Когда в душе сады цветут

 Из дневника романтика

Сибирь 60-х годов, величайшее озеро Чаны, глухая деревня,
цветущий сад и первая юношеская
любовь
Тебе, мой друг, дерзновенно выбирающий свой жизненный путь, адресую эти слова.

В почтенном возрасте одолевает прошлое. Оно неотступно, требовательно заполняет разум, бередит душу. Уводит туда, где кипели страсти, буйствовала молодость, рождались чувства. Чувства любви и личной значимости. И спрос идет как от Всевышнего, а все ли свершил, о чем думал и мечтал, сделал правильно. По уму и справедливости. Или остались ахи и вздохи, угрызения совести. И мучительно больно от того или иного. Теперь уже непоправимого.
С этим и разбираюсь в открывшийся дачный сезон, пользуясь спокойным послеобеденным часом, уединившись на террасе дома с былым дневником в руках. За окном – весеннее благоденствие и мой рукотворный, пробуждающийся сад, готовый порадовать чудным цветением. Именно ему подобный и привлек мое внимание в юности, вызвал увлеченность, позвал в дорогу, открыл прекрасное, ранее неведомое. И к этому были существенные предпосылки.
В далекое послевоенное время, испытывая лишения, я проживал с матерью на рабочей окраине Новосибирска. Отца не помнил, лишился вначале войны. Но хорошей опорой служила нам его заботливая сестра Таисья Петровна. Тетушка обычно приезжала в гости с мужем Александром Георгиевичем, который занимал высокий чин в райкоме партии. Он, крепкий, внушительный, солидный, войдя в наш малый домик, был внешне строгим. А когда отстегивал портупею с пистолетом, клал в укромное место, преображался. Становился мягким, улыбчивым, добрейшим человеком. По его команде: «Метать все на стол!», распаковывала подарки тетушка. Щедро одаривая угощениями. И это был настоящий праздник.
А однажды наши именитые родичи привезли к Новому году большой загадочный пакет. Поставили на стол. Я соблазнился, потрогал пальцем подарок. Тогда дядя Саша с улыбкой на лице усадил меня, семилетнего, на колени, приласкал, спросил:
— Угадаешь, что там?
Я в недоумении пожал плечами, покрутил головой, ответил:
— Что-то крупное!
— А запах, аромат чувствуешь!
Я комично развел руки:
— Не знаю, не помню!
Не испытывая больше мое терпение, дядя Саша открыл пакет, достал яблоко, вложил в руку, сказал:
— Отведай! Тебе понравится!
Так я впервые попробовал невиданный ранее плод. Большой, красный, сочный, он принес невероятно чудные вкусовые ощущения. И, видимо, подвинул к мечте в юности. Да, и это уже является темой целого повествования.
…А начиналось все так. Мне, как истинному горожанину, шел восемнадцатый год. По свойству молодости я искал что-то необыкновенное, где можно было проявить себя. Оставить свой след на земле. А помогла мне сделать окончательно выбор песня, часто исполняемая по радио, со словами: «Посажу я на земле сады весенние. Пусть они шумят по всей стране. А когда придет пора цветения, пусть тебе напомнят обо мне…».
Уже осознано поступил в Новосибирскую областную школу садоводов. А через год получил запас знаний и свидетельство об окончании учебного заведения. Осенью искал возможность трудоустроиться. Но тщетно. В семье меня не понимали. Отчим, чванливый моралист, брюзжал: «Ищет приключений на свою голову!». Мать в сердцах махала рукой: «Пусть едет куда угодно! Лишь бы не бездельничал, не бил баклуши, в доме не ошивался. У нас другая забота. Малых надо поднимать, на ноги ставить».
Весной, к большой радости, мне знатно повезло. Я связался с Барабинским управлением сельского хозяйства, где пообещали выдать направление на работу по специальности. Что характерно, именно Бараба Новосибирской области, где бескрайние степи и озера, а зимой стоят лютые морозы, взяла в то время курс на развитие садоводства, как отрасли. И добилась впечатляющих успехов. Сады цвели во многих хозяйствах, даже в отсталых по основным показателям производства. И, благодаря энтузиастам и выведенным стойким, районированным сортам, они давали необыкновенно вкусные плоды. Сочные, смачные, буквально «тающие» во рту. Что там импортные, завозные, «деревянные». Не там кладезь витаминов и полезных питательных веществ. Свое, родное, всегда несравненно стоящее, благодатное для здоровья.
…Отправляясь в дорогу, собрал в походный фанерный чемодан вещи первой необходимости. Перевязал его для надежности веревкой. Положил в карман куртки железнодорожный билет и паспорт. Озадаченный, присел у порога и коротко простился:
— Бывайте!
Мать всплакнула, перекрестила в дорогу. Дала напутствие:
— Ступай с Богом! Держись там, сынок!
Отчим с усмешкой буркнул:
— На бога надейся, да сам не плошай!
Вечерело, когда я с волнением шествовал по улице на остановку трамвая. И не преминул встретиться с участковым милиции, старшиной Мальцевым, давним знакомым, добрым наставником. Подлинным хозяином вверенной территории. Он, узнав о моей дальней поездке, напутствовал:
— Счастливой дороги! Не подкачай там. Не посрами горожан.
Вскоре Барабинский поезд, громыхая по рельсам, повез меня в далекую неизвестность. Прежде, чем отойти ко сну, я долго метался и устраивался поудобнее на подвесной полке. Лишь к полуночи тревожно забылся. А утром уже был на станции назначения.
Барабинск встретил порывистым ветром, хлестким весенним дождем. Поеживаясь, резвыми перебежками я добрался до управления сельского хозяйства, где без хлопот получил направление в колхоз «Заря коммунизма». Оставалось найти попутный транспорт и отправиться в дорогу по предписанию. В этом мне повезло. Подвернулся даже рейсовый автобус, курсирующий регулярно по отсыпанному гравием тракту. Из окна салона я с интересом всматривался в незнакомый пейзаж. Он не отличался разнообразием. Простиралась необъятная степь с седым ковылем, с сиротливыми перелесками, с белесыми солончаковыми отметинами по влажной земле. В переменчивом небе, то облачном, то светлом, парили ширококрылые птицы. Ранее мне неизвестные.
