Ранимая любовь

После свадьбы у нас была страстная любовь. Еще бы, медовый месяц! Совершив турне по Европе, мы продолжили отдых в деревне, где проживала мать моей избранницы. Благостный, теплый июль позволял расположиться на природе. Этим и воспользовались. Поставив палатку у тихой речки. И были на седьмом небе от счастья, от единения душ. Моя Лера, легкая, изящная, грациозная, порхала, как бабочка. Не отходила от меня ни на шаг. Обнимала, целовала, говорила на ухо шепотом, на придыхании:

— Милый, я не знаю, что со мной происходит. Но я не могу без тебя, без твоего горячего тела, без твоей ласки, без этого чудного «оттопырыша», способного возвести меня в чарующий оргазм. Да, я твоя, Рома! Твоя без остатка! Если надо, тебя спасая, положу голову. Я такая!
На волне любовной него я снисходительной улыбался, демонстрируя свое мужское величие, прижимал к себе суженую, целовал, балагурил, подтрунивал:
— Ой, не знаю! Не знаю, моя хорошая! Крепки ли ко мне твои чувства? Вдруг мачо, Дон Жуан подкатит. Очарует, околдует, завлечет, уведет…
Помню, как Лера резко отпрянула от меня, посмотрела осуждающе, покачала головой, сказала:
— Не веришь, значит, Рома, в мою истинную любовь?! Тогда смотри…
Я встрепенулся:
— Куда ты?!
Лера, откинув полог палатки, подбежала к столику, схватила нож и… полоснула им по запястью. Кровь брызнула, окропила прибрежную траву. Взъерошенная, прикусив губу, она мотала от боли головой.
— Я зашелся от негодования, дико закричал:
— Что ты сделала, дура?!
— А вот! Это моя любовная метка! – Лера, потрясая рукой, смотрела вызывающе. – А ты, Рома, меня любя, так сможешь?!
Меня покоробило:
— Да что я ума лишился!
— Вот, не сможешь! А я, если скажешь, готова в этот омут броситься!
— Чумовая! Ну не такими же поступками любовь измеряется. – Я, жестикулирую и меря шагами берег, накалялся от возмущения.
Лера уже не слушала, она на глазах погасла, потухла, сидя на траве, прижимая к себе раненое запястье, опустив плечи. Образно похожая на птицу с подбитым крылом. У меня сжалось сердце от ее вида, от всего содеянного. Со словами «прости, дорогая», я встал на колени, привлек к себе супругу. Она прижалась к моей груди и заплакала. Заплакала навзрыд. Всхлипывал и я. Так мы и сидели обнявшись. Не зная, как выйти из этой плачевной ситуации.
Добавила неприятности внезапно появившаяся теща Дарья Матвеевна. Дородная, сварливая, громогласная. Увидев пораненную руку и оценив состояние дочери, взяла меня в оборот:
— Что же ты, зятек, с моей дочерью вытворяешь?! Все в слезах, израненная, побитая. Ну, я тебе покажу, где раки зимуют! Найду на тебя управу! И ты, Лера, не перечь, не возражай! Иди, иди до дому. Там тебя в порядок приведу…
Я раздраженно махнул рукой:
— Делайте, что хотите! А я в город, восвояси отправляюсь. Там тебя буду ждать, Лера.
В городе, спасая бизнес, углубился в дела фирмы. А, вспоминая супругу, думал: «Как-то нехорошо получилось. Я ее не понял. Она меня не поняла. И разом возникли сложности в отношениях. Как все сгладить, найти прежнее любовное единение? Впрочем, пусть подумает, осознает свой поступок, придет в себя в родных весях». А через неделю мое терпение лопнуло. Подогретый желанием пообщаться с супругой взялся за телефон. Позвонил и трепетно ожидал услышать родной голос. Увы, мне никто не ответил. Но я был настойчив. И, наконец, услышал… Голос тещи. Она, проклиная меня, понесла околесицу:
— Не звони больше! Нет Леры. Утопла, умерла, похоронена…
Я опешил. Силился переспросить. Но связь оборвалась. Дарья Матвеевна не отвечала. Что мне оставалось делать? В шоковом ударе, сам не свой, метался по квартире. Пока не нашел утешение в бутылке с коньяком. Выпив несколько рюмок, пришел к заключению: «Врет теща! Не может быть такого быть. Завтра же поеду в деревню, буду разбираться…».
Утром, чуть забрезжил рассвет, я уже был на ногах. Выгнал из гаража «Ауди», и… погнал ее с реактивной скоростью к цели. Одолев сотню километров, взволнованный въехал в деревню. И, миновав Заречную улицу, на самой окраине подкатил к знакомому дому. Однако доступ к нему перекрывали массивные ворота. Наглухо закрытые. К тому же металась за ними злобная овчарка. Я выругался от досады и принялся кричать и барабанить по выставленному препятствию. Но тщетно. Никто не спешил выходить из дома.
