Матильда

М

Священная Война

1.

 

Свист готовящегося к отбытию паровоза разрезал гомонящую толпу вокзала. Спотыкаясь о чужую поклажу, по перрону ярким пятном неслась неуместно разодетая женщина неопределенного возраста, оставляя после себя дурманящий запах терпких духов. Что-то демоническое было в ее облике. Широко раскрытые глаза цвета осеннего неба, растрепанная копна непослушных темных волос, едва прикрывающих шею, лисья шуба, полу — упавшая с ее острых плеч, шлейфом волочащаяся следом по грязному перрону, странный чемодан из кожи какого-то непонятного разноцветного животного, бряцающий резными медными пряжками — все в этой женщине было стихийно-гармоничным, словно бег хищника.

Сощурившись, женщина окинула взглядом отправляющийся состав, и, видимо, что-то для себя решив, кинулась к одному из вагонов.

— Женщина, поезд отправляется! – лениво протянула проводница, закрывая дверь в вагон.

• Я… Сейчас… — женщина в лисьей шубе добежала, наконец, до нужного ей вагона, с усилием закинула в него чемодан, и подхватив подол уже порядком испачканной шубы, запрыгнула в вагон.

• Стой! Куда! А билет?

• Что? – странная женщина непонимающе подняла глаза на грозную проводницу. – Да, конечно, — она сунула руку в складки шубы и, протянув проводнице билет, стремительно исчезла в одном из купе.

 

—

 

Макс лениво листал оставленный кем-то на полке журнал, иногда поглядывая в окно на бегущие мимо поля. Он не любил осень – она напоминала о неизбежной старости, приземляла мечты и заставляла вспоминать досадные ошибки. Также не любил он и философствовать, считая себя, прежде всего человеком действия, мужчиной с большой буквы. В глубине души ему очень нравилось слово «Мачо», и он никогда не обижался, когда к нему обращались «Мужик». Свою позицию Макс всячески подчеркивал натренированным торсом Геракла, грубым голосом и пренебрежением ко всему женскому полу. Наверное, поэтому, в свои 34 года, он все еще не был женат. Конечно, его спартанскую жизнь посещали женщины, но, не выдержав тяжелого ритма и конкуренции с его работой, очень скоро исчезали в неизвестном направлении. Макс владел какой-то небольшой строительной фирмой, которая, впрочем, приносила ему весьма ощутимый доход. Вот и сейчас он ехал на встречу с какими-то поставщиками. В отличие от предыдущих поездок, сейчас он чувствовал себя неуверенно. О работе думать не хотелось. В голову лезли совсем не свойственные ему мысли о смысле жизни, погода навевала что-то лирическое, совсем не нужное в его душу. Желая отвлечься, Макс часто выходил в тамбур курить, однако это не спасало, а раздражало еще больше – клубами дыма, курильщиками в спортивных костюмах, зажимающимися по дымным углам целующимися парочками. Вытащив последнюю сигарету, Макс раздраженно встал и в очередной раз отправился курить, в надежде вернуть свое настроение в прежнее русло. Сигаретный дым нехотя втягивался в усталое тело, наполняя голову раздражением и злостью. На себя, на свою жизнь, на свое накачанное тело, на свою ничтожность, которая так отчетливо заявила о себе вдруг. Макс внезапно почувствовал себя овцой, бегущей в стаде, которое направляет пьяный пастух. Поезд – как стремление, — думалось Максу. Что отличает меня от вот этих двух прыщавых целующихся вот уже два часа подростков, от крикливой бабы из соседнего купе, от хитровато-наглого проводника, разносящего чай… Самомнение…

Радость от предвкушения приятного вечера (а, возможно, и ночи) сменилась чувством жгучего любопытства и недоумения. Женщина не строила ему многозначительных глаз, не рассматривала его мышцы, не говорила с ним низким хриплым голосом. Она спала. Макс словил себя на том, что давно опустил газету и рассматривает ее лицо. Что-то отличало ее от всех его женщин, но именно это что-то и притягивало к себе взгляд, манило, заставляло сердце стучать сильнее и вызывало страх. Ее нельзя было назвать красавицей. Детское, в общем-то, лицо не было тронуто гримом. Темные волосы спутались и прядями спадали на бледный лоб, через который бежала пульсирующая нервная голубая жилка. Видимо, женщина заснула сразу, как только присела на полку купе. Что ж, — подумалось Максу, — странная какая-то… И он выключил свет, уткнулся носом в холодную стену и заснул.

Макс проснулся от солнечного света, разрезающего купе яркими желтыми квадратами.

До того, как он открыл глаза, ему вспомнилась странная попутчица, и любопытство заставило его мигом открыть веки. Свет нещадно залил радужку глаз, непривычная тишина ударила по ушам, а в грудь ему уткнулась маленькая ладонь, унизанная несуразными массивными кольцами с разноцветными камнями.

— Матильда.

Макс поднял еще совсем сонные глаза на попутчицу. Она глядела насмешливо и совсем по-детски морщила нос.

— М-макс, — нерешительно выдавил из себя Макс. Только сейчас он обратил внимание, что на столе стоит какая-то грязная бутылка, обмотанная веревкой. – Точно, наркоманка, — подумал Макс, почему – то пряча глаза. Маленькая сильная ручка крепко пожала его твердую мужскую ладонь.

— Вы пьете мартини, Макс? — спросила новая попутчица, и смешливые чертики в ее странных глазах запрыгали, казалось, еще сильнее. Не дождавшись ответа, Матильда достала откуда-то мутный зеленый стаканчик и небрежно плеснула в него жидкости из бутылки.

— Пейте!

