Капитан шёл молча, шёл быстро, как всегда. Как всегда, не пытался вглядываться в высокую, сильно выше человеческого роста, траву. Стеной, она надёжно защищала тропинку от выхлопов двигателей звездолётов.
«Юля»
Эта мысль, это слово неожиданно пронзило его, и внутри стало холодно, вязко, тяжело. Слишком тяжело, чтобы быстро идти. Слишком тяжело, чтобы держать голову прямо.
Отчётливые и негромкие звуки его шагов стали раздаваться реже, и к каждому шагу Капитан теперь прислушивался, словно от этого зависела его жизнь. Шаг – ещё шаг.
Между ними – тишина.
Он пытался вобрать в себя звуки шагов, сухие, совсем не романтичные, не тяжелые или гулкие, самые обычные. И тишина. Тишина вокруг. Тишина ветра, обдувающего лицо и уносящего фуражку, шелеста травы, тишина ясного солнечного дня. Пожалуй, даже слишком солнечного дня.
Он остановился, ведь шаги – не главное, главное – тишина.
Подняв голову, капитан посмотрел в траву, в безумное переплетение колосьев, изогнутых, цепляющихся друг за друга, перепутанных и спутанных вместе – таких, как надо для удержания отработавших газов и неперегоревших частиц твёрдого топлива.
Трава действительно была такая, как надо. Жук, старательно ползший по стеблю, был совершенно солидарен в этом вопросе.
Капитан вяло усмехнулся и снова, опустив голову, медленно пошёл вперёд.
Шаг – тишина. Шаг – тишина. Небо. Голубое. Справа медленно, но как-то незаметно-быстро, уплыло назад здание космопорта. Капитан обернулся и посмотрел на него, внимательно, ведь он прошёл мимо и почти не видел его, и затем вышел на бетонное поле космопорта.
«Юля»
Она была там. Она стояла, возвышаясь над полем своими чёрными, чуть блестящими на солнце боками. Один из лучших космолётов. Один из самых старых космолётов, которые ещё летали.
«Юля»
Капитана пробила быстрая мелкая дрожь. Он остановился и смотрел на корабль и не мог оторваться или просто сдвинуться с места. Он хотел улыбнуться, но печаль гасила улыбку, делая губы дрожащими, а лицо – несчастным.
Смотря на белую разметку под ногами и уже ничего не видя, Капитан быстро пошёл к Космолёту.
«Юля, Юля, Юля»
Изредка он останавливался, вглядываясь в даль, даль, которая становилась всё ближе и ближе, пока он не смог протянуть к ней руки, прижаться к шершавой и колючей обшивке, сдирая и раня об неё кожу.
«Надо будет продезинфицировать»
Корабль испуганно отозвался на присутствие крови своего капитана, но сразу понял, что тому ничего не угрожает – надо будет только продезинфицировать ранки.
Капитан стоял, как магнит прижавшись к кораблю, не в силах сдвинуться с места. Не в силах пошевелить даже пальцем.
«Юля»
Тишина, она могла продолжаться вечно.
Вечно стоять не получится – и Капитан медленно, словно ему плохо, оторвался от борта, прошёл по чуть звенящей, издающей высокие звуки лестнице и вошёл – домой.
Привычно, немного торопливо, прошёл в рубку и почти свалился в кресло.
Он медленно и тяжело дышал, он осматривал пульт управления, приборы, циферблаты, клавиши, кнопки. Нет необходимости ничего предпринимать, автомат уже запрограммирован и теперь осталось только покинуть корабль и отдать последний приказ – приказ на старт к звёздному кладбищу космолётов. Вопрос только, нужно ли его отдавать, этот приказ.
Концы губ стрелками шли вниз и, не зная зачем, Капитан отдал приказ на полное тестирование всех систем звездолёта.
Зачем? Ведь кораблю только взлететь и долететь, не нужно даже мягкой посадки.
По привычке, наверное.
Дождавшись конца проверки, Капитан погладил панель управления и что-то тихо прошептал кораблю. Если бы его увидели диспетчеры, они бы только посмеялись такой сентиментальности и заботе. Зачем куску списанного металла и пластика прощальные слова? Тестирование? – И так долетит.