Невольно задавал себе вопрос: «Что тут было много лет назад, когда властвовал в Сибири хан Кучум?». Но воображение не подкреплялось фантазией. А верный ответ мне слышался в однообразном гуле мотора автобуса. Заунывно и монотонно, он, кажется, повторял одно и то же: «Ничего! Ничего!». И тут же докучали другие вопросы: что ждет меня по окончанию дороги? Какие сложности и тяготы жизни придется испытать, преодолеть? Из этого раздумья вывела неожиданная суета пассажиров и плавная остановка автобуса.
— Приехали! – объявил веселый водитель. – Село Ново- Ярково, контора колхоза «Заря коммунизма». Прошу любить и жаловать!
Читатель, видимо, улыбнется по поводу «Зари коммунизма». Но для меня в былое время такое название абсолютно не будоражило сознание. Все было привычным и обыденным. Главное, что за этой вывеской значилось и происходило. И, судя по внешне привлекательному зданию конторы, колхоз преуспевал. Рядом находилась небольшая столовая, со свежей опрятностью на столах и с внушительной стойкой, где высились колбы с березовым соком. Тут же хлопотала угодливая буфетчица. Расторопно выставившая мой скромный обед за вполне умеренную плату. Подкрепляясь с дороги, я поставил первую фишку – благополучия в общественном питании. Плюс познаваемому колхозу.
Чуть позже меня принял председатель Иван Григорьевич Скородед. Седеющий, худощавый, но крепкий, энергичный, он дал оценку моему появлению:
— Ты это серьезно к нам пожаловал?! Или так, чудишь по жизни. Но если по желанию, осознано, тогда предлагаю такой вариант действий. Наш Бехтеньский садовод Егоров направляется на учебу в ту школу, которую ты окончил. Год будет отсутствовать. Так что замещай его в это время, как положено, добросовестно. А там поглядим, узнаем кто есть, кто. Согласен?! Все. Отправляйся с добрым пожеланием к своим угодьям. Я дам распоряжение по оформлению на работу. Выдадим небольшой денежный аванс на первое время. А там перебивайся, как можешь. Увы, ежемесячной зарплаты нет. Она по Уставу в колхозе не предусмотрена. К начислению идут только трудодни. Расчет по осени зерном…
Авансированный и трудоустроенный, в приподнятом настроении я последовал на колхозном грузовике по дороге, ведущей к той самой странной деревеньке с непонятным названием, стоящей на берегу уникального, величавого озера Чаны. На ее угодьях в невероятно суровых условиях и был выращен необычный плодовый сад. Тот, который воспевался в песне и подпитывал мою мечту и воображение. Через час-другой, оставив позади не менее знаменитое и обширное озеро Сарлтан, мы въехали в привлекательное село, именуемое как Новониколаевское. Шофер подтвердил, что поселение значимое:
— Да, тут много жилых домов. Есть и колхозный сад. Он вполне ухоженный, плодоносящий. В этом заслуга нашего Петра Ивановича Макарова, штатного садовода. А до Бехтени несколько километров. Мигом подвезу. Там уж с бригадиром решайте свои вопросы…
Бехтень предстала весьма серо и убого. Вырисовывалась единственная улица, включающая незавидные избы, возведенные из самана, а также из подручного местного лесоматериала. Бедность сквозила по многим направлениям. О чем свидетельствовали отдельные крыши, покрытые просто пластами из дерна. В этом разнообразии жилья был сделан выбор и для меня. Бригадир, особо не церемонясь, быстро определил на постой к молодой, незамужней женщине, проживающей вместе с сыном в одном из наиболее плачевном по виду строении. И хоть хозяйка отмахивалась, бойко возражала по поводу волевого подселения, бригадир был непреклонен. Сказал, как отрезал:
— Не плачь, не страдай, Ольга. Надо, значит, надо. Пусть живет. А колхоз тебя не забудет.
Я, проявляя нервозность, топтался у порога, не зная, заносить свой походный чемодан в избу или нет. Наконец хозяйка смиловалась, смягчилась, дала всему объяснение:
— На постой принимаю, но учти наше положение. Худо и бедно живем. Короче, не жируем. Отсюда делай вывод, как тебе поступать. Может, куда получше захочешь подселиться. Думай!
…Вечером, сидя на крыльце, беседовал задушевно с сыном хозяйки. Спрашивал:
— Как тебя зовут?
— Кольшей!
— Николаем, значит…
— Ага!
— А сколько тебе лет, Кольша?
— Четырнадцать. Пятнадцатый идет…
— Мужик! Опора матери! Что-то только щуплый какой-то. И ростом маловат. Надо бы силу качать, тело развивать упражнениями?
— Ага?! Не городской чай, чтобы скакать и прыгать для удовольствия. У нас вон огород в двадцать соток! Там напляшешься!
— А что же хозяйство не держите?
— Не под силу нам. Мать болеет часто. Я пока не приспособлен, чтобы косить, метать сено…
— А рыбалка у вас знатная?
— На рыбе и живем!
— То-то я заметил, что во всех дворах сплошные шпалеры, шпагат натянут. Рыба, разделанная сушится, вялится. Ее столько, что диву даешься… Куда столько?
— Все лето ловим. Тут же обрабатываем, разделываем от брюха до спины. Пластами вялим. Потом в мешки затариваем. Припас на зиму. Весь к весне уходит.
— Похвально, Кольша, тебя слушать! Все знаешь, ведаешь. Почти взрослый. Мудрым человеком растешь! Кстати, в каком классе учишься?
-В седьмой перешел. Я почти отличник. Много читаю. Люблю приключения… А как там – в Новосибирске? Не разу не был…
— Цветет, благоухает город! Его видеть надо. Увидишь еще, какие твои годы. И есть к тебе такая просьба. Помоги мне завтра до сада добраться? Во! Вижу – согласен! Добро! Наверное, спать пойдем? Сейчас только в туалет заверну… Кстати, где он у вас?