Решив раз и навсегда положить конец этому панибратству, Макс хотел отодвинуть отвратительное пойло, но луч света внезапно коснулся мутного стекла стакана и высветил вырезанную в стекле надпись «…………………». Через секунду по телу Макса разливалось тепло, мягко накрывшее его веки, разливающееся по телу приятным свинцом. Макс проваливался в ночное небо, мысли, так тревожившие его последнее время, унеслись прочь, оставив после себя темноту и прохладу.

 

2.

 

— Это должно было помочь.

Макс не заметил, как покой сменился тяжелой истомой, вязкой и давящей. Внезапно он ощутил свои ноги, в которые, как ему сразу показалось, вонзилась тысяча иголок. Шея затекла, груди было мокро и тесно в модной обтягивающей могучие плечи, футболке. С трудом перевернувшись на спину, он застонал и попробовал открыть глаза. Первым, что он увидел, было ослепительной белизны солнце, сразу ударившее в его голову подобно сладкому домашнему вину. Память нехотя возвращалась к Максу – поездом, сигаретами, глазами странной попутчицы… – Это еще что за черт?! – с трудом поднявшись, попробовал крикнуть Макс, но горло вместо этого издало противный хрипящий звук. С трудом разлепив веки, жмурясь и моргая, Макс попытался осмотреться. Везде, насколько хватало глаз, простиралась горячая пустыня, белая, сухая и жаркая. Солнце и песок были одного цвета и сливались в одно cлепящее пятно. Песок был везде – вокруг, в ушах, за воротом футболки, во рту. Макс присел и попытался отряхнуться. – Где я? – проносилось в его голове. Конечно, как я сразу не догадался! Эта чертова девка напоила меня какой-то дрянью… Идиот! Только полный кретин мог сразу этого не понять.

-Ну-ну-ну, и богатая же у тебя фантазия, — послышалось у него за спиной. Макс вскочил и повернулся на голос, но тут же упал опять. Перед ним стояла она. Попутчица. Проклятая подсадная утка. –Ты…, — Макс приготовил несколько отборных ругательств.

— Я. Кстати, тут не так уж плохо, ты не находишь? – Матильда сидела на горячем, как раскаленный уголь песке, по-турецки скрестив ноги и сыпала белый песок сквозь пальцы. – Прости, тебе, наверное, жарко, — она пододвинулась к Максу и провела прохладной рукой с песчинками песка, по его горячему лбу. По телу Макса разлилась прохлада, приятной волной окатив его с головы до ног. Сознание начало проясняться, а вместе с ним начал лихорадочно работать мозг, ища разумное объяснение происходящему.

Матильда не думала отодвигаться от Макса, застыв в нескольких сантиметрах от его лица, и смотрела в его глаза с непосредственностью ребенка, рассматривающего новую игрушку. – Никак не могу привыкнуть к вашему несовершенству, — пробормотала Матильда и отодвинулась. Разглядывая попутчицу, Макс не сразу понял, что настораживает его в ней больше всего – дурацкая непосредственность, само ее присутствие в его жизни или теплая лисья шуба в сорокоградусную жару, только при взгляде на которую на лбу Макса выступила испарина.

Матильда подняла глаза к солнцу, — Вставай, мы должны успеть до заката.

— Слушай, как тебя там… Я не собираюсь с тобой никуда идти, дешевая подстилка, поняла? – Макс почувствовал, как под кожей заходили желваки и попытался

успокоиться. В конце-концов, она всего лишь выполняет свою работу, а значит с ней можно договориться. Если предложить больше, конечно.

Макс открыл было рот предложить ей денег, но увидел стремительно удаляющуюся фигуру в лисьей шубе, вот-вот скроющуюся за соседним барханом. Макс оторопело смотрел ей вслед. Потом вскочил и заорал, то и дело отплевываясь ото песка:

— Э-э! Ты куда?! Стой! Поняв, что медлить нельзя, он кинулся за ней, утопая по колено в горячих песках пустынных волн.

 

Макс понятия не имел, сколько времени они идут по раскаленному песку неизвестной пустыни. Мысли, казалось, навсегда покинули его мозг. Остались только ноги, автоматически переходящие барханы и бутылочка мутной зеленой жидкости, которую иногда вытаскивала попутчица, чтобы дать глотнуть ее влаги Максу. После каждого глотка наступало недолгое облегчение, прибавлялись силы. Все чаще Максу приходила в голову мысль о том, что он давно умер, но здравый смысл убеждал его в обратном – попутчица не была похожа ни на ангела, ни на беса. Она просто была. Она казалась продолжением пустыни, обволакивающей мир со всех сторон. Даже ее нелепая шуба казалась очень даже уместной в этом пейзаже.

— Куда мы идем?- не особо рассчитывая услышать ответ, спросил Макс.

— А куда ты хочешь попасть? – вопросом на вопрос ответила Матильда, и, словно чувствуя его желание поговорить, замедлила шаг./привести цитату из Алисы/ Все время, пока они шли, она неотрывно смотрела на солнце. И сейчас, отвечая, она не повернулась.

— Домой.

— Что ты считаешь своим домом?

Макс раздраженно повел плечами:

— Свой город. Свою квартиру.

— Почему? – Матильда чуть улыбнулась чему-то внутри себя и впервые за долгое время глянула Максу в глаза.

«Потому, что я там живу, дура набитая, идиотка!»- хотелось крикнуть в лицо попутчицы Максу. «Потому что в углу моей квартиры стоит мягкое кресло, сидя на котором я привык читать газеты, а в баре дожидается своего часа початая бутылка Мартини…» А сказал:

— Потому, что я там живу. – Макс совершенно запутался во всем и не совсем был уверен в уместности определения «живу». – Жил, — пробормотал он.

— Жизнь как определение довольно расплывчатое понятие, — изрекла не совсем понятную фразу попутчица. И рассеянно добавила:

— Солнце садится. Мы опоздали. Оторвав взгляд от багрового диска, висящего над горизонтом, она остановилась, сняла с себя шубу и кинула ее в песок. – Скоро прибудут Имки. Нужно поторопиться.

