Царь

Царь

Что тебе снится, блуждающий биоробот?

Гр. «Ноль»

Я спускаюсь с горы. Точнее это не гора, а очень большой холм, или может быть курган. Склоны его сплошь покрыты невысокой зеленой травой, на всей поверхности нет ни пятнышка пожухлости. Трава настолько густая и мягкая, что на ней можно лежать, будто на ковре с высоким ворсом, не ощущая жесткости и холода земли. Лишь душистая свежесть. Мне кажется, я знаю каждую травинку, каждый стебелек, как будто лично усеял весь холм этой зеленой прелестью. То же и дорога. Совершенно прямая бежево-желтая, она тянется вниз по пологому склону. И мне знакома каждая выемка на ней. С потрясающей отчетливостью я вижу очертания каждого камня, лежащего на дороге. Мне знакомо все: щекочущие нос запахи, шелест ветра, чувство, как он обтекает меня, чуть подталкивая сбоку, пейзаж. Вокруг холма только степь, ровная как зеркало, переходящая в бесконечность неба. Все не просто знакомо, это как будто часть меня самого.

Наконец, я дохожу до узкой асфальтовой дороги. Черной лентой она отрезает холм от степи. Передо мной останавливается автобус, дверь открывается с громким пшиком и я захожу внутрь. В салоне никого. Водитель смотрит на меня и улыбается, обнажая золотой клык.

— Куда тебе, парень?

Егор сел на постели, одетый тонкой пеленой холодного пота. Он посмотрел на часы – 5.00. Больше года его преследовал этот сон, и заканчивался всегда в одно и то же время, после чего он просыпался с чувством необъяснимой тревоги. Поначалу Егор даже вскакивал с постели и начинал куда-то собираться, одумывался только стоя в дверях, с рюкзаком за плечами. Со временем он научился обуздывать эти панические приступы, но сама тревога никуда не уходила. Также не появлялось объяснения, почему достаточно мирное сновидение так будоражит его ум.

— Географическое бегство, — говорил один знакомый Егора. – Синдром, часто встречающийся у алкоголиков. Когда человек выпьет, и не может усидеть на месте.

Но он-то (Егор) – не алкоголик. Так почему же его так и тянет сорваться с места. Вопрос только куда? Здесь приходилось упереться в непроходимый тупик и подступало отчаяние. В первые сеансы снови´дения этот вопрос доводил Егора до исступления. Ему казалось, что за дверью черный мрак, что там просто нет места, в которое можно было бы уйти, не существует возможности идти, потому что – пустота. Но ведь что-то его звало. Так настойчиво.

Правда были и приятные стороны у этого сновидчества: как только эмоции утихали, и Егор чувствовал себя в полной мере возвращенным в реальность, его охватывала необыкновенная бодрость, не смотря на утренние ранние часы, как будто тело выплачивало Егору долг за смятение, царящее в душе. Такие дни были идеальны для физических нагрузок, сонливость не подступала ни на секунду. Откинув одеяло, Егор соскочил с кровати и остановился внутри серого куба комнаты. Свет включать не хотелось, утренний полумрак заточил все углы и грани, а стоит щелкнуть выключателем, глаза начнет резать, сощурившись, обязательно на что-нибудь натолкнешься. Через несколько мгновений в ванной запели трубы.

Заваривая чай, Егор подумал, что для человека неопределенного рода занятий он ведет слишком здоровый образ жизни: ни табака, ни алкоголя, ни прочего. «Наверное, меня сны доконают, а не реальность» — подумал Егор. Он усмехнулся и поджал пальцы ног, ступни все еще ледяные – привет из мира грез.

«Что у нас сегодня по программе?» — вспоминал Егор, прихлебывая чаек. «Мебель грузить не пойду, бригадир достал. Лысый звал кафель затирать, но я еще вчера отказался, поезд ушел. Михе позвонить? Нет уж, от его перфоратора с той недели в ушах звенит». Он задумчиво оглядел кухню, продать вроде тоже нечего. Разве что гитару? Рублей триста дадут, если сразу… Деньги у него пока были, но можно было бы чисто ради процесса. Странным образом продажа имущества на толкучке доставляла Егору удовольствие, конечно, когда не была следствием жесткой необходимости. Привязанности к вещам он не испытывал. Иногда даже не доносил «лот» до рынка, уже на платформе спихивал какому-нибудь барыге и никогда не торговался. Как правило, такие микроэкономические операции рождались внезапно, из душевного порыва. А сейчас пришлось бы ждать еще часа два-три, прежде чем ехать, раньше «толпа» просто не соберется. По сему, идея с гитарой была признана не состоятельной.

Вообще Егор был приверженцем быстрого и относительно легкого заработка. При слове карьера, мышцы лица его непроизвольно съеживались в кислую гримасу. Он брался за любую «халтурку», где требования были простыми, а оплата сдельная. Физические нагрузки и нечистота работы мало смущали Егора. Всё что угодно, только не офисное стойло, где нужно посидеть годок другой, чтобы перебраться в стойло этажом выше. Кроме того, в физическом труде был один очень важный для Егора момент – безмыслие. Невозможно фрезеровать и думать о вечном, останешься без пальцев. А думы его одолевали по истине окаянные. В физическом бездействии жизнь как будто замирала, превращалась в пелену, завешивающую глаза. Предметная действительность представлялась подкрашенным, где надо сгущенным, где надо размягченным туманом. Егор и себя ощущал этим туманом, дуновение ветра, и он исчезнет. Сознание настолько полного подчинения воле, пришедшей извне, было невыносимо. От этих мыслей Егор и сбегал на стройки да в бригады грузчиков. Только так получалось победить нелепый, в сущности, страх перед собственным исчезновением. Егор не мог дать себе отчета чего именно он боится, просто было чувство, будто придет огромная корова и слизнет его вместе с остальной вселенной. Быстро, просто, без раздумий и сожалений. А работа отвлекала, тут о реальности не забудешь, тут материя, борение, напряжение мышц и ломота в суставах. Проблема была в том, что работа не всегда находилась. Приходилось искать другие пути умиротворения ума. Егор нашел такой путь и уже около года двигался по нему. Это было не просто хобби, способное отвлечь и развлечь. Скорее это тоже была работа, которая помогала держать ум устремленным к конкретной цели. На этом пути у Егора были помощник – Андрей. Именно от него Егор впервые услышал о гробнице Великого Царя. Случилось это в какой-то пьяной компании. Андрей всегда увлекался восточной философией, и рассказал легенду, о Великом Царе, познавшем тайну бытия. Царь этот создал школу, где передавал своё знание людям, стремясь принести бесконечную пользу. Однако некоторые ученики, узнав тайну, стали использовать ее в корыстных целях, подчиняя себе других людей. И вот двенадцать неверных учеников во главе с Черным Князем решили убить Царя и всех его учеников, чтобы нераздельно владеть знанием. Однажды ночью они тайно вошли в школу, заперли все дома, где спали ученики и подожгли. Мудрость Великого Царя была безгранична, он предвидел предательство и заблаговременно покинул школу с двенадцатью верными учениками. Они удалились в горы, где горько оплакивали смерть своих братьев, оставшихся в стенах школы. Царь решил покинуть родные края, уйти далеко в пустынные и безлюдные места. Там Великий Царь собственноручно соорудил себе гробницу. Видя, что знание, которым он так щедро делился, используется во вред всему живому, он решил больше не создавать школ. Но и просто уйти из этого мира он не мог, ведь остались неверные ученики, жаждавшие поработить весь мир силой его учения. Тогда Великий Царь сел в позу лотоса в центре своей усыпальницы и погрузился в глубокую медитацию. Скоро дух его отлетел в изначальное пространство, лишь в сердце Царя осталась частичка духа, берегущая тело от тления, и достаточная, чтобы поведать учение любому нашедшему гробницу. Перед тем как покинуть мир Великий Царь завещал своим двенадцати верным ученикам хранить полученное ими знание в тайне, никогда не проповедовать и не учить других. Также он наказал им разделиться на три группы и разойтись в три разные стороны света, чтобы никогда не возвращаться на родину, но каждая из групп должна была запомнить и по-своему зашифровать путь к его гробнице, так чтобы только самые усердные и неутомимые искатели смогли найти её.

Через пьяный гам и звон посуды эта история, кажется, долетела только до Егора. По какой-то необъяснимой причине, он сразу поверил в существование гробницы Великого Царя. На следующий день Егор стал расспрашивать Андрея о ней, но тот с похмелья ни сейчас вспомнил, о чем говорил вчера. Когда вспомнил, сказал:

— Слушай, взболтнул я вчера… лишнего. Эта легенда из одной сакральной книги, не такой, чтоб с кем попало о ней говорить. Если тебе интересно, завтра в офис ко мне приходи.

Так и начались для Егора поиски. Сначала он отдавал этому занятию все свободное время, но скоро поиски заняли главное место в его жизни, и теперь свободное время он отдавал «халтуркам». Егора нельзя было назвать легковерным человеком, скорее он был замкнутым и мнительным, но в существовании гробницы он не сомневался ни секунды с того момента, как услышал о ней. Поиски поистине доставляли ему удовольствие, ведь с одной стороны это было серьезной интеллектуальной и духовной работой, а с другой деятельность вполне конкретная, не умозрительная. В планы Егора отнюдь не входило на десятилетия окопаться в библиотеке, чтобы в один прекрасный день понять, что вот уже полжизни отдано, а к истине он не приблизился ни на шаг. Егор искал в прямом смысле этого слова. Конечно, он не чувствовал себя Индианой Джонсом, ему не приходилось спускаться в древние копи или плутать в лабиринтах, или сражаться с древними хранителями. Хотя ездить приходилось часто, правда, за пределы средней полосы пока не выбирался. Кстати, еще одной приятной особенностью этой тайны было то, что гробница, несомненно, находилась где-то в Евразии. В поисках Егору активно помогал Андрей. Этот парень был настоящим кладезем эзотерических знаний, хотя и выглядел, как ПТУшник-переросток. Он был рослым и, видимо, очень сильным, имел фигуру ватерполиста и лицо боксера. При этом все движения его могучего тела были ленивыми, как у кастрированного кота. Однако физическая леность с лихвой компенсировалась живостью и подвижностью ума. Знаниями Андрей обладал поистине энциклопедическими. Он мог наизусть цитировать отрывки из Песни песен царя Соломона и тут же сравнивать их с отрывками из Махабхараты, попутно делая замечания, что по поводу того или иного произведения сказал Ницше или Бердяев. Хлеб же насущный, ему приносила торговля энтеогенами — дело непростое, требующее постоянного внимания и сосредоточенного наблюдения за малейшими изменениями в УК РФ и списке препаратов группы А.

Егор решил навестить своего приятеля, тем более что Андрей на днях говорил будто у него что-то важное наклевывается. Однако время для такого визита было раннее, поднимался Андрей поздно. Егор стал собираться с мыслями. В прошлый раз Андрей подсказал ему, что путь к гробнице можно найти через карты Таро, мол, жрецы древнего Египта были духовными наследниками одной из групп учеников Великого Царя и знали путь к гробнице. Чтобы не утерять этой тайны они зашифровали географические координаты этого места в колоде Таро. Кроме того, по некоторым данным, в колоде было также зашифровано подлинное имя Великого Царя, произнеся которое можно было призвать его дух. Егор должным образом изучил эту теорию и выяснил, что изначальная колода постоянно перемещалась с группой странствующих жрецов, дабы место положения её всегда оставалось в тайне. От кочевой жизни жречество стало деградировать и, в конце концов, превратилось в цыган, которые от хранения великой тайны перешли к конокрадству, а священной колодой чуть ли ни «козла забивали» и морочили европейских крестьян. Кроме того, еще до полного упадка самые продвинутые жрецы, почувствовав, к чему идет дело, наделали копий колоды, насытив подделки ложными знаками. Такое положение дел вызывало целый ряд сложностей: во-первых, нужна была хоть сколько-нибудь приличная копия колоды (об оригинале мечтать не приходилось), во-вторых, время. На расшифровку карт можно было потратить ни один год, ведь пришлось бы отделять ложные знаки от истинных. Егору требовался более ускоренный вариант, поэтому Таро он тоже отложил, как запасной вариант. И таких запасных вариантов накопилось уже не мало. Перед Таро была Каббала, но там требовалось выучить сначала арамейский, потом иврит. Еще раньше была пифагорейская теория музыки и света, чтобы применить её, нужно было научиться слышать «пение» небесных тел. До нее была тайна мистерии Одина, до нее Элевсинские мистерии. Егор уже не мог точно припомнить, сколько именно теорий и учений он пропустил через себя. Хотя все они, так или иначе, становились запасными, одно было несомненно, каждое новое знание приближало его к цели. До сих пор. Сейчас припомнив более менее всю цепочку освоенных теорий, Егор подумал, а может ли вообще Андрей чем-то еще помочь ему? Пора было переходить на новый этап, это Егор понимал. Но вот только какой? Егор со всей остротой ощутил, что с Андреем скоро придется распрощаться. Довольно печальная неизбежность, но Егор давно решил ни о чем не жалеть на своем пути. «Андрей – отсек ракеты, которому пора отделиться» — подумал Егор. Он вообще склонен был считать себя чем-то вроде космической ракеты. Иногда в голову приходил вопрос, кто летит на этой ракете? Один его знакомый говорил, что тело – это машина, на которой едет душа к своему спасению. Но у машины этой нет лобового стекла.

— Глаза, безусловно, зеркало души, — говорил этот знакомый. – Еще точнее – зеркала заднего вида. Все, что мы видим глазами связано с ощущениями, полученными в прошлом. Поэтому получается, что мы хоть и едем вперед, но постоянно превращаем свое настоящее и будущее в прошлое. А через это возвращаемся все время в одно и то же место – в могилу. Чтобы изменить такой порядок вещей, нужно научиться смотреть на вещи непосредственно. Видеть не собственные ощущения и переживания из прошлого, а предмет в его естественном виде.

Однако человек этот сам не умел «видеть предметы в естественном виде», иначе давно разглядел бы, что героин убивает остатки здоровых нейронов в его мозгу. Теории же, которые невозможно применить, мало интересовали Егора.