Кольша усмехнулся:
— Чего придумал… Нет у нас туалета! Вон, иди до ветру за плетень, в кусты. И весь разговор…
…Утром, скоро позавтракав, мы отправились на конюшню. Кольша – впереди спорым шагом, а я позади, поспевая. На моем юном друге выделялись сапоги резиновые с большими голяшками. На плечах не по размеру болтался плащ-дождевик. Я с интересом спросил:
— Ты куда так вырядился?
— Скоро дождем умоемся! Вон, как птицы мечутся. Ветер усиливается. Тучи на небе ходят. Проверим, кстати, откуда дует. – Подросток послюнил палец, поднял вверх. Сделал заключение. – Северец играет. Холодом веет. У нас осадки частые. Озера тучи притягивают.
— А кто тебя научил прогнозу, приметам?
— Карлыч научил! Есть такой дед в деревне. Хороший дед. Познакомлю с ним. А вот и конюшня. Тут все открыто, доступно. Лошади в загоне. Выберем, однако, Ласточку. Резвая кобылка, но норовистая. Подход к ней требуется. Запрягать-то умеешь? Понятно, коль жмешь плечами. Ладно, берем упряжь. Буду учить тебя с матюгами, коли что…
— Это как?
— Узнаешь! И давай все исполнять по порядку. Одевай хомут на Ласточку. Да не так. Разворачивай его, где пошире. Одевай. Вот-вот… Правильно. Теперь ставим лошадь, где оглобли. В остальном я сам – с усам. Смотри, учись, как все окончательно делается. Теперь вожжи – в руки. Понужаем. Поехали!
Кольша «рулил», а я с интересом оглядывал видимую окружность, выражал свое мнение:
— Суровая местность. Трудные условия жизни у вас, друг любезный?!
— Ничего… Привыкли.
— А с питьевой водой вообще беда. Солоноватая, неприятная.
— Зимой полегчает. На пресном озере будем лед колоть. Привозить на воду, пользоваться…
— А что с баней? Не мешало бы помыться с дороги!
Кольша рассмеялся:
— Сразу видно, что городской! Подавай ему и то, и это… Терпи. Суббота придет, буду просить Карлыча, чтобы баню истопил, нас принял.
— Опять Карлыч! Что-то на нем все замыкается. Кто такой? Посмотреть бы надо!
— Карлыч особенный! Ему за шестьдесят лет. Меня любит. Все шинок, да шинок! Сынок, значит. Шепелявит. Своих зубов нет по полному ряду. Так он протез смастерил из чистого железа. Видел раз, когда он челюсть надел. Страху натерпелся. Ужас! Глаза блестят. Волос – дыбом. Во рту от металла блеск и молнии. Чисто вампир!
— Это ты, поди, сочинил по ходу нашего движения?
— Ничего не сочинил! А в целом у Карлыча тринадцать детей. Но все разъехались. Жена-старушка полгода как померла. Живет теперь один. Что интересно, так в деревне говорят, до сорока лет у Карлыча не было никого из детей. Да помогли мужики наши…
— Это как же?
— Они, договорившись, устроили пьянку. Пригласили Карлыча. И, втихую, накапали ему в стакан конского возбудителя. Ветеринар снабдил. Так что было?! Выпил Карлыч снадобья, подхватился и мигом побежал домой. После этого дети один за другим круто пошли рождаться…
— Да, Кольша, с тобой не соскучишься! А скоро ли сад откроется?
— Вот еще один колок, один поворот. Все, приехали! Принимай свои владения!
Я спешился, осмотрелся:
— Что-то не вижу, Кольша?!
— Нужно пройти защитную полосу из деревьев…
— Да, верно! Образован квартал. Есть защита. А тут… О, боже, какое чудо?! Вот она красота неописуемая! Сад яблоневый цветет!!! Дай, я тебя обниму, Кольша, от избытка чувств, восторга и радости!
Подросток, улыбаясь, толкнул меня в плечо:
— А ты взаправду сад любишь! Глаза блестят, весь преобразился, сам не свой!
Я отмахнулся:
— Да ладно! — И указал на небо. – А дождь-то, правда, начинается. Размокнем?
Кольша, запахнувшись плащом, махнул рукой:
— Не переживай! Не размокнем! Тут вот землянка есть. Теплая, уютная. Заходи, переждем стихию…
Нырнув в темноту, мы осмотрелись. Расположились на стеллажах и поглядывали, как за открытой дверью буйствовал дождь. Невольно возник разговор. Я спросил подростка:
— А ты отца своего помнишь, Николай? Кем он был?
— Мать много не говорит. Но, как я понял, познакомилась она с ним в городе Барабинске, где месяц на лаборанта училась, чтобы потом на городском молзаводе работать. А отец там же шоферил. Молоковоз водил. Затем они сошлись. Пожили вместе несколько недель. Хотели уже расписаться в загсе. А тут беда. Поехал отец на рыбалку и… утонул на Чанах. Вот так все обернулось.
— Печальная история… Я, как заметил, мать твоя действительно больна серьезно. Микстуру пьет. За сердце, вздыхая, хватается…
— Есть такое. Врачи сказали, что нужно ложиться на обследование. Да разве ее уговоришь.
— Но и оставлять все так нельзя, не допустимо… А вот и дождь закончился. Прояснивается. Пойду сад изучать, делать свои выводы.
… Вечером, с мыслью о том, что надо приносить пользу дому, я взялся колоть чурки на дрова. Дело поддавалось с трудом. Колуна не было. А обычный топор от удара врезался в березовую древесину. Приходилось прилагать немало усилий, чтобы его освободить. Кольша ухмылялся, сидя на крыльце, глядя на мою нерасторопность, давал советы:
— Ты, главное, не суетись! Бей топором не посередке чурки, а по ее бокам. Расщепляй! Вот! Пошла работа!
А я, стиснув зубы, ругал себя: «Оказывается, ни к чему не приспособлен. Полный неумеха на потеху малолетнему подростку». Это вывела меня окончательно из душевного равновесия. И, допустив неловкость, рубанул топором по краю кирзового сапога. От боли вскрикнул, присел на землю.
