Страна как всегда отвечает ему тем же: моментально перед ним образовывается толпа любопытного народа, люди в большинстве своём студенческого возраста, но среди них, впрочем, попадается и некоторое количество детей весьма странного вида и даже некоторое количество стариков, не менее странного вида. Благодарные жители великой державы хотят говорить с Господином Президентом.
— Здравствуйте, дорогие жители Новосибирска, — говорит Господин Президент, — рад Вас приветствовать здесь, в этом славном городе…
— Господин Президент, а почему опиум дорожает?
— Что?
— Нет, нет, не обращайте внимания, — пролебезил плотный белобрысый с небольшими залысинами человек среднего возраста, у нас народ очень любит шутить. Но, как известно, юмор помогает трудоспособности, и поэтому давайте перейдём к делу. У нас намечена обширная программа осмотра предприятия с посещением муля… простите, с посещением конструкторского бюро и серийного производства. Но для начала мы хотим Вам продемонстрировать ма… простите, новый самолёт восьмого поколения Су-105, способный выполнять целый комплекс боевых задач, как на земле, так и в воздухе и использовать самое современное вооружение, включая лазерную пушку.
— Вы хотите мне его продемонстрировать? – спросил господин Президент. В глазах его зажёгся огонёк, который помог прогнать зависшую над городом грозовую тучу, — ну так чего же мы ждём?
— Так ничего не ждём, всё готово, — практически пропел Выдвигайло, гордый за то, что сумел так ловко отрулить от неугодного вопроса. «Всё равно надо разобраться» — подумал он, воображая, как распиливает автора вопроса на кусочки.
Гордость Российской авиации стояла на взлётно-посадочной полосе, поблёскивая всем великолепием своих красок. Господин Президент при помощи специального трапа забрался в кабину второго пилота, располагающуюся за кабиной первого, насвистывая старомодную мелодию «Земля в иллюминаторе». Место первого пилота занял высококлассный лётчик-испытатель Друнов, который давно уже испытывал всю технику, поступающую в распоряжение Господина Президента – от космического корабля до электронной бельевой прищепки. «Пристегните ремни» — загорелось табло, и Господин Президент немедленно подчинился.
Самолёт резко тронулся с места и понёсся по взлётно-посадочной полосе с ускорением, от которого у Господина Президента потемнело в глазах. Вот он уже оторвался от земли, второй раз за сегодняшний день осуществляя возможность летать рождённому ползать. Земля удаляется всё дальше и дальше, и уже практически невозможно разобрать людей, сидящих на временных трибунах, сооружённых прямо на территории аэродрома. Самолёт набрал высоту и перешёл в крейсерский режим полёта, позволяя Господину Президенту расслабиться, как это и было предусмотрено программой полётов.
— Господин Президент, — разрешите продемонстрировать Вам манёвренные возможности нового самолёта – спросил лётчик по рации.
— Разрешаю, — ответил Господин Президент, любуясь удивительно красивыми облаками где-то внизу и солнцем, зависшим над гладью воздушного моря. Неожиданно облака и солнце исчезли, словно выключенные за ненадобностью. Взору Господина Президента явилась взлётно-посадочная полоса аэродрома, с которой он вроде как несколько минут назад он улетел.
— Что такое? — спросил Господин Президент у рации.
— Не могу знать, — ответила ему рация, — видимо, сбой в программе.
— Какой сбой? В какой программе? Вы меня обмануть хотели? Вы что из меня идиота делаете?
Господин Президент и правда был похож на идиота, одетого в муляж противоперегрузочного костюма, сидящего в муляже несуществующего самолёта, окружённого муляжом несуществующего испытательного аэродрома. Он уже не слушал объяснения свиты о том, что единственный опытный экземпляр самолёта не прошёл пока испытания, и что его не могли подвергать таким рискам, и что пройдёт совсем немного времени, и самолёт пройдёт испытания, будет сертифицирован и, несомненно, поступит в серию, а пока можно посмотреть его лётные характеристики на испытательном стенде, и прочее и прочее и прочее. Пугающая своей очевидностью гипотеза неожиданно посетила его, и он решил проверить ее, во что бы то ни стало.
— В аэропорт, живо. Готовьте самолёт.
И снова тирады о том, что ему хотели ещё так много всего показать, что при заводе существует превосходное КБ, в котором работают высококвалифицированные инженеры, что есть отличные сборочные цеха, что, в конце концов, в Новосибирске есть ещё много предприятий, что в программе поездки стоит посещение Сибсельмаша и стрелочного завода и вообще много чего интересного.
— Через сорок минут вылетаем в Сочи!
И опять – ну как же так, поездка в Сочи запланирована через три недели, что нельзя так срывать график передвижения по стране, что там, в конце концов, ничего ещё не готово к при…
— ВОТ И ХОРОШО, ЧТО НЕ ГОТОВО!!! – не выдержал Господин Президент , сорвавшись на крик, — Я смотрю, вы тут для меня потёмкинские деревни строите? Так заведите меня за декорации!
∞.∞
Счастье – это когда ничего больше не нужно. Люди стремятся к чему-то, мечтают о чём-то, добиваются чего-то, часто перешагивая через таких же, как они, стремящихся, мечтающих, добывающих, Нормальный человек никогда не будет счастлив – либо он так и не достигнет своей цели, либо, достигнув её, поставит себе следующую. И только быдло может быть счастливым, при соблюдении некоторых простых условий – жратвы, наркотика, телевизора и объекта для удовлетворения сексуальных потребностей. Если есть дешёвый наркотик (лучше водки в этом отношении пока ещё ничего не придумали), жратвы может быть немного – быдло всё равно будет счастливо. Счастливое быдло никогда не бунтует, ничего не требует, никуда не бежит. Телевизор можно заменить работой, не забыв компенсировать разницу удовольствия наркотиком. Сексуального партнёра компенсировать не получится ибо секс – вторая необходимая составляющая быдлосчастья, и с этим приходится считаться. Гениальна власть, сумевшая построить такую систему, потому как эта система вечна.
Господин Президент сидел в своей загородной резиденции и в одиночестве допивал бутылку водки, ибо для того, чтобы полноправно руководить быдлом, осознавая, что руководишь быдлом, нужно самому быдлом стать. Не так давно, глядя на развалины славного города Сочи, он в первый раз сильно напился, потому что чётко осознал, что красивые картинки про жизнь народа, которые ему крутили с детства, на самом деле просто выработавшийся за много веков чиновничий рефлекс пускать пыль в глаза стоящему выше себя самого на иерархической ступени. Тот же, кто оказался на самой высокой ступени, должен быть добрым и ни о чём не догадываться – это тоже рефлекс, и он тоже работает. Досадный сбой, произошедший по вине не вовремя убитого высокопоставленного чиновника, теперь до конца жизни придётся компенсировать водкой, тем более и такие случаи уже присутствовали в нашей истории.
Экс Господин Президент сделал ещё глоток и крепко уснул. Ему больше ничего не нужно. Разве это не счастье?