Уловив внутренним чутьем, что что-то не так и им угрожает опасность, Макс попытался уточнить:

— Кто это?

— Делай все, что я говорю, и с тобой ничего не случится.

Матильда опустилась на кинутую в песок шубу и потянула за собой Макса. Устроившись на шубе, Матильда скрестила по-турецки ноги и взяла ладони Макса в свои.

— Закрой глаза.

Макс выполнил требование, ничуть не сомневаясь в его важности.

— Что бы ты не услышал, и что бы не произошло — не открывай глаз, пока я не разрешу. Тебе нельзя спать. Заснешь – я ничем не смогу тебе помочь.

Голос Матильды немного потеплел

— Этот мир нов для тебя, я знаю и чувствую это. В твоей душе страх и злость. Твое смятение отражается в мире, как в зеркале. И, возможно, именно это привлечет сюда имков. Однако, ты должен справиться с этим сам, я лишь даю совет.

— Кто они, Имки?…

— Стражники этого мира. Воюющие мечом света каратели, санитары этого слоя. Их нельзя купить, разжалобить или разозлить. В этом мире этого нельзя сделать ни с кем, ты должен помнить это. И еще помни, что ты – чужак, инородное тело. Твоя жизнь не стоит здесь ни гроша – Матильда улыбнулась. Да и денег тут нет.

— Что же мне делать…,- совершенно не чувствуя злости и обиды на попутчицу, пробормотал Макс.

 

— Доверять своему сердцу. Таиться. Молчать. Отпустить эмоции, как что-то ненужное.

Матильда слегка сжала руки Макса в своих:

— Думай о зеленых яблоневых садах под голубым небом. О солнце, под лучами которого переливаются голубые струи водопадов и рек. О котенке, подставляющем ласковому солнышку пушистый бок. Представь себе горы, уходящие вершинами за облака и прекрасную синюю птицу в голубом небе. Помнишь, когда-то очень давно ты был ребенком, и мир казался тебе нескончаемой чередой чудес и открытий. Даже чувствуя боль и обиду, ты был счастлив, потому, что знал, впереди – весь мир. И этот мир – добрый.

Вместе со словами Матильды на Макса накатывало ощущение неожиданного счастья, покоя и радости. Он внезапно отчетливо представил себе и сад и горы и птицу, парящую высоко в небе. Даже смог почувствовать аромат спелых яблок. Макс почему-то подумал, что они должны быть непременно красно-оранжевыми, словно маленькие предзакатные солнышки. Тихая истома мягко наваливалась на его сознание, все четче проступали перед внутренним взором серебристые водопады, зеленые луга, звонкое журчание бурных речек обволакивало сознание покоем и радостью. «Только не уснуть… не спать… не спать…»

Матильда все еще продолжала сжимать его руки и, словно чувствуя опасный момент приближения сна, иногда немного сильнее сжимала их. Погружаясь в сказку, созданную в своем воображении, Макс старался изо всех сил контролировать свое тело. Время, казалось, перестало существовать для него.

 

Ледяной ветер неожиданно обжег разгоряченное пустынным солнцем, лицо Макса. Словно порыв неожиданно возникшего шквалистого ветра вырвался из ледяных чертогов какого-нибудь полюса и примчался на миг сюда, превратившись в звенящую прохладу

— Закон приветствует создание, — произнес чей-то голос, бесстрастный и холодный, как лед.

— Создание служит Закону… — еле слышно прошептала Матильда. Макс удивился, почувствовав на ее ладонях капельки пота. Словно это приближало ее к роду человеческому. Признаться, он давно решил для себя, что его странная попутчица определенно не является человеком, и наличие у нее человеческих эмоций порядком успокаивало. Хотя и вносило сумятицу в установившуюся картинку. Кто она? Матильда вполне подходила под описание всяких там НЛО, а если бы Макс был верующим, то наверняка нашел бы для нее определение какого-нибудь демона. Но так уж повелось, что люди воспринимают все отличное от них крайне категорично – черное должно быть черным, белое – белым. На ангела в традиционном понимании этого слова она не походила совсем.

— Вибрации указали нам путь.

— Тут нет пришельцев, Закон. Чужое давно стало своим, дождь пролился в землю, на земле давно выросли деревья, и ростки плодов превратились в лес. Тут нет того, что ты ищешь.

Мир, расцветший в сознании Макса волшебными садами и прозрачными водопадами, накрыли серые тучи. Яблоки сморщились и упали в траву, листья на деревьях пожелтели и превратились в пыль, внезапно появившийся холодный ветер трепал голые ветви яблонь, которые, раскачиваясь, напоминали узловатые старческие руки, из последних сил цепляющиеся за кидающее последние теплые лучи закатное солнце… Но вскоре и солнце превратилось в тусклое холодное пятно. Утих ветер. В мире, лишенном жизни и звуков существовало лишь одно движение – ледяная корка медленно покрывала все вокруг, обнимала собой сморщенные яблоки, поднималась по деревьям, одевала в ледяную вату голые ветки.

Макс забыл – кто он и где он. Его мозги, казалось, тоже были заполнены льдом, и только что-то горячее внутри, то, что стучало и било его в грудь из последних сил, напоминало о зеленом саде и котенке под солнцем.

Пески опустели, превратившись в то, чем они были до появления странных Имков – просто песками, без души и леденящего холода, закрадывающегося в самые потаенные уголки души.

Матильда устало встала с песка, в лучах заходящего солнца с ее шубы осыпались тысячи золотых искорок:

— Идем. – Она взяла почти засыпанный песком чемоданчик и протянула руку Максу.

Он обратил внимание на ее глаза – глаза древней старухи, усталые и невыносимо мудрые, полные скрытой боли и знаний. Макс молча встал и на с трудом гнущихся ногах отправился вслед за Матильдой.