Кольша не заставил себя ждать. Бросился на помощь. Помог снять сапог. Осмотрев стопу, высказался:
— Есть, есть рана! Но она не глубокая! Болит? Сейчас ее обработаем. Есть йод, зеленка. А вот сапог жалко. Видать новый, недавно купленный. Придется Карлыча просить, чтобы починил…
Я выругался не злобно, но эффектно:
— Да раздолбай вас Мамай! А что трудно было загодя колун найти, попросить у кого?
— Незадача, конечно, вышла. Придется к Карлычу обращаться…
— Я вскипел:
— Нет, это цирк какой-то! Как что, так Карлыч! Карлыч и Карлыч! Он, наверное, от икоты подавился! Пойду, хоть увижу его, в ноги поклонюсь. Ты со мной соизволишь?
— Некогда мне. Надо матери по дому помочь. А найти его просто. Усадьба приметная. На самом краю улицы живет. Ворота расписные…
Подойдя к названным воротам, я открыл дверцу, зашел во двор и увидел странного мужчину, стоявшего у крыльца красивого дома. Крепкий, плотный и какой-то величественный, он курил трубку. Широкополая шляпа прикрывала его седеющую голову. Взгляд был внимательный, прозорливый. Я затушевался, сказал:
— Не знаю, сюда ли попал? Мне Кар…- Тут же осекся, проклиная себя за то, не узнал даже фамилию того, к кому шел.
Мужчина улыбнулся тепло и душевно, выбил трубку, спросил:
— Ты, наверное, новым садоводом являешься?
— Да, вчера прибыл, а сегодня вот… Извините, не знаю, как вас по имени, отчеству называть?
— Калугин Антон Сергеевич – хозяин этого дома! И не напрягайся, молодой человек. Я вполне доступный, с понятием и радушием.
Я воспрянул духом:
— Понимаете, сейчас только сапог свой рубанул невзначай, когда дрова колол. Теперь только на вас надежда. Поможете с починкой?
— Да не вопрос! Мелочь. Дело легко выполнимое. Пойдем в мою мастерскую.
Войдя вместе с хозяином в небольшое помещение, я выразил удивление:
— Надо же, какой порядок! Все по полочкам разложено. Инструмент в большом разнообразии. Любо-дорого смотреть!
— Да, мил-человек, порядок – основа любого дела! Это я как столяр- краснодеревщик говорю. А теперь давай свой сапог. Посмотрим, какую заплатку вырезать. Вот она… Готова. Сейчас подошьем, подмажем ваксой или дегтем. И ходи себе весело и задорно. Да будь осмотрителен. Избегай того-сего ненужного. Все, принимай работу. Одевай. Нормально?
Я отвесил поклон:
— Спасибо! Спасибо, Антон Сергеевич! Лучше некуда!
— Благодарить особо не за что. Приходи в любое время в гости. Рад буду.
…Возвратившись в свое жилище, я грозно обрушился на друга дней суровых:
— Ну, Кольша! Ну, премудрый пескарь! Вот уж отмочил номер так отмочил…
Подросток виновато отвел глаза. Потом начал горячо оправдываться:
— Да ладно, проехали! И как я его должен называть, если он мастеровой, деловой, как папа Карла?!
— Ага! Он твой почитаемый папа! О нем легенды слагаешь! И, надо полагать, Карлыч тебя из полена выстругал! Теперь ты будешь в одном звании. В звании Буратино!
Кольша засмеялся, игриво, указав на меня пальцем, выпалил:
-Во, даешь?! Здорово! И меня не ругай! Ну сглупил, переборщил, тебя ввел в заблуждение, что теперь?! Давай мириться? И я тебе одну новость скажу приятную!
— Какую еще?
— Такую! С тобой одна девушка красивая хочет познакомиться. Приезжая, городская. Запала на тебя. Завтра подойдет.
Я, отправляясь спать, выпалил:
— Опять мудришь?! Ты со своими байками вышел у меня из доверия!

А новый день действительно был необычным. Кольша не соврал, появилась она. Появилась и ослепила. В легком, коротком платье, стройная, спортивная, загорелая. Блистательная по внешности, с пытливым взглядом и озорной взбалмошностью, она сразу же покорила меня. При знакомстве я не сводил с нее глаз. Готов был выполнить любое желание. И оно последовало. Юлия, очаровательное создание, проявив интерес к саду, сказала:
— Я тут, в гостях, изнываю от скуки. Никакого разнообразия. Кругом серость. Занудный быт. А душа требует красоты и полета! Поэтому возьми меня в короткое путешествие? Покажи сад во всем величии! Говорят, он цветет. — Девушка поправила белокурый волос. Загорелась глазами, кокетливо выдохнула: — Сможешь?!
Мой ответ проявился в счастливой улыбке. В полном душевном расположении. Я засуетился, готов был бежать на конный двор, запрягать лошадь, но друг Кольша, все предусмотрев, уже гнал заполошно к дому подводу. Спрыгнув с телеги, он театрально раскланялся:
— Карета подана!
Юлия в восторге хлопнула ладонями, приподняв их над головой:
— Браво! Браво! Ребята, я вас обожаю! Усаживаюсь с великим удовольствием! Николаю мой воздушный поцелуй. Лучший друг! Душка!
«Лучший друг», улыбаясь, переполненный важностью, махнул рукой:
— Езжайте! Я вам комфорт на телеге обеспечил. Не пожалел соломы…
Шустрая Ласточка, взяв легко старт, была на высоте своего положения. Зная, где прибавить скорость хода, где убавить, сообразуясь с условиями дороги. А я, поглядывая на обольстительную спутницу, был в замешательстве. Думал, как бы эффектно к ней подступиться, очаровать ее и увлечь. Юлия, видимо, поняв мое состояние, улыбнулась:
— Да, ладно, Вадим. Не ломай голову, как со мной быть. Я вполне открытая, контактная, современная девушка. Дай твою руку? Посмотрю ладонь, погадаю. Узнаю характер. Чем живет-дышит затворник садовод?! О, какие крутые линии! Явно обозначены волевые качества! Ты наверняка знаешь, куда идешь и зачем. Характер включает так же порядочность, скромность, прилежание, увлеченность во всех начинаниях. Я права?! Давай, открывайся! Я ведь студентка мединститута, второй курс факультета психологии. Для меня все интересно, что пополняет знания, расширяет кругозор. Иначе я тебя загипнотизирую. Будешь ручным и послушным…
Я рассмеялся:
— Да нет! Это ты, Юлия, мне подсластила! Короче, еще сам не знаю: какой есть… Но буду стараться следовать тем качеством, что ты обозначила. А хочешь, тебя охарактеризую?
