Караси

В деревне «Старые ключи» разгоралась во всей красе утренняя зорька. Но в дом Сапрыкиных, свежее летнее утро не принесло радости. Сквозил холодок в семейных отношениях. Муж Ефим, лежа в постели, трунил, посмеивался над супругой:
— Приехал с вахты и глазам не верю. Двадцать лет была блондинка. Такую в жены брал. Но оказывается обманывала, за нос водила. Была и есть брюнетка. Застал я тебя врасплох, Клавдия.
— Что тут такого? – парировала жена. – Все так делают. Волос обесцвечивают. Вот твоя Маринка, которую ты все обхаживал и хотел на ней жениться, истинная блондинка. Поэтому и мне пришлось менять свой облик, чтобы ты, непременно, меня выбрал. Что поделаешь? Конкуренция!
— Липовая! Считай, обманула ты меня, Клавдия, по жизни. – Ефим резко поднялся, взялся за одежду.
Встревоженная, Клавдия подняла голову:
— Ты куда?
— Пойду развеюсь. Сети проверю. Может, утоплюсь для разнообразия…
— Ну-ну! Смотри к Маринке в сети не попади. Теперь она свободная, разведенка…
Добравшись до озера, Сапрыкин сел в лодку, погнал ее к поставленным сетям. Улов оказался хорошим. Золотистые караси-лапти дружно подпрыгивали в плоскодонке. А Ефим, мужик в сорок лет, видный, крепкий, прибывший в отгулы с вахты нефтедобычи, прикинул, что делать с рыбой. Решил половину улова пустить на выпивку, для успокоения души, а что останется принести в дом. И все получилось. Подкатил, кстати, на мотоцикле местный самогонщик Макарыч. Поторговавшись, выставил за рыбу две бутылки первача. Добавил для закуси шматок сала. На этом, поладив, разошлись.
Ефим, укрыв рыбу в лодке прибрежной осокой, спрятался от солнца в тень деревьев. Приложился к бутылке, закусил, задумался: «Куда жизнь катится, коли нет лада с Клавдией? Все Маринку костерит, поминает. Не зря, конечно. Была любовь. Двадцать лет спустя сватался к ней. Обещала подумать. Да перебила все напористая Клавдия. Крученая, верткая, жившая в соседнем селе. Сумела более красиво преподнести себя, не скромничая на свиданиях, в близких отношениях. Так и пошло, поехало и в это самое вылилось. Теперь как не родные, и у Маринки, оказывается, жизнь сломана. Не долго была замужем».
Вздохнув, допил из горлышка бутылку. Приложился к другой. Пьяный, решил разобраться с рыбой. Спросил сам себя: «И как же это самое? Да. В чем ее до дому тащить?». Махнул рукой: «Разберемся!». Отправил карасей в карманы брюк, оставшихся побросал в подобранный, старый пакет, разместив его за пазухой, под рубахой. С этим и поплелся восвояси. А дорога шла с берега на крутой подъем. Донимала жара. Самогон сковывал движение. Караси-скакуны бесились за пазухой, щекотали живот. Ефим матерился, пыжился, мычал. И поднимался на пригорок уже на четвереньках.
Тем временем, взобравшись на крышу сарая, путь его отслеживала сама Марина Гордеева, прознав о появлении возлюбленного в деревне. Посмеиваясь, удовлетворенно хмыкала: «Идет — ползет, мой хороший! Однако тепленький. Пора отлавливать».
«Отлов» превзошел все ожидания. Сапрыкин бесчувственно пал ровно с калиткой дома Гордеевой. Довольная Маринка, выбежав на улицу, собрав все силы, трудно и упорно потащила его в дом. Переведя дух, уложила на диван. И ойкнула, заметив бойкое шевеление у пояса возлюбленного. Присев рядом, боязливо дотронулась пальцем до потаенной прыти. Подумала: «Что-то он какой-то не такой? Все в штанах шевелится. Ходуном ходит. Прямо секс-бомба! Ладно! – Махнув рукой, рассмеялась. – Потом разберемся».
Но тут же вздрогнула от громкого стука в дверь. Выглянув в окно, увидела жену Сапрыкина вездесущую соперницу Клавдию. Худосочная блондинка-брюнетка с характером решительно прорывалась в дом. Маринка, закусив губу, чертыхаясь, смело пошла навстречу. Приветствуя, затараторила с улыбкой:
— А я к тебе, Клавдия, собиралась топать! По случаю того, что муженька твоего подобрала у дома. Ну погибал, сгорал на солнце бедолага. Вот он – лыко не вяжет, но в целостности и сохранности. Можешь принимать по запчастям или сразу оптом.
Клавдия открыло рот шире возможности:
— Ха! Ишь благодетельница! Наладилась мужиков порядочных красть. Сейчас мой крестный тебе мозги вправит. Пояснит, как бывший участковый, куда ты вляпалась, за что Магадан светит. Заходи, Кузьма Иванович, проводи расследование. Вот она – воровка! Думала, все будет шито-крыто. Ан – нет! Народ все видит, знает!
Кузьма Иванович, старый служака, немного сгорбленный пришибленный в схватках с бандитами, вошел в избу настороженно. Потянул было руку к кобуре. Но ее не было. Осекся, сжался, прокашлялся. Сказал голосом робота для конспирации:
— Что тут мусолить, воду в ступе толочь? Сразу за ноги подвесить, или к стенке – в расход! Так мой начальник полковник Сидоренко обычно говорил…
Маринка испуганно попятилась и села на загадочное тело, словно ища поддержки. Сапрыкин при этом икнул, протер глаз. Подал признаки жизни. А кто-то из рыбьей компании взбрыкнулся и высунул голову в прореху рубахи, заглатывая воздух. Клавдия, заметив явление, завопила, показывая пальцем:- Ой! Что-то у него выглянуло. Рот открыло, квакнуло и опять спряталось.
Маринка, осмелев, улыбнулась:
— Да ладно! Ты-то знаешь, что у него может выглянуть?
Кузьма Иванович, подслеповато щурясь, заметил:
— Может, и так! Но, чтобы ухо с глазом – извините! И это мне не показалось. Короче, Клавдия, надо на месте проводить экспертизу наличности, чтобы потом вопросов не было.
Маринка всплеснула руками, покрутила пальцем у виска, высказалась:
— Значит, будете штаны снимать, наличность проверять. Ба! Совсем свихнулись.
Клавдия, призадумавшись, выдала:
— Нет, Кузьма Иванович, я боюсь его. Там, там… Пусть она расхлебывает кашу, которую заварила. А он обследование проходит. Вот. Все. Уходим. Вы, Кузьма Иванович, теперь моя главная опора!
Сапрыкин, окончательно оживший, поднялся, как Илья Муромец. Вытряхнул все то, что его обременяло. Караси заплясали на полу. И провозгласила о себе громким кваканьем лягушка, попавшая по случаю в рыбью компанию. А Ефим и Маринка, улыбаясь, пошли навстречу друг другу, улавливая по глазам и восторг, и желание, и притягательность встречи.
Валерий Тюменцев