Оранжевый диск солнца почти скрылся за горизонтом, превратив пустыню в серо-желтое море застывших волн. Идти становилось все труднее – встреча со странными Имками и долгий поход по дюнам в конец вымотали нервы и тело Макса. Ему жутко захотелось лечь спать, окунуться в теплый еще песок, зарыться в него, как в одеяло и проснуться дома, в своей постели. Дом… Макс поежился – воздух пустыни с каждой секундой становился холоднее. О доме думалось как-то отвлеченно, как о чем-то очень далеком, имеющем очень смутное отношение к нему самому . Так вспоминают детство, зная, что это часть своего прошлого, однако в глубине души считая его невозможным.

3.

— Матильда… Я устал, Матильда… Несмотря на изменившееся к ней отношение, Макс по-прежнему видел в Матильде прежде всего женщину, и по этой причине ему невыносимо трудно было говорить ей о своей слабости.

— Я устал, мне нужно поспать.

— Осталось совсем немного – тебе придется потерпеть, — в голосе попутчицы Макс уловил нотки сочувствия и сострадания.

— Солнце село. Я не могу облегчить твои страдания. Потерпи еще немного, хорошо?

Макс молча кивнул головой и безучастно побрел вслед за Матильдой.

 

В песках возвышалась каменная плита, расчерченная непонятными знаками и фигурами. «Похоже на фигуры пустыни Нацка» — подумалось Максу. Между тем Матильда подошла к камню и стала внимательно рассматривать изображения на нем.

— Хорошо.

Макс почувствовал вздох облегчения в ее голосе.

— Врата к Деду есть. Я волновалась, что менгир не пустит нас здесь и нам придется идти за горизонт. – Матильда в задумчивости водила пальцами по странным символам., — Имки поверили нам, — она внимательно взглянула в глаза Максу.

— Этот мир меняет материю, создавая ее по подобию духа. Твой дух был принят, — Матильда помолчала, — Дед будет доволен.

— Кто?, — удивился Макс

Матильда, казалось, не расслышала его вопроса.

— Закрой глаза, так будет проще перенести путь. Держись за меня, — Матильда крепко взяла руку Макса в свою , а другой мягко надавила на один из символов на камне.

«Ну, нет уж», -пронеслось в голове у Макса, — Я посмотрю. Мужик я, или…»

Макс не успел додумать. Только Матильда прикоснулась к одному из символов, который, поддавшись ее пальцам, мягко опустился в камень, и, засветившись голубым сиянием, начал стремительно увеличиваться в размерах, через пару секунд превратившись в огромную светящуюся воронку. Время, пространство, пустыня с остывшими барханами, Матильда – все слилось в вязкую затягивающую в себя субстанцию. Реальным оставался лишь мозг Макса, пытающийся найти реальное объяснение происходящему и отвратительный низкочастотный звук, разрывающий его сознание на тысячи кричащих кусочков.

Не в силах больше терпеть, Макс закрыл глаза. Сразу стало легче. Ощущение небытия затягивало, растворяло его тело в невесомом вихре.

— Эй, Макс, — кто-то требовательно тряс его за плечо. – Что за неженка, — в голосе кого-то явно проскакивали нотки раздражения. – Зря я послушала Деда. Возись теперь с этим человечком. Говорила я ему – надо было брать Элемара – хоть он и не красавец, но в обморок от перелета точно бы не падал. – Вставай!

Макс нехотя разлепил глаза. Ничего не изменилось. Темнота, как и минутой раньше, плотно окружала его своей пеленой. Недовольный голос, по-видимому, принадлежал Матильде, тяжелое дыхание которой он чувствовал подле себя. «Видно, и ей перелет дался нелегко», — отметил про себя Макс.

— Не умничай, — буркнула рядом Матильда. Сейчас…, — и на ладони загорелся тусклый зеленый огонек.

То, что он увидел, ему совсем не понравилось. Макс и Матильда стояли, держась за руки, в тупике длинного коридора, наверняка являющегося частью какого-то подземелья. Стены коридора, выложенные пористым камнем, покрывал серо-зеленый мох, с потолка свисали лохмотья густой паутины. С земляного пола тянуло холодом, а где-то невдалеке слышался плеск воды.

— Черт возьми, мы что, в подземелье?, — пробормотал сам себе Макс.

— Да, ты прав. Это мир Деда – подземелья Кельнона.

В полумраке Матильда напоминала взъерошенную птицу. На фоне серо-зеленых стен ее лицо казалось фарфоровым. Откровенно говоря, женщина, стоявшая рядом с Максом мало напоминала знакомую Максу попутчицу Матильду. Ее брови истончились, потемнели, стали гуще и разбегались к вискам черными стрелами. Глаза расширились, серый цвет их стал почти черным, волосы удлинились и лежали на спине блестящей гладкой накидкой. Детская непосредственность исчезла, уступив место женственности, осанка стала царственной, и только голос остался прежним.

— Идем, — новая Матильда была все так же немногословна. Выставив вперед руку со светящимся шаром, она шагнула в темноту.