У всех на глазах, Капитан покинул корабль и отдал приказ на старт. Последний приказ – и последний старт.
«Юля»
В углу грузового отсека, одинокие, тикали настенные часы. Тикали отрывисто, с каким-то пружинным звуком. Перегрузка росла, но не сильно. Можно было лежать и ничего себе не сломать, а душераздирающий вой двигателей был слышен только снаружи.
По традиции, в последний рейс корабли уходили плавно, так, как будто на них были люди.
Капитан порадовался этой традиции – так они погибнут вместе, уже на кладбище капитанов, начало которому он скоро положит.
Капитан долго ходил из конца рубки в конец: раз уж он не покинул корабль, думал он, может быть, и не стоит лететь на кладбище? Исправный, хоть и старый корабль, был признан негодным по ошибке, ошибке, которую даже ему, Капитану, не удалось исправить.
Может быть, стоит попытаться отключить жестко запрограммированный автопилот?
Но как? Ведь это невозможно.
Капитан знал, что слова «невозможно» не существует. Если постараться, всегда можно найти выход. И он находил его – всегда.
Он был возбуждён, казалось, он почти подпрыгивает на каждом шаге, его руки были сцеплены за спиной, корпус наклонён вперёд, а лицо сосредоточенно до крайности, почти до страшного, сумасшедшего выражения лица.
Мелькнуло несколько идей, но пока ничего стоящего. Впрочем, если ничего не пробовать, то всё можно выбросить сразу. И сев за пульт, в кресло, он стал набирать программный код, зная, как бывший тестировщик, что взломать или обмануть систему безопасности практически невозможно.
Он почти забыл о еде и сне, но где-то там, глубоко в подсознании иногда звонил строгий звонок – и Капитан отправлялся есть и спать.
Кому нужен капитан, работающий по двенадцать часов в сутки?
Кому-то нужен, но только не Капитану.
Время ещё есть, но идеи постепенно истощались, ломались, в очередной раз оказывались ошибочными. И наконец, настало время, когда идей больше не осталось.
Капитан знал, что он должен стиснуть зубы и, по законам жанра, пытаться спасти корабль до последнего. Ведь именно для этого он здесь и остался.
Кому нужен сильный Капитан? Капитан, который насилует сам себя, не спит, не ест и гонится за неведомым спасением, растрачивая последние силы? Капитан не любил работать на последнем издыхании и делал это очень редко. Не сейчас – ведь сейчас впереди вечность и можно отдохнуть и расслабиться.
Лёжа на постели и бездумно смотря в потолок, Капитан зачем-то пытался вспомнить свою первую любовь.
«Ольга, где ты сейчас?.. Всё равно»
Действительно, ему было всё равно. Ведь Ольга уже не та, что была, а он вообще уже мёртв – почти мёртв. Потеряв корабль, он мог надеяться, что в его жизни эта потеря будет последней. И не самой горькой, ведь они уйдут вместе. Хуже, когда остаёшься жить и приходиться привыкать к потере. Хуже, когда остаётся жить человек, что изменился так, что стал врагом.
Мир его праху или ему самому. Может кто-то из них и пытался списать корабль?
Почему, почему люди с возрастом становятся всё хуже и хуже, недоверчивей, капризней, глупей? Лживее.
От ярких ламп на потолке глаза начали слезиться.
Он больше не будет на это смотреть, он уйдёт, отвернётся, погибнет. Он встал с кровати и, неожиданно для себя, пришёл к инструментам и долго смотрел на кувалду. Неужели они, столько лет проведшие друг с другом, не поймут себя без помощи кнопок и пультов?
Он не даст отобрать у себя корабль, хотя они и отобрали у него систему управления.
Взяв в руки кувалду, Капитан начал крушить аппаратуру, и каждый взмах он тихо говорил сам себе:
«Юля – БУДЬ»
2008, Москва–Мытищи. (К двадцатиоднолетию Юлии Савичевой).