В этот миг меня охватил панический страх. Страх потери Леры. Домыслы и мысли терзали голову: «Неужели правда? Если нет, тогда где же она?». Подавленный, чуть живой я поплелся по улице, в надежде встретить коренного жителя деревни и все выяснить. И мне повезло. Вскоре я вступил в диалог с почтенным пожилым человеком, отдыхавшим на скамейке возле собственного дома. Он, назвавшим себя Федором Петровичем, сделал дружелюбный жест, сказал:
— Присаживайтесь! Так вы и есть, значит, муж Леры. Поздравляю! Замечательная у вас супруга! Душевная, искренняя, правдивая. Красивая, талантливая. Божий дар по музыке. Я-то знаю, учителем был ее в местной школе.
Я, боясь неотвратимого, страшного события, робко спросил:
— А как она? Что с ней?
Федор Петрович нахмурился:
— Молодой человек, послушайте не перебивая. Ведь речь идет о вашей супруге. И это надо знать. Так вот… У нее, несомненно, гены отца. Он знаменитым певцом, артистом являлся в прошлые годы. Часто гастролировал по стране и как-то случайно в нашем очаге культуры дал концерт. Тут и приключился роман с незамужней заведующей Дарьей Матвеевной. В давние времена она была довольно привлекательной. Приятной в общении. А теперь, чего греха таить, превратилась в сутяжную, склочную старуху. Как я понял, она и от вас отгородилась…
Не в силах терпеть неизвестность, я резко поднялся, тронул Федора Петровича за рукав, умоляюще спросил:
— Вы мне точно скажите, что с Лерой? Где она? Жива, здорова?
Старик покачал головой. Ответил не сразу:
— Тяжело об этом говорить. Но придется…
— Да уж поведайте, наконец?
— Три дня назад было происшествие на речке. Тонула… Да, тонула Лера в омуте. Как ее туда занесло? Неизвестно. Словом, беда была неминуемая. Она, видимо, кричала в надежде на помощь. И пастух Платон, оказавшись рядом со стадом, бросился спасать. Проявил себя молодцом. Удачно, вовремя подоспел…
— Спас?
— Конечно!
— И что теперь? Где Лера?
— По всей видимости, у Платона и находится. Она как бы обязанной ему осталась. И, по слухам, слово дала быть ему всяческой опорой и поддержкой по жизни.
— Да что вы такое говорите?! А он нуждается в помощи и опоре?
— Еще как! Ему где-то лет сорок. Опустившийся человек. Безбожно пьющий. А в прошлом, сказывают, был каким-то ученым. Но что-то сделал не так, сорвал научный опыт. И поплатился. Загремел под фанфары. Запил, лишился должности, семьи. Стал скитаться по стране. В мытарствах к нам прибился. Нашел сочувствие у главы администрации. Он его принял на жительство. Поселил в старом, брошенном доме. Определил в пастухи. Вот такая история. И, угадывая ваше желание узнать адрес Платона, указываю путь. Пойдете прямо в этом направлении. Ориентир – домик скособоченный, рядом ни кола, ни двора. На прощание смею пожелать вам благоразумия. Не судите Леру строго, постарайтесь ее понять.
Шагая в указанном направлении, я испытывал противоречивые чувства. Не зная, жалеть супругу или давать ей отповедь. И неожиданно, увидев ее, оторопело остановился. Чумазая, простоволосая, в ситцевом платьице, с подоткнутой за пояс полой, она набирала воду из колодца. Бросив на меня пристальный взгляд, поджала губу, нахохлилась. Я устало присел на приступ колодца, обиженно высказался:
— Лера, смотрю на тебя, ты словно чужая… Пойми, я ничего не знал. Где ты? Что с тобой? Мне только что рассказали, как все произошло. Ужас, да и только. А знала бы ты в каком ударе я был, когда твоя мать сообщила, что ты утопла, померла и тебя похоронили.
Лера отрешенно выдохнула:
— Может, и померла…
Я завелся:
— Для кого? Для меня? И ты что серьезно тут намерена порядок навести? Платона отмыть, обстирать, направить на путь истинный, в люди вывести? А не слишком ли далеко все заходит? Ведь находиться под одной крышей – это прямой путь к сожительству.
— Думай, Роман, как тебе заблагорассудится! Только я слово дала. И то, что делаю, — это лишь малая толика благодарения. Ведь Платон меня спас, вернул к жизни, и я ему обязана.
— А что же мне прикажешь делать? С чем я остаюсь? С пересудами обывателей? К тому же ты забыла о своей концертной деятельности. Ты же классная виолончелистка, тебя ждут в оркестре филармонии.
Лера кивнула со словами «я все понимаю». Потом взялась за ведро, наполненное водой, виновато обмолвилась:
— Извини, мне надо идти. И, если бы ты помог мне, то мы быстро завершили дело? Хотя, как знаешь, как хочешь…
Я, оставаясь на месте, словно окаменел. А Лера ушла. Ушла не оглядываясь.
… С той поры я уповаю на время. Оно, как говорят, лечит и любовные недуги.

Валерий Тюменцев

рекомендовать