Чем дальше уносил поезд Олю и Юлю от синего моря, тем сильнее хмурилось небо. Сначала на нем еще виднелись голубые островки, потом и они исчезли, затянутые серой хмарью. За Москвой небо откровенно разрыдалось. Его слезы крупными каплями падали на вагонное стекло, стекая по нему неровными косыми струйками.
Небо плачет по лету, — думала Оля, — оно не хочет с ним расставаться. Ведь впереди долгий холод и мрак. Как у меня на душе.
Всю дорогу она простояла в коридоре, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Какой-то парень попытался заговорить с ней, но взглянув на ее отрешенное лицо, ретировался.
Юлька лежала на полке и злилась на подругу. Как было весело, когда они ехали на море! Они хохотали до упаду, резались в карты, флиртовали с москвичами из соседнего купе. Как те уговаривали их ехать с ними в Сухуми! Лучше бы они согласились. Но ей так хотелось показать Ольке Пицунду. Кто ж знал, что эта ненормальная встретит там своего грузина. Это ж надо так втрескаться!
Хорошо хоть не проревела всю дорогу. Молчит. Уперлась лбом в стекло и молчит. Какие мысли бродят в ее голове? Еще выкинет чего-нибудь, а ей, Юльке, расхлебывать.
— Оль! — позвала она подругу. — Зайди в купе, посиди со мной. Ну сколько можно стоять в коридоре?
Та не шелохнулась.
— Оля! — Юлька спрыгнула с полки. — Ты слышишь меня? Ну не молчи.
— Юля, не трогай меня.
— Нет, ты скажи: ты можешь сейчас что-нибудь изменить? Скажи, можешь? Правильно: не можешь. Тогда повтори десять раз: “Я не могу ничего изменить. Я не могу ничего изменить. Я не могу ничего изменить.” Вот увидишь, тебе станет легче.
— Я не могу ничего изменить, — безжизненным голосом послушно повторила Оля. — Я не могу ничего изменить.
— Так и повторяй, пока не полегчает. Раз ты ничего не можешь изменить, что толку себя казнить? Ведь не страдаешь же ты оттого, что не летаешь. Ну нет у тебя крыльев − так что теперь, умирать?
Крылья! Остановка, открытая дверь. Взмахнуть и полететь…
— Ты что, не можешь взять себя в руки? — упорно гнула свое Юлька. — Прекрасно можешь. Я тебя знаю, ты сильная. Заболеть хочешь? В таком состоянии к тебе любая болячка прицепится. И пойдет твоя диссертация коту под хвост.
Заболеть! А ведь Юлька права. Ей теперь нельзя болеть. Ни в коем случае! Надо сейчас же перестать кукситься.
— Юлечка, я больше не буду. Честное слово. Видишь, я уже улыбаюсь. Не сердись. Хочешь в дурака поиграем?
Что-то слишком быстро она переменилась? Заболеть испугалась? С чего бы? Какая-то в ней тайна, будто… будто еще не все кончено. Словно она чего-то ждет. Словно прислушивается к чему-то.
А вдруг?! Десять дней и ночей под одной с ним крышей. В одной постели.
Ну, тогда она полная идиотка. Хотя с нее станется. Вообразит, что этим его удержит. Кого из них этим удержишь!
Юлька не была пай-девочкой и от запретного плода вкусила давно. Но ведь надо и голову на плечах иметь. Нет, она, Юлька, сначала устроится на хорошую работу, найдет достойного мужика, выйдет замуж, заимеет все, что необходимо для нормальной жизни − вот тогда можно и о ребенке подумать. Но не сейчас же − да еще когда у Ольки столько проблем впереди. О Господи, хоть бы она ошиблась в своих подозрениях.
Но вот, наконец, и вокзал. Серое небо, серые лица. Пальто, плащи, зонты. И пузыри на лужах. Приехали. Опять пахать до следующего лета. Какая тоска!
Хорошо написано. И вообще, интригует. (Кстати, зашла посмотреть, кто это еще, кроме меня не любит Коэльо) С улыбкой. Алена.
Спасибо, Аленушка, за «интригует». Появляется надежда, что будете заглядывать ко мне еще.
Приятная нить повествования. Мне кажется, что все-таки действительно легче давать советы , потому, как не дано испытывать боль души другого человека в той мере, каковой испытывает тот. И автор так умело и ненавязчиво проводит эту нить между заботой подруги и непониманием глубины ее страданий.
Мне понравилось Очень приятный стиль.