Он взглянул на круглые часы-будильник «Слава», стоящие на столе. Пора было выдвигаться. Быстро оделся, снял с гвоздя, вбитого в стену вместо вешалки, куртку и вышел из дома. Распахнув дверь подъезда, Егор остановился. После органически царящей в его жилище затхлости воздух утра, казалось, необычайно свеж. Даже приятно щекотал ноздри при каждом вдохе. Взглянув на небо, он увидел то, что метеорологи называют переменная облачность: рваные осенние облака неслись по небу, пока не в силах соединиться в непроницаемый монолит серой мути, и солнце золотило их зазубренные контуры. «Три мира непостоянны, как облака осенью…» — вспомнил Егор слова Будды и пошел на встречу с другом.

По улице он шел, постоянно оглядываясь вокруг, как будто очутился в незнакомом месте. Более того, он именно так себя и ощущал. У памяти Егора была одна особенность, почти все недавние внешние события она относила далеко в прошлое. Отработав ночь на погрузке, Егор просыпался с ощущением, что работал не меньше, чем неделю назад. Из-за этого у Егора часто складывалось впечатление, что он живет в перманентном настоящем, за спиной пустота вместо прошлого, впереди неизвестность будущего. Вот и сейчас Егору казалось, что он очень давно не выходил на улицу и рефлекторно искал взглядом изменения, которые могли бы произойти за это время. Даже на дом свой оглянулся посмотреть, не изменился ли? Нет, все такой же: похож на неаккуратно сложенную груду бардово-красного кирпича, в которой прорезали оконные проемы. «Кривоногий и хромой» — говорил про него Егор словами Чуковского. Ему всегда было приятно вспоминать, как изумляются его случайные знакомые, особенно девушки: «Ты здесь живешь!?». Думают, наверное, что их в барак какой-то привели, или на сквот. В особенности апокалиптично местность смотрелась, когда расселяли соседствующее с его домом вьетнамское общежитие. Здание полностью отключили от коммуникаций, но ни один уважающий себя вьетнамец не счел это поводом достаточным для переезда. Вся желтолицая братия в сумерках выходила готовить еду на кострах вокруг зияющего черными окнами дома. Тем не менее, зайти в гости никто не отказывался, назад-то идти еще страшнее. Егора же мало смущала общая мрачность окружающей обстановки. На вопрос «как же тут жить можно?», он только пожимал плечами – «больше все равно негде». Да и плевать ему было по большому счету.

До ближайшей станции метро было минут тридцать ходу. Обычно Егора это не смущало, но сегодня он чувствовал необходимость в ускоренном передвижении. Видимо, сказывалось сновидение. Он направился к депо. Когда Егор подходил к остановке, трамвай как раз заламывал стартовый круг, от стоянки к остановке, так что пришлось немного подбежать за ним. Усевшись в аскетично жесткое кресло, он с наслаждением стал слушать звяканье и треньканье вагона. На душе было легко и пусто, много места для чего-нибудь хорошего. «В такой день и умереть можно с удовольствием» — подумал Егор. Он снова посмотрел на небо. Своей переменчивостью, оно как будто давало обещание, которое не собиралось выполнять.

Трамвай стал быстро наполняться людьми. Егор уступил место какой-то женщине, во-первых, чтобы не оказаться в аду, а во-вторых, потому что рядом с ним стоял толстый мужик и норовил уложить свое невероятно натянутое пузо Егору на плечо. Кроме того, стоя удобней рассматривать людей. Вглядываясь в приветливые лица утренних пассажиров, Егор еще раз убеждался, что все люди разделены на типажи, и их не так уж много: вот парень у центральных дверей – черная натовка, джинсы, бейсболка, бородка a la Миша Козырев, девочка подросток сидит на месте кондуктора – шерстяные лосины, кислотно-зеленая юбчонка, вязаные гетры в оранжевую и белую полоску, кеды «два мяча», красная дутая безрукавка, похожая на спасательный жилет, белая водолазка, прямоугольные очки в толстой пластиковой оправе, две тугие косички торчат из макушки и iPod зажат в маленькой ладошке, рядом мужчина в черном полупальто, брюках, сверкающих ботинках и с кожаной папкой в руке, синий ворот рубашки резко отделяет бледное лицо от черного торса. Эта типичность касалось не только одежды, но и мыслей. Стоило какому-нибудь незнакомцу заговорить и Егору казалось, что он уже слышал эти слова, знает эти мысли, эти жизненные позиции, взгляды, которые многие их носители считают в высшей степени оригинальными. А еще большая масса людей и вовсе не стремилась к оригинальности. Как шахматные фигуры они были выточены по одному образцу, имели строго оговоренные возможности. Только в отличие от обыкновенной шахматной партии в жизни на место съеденной фигуры сразу становилась новая, а иногда даже выстраивалась очередь. Поэтому Егор так жадно всегда и всматривался в толпу, в надежде увидеть кого-нибудь из ряда вон выходящего, кого-нибудь угловатого, или наоборот выточенного с филигранной точностью. Высматривал с одной лишь целью – поучиться этой непохожести, впитать доступную ему часть уникальности. Порой это удавалось. Чаще, оказываясь в толпе людей, Егор чувствовал, как человеческая масса поглощает его, растворяет в себе. Появлялось чувство затхлости, вторичности на таком глубинном уровне, что само это чувство казалось вторичным. Бывало, что выходя на улицу, он чувствовал, что его в который раз сажают в одну и ту же тюрьму, к тем же сокамерникам, опостылевшим до дурноты. Когда Егор впервые по-настоящему осознал идею реинкарнации, ему захотелось с воем разбиться о стенку. Ведь нечеловеческая же это мука, тысячи раз рождаться в одном и том же месте. Для себя Егор видел только два выхода: либо всю жизнь прятаться от этих мыслей на стройках, в цехах и на складах, либо найти гробницу Великого Царя.

Трамвай остановился, и народ хлынул из открытых дверей. Конечная. А значит следующий шаг – поездка на метро. Небольшая площадь перед входом в подземку вызывала необычайные двойственные чувства. С одной стороны здесь кипела людская жизнь. Егор вспомнил стихи Хармса, глядя на шевелящуюся толпу с высокой ступеньки трамвая: «На шестерни похожие / Идут, идут прохожие…». Было в этом оживлении нечто очаровательное, что-то достойное пера Гиляровского. Пускай стоят нищие старушки, вынужденные сбывать здесь краденые сигареты, пускай рядом с палаткой шаурмовщика мирно спит ничего не подозревающая собака, пускай молодая алкашня стреляет на опохмел, а менты обирают азиатов. Однако ж чувствуется в людях энтузиазм жить и ничем не подкрепленная надежда на лучшее. В то же время Егор знал, как это место выглядит ночью. Поверхность асфальта омерзительна, невысохшие плевки, окурки, банки, битые бутылки. Все подсвечено желчным светом фонаря. Ощущение такое будто здесь недавно кого-то убили, труп уже увезли, но люди пока сторонятся площади из суеверного малодушия или брезгливости.

Егор вклинился в жернова толпы и спустился в метро, послав небу последний взгляд, перед тем как его сменил бетонный свод. В метро уже не ощущалось ни надежды ни энтузиазма. Было чувство обреченности, нужно войти, потерпеть и выйти. Сограждане в метро вызывали чувство жалости и страха. Архитектурные красоты также мало вдохновляли, поскольку окраинные станции отделкой напоминали циклопических размеров уборные, а центральные были настолько знакомы, что обратить внимание было не на что. Вообще это чувство знакомости, узнаваемости крайне навязчиво существовало в сознании Егора. Некоторые люди говорили, что это связано с цикличностью истории, мол, с периодами изменяются только формы, а вечные истины непоколебимы и каждый раз переходят на новый виток истории и так уже многие тысячи лет. Правда, очень часто те же люди говорили, что никаких истин нет, правил не бывает без исключений, аксиомы ограничивают сознание и т.д. Что же тогда непоколебимо? И при чем тут тысячи лет, если Егор узнавал именно частности, иногда даже лица. Он знал, что эти мысли способны довести его до исступления, потому решил просто их не думать. В метро вообще лучше не думать без особой необходимости, ничего хорошего не придумается. Нужно постараться, как можно быстрее выйти из этого мрачного хоровода. Что Егор и сделал.

Вынырнул он у первого рубежа того, что принято называть центром Москвы. Третье кольцо, как Инь-Ян, с одной стороны плотно забито темным потоком машин, с редкими проблесками пустот, с другой – свободно, лишь иногда проносятся тела автомобилей. Возле метро возводится умопомрачительная постройка – дом этажей 40, длинный и изогнутый, как будто сектор окружной стены замка титанов. По бокам этого здания две башни, такой высоты, что смотреть на них было крайне неудобно, приходилось сильно задирать голову. Долго любоваться этим торжеством архитектурной мысли Егор не стал. Да и путь его лежал в сторону противоположную от строительства. Подземным переходом он перебрался на другую сторону улицы и направился к ипподрому. Над гостиницей «Бега» пелена облаков лопнула, показав голубое исподнее, это внушало надежду.

Андрей занимал помещение внутри какого-то бывшего учреждения, вовремя приватизированного и раздробленного на множество арендных площадей. В каждом отдельном кабинете базировалось какое-нибудь ООО, ИП и т.д. Не арендованными остались только лестницы, коридоры и санузлы, потому эти места сохранили на себе все черты постсоветских реалий: дырявый линолеум в средней стадии разложения, облупившуюся краску, сломанные перила, переполненный окурками плевательницы. Комната Андрея располагалась между офисами турагентства «Lorina Tours» и фирмы «”Собачий холод” Кондиционирование и вентиляционные системы». Раньше Андрей снимал угол в салоне восточного массажа «Опиат», но салон почему-то прикрыли, а Андрей нашел себе тихую гавань и назвал её «ООО Спецрастторг». По мнению Андрея, такое труднопроизносимое бюрократическое название наилучшим образом отводило дурной глаз проверяющих органов. Любой инспектор взглянувший на белый листок А4 с эти названием, приклеенный к обшарпанной фанерной двери, должен решить, что фирма – дрянь, продает какую-нибудь гадость – ветошь, обтирочные концы, или еще чего похуже. Если же необходимость объясняться с комиссиями все-таки возникала, Андрей пояснял, что «Спецраст» значит «специальные растения», а торгует он благовониями.

Егор открыл дверь в кабинет. Рабочий день у Андрея уже начался, он заканчивал утренний развод. Когда Егор вошел, он кивнул ему и указал на стул справа от двери, возле столика с журналами, а сам продолжил диктовать курьеру адреса доставки. Бледный и тощий курьер эмо-бой кивал, запоминая, и рассовывал по карманам разной величины сверточки и пакетики. Егор покосился на стол с журналами, потом на книжный стеллаж, чуть левее у стены. Журналы эти не переставали удивлять и радовать Егора. Все они были посвящены современному искусству (журнал о современном искусстве КЛАУЗУРА), в основном авангардного направления. Каждый журнал для Егора был чем-то вроде «Kinder Surprise», открывая его, он сам не знал, что случится, приступ хохота или приступ рвоты. Хозяин журналов, в общем-то, был человеком далеким от мира искусства, и на всевозможные выставки, перфомансы и хэппенинги богемы смотрел исключительно, как на коммерческие проекты. Однако признавался, что покупать эти журналы его толкает неудержимая и тайная сила. При этом читать Андрей их не мог, сам всегда говорил:

— Прикинь, ну ладно еще посмотреть, как один тип сморкнулся на холст, но когда другой тип начинает мне объяснять на пяти листах, что это значит, это уж чересчур.

Тем не менее, журналы на столике всегда лежали и обновлялись регулярно. Внимание Егора сразу привлек свежий номер журнала «[Scatology]». На обложке была запечатлена экстатически перекошенная физиономия Олега Кулика. Подпись под фотографией гласила: «О. Кулик удостоен премии «Настоящий русский интеллигент» по версии журнала [Scat.]». Егор открыл журнал на 15 странице и стал рассматривать работы художника. Первой была фотография, на которой маэстро в одном собачьем ошейнике стоял на четвереньках и вылизывал сапоги милиционеру. По мнению корреспондента, именно эта фотография и завоевала художнику столь престижную награду. Дальше была фотография, где художника (в том же образе) по железнодорожной платформе вел на поводке пограничник, сам человек-собака обнюхивал полиэтиленовые сумки среднеазиатских челноков, стоявших строем возле своего имущества. Работа называлась «Искусство на службе у народа». Еще была фотография плюшевого медвежонка, которому срезали крышку черепа и вместо ваты положили телячий мозг. Вообще фотографий было много, но посмотрев пяток, Егор почувствовал унылое однообразие, и решил прочесть обзор церемонии вручения премии. Проходила она в живом уголке имени Дурова, лауреата поздравляли, говорили тосты, а увенчалась она появлением людей в форме работников службы санэпидемнадзора, которые, не произнося ни слова, выстрелили в художника шприцом с транквилизатором и унесли в неизвестном направлении. «… что конечно тоже являлось частью церемонии» — успокаивал читателей корреспондент. – «Ведь даже лежа на носилках, непревзойденный Олег Кулик продолжал сжимать в руках заветную статуэтку». Егор пролистал еще несколько страниц и попал на разворот, там красовалась репродукция: зеленая альпийская лужайка, чистый голубой небосвод, цвета яркие контрастные, как на картинах Магрита, лужайку вдоль перерезает ручеек, над ручейком спиной к зрителям стоит человек в летнем сером костюме и в шляпе, расставив ноги над ручейком, человек мочится в прозрачный поток воды. Под картиной подпись «В.Набоков у истоков русского постмодернизма». Егор не слишком уж любил творчество Набокова, как и литературу вообще, но это показалось ему незаслуженным плевком на могилу писателя. То, что русский постмодернизм представляет собой поток выделений человеческого организма, никак нельзя поставить в вину главному русскому эмигранту от литературы. И вообще мало ли кто стоял у истоков этой вяло текущей жижи…

— Все, — раздался голос Андрея. – На коня, пролетарий! – это он курьера напутствовал.

Мальчик криво улыбнулся и переместился в коридор странной изломанной походкой.

— На фига тебе это? – спросил Егор, имея в виду журнал.