Максу ничего не оставалось, как идти следом за ней. Макс никак не мог привыкнуть к темноте, ему все время казалось, что за спиной у него крадется страшное чудовище, ступая след в след его следам, поэтому он все время оглядывался. К тому же, было непривычно холодно и неудобно идти – под ногами все время попадались мелкие камешки, каждый из которых пребольно впивался в подошву ноги, а левое плечо тяжело оттягивал меч. Меч?!… Макс резко остановился и резким точным движением вытянул из-за плеч длинный сверкающий двуручный меч. Удивление сменил почти детский восторг. Меч был великолепен. Даже при тусклом свете зеленого шарика Матильды, лезвие меча сверкало серебром, оставляя блики на стенах; резная рукоять, украшенная россыпью разноцветных каменьев, лежала в ладони Макса, как влитая. Макс несколько раз взмахнул мечем перед собой. Непривычное и долгожданное ощущение силы посетило его. Кто из мужчин не мечтал в далеком детстве хоть на мгновение превратиться в смелого рыцаря?.. А уж держать в руках такой меч…

— Да, о смелый рыцарь, вы прекрасны, — послышался отрезвляющий насмешливый голос Матильды. Она стояла невдалеке, скрестив руки на груди(шарик в руке?), — Однако, на вашем месте я не стала бы без причины размахивать здесь мечом и разбрасывать повсюду флюиды героизма. Подземелья не так безжизненны, как кажется на первый взгляд. Раз у тебя появился меч, значит в нем есть необходимость – таковы законы нашего мира. Здесь, в этой части подземелий Кельнона посетители – большая редкость. А если учесть, что многие из обитателей этих лабиринтов питаются эмоциями гнева, страха и героизма, но ввиду вышесказанного не ели уже много лет… Советую спрятать меч в ножны и вести себя как можно скромнее.

Матильда развернулась и пошла дальше, буркнув себе под нос:

— Рыцарь… Хм…

Макс с неохотой спрятал меч в ножны. Что ж, не ему здесь диктовать правила. Если остаться одному в пустыне – страшно, то остаться одному в подземелье – просто ужасно, особенно если вспомнить о существовании тварей, о которых упомянула Матильда. Макс украдкой погладил рукоять меча. На его хмуром лице появилось подобие улыбки. Все-таки есть приятные моменты во всем этом кошмаре.

— Я долго буду ждать вас, мистер Самодовольная Голова?

Матильда смотрела на Макса с притворной серьезностью.

– В слое, на котором мы сейчас оказались, существует время. Привыкни к тому, что очень часто, начиная с этого момента, нам будет не хватать времени. А опоздание сейчас для нас равносильно смерти. На случай, если ты все-таки решишь умереть, открою маленькую тайну: после смерти ты не рассыплешься в пыль, или как вы, люди, любите говорить, не лишишься сознания. Зная твою прежнюю жизнь, ты окажешься далеко не на самом лучшем слое, а там, к сожалению, не будет меня, а соответственно и той волшебной зеленой бутылочки, на которую ты поглядываешь вот уже пол часа.

Матильда окончила тираду, развернулась и пошла дальше, давая понять, что разговор окончен, и никто его ждать особо не будет.

Макс оторопело посмотрел ей вслед и поспешил за ней.

Между тем, подземелье сужалось. Макс давно запутался в лабиринтах, входах, выходах и развилках. Несколько раз они поднимались вверх, очень много раз спускались вниз, кое-где можно было даже увидеть вырубленные в полу ступеньки. Однако, Матильда шла уверенно и быстро, не секунды не колеблясь на развилках, точно выбирая по одной ей знакомым приметам нужную дорогу. Макса не оставляло ощущение чьего-то присутствия. Несколько раз ему даже показалось, что впереди из соседнего туннеля им перебегает дорогу какая-то крупная тень. Не укрылось от его взгляда и то, что густой слой паутины на потолке кое-где был сорван. Как будто кто-то огромный прошел здесь совсем недавно. Настораживало и то, что в подземельях начисто отсутствовала какая-либо живность. Не было ничего, кроме пауков и мокриц, светящиеся следы которых опутывали сеткой весь лабиринт.

— Не стоит так уж принимать на веру мои слова, — между прочим заметила Матильда.

Макс непонимающе повернул к ней лицо:

— В смысле?

— Ну, понимаешь, здесь действительно водится много всякой дряни. Но они боятся тебя намного больше, чем ты их. Вот если бы ты остался один, — Матильда многозначительно хмыкнула.

— Как же вы здесь живете?, — Макс сделал вид, что пропустил последние слова Матильды мимо ушей.

— Приспособились, привыкли. Мы живем здесь веками, и, поверь, такая жизнь и нам не очень нравится.

— Тогда зачем? – Макс удивленно пожал плечами. – Ты так круто умеешь прыгать по мирам. Почему ты… или вы… не уйдете отсюда?

Лицо Матильды помрачнело, шарик в ее ладони задрожал и потускнел.

— Как ты изволил выразиться «прыгать» между мирами умеют не все. Этим даром владеют Великие.

Макс удивленно поднял брови:

— Так ты, значит, Великая?

— Великая.

— И в чем же выражается твое величие?

— Я умею прыгать между мирами, — просто ответила Матильда.

Макс почувствовал, что окончательно запутался в иерархических азах этого мира . Расскажи ему кто-нибудь из его прошлой жизни такой бред – он тут же вызвал бы ему желтую неотложку и носил бы в больницу апельсины.

— Нет, этого не может быть.- простонал Макс. – Не со мной.

Смех Матильды оказался звонким и совсем по-человечески веселым.

— До чего же они глупые, эти люди. Не верят в то, чего, по их мнению, не может быть. Разве это не глупо? – Ты видел себя со стороны, ковбой?

Макс непонимающе уставился на нее:

— Что?

— Да посмотри ты на себя! Разве с вашей, человеческой точки зрения такое может произойти?

— А что со мной? – Макс оглядел себя и чуть не упал.

Могучее натренированное темнокожее тело обтягивали лоскуты коричневой кожи, кое-где скрепленные металлическими пластинами. Запястья охватывали тяжелые браслеты из желтого металла, а посмотрев на ноги, Макс сразу понял, почему он чувствовал подошвами ног каждый камешек на дороге – на ногах у него были сапоги – чешки из тонкой телячьей кожи. Он вытянул вперед руку и с нескрываемым ужасом поиграл новыми мускулами. Гора мышц блестящей волной перекатилась от плеча к запястью.

— Что это?! Как это… Ух ты…. Я, что негр?..

— Если точнее – мавр.

Макс немного помрачнел:

— Это, типа, которые рабами раньше были?