— Интересно?! Послушаю!
— Ты девушка возвышенная! Эффектная! Интересная! Обладаешь яркой внешностью. Знаешь себе цену. Стараешься быть на высоте своего положения. Неустанно учишься. Формируешь идеальный образ. Ждешь желанной любви и достойного принца! Не так ли?
— Спасибо за комплимент! И… сбрось свою скованность! Такой серьезный?! А если тебя пощекотать соломиной за ухом… — Юлия, дурачась, рассмеялась. – Во, хороший и смешной! Интересно, а восемнадцать лет тебе уже есть? Нет? Понятно. Еще юноша! А я на год тебя старше. Значит, подчинение беспрекословное…
Я козырнул:
— Слушаюсь! – Затем объявил. – А вот и сад! Приехали!
И, удовлетворяя любопытство Юлии, повел ее к плодовым деревьям. Объяснил всю суть происходящего:
— Представлены стелющиеся яблони на морозоустойчивых подвоях. У них полное цветение. Картина чудесная, впечатляющая! Не так ли, сударыня?!
Девушка заинтересованно и немного кокетливо наклонилась над деревом, вдохнула запах цветения, восторженно произнесла:
— Божественно! Приятно! Слов нет!
Потом мы обошли всю территорию сада, остановились перед землянкой. Юлия спросила:
— А это что за сооружение?
— Землянка. Приспособлена для временного хранения плодов.
— Интересно! А можно зайти, посмотреть?
Я подал девушке руку:
— Пожалуйста!
Присев на стеллаж, Юлия осмотрелась, сказала:
— Глухо, как в танке! Тут и зимовать можно. А теперь, Вадик, скажи, откройся, зачем тебя потянуло из города в эту глушь? Прости, не понимаю! Закиснешь тут, потеряешь бездарно время. И профессия – садовод – не впечатляет! Подумай, мой друг?!
— Спасибо! Думаю, об этом постоянно. Пока это мой выбор. Я так решил! А в тебе хотел бы найти хорошего друга! Жаль, что наша встреча короткая. Ты, наверное, скоро отбываешь?
— Я вырвалась сюда на неделю. Привезла брата Сергея к своим. Ему двенадцать лет. Погостит на каникулах. А мне уже завтра надо уезжать. Ждет учеба. Ладно, не горюй! Сядь рядом. Давай, скрепим дружественный союз рукопожатием. Вот так! А рука у тебя сильная! Боже, хорошо-то как! Я к тебе прислонюсь. А ты горячий! Жаркий, жаркий… И губы пылают! И куда мы летим? …
Внезапно в дверь землянки кто-то постучал. Я отпрянул от Юлии, взволнованный, разгоряченный вышел на воздух. И увидел вихрастого, рыжеволосого мальчугана, явно неприветливого.
— Ты что тут потерял? – спросил его строго.
— Знаю, что! Позови лучше сестру?
Вышедшая из хранилища Юлия, принялась выяснять отношения с братом:
— И зачем ты прикатил сюда на велосипеде?! Я тебя наказывала, никуда из дома не отлучаться…

В деревне меня ждал улыбчивый Кольша:
— Рассказывай, что да как? Обнимались? Целовались? Крутишь головой, машешь рукой, значит, что-то не так! Я в этом деле спец. Десятки романов прочел. Если что, обращайся за советом, помогу. А теперь общий сбор. В баню идем к крестной. Я договорился.
— Баня – это хорошо! – сказал я, глянув внимательно на друга. – Только почему-то крестная обозначилась? А где же Карлыч?
Кольша стал серьезным:
— Вот ты тоже бубнишь об одном. Карлыч, Карлыч! Был он, да весь вышел!
Тут же поторопила нас хозяйка и мать Ольга:
— Так, орлы, белье вам собрала. Веник березовый, свежий на месте найдете. Все. Шуруйте без промедления. А то баня остынет.
Мы пошли вдоль берега озера. Вечерело. По воде шла мелкая рябь. Вдруг мы увидели у мостков привлекательную девушку в купальнике. С длинным до пояса русым волосом. Схожую с русалкой. Она, видимо, только, что искупалась. Вытиралась полотенцем. Потом, смешно заложив палец в ухо, мотала головой. Мы посмеялись:
— Авария?! Может, помочь?
— Это как?!
Кольша блеснул ответом:
— А вот так! Бац по уху!
Девушка рассмеялась:
— Оригинально, Николай! Никак в баню шествуйте? И кто же это с тобой такой завлекательный?! Наверное, новый садовод?! – Девушка, гибкая, грациозная, собрав в пучок волос, тепло улыбалась. Большие, томные глаза завораживали. А правильные черты лица подчеркивали ее обаятельную особенность.
Я радушно раскланялся:
— Да! Да! Это мы сами! Спешим до бани! Еще, надеюсь, увидимся, нимфа, здешних мест!
Кольша подтвердил:
— Все так! Русалка натуральная!
Девушка помахала рукой:
— До новой приятной встречи! И легкого вам пара!
Отойдя в сторонку, мы высказались однозначно:
— Красивая!
А я продолжил мысль:
— Сногсшибательная! Что характерно, красота тут у вас сплошь и рядом! Прямо глаза разбегаются!
Кольша пояснил:
— Это мы Маню Белозерцеву встретили. Наш почтальон. Она одна, не замужем. Живет с родителями. В прошлом году, как окончила среднюю школу, попыталась поступить в Новосибирское театральное училище, да не получилось. Вроде не прошла по конкурсу. Но не отчаивается. Работает. Думает, повторить попытку. А вот и наша баня. Такую, Вадим, ты еще не видел. Топится по-черному.