Андрей поскреб пальцами рыжую щетину на щеках и откинулся на спинку кресла:

— Это тоже способ почувствовать ирреальность бытия, — задумчиво произнес он, глядя в потолок. Затем вынул сигарету из пачки, лежащей на столе, и прикурил. Движения у него были медленные, но верные, как у орангутанга в час досуга. – Прикинь, если вокруг этого всего, — Андрей показал на кипу журналов. – Пляшут изумленные и восхищенные зрители, кучка экспертов-интеллектуалов перетирают значение явления в контексте современности, да просто, если целая масса людей считает необыкновенно важной кучку обгоревшего пластика, или фотографию пьяного бомжа, танцующего перед мавзолеем, значит в мире что-то не так. Симфония не стройная. Кто это пел, «внутри твоей реальности воняет колбасой / внутри твоей гармонии играют на гармонии…»?

— Не помню, — сказал Егор. – Наверное, он уже умер.

— Может быть. Нет, ты прикинь, на что люди тратят жизнь — на обсуждение…, — Андрей жестом попросил показать ему какой-нибудь из журналов. Егор показал обложку с Куликом в приступе слюнявой эйфории. – Вот, пожалуйста! Это же уму непостижимо!

— Ладно, хрен с ними! – Егор положил журнал обратно на столик и подтащил свой стул к столу Андрея. – Ну, чем порадуешь?

— Новости – хорошие, — сказал Андрей и затыкал в пепельницу недокуренную сигарету. – Помнишь, я тебе говорил про «Д.А.О.»?

— «Добровольное Архитектурное Общество»? Это те, которые считают, что главная тайна гробницы не в её обитателе, а в ней самой?

— Да-да, — нетерпеливо перебил Андрей. – Узнаешь, как устроена гробница, узнаешь, как устроен мир.

Егор кивнул.

— Так вот, один мой знакомец смог их сайт хакнуть.

— Серьезно?

— Да. Но говорит защита у них адская, минуты не прошло, как его засекли и выкинули. Только и успел, что скриншот одной страницы сделать, наугад.

— А так чего-нибудь запомнил?

— Нет, сайт на испанском. Так что мне пришлось еще переводчика поискать…

— Что за страница-то?

— Типа «проекты», или «новости», заголовок не попал, и объяснений никаких нет. Написано, явно, для тех, кто и так в курсе. Короче говоря, собираются они в экспедицию, к нам в Россию-матушку. И есть маза, что гробницу они вычислили. Едут, так сказать, посмотреть на месте.

— Куда? – только и спросил Егор, сердце у него колотилось.

— Там про одно место говорится, но это, скорее всего, перевалочный пункт откуда они уже конкретно пойдут. Думаю тебе там тоже надо быть.

— Буду, — почему-то шепотом ответил Егор. – Куда ехать?

Андрей ухмыльнулся:

— Прикинь, Иркутская область, поселок Листвянка.

— Не хило.

— Ладно тебе, — махнул рукой Андрей. – Ты же не думал, что гробница в километре от МКАД находится.

— Нет, конечно, — сказал Егор. – Ну, а дальше, в поселке этом?

— Там тебе нужно будет найти человека, — Андрей перевернул несколько листков на столе, взял один и прочитал: — Баира Домиреева.

— Адреса нет?

Андрей покачал головой:

— Но ты не бойся, думаю, его там каждая собака знает.

— С чего бы это?

— Я про него в интернете накопал, прикинь, этот Баир Домиреев — своего рода знаменитость. Он варганы делает, знаешь, эти которые в зубах зажимают и бренчат. Я посмотрел, репутация у него серьезная, чуть ли ни лучший мастер в стране.

— А фотография есть?

— Варганов?

— Да нет, мастера.

— Нет.

— А когда эти из Д.А.О. к нему собираются? – спросил Егор, подумав.

— Точно не известно, но вот смотри, — Андрей перевернул листок, с которого прочитал имя мастера, это была распечатка скриншота. – Тут дата видна, когда они эту тему выложили. Позавчера. Пишут они, что «экспедиция полностью готова», нужно только встретиться с кем-то в столице (правда, не ясно какой?) и стартовать, как запланировали.

— Туманно, может они через месяц «запланировали».

— Какой ты капризный стал, — Андрей откинулся в кресло. – Первый раз, что-то реальное наклюнулось, а ты вот-вот заднюю включишь.

— Ладно, прости, это нервы. Просто в удачу такую не верится. Я пока с Таро возился задепрессовал немного. Опять, думаю, работы на годы, а толку…

Андрей заломил руки за голову. Волосы его напоминали пучок соломы.

— Слушай, — сказал он, пристально глядя на Егора. – Я давно хотел с тобой поговорить, сейчас, наверное, самое время. Ты когда эту гробницу найдешь, ты про меня не забудь… Дай весточку… Может и я… Ведь это, реально, выход…

— Не понял, — Егор был несколько ошарашен.

— Устал я, понимаешь. Прикинь, не вижу куда жить. Чувствую себя, как муха в стеклянной банке, куда лететь вижу, а пробиться не могу.

Егор взглянул на приятеля, он и впрямь походил на уставшего титана, вынужденного заниматься коммерцией, чтобы как-то сводить концы с концами. Было очень непривычно видеть его в таком суетливом настроении.

— Слушай, я-то с радостью, — сказал Егор. – Просто, не знаю, как такое обещание дать…

— Я все понимаю, — остановил его Андрей. – Обстоятельства по-разному повернуться могут. Ты просто в самый главный момент вспомни обо мне.

— А может, поедешь со мной? – вдруг спросил Егор. – Ведь ты о Великом Царе, пожалуй, побольше моего знаешь.

Андрей снова закурил. Его предплечья, похожие на оглобли, снова двигались неспешно, совершая весь обряд курения.

— Не могу, — Андрей смотрел в потолок и выпускал клубы дыма, как будто хотел спрятать за ними свое лицо. – Стыдно признаться – лень. Прикинь, вроде уже окончательно решусь, заняться главным, и главное выбрать есть из чего, духовных путей-то много, не только Великий Царь…

— Но все они ведут к нему, — вставил Егор.

— Правильно. Только у меня все преграды какие-то возникают. И самое смешное, прикинь, ведь понимаю, что сам их себе выдумываю, а ничего сделать не могу. Короче говоря, мир тысячи вещей пожирает меня.

— Но ты же находишь силы мне помочь, помоги теперь себе.

— Это другое. Потом, все самое главное ты сам делаешь без моей помощи. Я ведь только наметки даю.

— Слушай, а ведь получается, я тебе жизнью обязан, — эта мысль вдруг поразила Егора. – Если бы не ты, я бы искать никогда не начал. Так бы всю жизнь…

— На этот путь либо встают, либо нет, — перебил его Андрей. – Тут нечего гадать, как бы было. То, что ты ищешь – заслуга только твоя.

— Ну, все равно. Надеюсь смогу тебя достойно отблагодарить.

— Что-то у нас разговор, как будто прощальный, — Андрей затушил сигарету.

— Да, кстати, как до этой Листвянки добраться?

— Сейчас, — Андрей снова порылся в бумагах на столе. – Вот, сначала поездом до Иркутска, а потом на автобусе, идет прямо до остановки «поселок Листвянка».

— Забавно будет, если этот Баир со мной вообще разговаривать не станет. Он ведь, по всему судя, хранитель тайны.

— Ничего забавного в этом не будет, — серьезно сказал Андрей. – Я так думаю, он вообще – твой единственный шанс найти гробницу в этой жизни. Так, что постарайся убедить его в серьезности своих намерений. Кстати, то, что к нему из Д.А.О. едут еще ничего не значит, может он с ними разговаривать не будет, а с тобой будет. Тут все от тебя зависит.

— Как всегда.

— Ты когда ехать думаешь?

— Завтра.

— Вот это по-нашему. Сейчас билет закажем, — Андрей подключил ноут-бук и через пять минут билет был заказан. Поезд Москва – Улан-Удэ. – Прикинь, трое с половиной суток в поезде трястись будешь.

— Не в первой, — ответил Егор.

— У тебя деньги есть?

— На билет туда есть, — сказал Егор, взглянув на стоимость билета.

Андрей открыл ящик стола и достал со дна его несколько тысячных купюр:

— Держи.

— Да, ладно перебьюсь.

— Держи, говорю, — настаивал Андрей. – Считай, это моей гарантией, что ты за мной вернешься, а то, у него, видите ли, на билет «туда» есть. Так, что бери.

Егор колебался, почему-то взять деньги у Андрея казалось ему неудобным, он никогда раньше этого не делал.

— Послушай, — внушительно сказал Андрей. – Когда предлагают деньги, которые тебе действительно необходимы, нужно брать без колебаний. Чем дольше отказываешься, тем неудобнее потом, а ведь взять все равно придется. Не доводи ситуацию до абсурда, не тот случай, — Андрей положил деньги на стол.

— Понял тебя, спасибо, — Егор убрал деньги в карман.

— И еще, — Андрей вытянул ногу под стол и достал из кармана джинсов небольшой пластиковый пакетик, в уголке которого забилась щепотка темно-зеленой, мелко нарубленной субстанции. – Загляни в себя перед дальней дорогой.

— Ты же знаешь, я трезвым давно живу, — ответил Егор.

— А я тебе кайф и не предлагаю. Это – сальвия, помнишь я рассказывал «шалфей предсказателей». Рекомендую, может очень полезным оказаться перед твоим делом.

Егор взял пакетик.

— Трубка есть подходящая? – спросил Андрей.

— Найдется. Спасибо.

— Там на один раз. Как курить знаешь?

Егор помотал головой.

— Ляг поудобнее, скурить нужно все одним напасом, на второй у тебя просто сил не хватит. Затянулся, трубку сразу в пепельницу клади, ну, или куда-нибудь, чтоб пожар не устроить. Штука очень сильная и очень быстрая. На то, чтобы понять что-то у тебя минут десять будет.

— Понял.

Друзья посидели несколько мгновений молча. Кажется, все было сказано.

— Ну, чего? – Егор встал со стула. – Я на вокзал, билет выкупать. Спасибо тебе еще раз, — Егор крепко пожал руку Андрею. Друзья обнялись, Андрей похлопал Егора по спине. Егор вдруг почувствовал пустоту и жалость к Андрею, будто он навсегда должен уехать в какие-то очень хорошие места, а друг вынужден остаться прозябать здесь, тоже навсегда. Он еще раз посмотрел на Андрея, хотел сказать: «Поехали со мной», но не сказал, потому что знал ответ.

— Ну, давай, брат, — нужно было уходить.

— Давай, — сказал Андрей. – Помни.

«Удивительно, как захлестывает суета» — думал Егор, подходя к кассам Казанского вокзала. Даже тени того чувства дружеского единения, испытанного в кабинете Андрея, не осталось. Андрей уже казался давним другом, которого не видел слишком давно, чтобы к этому стремиться. В то же время Егор ощущал мелкокалиберность насущных мыслей, это тяготило. От этого было проверенное средство: посмотреть вверх. Небо всегда успокаивало Егора, спасало от мелочности бытия. Приятно было сознавать, что рядом всегда присутствует бездна, способная поглотить всю людскую суету. Скоро Егор шатко переступал с ноги на ногу, подвигаясь к окошку кассы вместе с другими будущими пассажирами. Он вдруг вспомнил, как однажды в Крыму, в горах он стоял на краю ущелья, дна его не было видно, скорее всего, просто из-за тени, но ощущение бездонности было настолько живым, ярким, что голова кружилась и колени морозило. Егор оторвал взгляд от нижней бездны и сразу, будто утонул в верхней: небо было даже не голубым, каким-то белесым, отчего казалось еще шире, необъятнее, глубже. Тогда зажатый между двумя безднами Егор ощутил нечто. Оно невыразимо и необъяснимо и в то же время для этого уже были придуманы тысячи слов, понятий, определений. В этот момент Егор понял, почему люди стали сомневаться в реальности мира, в его целесообразности, почему люди стали искать Бога, не просто идола, божка, который дождь устроит или удои поднимет, а настоящего Всевышнего.

Подошла его очередь. Он поменял деньги на билет. Теперь нужно было подготовиться к поездке. Егор заехал на оптовый рынок недалеко от дома, закупил б\п супчиков, рыбных консервов, плавленых сырков, пачку зеленого чая, несколько упаковок вяленых бананов «Сайгон» (это для души) и к вечеру был уже дома. На кухонном столе перед ним дымилась чашка чая, и лежал пакетик, полученный от Андрея. Егор сделал пару глотков, взял пакетик и пошел в комнату, достал из ящика стола небольшую сандаловую трубку, зажигалку и, полулежа, растянулся на кровати. У изголовья стояла мыльница вместо пепельницы. Егор набил трубку, выдохнул и поджег. Дым был горьким и очень горячим, настолько, что его трудно было вдохнуть, не то, что удержать. Егор справился. Стал медленно выпускать дым и одновременно потянулся к мыльнице, но не донес, трубка сама выпала из онемевших пальцев. Егор чувствовал, как стремительно обмякает его тело, хотел поднять повисшую руку и не смог. Ощущал себя, как марионетка, враз отрезанная от всех нитей. Костер потрескивал тихо и уютно, но все же было тревожно, ведь впереди долгое путешествие. Узенькая длинная лодчонка уже стоит у берега, осталось дождаться проводника. Егору вдруг показалось, что его мысли думает кто-то другой, кто-то забирает на себя роль его эго, а сам Егор при этом исчезает. Стало жутковато. Река шоколадного цвета текла сквозь густые заросли джунглей, поэтому казалось, что у реки вообще нет берегов. Было душно и влажно. От костра шел приятный дымок. Идти не хотелось. Егор взглянул на своего провожатого, он сидел на корточках, опираясь на короткое копье, и неотрывно смотрел в пламя костра черными мышиными глазками. Пора, уже пора. Егор открыл глаза. Из положения, в котором он лежал, был виден угол стола и за ним книжный стеллаж. Оба предмета сместились в одну плоскость, образовав угол, и стали энергично смыкаться и размыкаться, как будто столь причудливые ножницы резали пространство. Егор зажмурился и снова открыл глаза. Все кончилось. Тело еще было непослушно, руки болтались тяжелые, как мокрые канаты, ноги ступали шатко. Но сознание уже вернулось в то измерение, из которого стартовало несколько минут назад. Правда, было еще одно странное остаточное явление: глаза Егора были распахнуты так широко, будто он уронил на ногу пудовую гирю. Даже чтобы моргнуть требовалось усилие. Опираясь о стену, Егор вернулся на кухню и сел допивать чай.