— В вашем мире когда-то были, да. Но, если быть точнее, и углубиться в истинную историю вашего мира, то ты – потомок гипербореев.

Макс не повел и бровью, сделав вид, что прекрасно знает об этих самых гипербореях. Единственное, о чем он подумал (?) – хорошая ли это нация, не похожи ли они на евреев(?) и что нужно было, наверное, в школьные годы плотнее заняться историей.

Матильда в задумчивости обошла вокруг него:

— Признаться, я не ожидала, что трансформации начнутся настолько быстро. Да еще и такие… — Вид Макса немного рассмешил ее. – Ну, хватит стоять, как истукан, идем, еще немного осталось. И Матильда так же стремительно, как и раньше пошла по лабиринту, держа перед собой зеленый шарик.

Макс невольно залюбовался ею. Вот о чем мне пыталась втолковать мама, говоря, что и женщины и лошади имеют породу, — подумал Макс Гордо поднятый подбородок, изящные пальцы, умные, немного высокомерные и в то же время смешливые глаза — вся фигура Матильды напоминала туго натянутую струну. Ремешки сандалий, обвивающие тонкие лодыжки, открывали прекрасные стопы и, перекрещиваясь, уходили вверх по стройным ногам. Макс отметил, что шуба Матильды стала короче и теперь больше напоминала меховую накидку. Интересно, а что под ней – вдруг задумался Макс и улыбнулся своим мыслям. Странно было бы встретить такую женщину в нормальном мире, — подумалось Максу. Представить Матильду на шпильках было невозможно, как и представить ее, красящей ресницы. Отвлекшись приятными мыслями, Макс не заметил, как они вышли из лабиринта и теперь стояли у входа в огромную сводчатую пещеру…….. Причудливые сплетения сталактитов опускались вниз, подобно колоннам, превращая пещеру в гигантский амфитеатр, наполненный водой; каждый звук здесь отдавался тысячами голосов отовсюду; в мерцающем свете зеленого шара камни пещеры обретали очертания мифических существ. Повсюду Максу виделись драконы, горгульи, летучие мыши со сверкающими в темноте глазами.

— Подержи, — Матильда протянула Максу светящийся шар. – Не бойся, он не горячий.

— Макс опасливо подставил руку, на которую Матильда тут же опустила шарик.

Шарик приятно щекотал руку, и почему-то поменял цвет с зеленого на оранжевый.

Подойдя к кромке воды, Матильда опустилась на одно колено и, смиренно наклонив голову, стала торжественно и тихо говорить на непонятном Максу языке. Как ему показалось, она обращалась к воде. Макс иногда улавливал ее шепот: «Тиальрин… Заммуил… Ильфа… Тиальрин, Тиальрин, Аммо Ильфа…» Торжественный шепот вскоре перешел в еле слышное бормотание, Макс уже не мог улавливать сочетаний звуков, и вдруг вода пещеры перед Матильдой заволновалась, появилась легкая рябь, и в какой-то момент Максу показалось, что со дна подземного озера к поверхности поднимаются полупрозрачные белесые тени. Любопытство Макса превысило страх, он сделал несколько осторожных шагов к озеру и заглянул в воду. То, что он увидел, заставило его отпрянуть к стене пещеры. Из глубины озера к Матильде поднимались чудища. На непонятных бесформенных их телах ярко горели огромные глаза, и это было единственное, что делало их похожими на людей. Тела их были

бесформенны, больше напоминая комки плохо застывшего желе, желеобразные отростки с присосками на концах заменяли им руки и ноги, а под их тусклой полупрозрачной кожей виднелись сосуды, по которым медленно струилась грязно-голубая жидкость. Подплывая к самой поверхности озера, они высовывали из воды свои уродливые отростки и тянули их к Матильде. Она, казалось, не замечала происходящих с озером, перемен. Несколькими секундами позже несколько наиболее проворных щупалец, словно обнимая, присосались к преклоненному колену Матильды

Рука Макса непроизвольно потянулась к мечу. Между тем, уродливые создания подплывали к Матильде, щупальца присасывались к ее прекрасному телу, и вскоре сама Матильда стала напоминать причудливое изваяние. Все ее тело было обвито мутно-белыми, блестящими от воды, щупальцами. Белая кожа Матильды сливалась с отвратительными наростами тварей на ее теле, (где шуба – написать) и лишь черная волна волос обозначала ее плечи.

Волна ярости обожгла внутренности Макса. Рывком вытащив тяжелый меч, он подскочил к Матильде и занес его над клубком отвратительной шевелящейся массы.

Матильда обернулась. В ее глазах отсутствовали зрачки, превращая глазницы в светящиеся белым впадины. Она казалась продолжением этого озера, этих тварей и только звучащий в сознании Макса ее голос « Опусти меч… Не сейчас… Опусти… Опусти» — напоминал, что это жуткое создание из слизи и щупалец – Матильда. Макс бессильно опустил меч, не в силах отвести глаз от изменившейся Матильды. Максу стало невыносимо жалко эти хрупкие плечи, отвращение к водяным тварям переполняло все его существо.

« Стой… Замри…» — шепот Матильды протяжным эхом отзывался у него внутри.

Матильда продолжала бормотать непонятные слова. Щупальца зашевелились, напоминая гору огромных червей, и начали нехотя соскальзывать в воду, оставляя на теле Матильды отвратительные следы грязно-белой слизи. На их месте проявлялись красные круги воспаленных припухлостей, из некоторых из них тоненькими струйками начала сочиться ярко-красная кровь. По мере того, как объятия желеподобных тварей ослабевали, слабело и тело Матильды, понемногу оседая в мутные воды подземного озера. Еще секунда – и Матильда, плавно вскинув руки, ничком упала в воду. Макс опомнился и, все еще держа меч в одной руке, рывком другой поднял тело девушки. Оно оказалось на удивление легким. Легкие кожаные одежды едва прикрывали наготу ее тела. Под покрывалом мокрых черных волос не было видно ее лица, и только по тяжело вздымающейся груди можно было понять, что Матильда жива. В огромных чернокожих руках Макса она казалась хрупкой белой безвольной куклой, потрепанной и жалкой. Макс убрал волосы с ее лица и провел грубой ладонью по бледной мокрой щеке.