Войдя в предбанник, я повел носом:
-Дымом пахнет.
Кольша махнул рукой:
— Не боись! Угара нет. Печь потушена, зола убрана. Словом, раздеваемся и ныряем в «преисподнею»!
«Нырнули» и… я задохнулся от стойкого жара. Казалось, волос на голове стал потрескивать. Мудрый Кольша, поглядывая на меня, ухмылялся. Потом дал совет:
— Присядь! Пусть голова пообвыкнет. Наверху сильный жар скопился.
Присев, почувствовал действительно облегчение. Осмотревшись, заметил буквально закопченные стены и потолок. Подумал: «Вот это баня! Наверное, в местных суровых условиях самый смак. И от боли, и от хвори, и от прочей поганой напасти». Кольша, тем временем, распарил веник, указал на полог:
— Ложись, добрый молодец! Будем сгонять с тебя хандру-печаль. Придавать телу силу могучую, победоносную! Чтобы тебе хотелось и моглось! Вот так посечем, постукаем по чувствительным местам. Терпи! Мужайся! И не сворачивайся в комок, расслабься!
О, боже! Когда лучший друг прошелся по моему телу с веником и окатил прохладной водой, я, кажется, вознесся к архангелам. Торжествовали тело и душа. Благодарный, поднял большой палец в вверх и сказал:
— Долг платежом красен! Ложимся, господин хороший?!
Во второй стадии помывки упражнялись с мочалками. И мыли головы необыкновенным настоем. Волос становился мягким, шелковистым. Я с интересом спросил:
— Из чего же этот настой состоит?
Кольша, как знаток, ответил:
— Берется зола белая, пылкая, чистая, дровяная. Она, оседая, настаивается в кипятке. Получается щелок, смягчающий воду. Самое то для волос.
Выйдя из бани, чистые, опрятные, словно заново родившиеся, мы шутили и смеялись. Одобряя банный день и всю процедуру с ним связанную. А ночью спали, как убитые.

******* ****** ******

Праздники души и сердца быстротечно завершились. И начались кропотливые будни. День за днем я познавал вверенный мне сад. Записывая в рабочий журнал его особенности. Вел уход за деревьями. Тут пришлось поднапрячься. Так как плодовые культуры имели фазу старения, а кое-где просто подмерзли. Через неделю мои усилия увенчались успехом, я вырезал окончательно засохшие ветки. Обработал срезы садовым варом. Очистил ряды. Яблони заметно «помолодели», что сказалось на закладке полноценных «плодушек» для урожая следующего года.
А вечерами заносил в личный дневник свои скромные достижения, впечатления и раздумья. И, безусловно, вспоминал ее – красивую, страстную, особенную. Так и записывал: «Юлька! Юлька! Любимая, неповторимая! Вспоминаешь ли ты меня?! И кто я для тебя в действительности?!». Ответ рисовался в воображении. Она ничего не забыла, как жарко обнимались, целовались, как клялись в крепкой дружбе. В любовном порыве моя краса мчится ко мне неудержимо, оставив все дела в городе. Наши сердца соединяются. О, сладкий миг! Увы, только в грезах и мечтах. Под занавес погас свет в доме, лимитированный электродвижком деревни. И моя голова склонилась ко сну.
За своими делами я как-то отклонился от Николая. А между тем, он заметно взрослел, становился своенравной личностью. И, кажется, что-то скрывал от меня. Судя по тому, что потерял интерес к бывшему кумиру – «Карлычу». Задав себе вопрос, что за этим кроется, решил не терять близких контактов. А при случае добиться правды и при необходимости поддержать лучшего друга.
Между тем, Кольша сам проявил желание со мной обстоятельно поговорить. Об этом сказал утром, когда я отправлялся в сад:
— Надо, Вадим, тебе кое-что сообщить. Приезжай пораньше, ждать буду.
Я насторожился, спросил:
— Если, что серьезное, готов хоть сейчас выслушать.
— Да нет. Это терпимое.
…Вечером прибыл домой пораньше. Николай сидел на крыльце. Посмотрев на меня, он степенно достал кисет с махоркой. Оторвал листик от сложенной в гармошку газеты. Скрутил козью ножку. Подмигнул:
— Садись, чай не в музее!
У меня невольно вырвалось:
— Ты куришь?!
— Пора, брат! Время пришло мужиком становиться! – Кольша дымил. Куражился. Впадая временами в кашель.
Я сел рядом, разогнал дым, заметил:
— Брось ты это занятие! Не изводи себя. И мать не огорчай.
Николай, смяв самокрутку, махнул рукой:
— А, ладно! Посмотрю. Испытаю, что как… Может, брошу.
— Интересно, кто тебе этот курительный набор собрал?
— Баба Самоха!
— Новая личность. Не знаю такую.
— Она через десяток домов от нас живет. Старенькая. Под девяноста лет. Еще сама все делает. А ума уже нет. Давеча косила траву и потеряла юбку. Нашла, удивилась. Мол, чья же это потеря. Ходит, спрашивает.
— Неужели, корову держит?
— Держит. Она старее, наверное, бабушки. Худая, горбатая и ездовая.
— Как это?
— А так! Запрягает баба Самоха ее в приспособленную тележку и отправляется в лес. Там насобирает все для печки пригодное, из валежника, садится на воз и домой везет. Подслеповатая, немощная, уже никакая, а не хочет свое в деревне оставлять, в дом престарелых отправляться. Я, бывая у нее, помогаю, чем могу. Если пожелаешь, вместе сходим.
— Так она что – курит?
— Еще как! Табак сама выращивает. Самокрутка постоянно в зубах! Черная от курева.
— Трудно все представить. Хорошо. Считай, просветил! Теперь выкладывай, что мне лично хотел сказать?
Кольша, помолчав, покачал головой:
— Тут такое наклевывается! Приревновал к тебе Юлию один парень. Григорием зовут. Он в Барабинске живет. А тут у него родня. Часто к ней наведывается. И, наверное, с Юлей, встречался. Какие-то отношения с ней завязаны. Короче, теперь собирается приехать в деревню и с тобой свести счеты. Так что готовься!