В который раз он убеждался, что гораздо приятнее сохранять сознание чистым. Кругом итак слишком много иллюзий, чтобы искусственно создавать новые. Андрей сказал: «загляни в себя». А что толку смотреть на калейдоскоп абстрактных видений, выброшенных подсознанием, когда сам не можешь их себе растолковать? Все же Егор почувствовал, что в его жизнь что-то произошло. Переживание он получил сильное, просто растревоженный ум пока был не в силах это осознать, направляя все силы на закрепление в знакомом измерении. Кстати, что уж такого знакомого в этом измерении? Только чувство вторичности и усталость от созерцания однообразных картин бытия, в тысячный раз проплывающих по одному и тому же кругу. Перемалывая все эти мысли, Егор, в конце концов, поставил знак плюс опыту с шалфеем, хотя и решил больше никогда его не повторять. Он чувствовал себя уставшим, но спать ложиться не хотелось. Мысли назойливо кружились в голове, они, как вирус, который сначала заражает одну клетку, потом эта клетка заражает две соседних и так далее до установления полного главенствования. Егор уже был не в силах остановить их течение. В поисках спасения он вернулся в комнату, схватил первую попавшуюся книгу и повалился на кровать. Оказалось, он подхватил «Холотропное сознание» Станислава Гроффа. «Этот кому хочешь мозги вынесет» — умиротворенно подумал Егор. Книга требовала предельного внимания, и он с радостью отдался сосредоточенному чтению.

Ночью заснуть толком не получилось. Сон был тяжкий и мутный, скорее глубокая дремота. Егор часто просыпался, будто выныривал из вязкого болота, чуть отдыхал и снова пускался плыть сквозь томную жижу сновидений. Утром тоже пришлось помаяться. Поезд отходил в 13:11 с перрона Казанского вокзала, потому Егор пребывал в том удручающем состоянии, когда на какое-либо дело времени слишком мало, а минуты безделья кажутся невыносимо долгими. Когда, наконец, подошло время, Егор добавил к своему скудному снаряжению начатую книгу Гроффа, оделся, закинул за плечи рюкзак и остановился перед зеркалом. Почему-то ему было сложно поверить, что парень в натовской военной куртке, джинсах и берцах – это он сам. Несколько секунд он с сомнением смотрел на свое отражение, потом вышел из дома, забыв запереть дверь. На вокзале он был за полчаса до отправления поезда. Место у него было в середине плацкартного вагона, верхняя полка слева от окна. Егор вынул из рюкзака книгу и закинул его на третью полку, с облегчением снял куртку, для Москвы она была пока жарковата. Свою лежанку опускать не стал, сел на нижней полке под своим местом. Он был не первым пассажиром в купе. На противоположной лавке стояла спортивная сумка, а за окном стоял краснолицый парень, курил и внимательно наблюдал за Егором через стекло, очевидно, хозяин сумки. Егор приветственно кивнул ему, тот ответил и отвернулся от окна. То, что мужчина был с сильного похмелья, бросалось в глаза даже через толстое стекло, даже со спины. Он весь был, как будто пронизан похмельным тремором. Егор стал смотреть мимо него на перрон. Несмотря на скорое отправление, особого ажиотажа вокруг поезда не наблюдалось. Проводницы вяло позевывали, встречая пассажиров. В вагоне Егора это были две златозубые тетки, похожие между собой, как мать и дочь. Они были словно иллюстрацией к плакату «два поколения, отдавших жизнь РЖД». Перед самым отправлением появилась еще одна соседка Егора по купе – женщина с резким, злым взглядом и застывшим выражением строгого недовольства на лице, голову её рассекал молочно-белый пробор, а серые с проседью волосы собраны в пучок на затылке, тугой, как теннисный мяч. Женщина круто расширялась от плеч к тазу. Егор почувствовал мгновенную и необъяснимую неприязнь к этой даме. Достаточно ей было метнуть на Егора один мимолетный взгляд, как он понял, что его чувство взаимно. Женщина требовательно попросила, чтоб Егор встал с ее места, злобно пыхтя, затолкала сумки под сидение и села. Егор сел рядом со спортивной сумкой. Вскоре раздался призыв гражданам провожающим покинуть вагоны, вернулся похмельный сосед и поезд тронулся. Егор сразу же опустил свою полку и забрался на нее, быстро сообразив, что заводить краткую железнодорожную дружбу с этими попутчиками не имеет смысла. Без какого-либо определенного чувства он наблюдал уплывающую вбок Москву. Когда за окном потянулись массивы подмосковных лесов, Егор почувствовал невыразимую скуку, почти томление. Впереди встреча столь важная, столь долгожданная, что страшно становилось от мысли о 3-х сутках пути. Он посмотрел вниз на своего соседа. Оказалось, что тот тихой сапой выпил бутылку пива. Сильного облегчения это ему явно не принесло, лицо, бывшее бледным, стало очень красным. Он сидел у окна в позе несколько размазанной и хранил нерушимое спокойствие. Что делала соседка, Егор не видел. Через проход, на боковушке ехала женщина с мальчиком лет шести. Как только поезд набрал скорость, мальчик достал из кармана самолетик и стал очень увлеченно нарезать на нем петли Нестерова. Одним словом, кроме чая и Гроффа развлечений никаких не предвиделось. Егор достал из рюкзака кружку, пачку чая и пошел за кипятком. Возле «Титана» стояла проводница, та, что постарше, и наблюдала через открытую дверь, как молодая что-то колдует над бельем в купе проводников.

— В Иркутск едешь? – спросила она, смерив Егора взглядом.

— Ага, — сказал Егор.

— Ну, дай-то бог, — не понятно к чему сказала проводница. В это время молодая высунула голову, большую как у коровы, из купе и тоже смерила Егора взглядом, но ничего не сказала.

Егор пошел к себе. Навстречу ему попался похмельный субъект с полки напротив, он держал в зубах незажженную сигарету, а сам держался за стенки, чтобы компенсировать слабость в ногах и рассудке. Пропустив страдальца, Егор посмотрел ему в след, парень о чем-то стал шептаться с проводницами. Та, что постарше, сначала делала постные мины, а потом молодая высунула голову из купе и крикнула куда-то в сторону тамбура:

— Валентин!

Голос у нее был такой силы, что мальчик с самолетиком икнул, а его мама прошептала «О, Господи!». Егор не стал дожидаться дальнейшего развития событий, аккуратно забрался к себе наверх и стал пить чай, стараясь не расплескать его и не обжечься. Допив чай, раскрыл книгу. Где-то через час вернулся сосед. На ногах он еле держался, но взгляд у него горел так, будто кто-то зажег киловатную лампочку в его голове. Безмолвствуя, он смотрел на Егора и покачивался в такт движению поезда. Парень будто чего-то ждал, то ли ласкового слова, то ли удара в морду. Егор ограничился равнодушным взглядом. Стать участником чужого алкогольного психоза не входило в его планы. Тогда парень уронил подбородок на грудь, видимо смотрел на строгую женщину с нижней полки, но, видимо, и там не нашел сочувствия. Тогда он с невероятной проворностью опустил вторую верхнюю полку, раскатал матрац и почти цирковым движением запрыгнул на нее, глухо громыхнув костями. В купе вновь воцарились тишина и спокойствие. Так оно и оставалось на протяжении всего пути: женщина читала какую-то серую брошюрку или просто недовольно сопела, парень просыпался, некоторое время сидел на пустующей нижней полке, потом шел разыскивать Валентина, после чего возвращался в драбадан пьяный и валился на свою лежанку до следующего сеанса возлияний. Однажды во время беспокойного сна рубашка на груди у парня распахнулась, и Егор увидел татуировку – два слова, написанные замысловатым готическим шрифтом, но Егор все-таки разобрал надпись: Delirium Tremens. «Видимо, установка всей жизни» — подумал Егор. В остальном ничего примечательного не происходило. Люди в вагоне менялись довольно интенсивно. После Казани стало много татар, и по вагону распространился специфический запах прихваченной ими с собой снеди. Больше стало непонятной тюркоязычной речи, по проходу то и дело сновали люди с набитыми чем-то клетчатыми полиэтиленовыми сумками. Людей этих энергично подгоняли проводницы, то одобряя, то журя. Мать с ребенком с боковых мест сошли в Красноуфимске, их места заняли двое мужчин. Едва закинув вещи на третью полку, они уселись за стол, достали колоду карт и стали рубиться в дурака, с таким увлечением хлопая картами по столу, что они казались распухшими от побоев. Изредка они отрывались от своего занятия, чтобы перекусить, или отпустить остроту по поводу соседа Егора, бесчувственно распластанному по лежанке. Собственно один из картежников стал участником единственного события на мгновение всколыхнувшего благостную жизнь вагона. Как-то удачно закончив очередной кон погонами на плечах своего противника, он до того воодушивился, что хлопнул по заду проходившую мимо молодую проводницу. Не размышляя ни секунды, та развернулась и влепила картежнику такую смачную пощечину, что даже не просыхающий парень вздрогнул во сне. На секунду вагон затих, даже колеса, казалось, пытались потише стучать на стыках рельс.

— Одурел! Козодой совиный! – зычно раскатился голос проводницы. Продемонстрировав, таким образом, свои познания в орнитологии, она ушла. Егор посмотрел на злосчастного игрока. Как выглядит козодой, он не знал, но что-то совиное в мужчине было. Его партнер уже давился от смеха, заново перемешивая колоду:

— Что, Руслан, не по зубам Людмила? – спросил он товарища. Людмилой звали молодую проводницу, это Егор уже знал.

— Зверь-баба, — ответил Руслан, задумчиво растирая щеку, но очень скоро оправился и повернулся к столику и картам. На этом инцидент был исчерпан.

В Новосибирске в вагон вошел новый пассажир. Он занял пустовавшую до сих пор нижнюю полку в купе Егора. Это был сухонький пожилой мужчина, лет 60-ти, может чуть меньше, в черном шерстяном костюме, серой водолазке и с чемоданом средних размеров в руке. Войдя, мужчина поздоровался с каждым попутчиком по отдельности, вернее с двумя, парень отсутствовал. Он упрятал свой чемодан под сиденье, снял пиджак и повесил его на крючок в углу правее окна. Мужчина сел за столик и стал с интересом разглядывать Егора. Он заметил, что глаза у мужчины были васильково-голубые и какие-то детские. Нельзя сказать, что пристальное внимание нового попутчика смутило Егора, но и особого восторга не вызвало. Поезду оставалось стоять чуть меньше получаса и Егор решил сходить на вокзал купить жареных пирожков.

— С мясом не брали? – живо осведомился новый пассажир, когда Егор вернулся.

— С картошкой, — Егор показал пирожки завернутые в салфетку со сквозными пятнами масла.

— Ни в коем случае не берите с мясом, — с благодушной улыбкой посоветовал мужчина. – У меня здесь буфетчица знакомая работает, очень не советовала с мясом.

— Благодарю за заботу, — вообще-то Егор не любил, когда к нему без приглашения лезли с советами, но в этом человеке было что-то располагающее. Может, дело было в тоне совета, в нем не звучало нелепой уверенности, будто он знает жизнь лучше, чем тот к кому обращается.

— Я всегда любил эти дорожные пирожки, — продолжал развивать тему мужчина. – Хотя есть их было опасно во все времена.

— Пошли бы, тоже взяли парочку. Поезд еще стоит, — предложил Егор.

— Я уже на перроне съел один. Пока с меня хватит приятных впечатлений. Меня, кстати, Павел Васильевич зовут.

— Егор.

— А вы, простите? – мужчина обратился к женщине напротив, но та сделала вид, что не расслышала вопроса и продолжала смотреть в окно. Павел Васильевич перевел взгляд на Егора, Егор пожал плечами.

— Что ж, будем знакомы, — сказал Павел Васильевич.

Поезд скоро тронулся.

— Ну, вот, слава Богу, — сказал Павел Васильевич, как будто у него были сомнения, что поезд вообще поедет.

В это время в купе внесло запойного парня. Мужчина поздоровался с ним, парень что-то пробормотал и влез на свою полку, чтобы по традиции отключиться. Павел Васильевич улыбнулся и пошел узнавать что-то про вагон ресторан. Его довольно долго не было, и Егора сморил сон. Проснулся Егор, когда в вагоне царил особый поездной полумрак, творимый совместными усилиями тусклых желтых ламп и ночной темноты. Он посмотрел вниз, Павел Васильевич сидел на застеленной бельем койке и прихлебывал чаек.

— Спите днем, чтобы ночью бодрствовать? – спросил Павел Васильевич.

— Так уж вышло, — проворчал Егор. – Ничего у меня хорошее снотворное есть, правда действует медленно, — он показал Павлу Васильевичу книгу, тот прищурился, чтобы прочесть автора и название.

— Ну, конечно! – радостно воскликнул Павел Васильевич, справившись с этой задачей. – Значит, я не ошибся.

— В чем? – полюбопытствовал Егор.

— В вас. Я сразу подумал, что вы – искатель.

— Искатель? – переспросил Егор.

— Наркоман он! – внезапно воскликнула строгая женщина и хлопнула ладонью по столику. Она убрала ладонь, на столе осталась лежать небольшая сандаловая трубочка. Как и зачем Егор взял её с собой, было не ясно. «Наверное, машинально» — нашел Егор единственное объяснение.

— Ну, зачем же так строго? – вступился Павел Васильевич.

— Я на них насмотрелась, — резко ответила женщина, вырастая в проходе. – 20 лет завучем по воспитательной работе служу. Насмотрелась, — повторила она, буравя Егора огненным взглядом.

Скорее удивленный, чем смущенный, Егор не ответил. А женщина-педагог энергично удалилась налево по проходу.

— Что за жизнь? – задумчиво проговорил Павел Васильевич. – 20 лет в школе, это ж каторга. Она у вас из кармана упала, прямо на книжку многоуважаемой госпоже завуч, — сказал он, протягивая Егору трубку.

— Спасибо. Как вы сказали? Искатель? – Егору хотелось поскорее переключиться с внезапно возникшей темы.

— Ну, да. Вы же что-то ищете?

— Как и все.

— Что вы, далеко не у всех есть такая потребность.

— Возможно. Но, во всяком случае, к моим изысканиям книга не имеет никакого отношения.

— Это и не обязательно. Важнее образ мысли человека. Вас не устраивает то, что называется объективной реальностью, и вы ищете альтернативу. В частности эта книга предлагает альтернативную историю эволюции. Так?