— Матильда… Он не умел обращаться с женщинами, и, откровенно говоря, никогда не жалел их. Впервые почувствовав жалость к женщине,

неожиданно Максу захотелось защитить эту маленькую сильную женщину, каким-то образом облегчить ее жизнь. Он понятия не имел, кто она на самом деле, как она живет и живет ли вообще, он не понимал, что произошло с ними несколько минут назад. Он даже не хотел представить себе, что ждет их дальше. Все, что его сейчас заботило – это маленькая фигурка со спутанными черными волосами, лежавшая у него на руках. Макс осторожно опустил Матильду на шубу и наклонился над ней:

— Матильда…

— Мавр… — Матильда с трудом подняла веки и посмотрела на Макса.

В глубине души Макс вздохнул с облегчением – глаза Матильды хоть и смотрели на него непонимающе, взгляд их был мутным, однако они по-прежнему оставались глазами Матильды, а не страшными светящимися пустыми глазницами монстра.

— Мавр… — Матильда явно хотела что-то сказать, но язык пока не слушался ее.

Взгляд ее понемногу начал проясняться. Макс заметил, что Матильда не в силах говорить, но глазами показывает ему в направлении воды. Обратив свой взор в эту сторону, Макс увидел, как из дальнего края пещеры, куда не доставал свет оранжевого шарика в руке Макса, к ним двигалась тень. Присмотревшись, Макс угадал в ней лодку – обыкновенную деревянную лодку без весел, саму по себе плывущую к ним из темноты подземелья. Подплыв к середине пещерного озера, лодка резко остановилась, как если бы кто-то невидимый управлял ею. Неприятный холодок закрался в сердце Макса.

Матильда слабо приподнялась на локтях и указала в направлении лодки рукой:

— Туда…

Максу жутко не хотелось влезать в озеро после всего того, что он здесь видел. По правде сказать, он предпочел бы еще не один день бродить по пугающим подземельям, лишь бы не лезть в это мокрое царство ужасных тварей-пиявок. Однако, как было видно, Матильда не разделяла его мыслей. Она все так же требовательно указывала глазами на лодку и шептала:

— Туда… туда…

Макс засунул меч в ножны, осторожно поднял с земли Матильду (шарик?…) и с ней на руках ступил в мутную воду.

Дно оказалось довольно приятным – мягкий песок без ила и камней успокаивал уставшие ноги. Только вода была слишком холодной, будто только что растаявший лед. Макс втайне порадовался, что не видит дна с его отвратительными обитателями. Из своего мира он сохранил неплохую привычку всегда и везде быть мужчиной. Однако, он не мог поручиться за свою мужественность, встреть он еще раз этих пиявок. Вряд — ли его стальные нервы выдержали бы еще одно подобное испытание.

Озеро оказалось неглубоким – на его середине вода едва доставала Максу до пояса. Подойдя к лодке, он освободил одну руку, и с недоверием провел по лодке пальцами. Хрупкая конструкция не вызывала желания опробовать ее на прочность. Деревянные бока лодки выглядели совсем прохудившимися, кое-где по бортам ее были отколоты полусгнившие щепки, на дне лодки стояла вода. Макс в нерешительности взглянул на Матильду и увидев в ее глазах ту же немую просьбу, с неохотой опустил ее в лодку, с трудом найдя в ней наименее мокрое место, а затем влез в лодку и сам, с трудом усадив в ней свое огромное тело.

И почувствовал себя полным идиотом. В лодке не было весел. Смачно ругнувшись, Макс в безнадежности уронил голову на руки:

— ………………..

И тут он услышал слабый шепот Матильды. Закутанная в шубу, она напоминала свернувшегося калачиком медвежонка, и только ее бледное лицо и слабый голос выдавали в ней человека.

— Амборе тельрио тельрио норра

Лодка плавно оттолкнулась от несуществующего причала и медленно заскользила по воде. Макс поежился. На протяжении всего путешествия он перестал чему-либо удивляться. Лодка, плывущая сама по себе по пещерной реке, в которой водятся монстры, вызывала неконтролируемое чувство страха. За волшебство приходится платить – этот урок он усвоил хорошо. Между тем, лодка уверенно скользила по глади подземного озера. Под светом волшебного шарика появлялись и исчезали причудливые изваяния сталактитов, часто можно было увидеть темные дыры туннелей, опускающихся к озеру. Становилось все холоднее. Повсюду стояла зловещая (?) тишина, только тихие всплески воды от движения лодки нарушали ее. Макс заметил, что озеро понемногу опускается вниз – в потемневшей, ставшей вдруг похожей на расплавленный свинец, воде почувствовалось движение. Пещера заметно расширилась как в ширину, так и в высоту, каждый всплеск теперь отдавался гулким эхом от ее сводов; на их пути часто стали появляться каменные островки, похожие на карликовые горы, лодка ловко огибала их. Только сейчас Макс полностью ощутил, насколько далеко он от своей прошлой жизни, насколько неправдоподобно и сказочно развернулась его судьба. Прочитанные им в детстве фантастические сказки были ничто по сравнению с реальностью, которая теперь окружала его. Макс взглянул на Матильду. Разве мог он в обычной жизни встретить подобную женщину. Именно Женщину, а не жалкую подделку. Такие женщины не могут существовать в его мире, — подумал Макс, — и именно такими женщинами, наверняка, были Жанна Де Арк, Клеопатра, Маргарита, образ которой, несомненно, всю свою жизнь искал Булгаков (еще в далеком детстве он свято уверовал в правдивость истории, написанной Булгаковым и до сих пор свято верил в нее), да многие другие. И ни одна из них не умерла от старости. Все они ушли рано, но история помнит о них до сих пор. Словно читая его мысли, Матильда пошевелилась. Макс осторожно, пытаясь не перевернуть лодку, наклонился над ней, чтоб поправить соскользнувшую с плеча шубу. Лицо Матильды по-прежнему было смертельно-бледным, глаза полу-прикрыты. С трудом она вытянула из складок шубы одну руку и неожиданно крепко ухватилась за руку Макса.