— А откуда это стало известно?
— Брат Юлии Серега по деревне растрезвонил!

******** ******* *******

В работе время шло, катилось быстротечно, поглощая дни, недели, месяцы. Мой дневник пополнялся новыми записями. О делах праведных. И опять же о любви. Юлия написала мне одно единственное письмо. Оно было сдержанное по форме и содержанию: «Здравствуй, Вадик! Увы, мы находимся в разных измерениях. Здесь жизнь бьет ключом. А у вас затишье. Мы по-разному чувствуем, ощущаем окружающую действительность. У нас разные запросы, потребности. Отличается и духовное развитие. Боюсь, мы не поймем друг друга в скором времени. Прости, но это так! Попытаюсь как ни будь вытащить тебя из глуши в город, чтобы развлечься и показать то, что ты теряешь. Все. Жди. В следующий раз напишу обо всем более подробно. Юлия».
Да, наши условия жизни и сам быт в деревне были действительно незавидными. Тут уж не до роскоши. У меня на покрытие непредвиденных расходов оставался в запасе всего один рубль. Последний от авансированной суммы. По любым меркам – почти ничего. Колхоз явно не баловал. Обещая расчет по осени. И то – в виде натуроплаты. Хорошо хоть выручала хозяйка Ольга. Изобретательно пополняя обеденный стол стряпней, овощным разнообразием, рыбными блюдами. А также всем тем, что можно было выписать и принести из стационарного пункта по приему и сепарированию молока, где она трудилась.
Свое незавидное денежное состояние я обсудил с Николаем. Он, подтрунивая, высказался:
— Гляди-ка, запечалился?! Да тут все в деревне денег почти не видят. И ничего, обходятся, выкручиваются. Кто как может. А рубль береги. Что ты без рубля? Ноль без палочки! Ха! Смеюсь, зубы скалю!
Я шутливо надвинул Кольше кепку на глаза, сказал:
— Что бы без твоего совета делал? И есть к тебе предложение. Давай отправимся завтра в путешествие по окрестностям. Хочу посмотреть небольшие озера – пресное и соленое.
Друг козырнул:
— Понятно! Заметано!
…Выехали пораньше. Утро было наполнено свежестью. Мы дружно зевали, перебрасывались шутками. Ласточка, чувствуя нашу расслабленность, взяла умеренный ход. И тут Кольша вдруг вспомнил о Юлии. Спросил:
— Скажи, Вадим, откройся! Тебе она очень нравится?
— Я молча, с улыбкой, поглядывал на друга.
— Физиономия выразительная. Повествует о многом. А если Григорий, ревнивец, появится, не побоишься? Я его видел. Он крупнее тебя. И такой напористый. Трудно будет с ним совладать.
— Буду стараться! Бодаться! Искусаю всего до предела!
— Ха! Герой! А ты вот взвесь все. Подумай, не ныряя с головой в омут. Были или нет какие серьезные отношения у Юлии с Григорием? С чего он взбеленился?
— Подумал. Если бы у Юлии были серьезные отношения с Григорием, то со мной не стала бы знакомиться и дружбу заводить. Понято, Кольша? Короче, не береди душу. Она и так болит…
— Во-во! Страдаешь?! И нечего было голову забивать, влюбляться в городскую и далекую. До нее, что до луны…
— Значит, буду космонавтом!
— Приехали, космонавт! Озеро соленое. Пойдем, посмотрим. Может, искупаемся. Ванны примем… — Николай дурачился. — И омолодимся до неузнаваемости. С новыми рожами будем пригожими!
Я, присев на берегу, заметил:
— Да, тут омолодиться можно. Рапа известное лечебное средство. Имеет ряд полезных свойств для кожи, суставов, всего организма. Давай, Кольша, возьмем озеро в аренду и откроем местный курорт, как в Европе. Дело безопасное. Никто точно не утонет. Хоть сутки будет бултыхаться, плавать в соленой воде.
— Ага! Пусть дубеют, солонеют, а потом мы их за ушко, да на солнышко! И нате вам! Чего хотели, то получили! Готовьте, господа, денежки! Пожалуй, все, Вадим! Иссякла фантазия!
— Тогда поехали!
Привела нас дорога и к пресному водоему. Обычное озерцо, небольшое по зеркалу воды. Но весьма ценное в этой необычной местности. И трудно было понять, как на одной земле расположились такие отличительные водоемы. Явно постаралась матушка-природа во благо людей.
Объезжая вкруговую озеро, мы заметили заброшенный бригадный стан. Я подвернул Ласточку и сказал Николаю:
— Давай, посмотрим, что тут есть? Может, добудем доски для туалета…
В полуразрушенном домике изучили дощатые перегородки. Они оказались пригодными. Только вызывало опасение нависшее потолочное перекрытие с приличным слоем засыпки. Я посмотрел на друга, спросил:
— И что? Рискнем?
Кольша, пожав плечами, ответил неуверенно:
— Не знаю… Удастся, что сделать. Как бы потолок не поехал.
Я махнул рукой:
— Волков бояться – в лес не ходить! Вот тут какой-то прут железный есть. Пойду с ним доски выламывать.
— А мне, что делать? – Николай переминался с ноги на ногу.
— Будешь тесины принимать. Только соблюдай осторожность. Держись по возможности подальше от меня.
Работа вначале не ладилась. Потом пошла споро. Мы уже имели все необходимое. Можно было отступиться. Но я слишком увлекся. Отрывая последняя доску, потерял осмотрительность. И тут случилось непоправимое. Потолочное перекрытие пришло в движение… Мигом рухнуло. Сбитый с ног и оглушенный, оказавшись под завалом, долго не мог придти в себя. Очнувшись, со стоном оценил свое состояние. Болело нестерпимо правое плечо, отдавая в руку. Откапываясь и освобождая тело в образованной из перекрытия спасительной ниши, услышал крик Николая:
— Вадим, держись! Держись! Иду на помощь!