— В общих чертах.

— Простите, а вы куда едете? – спросил Павел Васильевич.

— В Иркутск.

— Ну, вот в Иркутск, а я в Улан-Удэ, потом дальше…, — Павел Васильевич как будто впал в задумчивость, но быстро очнулся. – В Иркутск, а вещей у вас почти нет. Значит, скорее всего, по делу едете. К родственникам или друзьям тоже вряд ли, одежда у вас скорее походная. Вы меня простите, но на бизнесмена или коммивояжера вы мало похожи, значит дело у вас не экономическое. Думаю, толкает вас интеллектуальная или духовная жажда. Иркутск – такое место, где можно что-то найти. Скажите, угадал?

— А вы случайно не следователь? – угрюмо осведомился Егор.

— Нет, ну что вы! – Павел Васильевич даже всплеснул руками. – Будете смеяться, это все Конан Дойль. С детства зачитывался. Потом еще этот замечательный фильм с Ливановым, загляденье! Очень развивает мышление. Холодный аналитический ум, весьма полезно. Так, угадал?

— В целом угадали.

Павел Васильевич откинулся к стенке и несколько секунд молчал скрытый тенью верхней полки.

— А знаете, — он вынырнул из тени и снова заговорил. – Пожалуй, все мои умозаключения тут не причем. В том, числе и о книге. Да, мало ли зачем человек может ехать в Иркутск, и какие у него обстоятельства. Кроме того, я ведь не верю в непогрешимость человеческой логики. Пожалуй, тут другое.

— Что же?

— Чутье. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Ведь, я тоже ищу. Вернее, искал. Говорю так, потому что, кажется, уже нашел, — с каждым следующим словом Павел Васильевич все понижал голос, так что Егору приходилось все больше свешиваться со своей лежанки.

— Что вы ищете? – спросил Егор.

Павел Васильевич как-то по-новому, с интересом посмотрел на Егора.

— Что ж, — сказал он. – Я был не вполне деликатен с вами, когда лез со своими гипотезами, теперь получаю сдачу той же монетой. Понимаю.

Егор хотел извиниться, он понял, что без приглашения стал ломиться в самую сокровенную дверь души Павла Васильевича, но в это время вернулась завуч и стала устраиваться на ночь. Егор неотрывно наблюдал за Павлом Васильевичем, ему было интересно воспользуется ли тот возникшей ситуацией, чтобы увильнуть от «неделикатного» вопроса. Женщина долго шуршала чем-то в ридикюле, достала две таблетки, проглотила их на сухую и улеглась носом к стенке. «Ну и кто из нас наркоман» — подумал Егор. Павел Васильевич сделал Егору знак, что они продолжат разговор через несколько минут, видимо, хотел выждать, пока снотворное посильней нахлобучит завуча. «Надо же, искатель!» — думал Егор, глядя в потолок. – «Интересно, а не одно и то же ли мы ищем? Хотя он в Улан-Удэ едет. Но, как знать, может у меня след ложный, а может у него… Правда, он так уверен, что уже нашел… Надо узнать, что именно».

— Егор! – шепотом позвал его Павел Васильевич. – Думаю, сейчас мы уже можем продолжить наш разговор, барышню, кажется, сморило.

— Так, вы нашли? – Егор не мог удержаться, ему хотелось поскорее узнать главное.

— Нашел, — Павел Васильевич кивнул головой. – Хотя искать начал примерно в вашем возрасте. Теперь, дело всей жизни почти закончено, — взгляд Павла Васильевича остановился, как будто эта мысль только что пришла ему в голову. – Вы не представляете, как тяжело было искать в дни моей молодости. Да и опасно! В лагеря, конечно, уже не сажали, а вот в психушку могли упечь запросто. Честно говоря, и потом было непросто. Когда все информационные барьеры рухнули, сколько мусора хлынуло, Боже мой! Все эти секты, площадные чудотворцы, вульгарная мистика. Кошмар! Чуть ли не лопатой приходилось разгребать. Запутаться было очень легко, ведь вся это зараза так и лезла в глаза. Потом улеглось, было два-три года прекрасной работы, сколько я сделал за этот период, кто бы знал! Какой труд! Счастье! А потом все чистые источники снова стали запечатываться. Но для меня все это, я надеюсь, кончилось.

— Так, что же вы искали? – уже с нетерпением спросил Егор.

Собеседник наградил его еще одним долгим взглядом, в продолжение которого Егор слышал только стык колес.

— Слово, — очень тихо, но отчетливо произнес Павел Васильевич.

Егор задумался, он слышал про это – «потерянное слово», знал, что это великая эзотерическая тайна, но никогда не интересовался в серьез.

— Неужели нашли? – спросил он.

— Нашел, это не совсем верно. Я разгадал его тайну, но само слово пока не знаю.

— Так чему же вы радуетесь?

— Тому, что понял принцип, по которому нужно искать. Не только слово. Применяя его можно найти, что угодно.

— В чем же этот принцип? Я не из праздного любопытства спрашиваю…, — зачем-то добавил Егор.

— Понимаю. Если позволите, я на собственном примере поясню. Я искал слово. Перелопатил кучу книг, изучал древние языки, и не древние, кстати, тоже, историю, археологию, эзотерику и т.д. Это уму непостижимо, сколько всего я изучал. Но вот, однажды утром, меня как будто осенило: древнее магическое слово не может быть записано ни на одном из человеческих языков, ни современных, ни канувших в лету. Слово – это просто сочетание звуков, которые будучи произнесенными, высвобождают энергию невероятной силы. Таким образом, раз ни один из языков не запечатлел его, значит, оно передавалось из уст в уста. А если, жива эта легенда, значит, скорее всего, живы и хранители слова. Следовательно, нужно искать их. Вот и все.

— Да, но найти хранителя, может оказаться так же сложно, как и саму тайну, — возразил Егор, позабыв, что и сам действует по этому плану.

— Может — так же, может – чуть легче, но, во всяком случае, не сложнее, — отрезал Павел Васильевич. – Вы поймите, это же не наука, здесь нельзя сделать открытие на кончике пера. Потому тайны и хранятся за семью печатями, что не каждый готов их узнать. А раз так, значит должен быть кто-то, кто определит степень вашей готовности. Это и будет хранитель.

Кажется, на этом разговор был окончен. Во всяком случае, Егору не хотелось его продолжать.

— Засиделись мы что-то, — сказал Павел Васильевич, видимо, угадав чувства попутчика. – Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Весь следующий день Егор провел в тяжкой маете. Двое суток плацкарта немного отупили его, а разговор с Павлом Васильевичем несколько встряхнул мысли и чувства. Он снова начал со всей полнотой и ясностью осознавать, куда и зачем он едет. Мысль о том, что ему не пришлось, как Павлу Васильевичу положить жизнь на то, чтобы в один прекрасный день поехать к хранителю, несомненно, ободряла. С другой стороны, оставалась вероятность, что Баир Домиреев вовсе не хранитель, а неизвестно кто. Кроме того, Павел Васильевич в ночном разговоре обронил слова о том, что искатель должен находиться на определенной степени готовности прежде, чем узнать тайну. Раньше сомнений по этому поводу у Егора не было, а сейчас появились. Эти мысли надежно прописали в душе Егора чувства тревоги и нетерпения. Даже желудок сводило, как от первой любви. Павел Васильевич бдительно наблюдал за Егором и, наверное, отчасти сопереживал. Разговаривать с ним Егору не хотелось, тем более, что пьяный парень в это утро ограничился тремя бутылками пива. Видимо, приближался его пункт назначения, и требовалось стремительно выходить из штопора. Первая попытка вышла не совсем удачной, пиво только размазало парня, теперь он повис в мучительном пространстве между пить и не пить. В целом, дело шло к капельнице, но сейчас парень, с трудом удерживая равновесие, сидел на нижней полке рядом с Павлом Васильевичем и обводил своих попутчиков недоумевающим взглядом. Егор даже не сразу узнал его, лицо у него катастрофически распухло, выглядел он лет на 10 старше, чем когда садился в вагон на Казанском вокзале. «Черти синюшные» — думал Егор о парне, позабыв о том времени, когда сам готов был проглотить любую жидкость, лишь бы вперло. – «Ведь, может и вовсе до дома не доехать. Продаст ему Валентин, какую-нибудь завалявшуюся бутылочку и привет семье». Однако мысли о безрассудстве пьющего человека и нечистоплотности в коммерческих делах работников РЖД тоже не спасали от тревоги ожидания. Мир за окном подрагивал в такт движению поезд. Каждую секунду Егор как будто просыпался ото сна. Все вокруг, и люди, и предметы казались одновременно и совершенно новыми и слишком знакомыми. Мысль о Великом Царе, теперь существовала в уме перманентно, иногда она уходила на второй план, иногда становилась фоном, но никогда не исчезала. Егор понимал, что находится в шаге от разгадки, но сделать этот шаг ему не позволял слишком медленно идущий поезд. Егору казалось, что над ним кто-то издевается. Этот кто-то загнал его в душный неуютный вагон, заставил переться черт знает куда. К тому же, всеми силами старается сделать путешествие наименее приятным. Как если бы Егор шел к истине по широкой светлой дороге, но время от времени должен был бы наступать в кучу дерьма. Причем именно должен, потому что, видите ли, такие правила игры. Раньше Егор считал, что такие мысли рождаются у него от близости к социуму, чуждому и нежеланному, но теперь понял, что это не совсем так. Вот, Павел Васильевич – хороший, к тому же духовно близкий человек, сидеть бы с ним за чайком, говорить о том, о сем. Так нет, он о чем-то спросил, а Егор не расслышал и даже переспрашивать не стал. Выходило, дело не в людях. Угнетала вся совокупность фактов бытия. Нет такого предмета, о котором стоило бы говорить, нет такого, действия, которое стоило бы совершать, весь мир стоит на переливании из пустого в порожнее, и, конечно же, самообмане. Время от времени этот факт выступает наружу и красуется перед лицом ума. Тогда желание жить куда-то исчезает. «А ведь, по сути, цель моей жизни – это прекратить мою жизнь, вернее существование» — вдруг подумал Егор. – «Конечно, выражено грубовато, но, по сути, так». Егор взглянул в окно, но ничего не увидел кроме своего размытого отражения. Снова стемнело. Оставалось совсем немного.

В 21:45 поезд прибыл в Иркутск.

— Удачи вам, — сказал Павел Васильевич, когда Егор стягивал свой рюкзак с третьей полки.

С этим напутствием Егор вышел на перрон Губернского вокзала. Нужно было где-то переночевать. Зал ожидания казался ему наиболее перспективным местом для ночлега. В зале оказалось немноголюдно, и Егор с легкостью нашел себе лавку, в углу рядом с пальмой и фикусом. Поскольку спать не хотелось, он решил скоротать время в буфете. Благо стойка была недалеко, и можно было не волноваться, что кто-нибудь упрет его скудные пожитки. Егор пил чай из беленького пластикового стаканчика, пытаясь растянуть это сомнительное удовольствие на как можно более долгий срок. Потом все-таки подхватил рюкзак и пошел послоняться по привокзальной площади, но занятие это быстро вгоняло в уныние, т.к. сама площадь была темной и пустынной, один пьяный спал у входа в вокзал, да пара машин такси. «Везде – пусто» — думал Егор, даже внутри него, казалось, было пусто, как в выброшенном чемодане. При таких обстоятельствах оставалось только уснуть волевым усилием. Что Егор и проделал.

Снилось ему, что стоит он в совершенно пустом дворе какого-то учреждения. Вечер. Вдруг небо начинает стремительно чернеть, как будто по небосводу расплывается чернильная клякса, но солнце не скрывается, оно багровеет. Егор садится в воздушный шар и поднимается метров на двадцать от земли. Вдруг, на фоне черного, с багряными подтеками солнечных лучей, неба появляется красная точка. Она похожа на залп сигнальной ракеты. Егор понял, что это комета, через несколько минут апокалипсис. А значит и смерть. Страха Егор не почувствовал, скорее тревога, как перед очень важным событием в жизни. Точка разделилась на три части и вот уже совсем скоро, уже сейчас. Дух захватывало от предвкушения.