— Открой…

— Что?.. От неожиданности Макс растерялся

— Там… Открой… Бутылка… — глазами Матильда указывала на чемоданчик.

— Хочешь, чтобы я открыл чемодан и достал бутылку?

Матильда ослабила руку и кивнула.

Макс неуверенно взял в руки чемоданчик и провел рукой по резным пряжкам. «как его открыть?..» — не успел подумать Макс, как крышка чемодана бесшумно откинулась. Бутылку он узнал сразу, однако, взяв ее, не спешил закрывать чемодан, с интересом разглядывая его содержимое. Бутылочки разных форм и размеров, кожаные мешочки с непонятным содержимым, квадратные металлические бляшки непонятного назначения, клубки волос, сухие пучки трав, пара отточенных ножей с причудливыми рукоятками, и даже флейта – обыкновенная флейта из его мира, с потертыми клавишами и поцарапанным корпусом. Именно с такой в далеком детстве мама заставляла Макса посещать музыкальную школу, что заставляло его краснеть и носить футляр с флейтой в пакете. Однако, тайное становится явным, и иногда, встречая менее удачливых друзей детства, Макс слышал «привет, флейтист».

Усилием воли заставив себя оторвать взгляд от непонятных вещиц, Макс взял из чемодана знакомую ему уже бутылку и поднес к губам Матильды. Несколько капель, остававшихся на дне ее, скользнули в приоткрытые губы Матильды. Тут же, на глазах, стали происходить изменения – мертвенная бледность уступила место легкому румянцу, волдыри от касаний пиявок понемногу сливались с кожей, глаза приобретали все более осмысленное выражение. Через несколько минут напротив Макса сидела все та же Матильда – живая, здоровая, хотя и несколько усталая.

— Скоро будем на месте, — улыбнулась она и нежно погладила руку Макса. – Здесь мы в безопасности. Можешь познакомиться с нашим миром – может, он не очень красочен, но так уж случилось, что души, живущие здесь – светлые.

И вправду, пещера уже не казалось такой зловещей, кроме того, кроме плеска воды от движения лодки, повсюду слышалось множество приглушенных звуков и шорохов. Где-то вдалеке слышался заливистый смех, кто-то невнятно и сердито бормотал за отдаленной глыбой в воде, а еле слышимый стук напомнил Максу о гномах. «Вот бы увидеть хоть одного» — подумалось ему.

Матильда опять прочитала его мысли и не стала этого скрывать:

— Ты их увидишь. Только не здесь. А стучит это Эолай – наш верный кузнец. Я тебя с ним познакомлю. Вот ему-то часто приходится иметь дело с гномами. Я и сама-то их не часто вижу. Гномы очень осторожны – избегают лишний раз попадаться на глаза, держат в тайне места своих шахт и предпочитают ни во что не вмешиваться. Они очень умны и хитры, к тому же, владеют превосходной магией, однако священная для нашего народа война, для них – пустой звук. Им дороже свои бесчисленные сокровища. В ваших сказках довольно точно дано определение гномам. Но иногда вы путаете их с леприконами, а это неправильно. Леприконы – опустившиеся в своей алчности гномы. – Матильда задумалась на секунду. – Ну, скажем, как ваши преступники, которые сидят в каменных мешках.

— В тюрьмах?

— Да. Вот леприконы, действительно, отвратительные существа. Но они практически никогда не заходят в наш мир. Или не доходят до него. Магия добра для них – сильнейший яд.

«Ага, конечно, магия добра для них яд, — усмехнулся про себя Макс, — Да никто никогда, кроме Матильды, не пройдет мимо этих пиявок…»

Матильда лукаво улыбнулась и кокетливо откинула тяжелую прядь за плечо:

— Ну… и это тоже… Ворот в наш мир много, все они идут через подземелья Кельнона. И у каждых ворот есть страж.

— А священная война, о которой ты упомянула. Вы воюете? С кем?

Глаза Матиды потемнели.

— Мы не воюем. Воюют с нами. Наш мир не создан для войны. Сейчас наш народ похож на стаю добродушных мышей, которых прогнали с зеленого плодородного луга. Мы ушли. Но в нас живет память о небе и зеленых кронах деревьев. И мы хотим вернуть отнятое. Но те, кто забрал у нас небо и солнце не понимают язык добра. А мы не говорим на языке зла. – Матильда помолчала, — Самое страшное, что зло никогда не бывает конечно по своей сути. Оно пускает корни, которые опутывают все вокруг и требуют новых жертв. Теперь им нужны новые жертвы – рабы, слуги; теперь они хотят нашего золота, наших женщин, наших душ. Само понимание нашего существования выводит их из равновесия, не дает им жить спокойно. Мы по разные чаши весов. И закончится эта война только тогда, когда одна из чаш будет полностью пуста.

Макс молчал, переваривая информацию. По правде сказать, в нем мало что осталось от того, прошлого макса, и он отдавал себе в этом отчет.

Само приближение к родной местности, казалось, действовало на Матильду благотворно. Ее лицо озаряла легкая улыбка. Словно желая получше показать Максу свой мир, Матильда взяла у него шарик и подняла над головой. Шарик засиял ярче, осветив пещеру.