Разбудил Егора рокот утреннего оживления в зале ожидания. Бывшие и будущие пассажиры бойко сновали туда-сюда. Быть сонным в такой ситуацией, означало сделать очередной плевок в лицо общества. Егор умылся в уборной зала ожидания, что окончательно вернуло его из мира грез к жестокой реальности. «Вот, одно из мест, о котором никто не пожалеет во время апокалипсиса» — подумал он о туалете. Когда он вышел из вокзала, часы на фасаде показывали 9:00. Позавтракав на свежем воздухе вяленными бананами, Егор отправился на поиски автовокзала. Собственно направление поиска было сразу определенно постовым милиционером, дежурившим на площади. С максимальной любезностью он объяснил, как пройти и на какую маршрутку сесть. Так что вокзал нашелся быстро. Однако там выяснилось, что ближайший автобус на Листвянку отходит только в 16:00. Егору предстояла довольно долгая увеселительная прогулка по городу. Иркутск Егору сразу понравился, хотя было в нем что-то мрачно-жестокое. Почему-то сразу вспомнилось, что здесь Колчака грохнули. Только здесь Егор в полной мере прочувствовал смысл выражения «жизнь остановилась в 19 веке». Город так и подмывало назвать уездным. Казалось, что в центре совсем недавно с домов сняли вывески «Товарищество», «Купеческий клубъ», «Трактиръ» (впрочем, это вывеска встречалась и сейчас довольно часто) и т.д. Правда было немного странного, что такие старорежимные постройки стоят на улицах Маркса, Ленина, 5-ой армии и т.д. Эклектика времен авторитарной демократии. Обилие церквей, Егора не сильно впечатлило, первая мысль была, что кто-то хорошо заработал на таком масштабном строительстве. На глаза попался Собор Богоявления, который Егор сразу окрестил «три в одном». Но гораздо сильнее самого города его впечатлила Ангара. С ее мглистых просторов так и веяло мощью изначальности. Было нечто непобедимое в её течении. А резкие толчки холодного ветра недвусмысленно намекали на отсутствие чувства гостеприимства в характере реки. О людях складывалось такое же мнение. Лица все больше угрюмые, кавказцы, кажется, совсем дикие. Особенно это бросалось в глаза на автовокзале. Вновь оказавшись там, Егор без проволочек загрузился в свой «Икарус». Еще минут пятнадцать автобус набирал пассажиров, которые все набивались, и набивались. Когда салон наполнился до такой степени, что все пассажиры превратились в единую и неделимую массу, автобус тронулся. Егор заметил, что такой способ перемещения никого не смущал, на задних сидениях кто-то даже хохотал женским голосом. Из магнитолы водителя доносились незамысловатые аккорды блатных песен, на таком уровне громкости, чтобы каждый едущий мог узнать о перипетиях жизни лирического героя, полной взлетов и падений, раскаяний и ликований. Кроме того, смущал тяжкий дух, воцарившийся сразу по закрытии дверей, тела прели. Но и это проблема скоро разрешилась, чьи-то руки открыли окно прямо над головой у Егора. Чьи именно это руки Егор не рассмотрел, потому что вообще было трудно рассмотреть какого-либо человека в отдельности, на него непременно налезал второй, а за ним и третий. К тому же люди вели себя довольно оживленно, вертели головами, искали знакомых, тянули руки, шумно переговаривались. Несколько устав от вынужденной близости с совершенно незнакомыми людьми за три дня проведенных в плацкарте, Егор решил оставить созерцание ритуалов приветствия и узнавания и повернулся к окну. Долгое время он наблюдал коричневатую обочину и багрово-желтую с зелеными жилами елок стену дремучего таежного леса, несущуюся мимо. Масса пассажиров постепенно разжижалась и, наконец, автобус прибыл на конечную остановку – «Поселок Листвянка». К этому времени салон был наполовину пуст. Оставшиеся люди, сойдя с автобуса, стали невероятно быстро рассасываться по незнакомым улочкам и скрываться за высокими заборами частных домов. Выйдя из автобуса, Егор обнаружил, что стоит один посреди незнакомой поселковой площади. От потемневшего неба отслоилась широкая полоса заката. Нужно было срочно найти кого-то, кто смог бы подсказать, как найти Баира. Егор был уверен, что такого человека, в поселке знает каждая собака, но вот то, что не встретит людей в принципе, он не предусмотрел. Егор сильно зажмурился и резко открыл глаза, это всегда помогало ему выйти из ступора. Идея пришла сама собой, нужно искать очаги социальной активности, места, где собирается цвет поселка, люди, нежелающие прозябать перед телевизором после 18:00. Егор зашагал по осколкам асфальта, еще глубже вдавливая их в грунт. Однако, завернув в первую попавшуюся улицу, он столкнулся с той же проблемой, что и на площади: ни души. Егор прикинул, что до кромешной тьмы еще остается часа два, хорошо бы за этот срок определиться с дальнейшим направлением движения. Шагая вдоль заборов, он скоро наткнулся на желанный очаг жизни, над ним была вывеска «ООО Вечный зов». У входа в магазин стояли трое мужчин, которые, по всему судя, явились на этот самый зов без гроша в кармане, и потому суетливо толклись на месте. Мгновенно обдумав стратегию поведения, Егор вошел в магазин. Как и следовало ожидать, ассортимент за прилавком был преимущественно винно-водочный. Егор купил две бутылки водки и четыре пластиковых стакана, убрал все в рюкзак и вышел из магазина. Постояв несколько секунд у двери под пристальными взглядами троицы, Егор подошел к ним. Двое русских, один бурят, его присутствие внушало Егору особые надежды.

— Здорово, мужики, — сказал Егор.

— Привет, — недоверчиво ответил один из русских, крепкий мужик лет пятидесяти, краснорожий, как будто выдубленный жестокими ветрами, видимо, мозговой центр компании. Маленькие глазки его, лишенные какого-либо цвета, смотрели зло.

— Я тут одного человека ищу. Может, подскажите? – спросил Егор у мужиков.

— Ты сам-то кто такой? – спросил другой русский – тощий иссушенный пьянством человек с большим носом. Бурят при этом сильно нахохлился и втянул голову в зеленый воротник телогрейки.

Тот, что поздоровее хрипло кашлянул и сказал, избавив Егора от необходимости отвечать на глупейший из вопросов:

— Если сможем, подскажем, но и ты в наше положение войди.

Егор сделал непонимающий вид.

— Добавь малость, лед в жилах растопить, — нетерпеливо объяснил носатый.

— Глядишь, и разговор ладнее пойдет, — поддал краснорожий.

— Извините, мужики, — сказал Егор. – Сам деньгами не богат, но вот компанию составить могу.

С этими словами он извлек из рюкзака бутылку водки, заманчиво блеснувшую в полумраке. Лица у всех троих сделались проще и дружелюбнее.

— Открывай, — Егор протянул бутылку носатому и полез за стаканами, но увидел, что у каждого из мужиков в руке уже по стакану. Носатый аккуратно взял свой стакан за краешек зубами, крышка, сухо треснув под его ладонью, отлетела от горлышка. Он с удивительной точностью разлил жидкость на четыре стакана. Все, кроме Егора, выпили водку одним духом, молча. Егор так и остался держать стакан в руке.

— Кого ищешь-то? – спросил краснорожий, вытряхивая последние капли жидкости из стакана на землю.

— Баира Домиреева.

— Из твоих, кажись, — подтолкнул носатый бурята.

— Зачем тебе Баир? – спросил бурят.

— Варган хочу у него купить, — ответил Егор.

— Зачем тебе? – он расплылся в улыбке и запустил руку в карман вареных джинсов. – У меня купи.

На протянутой ладони у него лежал варган.

— Да нет, мне у Баира нужно.

— Это хороший, — настаивал бурят. – Для себя делал, однакхом. Вот, послушай, — он засунул варган в рот и издал протяжный, какой-то потусторонний звук. – На, попробуй, — предложил он, достав инструмент изо рта.

— Я ж говорю, у Баира купить нужно, — ответил Егор, глядя на обслюнявленный варган. – Знаешь, где он живет.

— Знаю, — сказал бурят, переглянувшись со своими товарищами.

— Покажешь где?

— Показать-то можно. Только сегодня уже поздно, однакхом. К Байкалу ехать надо.

— А пешком не дойти?

— Не, далеко. Почти час ехать.

— Да, и через тайгу как пойдешь? Заблудишься, — добавил краснорожий.

— Ночевать-то есть тебе где? – спросил носатый.

— Мне бы сегодня к Баиру добраться, — сказал Егор. А то завтра к поезду не поспею.

Все трое нахмурились.

— Думать надо, — сказал краснорожий, почесывая грудь.

— Слушай, ты дорогу знаешь? – спросил Егор бурята. – Проводи, я в долгу не останусь.

Бурят сунул руки в карманы ватника и уставился в землю:

— Меньше чем за 200 не поеду, — пробурчал он, видимо, не слишком рассчитывая на согласие Егора с такой суммой.

— Договорились, — ответил Егор, без долгих раздумий.

Бурят встрепенулся и посмотрел на своих товарищей.

— Эй, погоди, — краснорожий взял Егора за локоть. – Мы с мужиками на бутылку почти собрали, теперь ты его уводишь, а нам с Саньком весь вечер скучать? – злые глазки смотрели упрямо.

— Надо бы компенсировать, — прогнусавил носатый Санек.

— Базара нет, — Егор подчеркнуто аккуратно освободил свою руку, спустил с плеча рюкзак и, достав одной рукой из рюкзака вторую бутылку водки, протянул краснорожему.

— Вот это – дело, — сказал тот.

Бурят сглотнул слюну, не спуская глаз с бутылки, и явно не хотел уходить сию минуту.

— Держи, — Егор протянул ему свой стакан. – Время дорого.

Тот махнул стакан, утерся рукавом ватника и довольно хлопнул в ладоши, произнеся какое-то слово на родном языке.

— Едем, — сказал он. – Давайте, мужики.

Бурят забежал за угол магазина и выкатил оттуда мотоцикл с коляской, двумя пинками завел его и крикнул:

— Садись!

Егор махнул мужикам и полез на мотоцикл.

— В коляску садись, — сказал бурят. – Чтобы не перевернуться, я быстро еду, однакхом, — черные глаза его смотрели весело, хотя и немного косо. – Как из поселка выедем, дорога ухабистая станет. Держись.

Они тронулись. Бурят не обманул: потрясло. Особенно, когда свернули на очередной проселок, идущий прямо через лес. Мотоцикл скакал через ухабы и скользил по слякоти, совсем стемнело, Егор с трудом понимал, каким образом его проводник разбирал дорогу. Скоро дорога, кажется, совсем исчезла, и через некоторое время мотоцикл остановился на лесной опушке.

— Приехали, — сказал провожатый.

Егор огляделся, кругом лес.

— Куда? – спросил он.

— Дальше не поеду, — пояснил бурят.

— Как так? – опешил Егор.

— Тут совсем близко. Дорогу покажу.

— Слышь, я не леший, чтобы по лесам ночью шастать. Вези, как договаривались.

— Не могу. К Баиру просто так приходить нельзя.

— Что ж ты раньше про это молчал? – возмутился Егор. – Я-то как к нему пойду.

— Ты сказал, у тебя к нему дело, — ответил бурят. – У меня к нему ничего нет, однакхом. Не могу.

Егор понимал, что ночная прогулка по тайге в полном одиночестве может окончиться плачевно, но дело было важнее страхов.

— Показывай дорогу, — сквозь зубы сказал Егор.

— Вот, смотри, — проводник указал рукой на небо. – Вон ту звезду видишь?

— Какую?

— Вон яркая, почти над головой.

— Ну, вижу.

— Теперь там смотри, на краю опушки три дуба в ряд растут, иди на них. Там за ними тропинка есть, но неприметная. Если не найдешь или собьешься на звезду иди. Как только она прямо над головой встанет, к дому Баира выйдешь. Понял?

— Понял.

Бурят с радушной улыбкой смотрел на Егора, сидя в седле своего трехколесного коня.

— Ну, пока, — сказал ему Егор.

— Как «пока»? Деньги забыл, однакхом.

Егор вынул две сотни и отдал буряту, еще хотелось дать ему на прощанье в морду. Сунув деньги во внутренний карман ватника, он завел мотоцикл и уехал, не сказав ни слова. «Если обманул, найду и убью» — решил Егор.

У края опушки действительно росли три дуба. Тропинка долго не хотела находиться, но, в конце концов, Егор разглядел нечто напоминающее проход в чащу. Как только он вошел под деревья, стало значительно темнее, не смотря на то, что деревья уже изрядно облетели, и звездное небо хорошо проглядывалось, сквозь паутину голых черных веток. Тропинка то появлялась, то исчезала. Иногда Егору приходилось рваться прямиком через кусты, или перебираться через мшистые стволы поваленных деревьев. Он старался не выпускать из виду звезду, указанную проводником. Максимальное сосредоточение на маршруте помогало не поддаваться нехорошим мыслям. Шорохи и уканья то и дело доносились с разных сторон. Егору казалось, что треск сухих веток под его ботинками может сработать как сигнализация и все обитатели тайги бросятся выдворять не прошеного гостя. От этой мысли в груди холодело. Каждый чересчур громкий треск вызывал волну мгновенного, но всепоглощающего ужаса, все чувства и мысли отключались, а на лице выступал холодный пот. Где-то на задворках ума трусливо притаилась мыслишка: немедленно бросить все, развернуться и бежать, слепо выставив перед собой руки. Порой эта мыслишка выглядывала, словно змея из под коряги, но Егор гнал её, снова сосредотачиваясь на звезде. Желание скорее дойти до места возросло до невероятных размеров, казалось, с каждым шагом его нервная система все истощалась и истощалась. Мысль, что бурят все-таки обманул, и никакого Баира тут нет, способна была вызвать мгновенный разрыв сердечного тромба. То, что Егор до сих пор не встретил никакой живности, лишь пара птиц метнулась от одной макушки к другой, ничуть не успокаивало. Каждый ствол дерева казался живым и каждый был чернее мрака. Егор чувствовал, будто кто-то все время смотрит ему в спину и только ждет момента поудобнее. Несколько раз он даже обернулся, но всякий раз, когда он поворачивал голову, ощущение снова перемещалось за спину. Егор облизывал сухие губы и шел дальше. Однако звезда уже почти смотрела ему в макушку, значит, оставалось недолго, по крайней мере, Егор надеялся на это. Еще пара страшных минут, гарантировавших ему раннюю седину, и надежда оправдалась. Егор услышал шум, скорее всего, двигатель автомобиля, чуть погодя он увидел и свет фар, прорывающийся сквозь переплетение ветвей, а потом он увидел людей. Трое бурятов, они стояли кружком в свете фар, что рассматривали, громко разговаривали и смеялись. Один из них был в камуфляжной форме, на плечах у него висели пагоны, возможно, егерские или лесничьи. Он что-то объяснял двум другим. Они были в штатском: один низкорослый, круглый и плотный, как гимнастический мяч, второй тоже не высокий, но щуплый. Толстяк стоял спиной к Егору и, видимо, держал в руках предмет всеобщего внимания. Взглянув на машины, Егор еще раз помянул в сердцах своего проводника. Хоть это и были внедорожники – УАЗик и какой-то импортный (Егор не рассмотрел), но ведь не по лесной тропинке они сюда попали, была, значит, дорога. «Может, я вообще не туда вышел?» — подумал Егор, взглянув на кожаные куртки штатских бурятов. Выяснить этот вопрос можно было одним способом. Егор вышел из-за деревьев. Заметили его сразу, лесничий шепнул что-то толстяку, тот резко обернулся, сунул щуплому в руки то, что держал и быстро проговорил что-то, не спуская глаз с Егора. Щуплый быстро подскочил к джипу и кинул предмет на заднее сиденье. Егор успел рассмотреть его – АКС, такие носят ППСники. «Так вот каких зверей мне пришлось встретить в тайге» — мрачно подумал Егор. В то же время лесничий подскочил к УАЗику и достал из салона двуствольное ружьё. Бежать было поздно, кроме того, Егор верил, что сможет все объяснить. Трое бодрым шагом двинулись навстречу Егору, толстяк в центре и чуть впереди.

— Ты кто такой? – выпалил он. Лицо его казалось деревянным, черные щели глаз сочились ненавистью.

— Я ищу Баира Домиреева, у меня к нему дело…

Толстяк резко ударил Егор в солнечное сплетение, так что его переломило пополам. Тут же от щуплого прилетел удар по голове. Егор упал на четвереньки. Ударом приклада лесничий припечатал его к земле. Боль от первого удара была такая, будто ему в грудь воткнули копье.

— Я те, сука, покажу «дело», — прошипел толстяк. – Шакал, падла! – он пнул Егор в ребра. – Мы вашим уже сказали: кто сунется, закопаем. Нам тут реально, до балды кто вы и откуда. Понял?

На этот раз пинки посыпались на Егора градом с трех сторон. У него вдруг мелькнула мысль, что его приняли за эмиссара из Д.А.О. и, видимо, что-то у них с Баиром не срослось…

— Я не от них! – попытался выкрикнуть Егор, но получилось не внятно, у него уже был разбит нос, кажется, вылетел зуб, кровь наполняла рот, всю левую сторону лица стягивало, заплывал глаз.

— Чё? – пинки все-таки остановились.

— Я не от них, — уже более внятно произнес Егор.

— Ну, ты тварь борзая! Хана тебе!

Егора начали втаптывать в землю с такой яростью, будто до этого просто играли. Очень скоро он отключился.

— За ноги берите. Потащили, — доносилось до Егора откуда-то издалека.

— Живой, гад.

— Ничего, сейчас…

Егора волокли куда-то за ноги. От сырости и холода росы он немного пришел в себя и застонал.

— Не скули гнида! – сразу услышал он и получил тычок в бок, как ни странно это привело его в сознание.

— Хорош. Давай здесь.

Егора поставили на колени. Его бил озноб, в голове гудел так, будто он ехал в тоннеле метро, больно было даже моргнуть. Он услышал, как позади что-то сухо щелкнуло, потом уперлось в затылок. Перед глазами у него была паутина пожухлой травы. Больше ничего, ни мыслей, ни желаний. Егор никак не мог дать себе отчет в том, что сейчас случится. Вернее, ему казалось, что самое страшное уже позади. Его поиски закончились… Стоп! Но ведь он еще не нашел, а значит не может умереть! Эта мысль отрезвила его. Он попытался обернуться, но его толкнули в затылок так, что он опять чуть не оказался на четвереньках. Егор услышал, что его палачи о чем-то спорят, но слов он не мог разобрать, говорили они на родном языке. Резкий окрик оборвал спор. Крикнул явно толстяк. Егор замер, как и все вокруг. Прошли секунды чудовищной долготы. Вдруг затылок, будто спица, пронзила страшная боль и все погасло.

Первые секунды Егор чувствовал себя точно в невесомости. Тела как будто не было, да и вообще ничего не было. Все кругом качалось и кружилось. Егор даже не понимал, кто он и что происходит. Через сплошной мрак начали проглядываться маленькие точки света. Вдруг лицо его ожгло и резко стало холодно. Он очнулся, лицо у него было мокрое. Над ним выл ветер, а кругом плескались волны. Сразу подняться Егор не смог, хотя и понял, что лежит в лодке. Морщась от боли, Егор ощупал затылок, волосы были свалявшиеся и липкие, кровь продолжала течь, но не сильно. Он попытался сесть, но с первого раза это не вышло, его как будто резало что-то изнутри при каждом движении и даже вздохе, ощущение было такое, точно он наглотался битого стекла. Голова готова была разломиться с сочным треском, как перезревший арбуз. Гематома на левой щеке полностью закрывала глаз. На правой руке Егор не чувствовал двух пальцев. С тяжким усилием он все-таки сел. Увиденного даже одним глазом хватило, чтобы забыть о боли. Егор находился среди черной бесноватой массы. Волны толкали и закручивали лодку, от воды веяло могильным холодом, берегов видно не было. Егор хотел закричать, но не смог. Слезы отчаяния задушили крик. Он снова повалился на дно лодки и тихо, но страшно завыл. Слезы текли по мертвенно холодным щекам, оставляя горячий след. Внезапно, плачь перешел в такой же тихий и жуткий хохот. Еще через мгновение Егора вырвало. Голова стала кружиться сильнее, но просветлела. Егор постарался отодвинуться от лужи блевотины и перевернуться на спину. Перед глазами качалось звездное небо. Вдруг, Егор увидел звезду, ту самую, что показал ему проводник из поселка. Значит, берег был не так уж далеко, но течение могло относить его все дальше с каждой секундой. Егор стал судорожно шарить по дну лодки и сразу же наткнулся на пару весел. Кряхтя и скалясь от боли, он вставил их в уключины и попробовал грести. Сначала это было невыносимо больно, но с каждым новым гребком тело привыкало, подчиняясь непреклонному желанию жить. Однако вода внушала Егору жуткий страх. Каждая волна казалась ему раскрытой пастью, которая норовила проглотить его вместе с лодкой. Всякий раз, когда брызги попадали на него, Егор вздрагивал от страха и омерзения, будто так Байкал метил его, считая своей добычей. Если бы сейчас Егор оказался за бортом, то, наверняка, умер бы от разрыва сердца. Грести было ужасно неудобно. Егор сидел спиной к носу лодки, поэтому все время приходилось оборачиваться, чтобы не сбиться с курса. Кожа на ладонях быстро стерлась до крови, но Егор ни на секунду не переставал работать веслами. Скоро он заметил, что горизонт светлеет. Пришлось еще сильнее налечь на весла, нужно было приблизиться к берегу до того, как звезда исчезнет с небосвода. Стиснув зубы, обливаясь потом и слезами, Егор рвал на себя весла. Кровь с ладоней тонкими ручейками стекала в рукава и капала с древков весел. Перед глазами все расплывалось, вспыхивало и гасло. Егор уже ничего не видел, только греб и греб, пока весло не ударило в дно. Обернувшись, Егор увидел песчаный берег метрах в трех от себя. Он посмотрел наверх, звезда тускло сияла почти над головой. Егор перевалился через борт лодки и упал в воду, теперь это было не страшно. Стоя на коленях, он зачерпнул пригоршней воды и пил, ладони, губы и все нутро горели. Егор вышел на берег, однако поверхность земли сильно качалась. Он не устоял и рухнул на песок, его еще раз стошнило. Снова боль напомнила о себе, будто меж ребер воткнули пику. Ладони горели, словно облитые кислотой, пальцы оставались полусогнутыми. Подворачивая кисти рук, так чтобы не опираться на мясо ладоней, Егор поднялся. Шатаясь, он пошел к лесу, но сделав несколько шагов, опять повалился, но прежде чем отключиться, заметил, что лежит на грунтовой дороге.

Проснулся Егор в кровати. События, которые с ним произошли, были ярко запоминающимися, так что никаких иллюзий по поводу дурных снов он не питал. Наоборот все как-то стало яснее, как будто он многое понял за вчерашнюю ночь. Мир казался свежее, точно все прошлое стерлось благодаря ночной встречи Егора и трех молодцев. Егор сам не мог дать себе отчет, но почему-то он считал, что все случившееся – к лучшему. Егор посмотрел вокруг. Он лежал в небольшой, но светлой комнате, стены сложены из бревен и, кажется, покрыты лаком, потолок досчатый. В комнате сильно пахло травами. Егор осмотрел себя: кисти рук забинтованы, голова перевязана, под глазом какая-то примочка приклеенная пластырем. Кроме того, его раздели и помыли. Если бы не внезапные уколы под ребрами и не легкий гул в голове, Егор мог бы сказать, что чувствует только усталость. Он попытался сесть, чтобы получше осмотреться, но его остановили:

— Лежите-лежите. Сейчас я сам подойду, — обладатель вежливого голоса поставил стул и изголовья кровати и сел на него.

— Ну, здравствуйте, — сказал он. Это был бурят лет сорока, может чуть меньше, во всяком случае, седина уже тронула его виски. Наружность у него была очень располагающая, в нижнем углу треугольного лица светилась добродушная улыбка, взгляд был ясный и простой.

— Где я? – спросил Егор.

— Там, куда вы шли, – мягко ответил бурят.

Егор немного опешил, неужели, перед ним Баир Домиреев? «Почему – нет?» — сразу же спросил он себя.

— Вы уж извините, — сказал хозяин. – Вы вчера столкнулись с нашей службой охраны. У нас, видите ли, непростая ситуация сложилась. Из Иркутска приезжала одна структура, предлагали свои услуги в области безопасности. А нам – не нужно. Они обещали вернуться. Вот, ребята и приняли вас за их посланца. А у нас ведь тут по-простому…, — он грустно вздохнул. – Хорошо еще, что так кончилось. Везучий вы, могли ведь и так, без лодки в Байкал спихнуть. Как это им только в голову пришло?

— Наверное, чтобы у берега не топить, — предположил Егор.

— Да, наверное, — согласился бурят. – Вода буйная была, сами в лодку садиться побоялись. Надеялись, что вас перевернет. Еще раз прошу прощения. Постарайтесь, забыть…

Егор только махнул рукой.

— А зачем вам эти услуги по безопасности? – спросил Егор, чтобы нарушить тишину.

— Ну, как же! – приунывший было хозяин, даже всплеснул руками. – В поселке человек, если 5000 в месяц зарабатывает – это уже хорошо считается. В Иркутске немногим лучше. А у нас один варган 7000 стоит, и заказывают немало, без работы не сидим. На две столицы работаем. Вот и судите сами, нужна нам охрана или нет? Ведь люди только о деньгах думают. Приходят, требуют, даже не понимают к кому пришли. Ведь, Баир – это не просто мастеровой какой-то. Он…

— Подождите, — оборвал его Егор. – Так, вы не Баир.

— Нет, — он даже смутился от такого предположения. – Я – Махту, секретарь Баира.

— А где он сам?

— В Москву уехал, на семинар.

— Давно? – спросил Егор, чувствуя, как ноги леденеют.

— Пять дней назад.

Егор закрыл глаза и замер. «Можно было вообще сюда не ехать…».

— Вам что, плохо? – Махту привстал со стула.

— Долго он в Москве пробудет? – спросил Егор, не слыша вопроса.

— Девять дней еще, — ответил секретарь.

Егор откинул одеяло, не слишком стесняясь хозяина.

— Куда вы, — забеспокоился тот. – Вам бы денек отлежаться.

— Сейчас надо, — сказал Егор. – Мне бы вечером на поезд успеть.

— Успеете, — по-деловому сказал Махту. – Мы вас отвезем на вокзал. Сейчас одежду вашу принесут и рюкзак. Да и еще, — он немного замялся, встав со стула. – Ребята вчера у вас деньги взяли. Я не собираюсь выяснять, сколько именно, но все ваши убытки, мы возместим, в том числе обратный билет, если вы не возражаете.

Егор не возражал. Махту вышел из комнаты. Скоро принесли одежду, чуть влажную, но чистую и теплую. Выйдя на улицу, Егор сразу узнал поляну, на которой имел беседу с охранной структурой варганного бизнеса. У крыльца стоял джип, УАЗика не было. За рулем сидел парнишка, взгляд его был полон любопытства, когда появился Егор. Среди вчерашних его не было точно. Выглядел он крайне молодо, настолько, что, казалось, в кармане у него лежит только сейчас полученный аттестат зрелости, а никак не водительское удостоверение. В сопровождении Махту Егор подошел к машине.

— И, вот еще, возьмите, — Махту протянул Егору два небольших кулька. – Это заваривайте и пейте, а этим промывайте глаз. Травы очень хорошие. Мы вас уже отваром поили. Все мигом пройдет.

— Спасибо.

— И последнее, — секретарь немного потупился. – Когда увидите Баира, не говорите ему, что здесь случилось. Зачем расстраивать.

— Не расскажу, — заверил Егор. – Я не в обиде.

— Ну, счастливого пути.

— Прощайте, — сказал Егор.

Махту помог ему залезть в машину и захлопнул дверцу. Машина тронулась. «Почему ж эта сволочь меня вчера к дороге не подвезла?» — снова помянул Егор вчерашнего проводника – «Хотя, нет. Он ведь мне жизнь спас, если бы не звезда, меня бы уже не было…».

Паренек за рулем, хоть и не внушал доверия внешним видом, оказался неплохим шофером, ехал быстро и аккуратно. Еще одна прекрасная черта, выгодно отличавшая его от большинства водил, молчаливость, была как нельзя кстати. На Губернский вокзал они приехали минут за пятнадцать до отправления поезда. И здесь молодой шофер проявил недюжинную ловкость и смекалку. Нырнув в очередь у кассы, он, как малек, проскользнул к самому окошку и в считанные секунды вырвал оттуда билет. К поезду они уже бежали. Егор, как мог быстро, паренек чуть впереди, чтобы придержать дверь, если что. Егор сунул билет в руки проводнику, когда до отправления оставалась минута. Паренек был запыхавшийся, но явно очень довольный тем, что со всем справился. Егор попрощался с ним и сел не свое место, нижняя полка, плацкартный вагон. Дождавшись пока поезд тронется, и еще раз проверят билеты, он лег на лавку и крепка уснул безо всяких матрасов и с рюкзаком вместо подушки. Проснулся Егор глубокой ночью от странного чувства. Открыв глаза, он сразу понял, в чем дело. Напротив сидел молодой человек и смотрел на него, словно пытаясь загипнотизировать. Егор слегка встряхнул головой, но парень не оказался миражом. Два черных глаза по-прежнему пристально смотрели на него.

— Наконец-то, — не слишком вежливо, но как-то весело и по-свойски сказал парень, когда Егор сел. – Я уж думал, до утра сидеть придется.

На боковушке кто-то заворочался, а над головой Егора кашлянули, потому что парень не озадачивался понижением голоса.

— А что случилось? – безразлично спросил Егор.

Вместо ответа парень поставил на стол бутылку водки.

— Не поверишь, выпить не с кем. Одни старухи и инвалиды кругом.

Егор огляделся на верхней боковушке мужчина лет тридцати, который вполне мог составить компании страждущему.

— Этот – вшитый, — сказал парень, угадав ход мыслей Егора. Он выжидательно смотрел.

— Ну, давай, раз так, — сказал Егор. Спать ему не хотелось, но и бодрствовать было мучительно, слишком долго еще ползти на поезде. Алкоголь мог сожрать значительный интервал времени.

— Вот это дело! – оживился парень. – А то я уж думал, может и ты – язвенник, — при этом он бросил презрительный взгляд на спящего мужчину.

— Серега, — представился парень.

— Егор.

— Ты, конечно, извини, я вижу, тебе нездоровится, но и ты пойми, не могу я один. Стакан есть у тебя?

— Нет.

Как специально, мимо шел проводник – здоровенный детина под 2 метра ростом, даже форменный китель был ему коротковат в рукавах из-за чего запястья казались непропорционально длинными.

— Э, командир! — окликнул его Серега.

Тот остановился и заглянул в купе. Нос его формой и цветом напоминал вареную сардельку, черные курчавые волосы прилипали к потным вискам, взгляд был совершенно флегматичный.

— Стаканом можно у тебя разжиться? – спросил Серега.

Проводник задумчиво посмотрел на него и сказал:

— Пойдем.

Егор не был уверен, что Серега вернется, нагловатая манера общения, которой он держался, вполне могла привести его в травматологическое отделение, поскольку сам Серега был низкорослым и тощим. А в голосе проводника послышалось что-то зловещее. Однако вернулся он довольно быстро, со стаканом и в сопровождении другого проводника.

— Смотрите, чтоб не шуметь мне тут, — погрозил он пальцем. Это был усатый мужчина с широким лицом, которое можно было бы назвать простецким, если бы не парочка глаз, хитрых и юрких, как у маленького хищного грызуна.

— Как пойдет, — ответил Серега и проводник удалился.

Ребята выпили за знакомство и сразу, без паузы по второй. Наливал Серега лошадиными дозами и пил с явным удовольствием. А Егор, отвыкший от алкоголя, чувствовал, что его быстро начинает уводить и клонить лбом к столу.

— Ты сам-то куда едешь?

— В Москву.

— Столица, мать её! – почему-то обрадовался Серега. – А я в Самару. Ты с билетом.

— Да, а ты?

— Так, проводнику денег дал. Он сказал — свободные места на всем пути будут, а если что мне в тамбуре постоять не в падлу, лишь бы синька была, — к этому времени они уже начали вторую бутылку, и Егор стало тяжко от мысли о третьей.

— Говорят, вредно пить-то, — заметил Егор.

— Мне по херу, что говорят! – огрызнулся Егор. – Я без этого не могу. Я – оборотень.

— Это как? – заинтересовался Егор.

— Знаешь, я когда выпью, совершенно другим человеком становлюсь.

— Это у многих…

— Не, тут реально другое. Это не то, что я там, свободнее становлюсь, или позволить себе могу что-то, чего по трезвянке не позволяю, — Серега шумно харкнул под стол. – Нет. Я становлюсь абсолютно новым человеком, как будто перерождаюсь. Это у меня типа, как вторая личность. Ты говоришь – «у многих», ну, так они-то этого не понимают. А я специально заливаю шары, чтобы эта личность вышла наружу потому, что этот другой мне, реально, больше нравится, чем я трезвый. И если я в сорок лет загнусь от цирроза, значит, так тому и быть.

— Эй, вы бы потише, — проворчал «вшитый» с боковушки, видимо, разбуженный мрачным пророчеством.

Серега молча уставился на мужчину, взгляд у него сделался оловянным. Егор понял, что сейчас он встанет и даст в морду жаждавшему покоя язвеннику.

— Постараемся, — сказал Егор, а Сереге сделал знак, чего, мол, связываться.

Серега еще пару секунд пожег взглядом боковушника, но, видимо, решил отложить расправу и снова повернулся к Егору.

— Пойдем, покурим, — предложил он.

— Я не курю.

— Это жаль, — сильно качаясь, Серега удалился в сторону тамбура.

Выпитое сильно размягчило Егора и все время, пока не было Сереги, он посвятил борьбе со сном.

— Чего-то разморило тебя, — Серега неожиданно нарисовался в проходе.

— Устал сильно.

— Ну, чего? Еще по одной.

Егор кивнул. Распили. Пока Серега собирался с мыслями, чтобы придумать, за что выпить следующую, напротив купе встал высокий проводник. Он с радостным любопытством рассматривал Егора и Серегу.

— Что встал? Проходи, балясина, — подтолкнул его в бок усатый.

— Погоди, вон ребята, как красиво отдыхают. Дай полюбоваться.

Усатый, что-то недовольно проворчал, но и упорствовать не стал.

— Где «красиво»? – возмутился Серега. – Командир, закуской бы разжиться, только не из вагона-ресторана, чего попроще.

— Попроще? – передразнил его проводник. – Вы пейте, пейте, жрать – дело свиное.

— Через полчаса остановка. На вокзале разживешься. Да, проходи ты! – усатый посильнее толкнул своего напарника и оба удалились.

— За взаимопонимание! – изрек Серега и выпил.

Что было дальше, Егор уже не помнил. Серега много о чем-то говорил, убеждал, доказывал, хотя Егор вроде и не спорил. Потом все просто куда-то пропало.

Разбудил Егора крик.

— Паровоз, вези меня, вези! – истошно пел Серега, а два проводника волокли его за руки и за шиворот по проходу. Серега упирался изо всех сил ногами, куртка его задралась так, что оголилась половина спины. – Я болею за «ДинАмо»! – продолжал Серега свою неистовую песню. Проводники никак не могли справиться с ним в узком проходе. – А, «Зенит», у нас соси, соси! От Сибири до УрАла!

Дальше был слышен только сдавленный мат проводников и возмущенный рокот пассажиров, говоривших что-то о пьянстве, отсутствии воспитания и детях, ставших невольными свидетелями бесчинства. Кстати, последние получали искреннее удовольствие от происходившего. Однако понимая, что общественность не на его стороне Серега начал поддаваться и, в конце концов, позволил вышвырнуть себя на какой-то неизвестной платформе. Еще с минуту Егор наблюдал из окна, как Серега переругивается с проводниками, стоя на перроне. Потом двери поезда зашипели, Серега послал последний немой, но очень выразительный жест, своим экзекуторам. Заметив Егора, он весело махнул ему. Поезд тронулся, и оборотень навсегда уплыл вместе с перроном.

Бурятские травы оказались поистине чудодейственными. Одна чашка отвара начисто излечила Егора от похмелья, а в последующие дни пути поддерживала в нем вполне естественную бодрость духа. Благодаря второму травяному сбору, Егор вышел на перрон Казанского вокзала не со сливового цвета гематомой под глазом, а с желтым пятном и тонким фиолетовым полумесяцем на нижнем веке. Поезд прибыл рано утром, до открытия метро оставалось еще 20 минут. Выждав время, Егор отправился прямиком к тому место, где рассчитывал найти Баира. Это было совсем недалеко в нескольких станциях метро. Семинар, в котором участвовал Баир Домиреев, назывался «Сохранение аутентичной культуры народов Восточной Сибири, Алтайского Края и Крайнего Севера». Проходил он в здании спортивного комплекса, под стенами которого раскинулся вещевой рынок. Когда Егор приехал, комплекс был еще закрыт, и он решил пошататься по рынку. Торговая площадь просыпался после ночного затишья, выглядело это удручающее. К девяти часам утра рынок выглядел, как Азербайджан, оккупированный китайцами, или, как Китай, захваченный азербайджанцами, трудно было решить. Егор решил пробираться обратно к спортивному комплексу, но выяснилось, что сделать это не так уж просто. Самого здания видно не было из-за вознесшихся стендов с пуховиками, дубленками и т.д. Спросить дорогу было не у кого, кругом сновали маленькие желтолицые люди, на стенках висели указатели, написанные китайскими иероглифами, одним словом – Шанхай. Пробившись на азербайджанскую секцию, Егор все-таки отыскал русскоговорящего человека и вызнал дорогу, но с трудом отбился от покупки кожаной куртки.

Вход в зал был свободным, а охрана чисто символическая, так что побитая морда Егора, перевязка на голове и ладонях никого не смутили. Он спокойно вошел в зал и сел на трибуны. Проходило это мероприятие, судя по всему, на волейбольной площадке, невысокие трибуны окружали её с трех сторон. В центре площадки стоял длинный стол и четыре стула, на столе стояли микрофоны и бутылки с минеральной водой. На сегодня был намечен просмотр диафильмов с репродукциями традиционной эвенкийской живописи. Для осуществления сего на стене, позади стола висел большой белый экран, двое техников возились с проектором. Люди постепенно заполняли трибуны. Скоро в зале уже стоял непрерывный гул голосов, который не стихал, пока не появились председатели. Егор сразу понял, кто из них Баир Домиреев. Он как будто узнал этого человека. Как только Баир вошел в зал, Егор не спускал с него глаз, ему все казалось, что он где-то видел его, только не мог вспомнить, где. Внезапно Егор почувствовал страх, он вдруг подумал, что тайна, которая откроется ему сегодня, пожрет всю его жизнь без остатка. «А у меня уже ничего нет» — подумал Егор. Приключение на берегах Байкала сильно обесценило для него материальный мир. Там на берегу, он вышел из лодки новорожденным, и пока не накопил ничего, о чем можно было бы печалиться утратив. Из всего прошлого для него теперь существовал только Великий Царь. И эта тайна должна была сегодня разрешиться. За этими мыслями Егор прослушал вступительное слово одного из председателей. В зале погас свет, и несколько секунд было темно, пока не загорелся луч проектора. Егор увидел, что стул Баира пуст. Он вскочил с места, на него зашептали позади сидящие, но Егор увидел, что Баир неспеша идет к боковой двери, правом углу площадки и кинулся за ним. Баир дошел до двери раньше, чем Егор нагнал его и снова скрылся из виду. Егор бросился бегом. Он распахнул дверь, ворвался в кабинет и сходу налетел на кого-то. Этот кто-то сразу схватил Егора за грудь и припер к стенке. Егор вздрогнул, на него смотрел плотный, как пельмень, бурят (не тот, но похожий). Подняв руки на уровень груди, Егор замер.

— Отпусти его, — услышал Егор. – Он ко мне.

Охранник отступил.

— Ты ведь ко мне? – спросил Баир Домиреев.

Егор мог рассмотреть его: пожилой человек, одетый в черную рубашку с золотым воротничком, расшитым национальным орнаментом, с реденькой монгольской бородкой и усами, седые волосы зачесаны назад и собраны в небольшой пучок, на лбу глубокие залысины, лицо иссечено морщинами, глаза черные и невероятно глубокие. Теперь, стоя в шаге от него, Егор мог с уверенностью сказать, что никогда раньше не видел этого человека, и в то же время он знал, что ему знакомы эти черты и этот взгляд.

— Я к вам, — тихо сказал Егор, голос у него почему-то пропал. Он стоял и не понимал, что происходит, у него появилось ощущение, что он сейчас проснется и все исчезнет.

— Я долго ждал тебя. Ты узнаешь меня? – улыбнувшись, спросил Баир.

— Вы – Баир Домиреев, — Егор сам не знал, спрашивает он или утверждает.

— Да, здесь я Баир, но, ведь у меня есть и другое имя, — снова улыбнулся он.

— Какое же?

— Вспомни сам.

Егор чувствовал себя загнанным в тупик, он должен был вспомнить то, чего не знал, а если и знал, то уж вспомнить никак не мог. А Баир, кажется, получал удовольствие от внутренних терзаний Егора, переводя все на уровень игры.

— Идем, — сказал он, негромко засмеявшись. – У меня здесь кабинет.

Баир довел его до ближайшей двери и впустил внутрь. В кабинете он сел в кресле у окна, а Егору указал на диванчик у стены.

— Ну, как? Не вспомнил? – спросил он, уже чуть серьезней.

— Мне, кажется, я вас уже видел…, — начал Егор.

— Вспомни где. Не торопись, теперь тебе некуда торопиться. Расслабься и вспомни.

Егор очень старался, но не мог. Внутренне он изнывал от беспомощности. Ему казалось, что он упускает нечто главное, он чувствовал себя будто котенок, гоняющийся за собственным хвостом.

— Я постараюсь помочь тебе, — сказал Баир. – Вспомни, где ты видел меня в последний раз. Закрой глаза.

Егор закрыл. Баир вдруг затянул какой-то несложный, но очень печальный мотив. Звук этот, чуть только коснулся слуха, перенес Егора в другой мир. Он отшатнулся к стене, открыл глаза и еще несколько секунд ослеплено моргал.

— Неужели, — прошептал Егор, не веря тому, что ему открылось.

— Что?

— Я вспомнил.

— Где ты меня видел?

— Я приходил в ваш монастырь.

— Зачем?

— Чтобы получить последние наставления перед практикой визуализации.

— Какая визуализация?

— Я спускаюсь с горы. Точнее это не гора, а очень большой холм, или может быть курган. Склоны его сплошь покрыты невысокой зеленой травой, на всей поверхности нет ни пятнышка пожухлости. Трава настолько густая и мягкая, что на ней можно лежать, будто на ковре с высоким ворсом, не ощущая жесткости и холода земли. Лишь душистая свежесть. Мне кажется, я знаю каждую травинку, каждый стебелек, как будто лично усеял весь холм этой зеленой прелестью. То же и дорога. Совершенно прямая бежево-желтая, она тянется вниз по пологому склону. И мне знакома каждая выемка на ней. С потрясающей отчетливостью я вижу очертания каждого камня, лежащего на дороге. Мне знакомо все: щекочущие нос запахи, шелест ветра, чувство, как он обтекает меня, чуть подталкивая сбоку, пейзаж. Вокруг холма только степь, ровная как зеркало, переходящая в бесконечность неба. Все не просто знакомо, это как будто часть меня самого.

Наконец, я дохожу до узкой асфальтовой дороги. Черной лентой она отрезает холм от степи. Передо мной останавливается автобус, дверь открывается с громким пшиком и я захожу внутрь. В салоне никого. Водитель смотрит на меня и улыбается, обнажая золотой клык.

— Куда тебе, парень?

— Что же случилось потом, — спросил Баир.

— Я продолжил визуализацию, поехал на автобусе, придумал город, людей и… заблудился. А потом стал искать Гробницу Великого Царя.

— Что же, нашел?

Егор кивнул.

— Где же она? – снова улыбнулся Баир.

Егор ткнул себя пальцем в грудь:

— Перед вами. А Великий Царь по-прежнему сидит на холме и визуализирует наш разговор.

— Все так.

— Но что же мне теперь делать? – Егор внимательно посмотрел на Баира.

— Открой глаза.

Калмыков Дмитрий

Апрель 2009