********** ********* *********
Утром, лежа в постели, с тяжелой головой и, видимо, выбитым плечом, превозмогая боль, слушал Николая. Он, жестикулируя, вздыхая и охая, комментировал происшествие:
— Не знаю, как тебя не пристукнуло вовсе! И куда полезли?! Это еще перекрытие потолочное удачно сложилось, не придавило. Я вначале растерялся. Потом давай бешено руками глину отбрасывать. А сам на взводе, не зная, что под завалом. Хорошо, что ты сигнал подал, стал шевелиться. Душа возрадовалась. Ладно, откопались, побратались. Живы будем – не помрем! Теперь лечить тебя надо. К бабе Самохе пойдем. Она, как колдунья, исцелит, на ноги поставит.
Мне стало совсем в невмоготу. И я поторопил Николая:
— Пошли! А то в голове шарики за ролики заходят. Еще плечо покоя не дает…
— Так вставай?! И поскольку будешь спрашивать, как бабу Самоху зовут, величают? Поясняю. Она – Рада Каземировна! Фамилия – Самохина! Говорят, вроде из бывших дворян. Отбывала срок в лагерях. Сюда попала случайно. Бедствовала. Была на посылках у местных зажиточных мужиков. Ходила по деревням по их заказу, что купить, что продать. Потом тут слепила саманку. Обжилась. Так и тянет свой век. Все. Собрался? Потопали!
Когда вошли во двор я удивился:
-Надо же, как саманка хорошо смотрится?! Стены подмазаны, побелены. Все ладом! Вот так бабушка!
Кольша внес ясность:
— Это дело рук деревенских женщин. Они оказали помощь старушке. У нас так часто делается. Если, кто затевает стройку, обращается к народу, все приходят. «Помощь» называется. Вековая традиция. Теперь проходим…
Войдя в домик, я осмотрелся. На ограниченной площади располагались и кухня, и спальня, и прочие удобства. Все выглядело убого. Закопченная печь. Рядом на протянутой проволоке были развешаны пучки трав. В углу помещения стояла железная кровать, посередине – столик. У стенки – буфет и кухонная утварь. А хозяйка в полудреме восседала в кресле. Оно было резное, полированное. И представляло, пожалуй, единственную ценность.
Николай махнул мне рукой. Показал на лавку. Мы прошли по чистому, глинобитному полу, молча уселись, ожидая внимания к нам бабушки Рады Каземировны. Промедление затянулось. Я кашлянул, безрезультатно. Лицо хозяйки, исписанное мелкими морщинами, было просветленное, иконообразное, впечатляющее. Недавно она, видимо, курила. Мундштук с остатком самокрутки лежал рядом, на железном подносе. А в воздухе витал запах от табака и аромата неизвестных трав.
Внезапно Рада Каземировна очнулась. Посмотрела на нас долгим взглядом и хотела бы опять улететь в приятной полудреме в царство блаженной неги. Но Кольша опередил намерения бабушки вопросом:
— Баба, Рада, может мы не вовремя пришли?
— Пришли, так пришли! – Хозяйка говорила хриплым, скрипучим голосом. – Вас только не знаю. Кто, откуда? С каких небес спустились. Неужто архангелы?
Николай повел разъяснение:
— Да Николай я, баба Рада! Не признали? А это вот новый садовод. Вадимом звать. И ему нужно помощь. Плечо зашиб. Может, выбил.
Бабушка махнула рукой:
— Подожди, малый, не части… Сейчас закурю. Голова посвежеет. Тогда все изладим…
Перекур действительно взбодрил хозяйку. Она стала изъясняться более разумно и внятно:
— Показывай, болезный?
Я, морщась от боли, снял рубаху, показал распухшее, с темными отметинами плечо. Бабушка тонкими, колючими пальцами ощупала место травмы, заключила:
— Побито плечо… Где и как? Не спрашиваю. Но кости, милок, все целы, на месте. И не горюй, обойдется. Компресс делай из капустного листа. Боль успокоит. А еще травки дам целебной, укрепляющей. Запаривай, настой пей. И для подъема сил надобно рыбную юшку готовить. Но не из чего попадя варить, а с набором известных рыб. Николай вот знает… Все. Ступайте с Богом!
Вечером я занялся лечением. Помогла Ольга, ставшая более активной, участливой. Видимо, заглушила каким-то образом болезнь. А друг Кольша, отлучившись на время, пришел с разнообразной озерной рыбешкой. Сказал:
— Это для юшки?
Я спросил:
— Где раздобыл?
— У заядлых рыбаков знамо… Поправляйся! Набирайся сил. Завтра, пожалуй, потребуются…
— Силы всегда нужны! А советы и травы бабы Рады уже помогают. Боль уходит. Интересная старушка. И откуда у нее величественное кресло? На нем она что на троне, как княжна из давнего прошлого.
— А кто у нас столяр-краснодеревщик? Вот он за какую-то лечебную услугу и отблагодарил бабушку.
— Карлыч, значит?
— Он самый!
— И давай, Кольша, повествуй окончательно по теме. Почему мне завтра силы потребуются?
— Григорий в деревне появился…

********** ******** **********

Наступил день новых событий. В сад я, конечно, не поехал. Ждал встречи с Григорием. Понимая, что она в любом случае неизбежна. И, чем скорее мы объяснимся, тем будет лучше обоим. Кольша подтрунивал:
— Как придет Григорий, выходи сдаваться с белым флагом! Заявляй, что полный инвалид!
Я парировал:
— Ага! Обрадовался! Лучше подавай на стол юшку. Вот она то мне дает пользу ощутимую, чудодейственную!
— Кольша шутейно раскланялся:
— Сию минуту, господин хороший! А как подавать? В миске или в кастрюле?
Эдаким манером лучший друг сглаживал некоторую напряженность при ожидании чего-то тревожного и неизвестного. А рыбная уха, наваристая, приготовленная по особому рецепту, действительно являлась сытной, придавала силы. Особый смак был у юшки в охлажденном состоянии. Получалось натуральное заливное блюдо. Хоть включай в ресторанное меню.
После завтрака, выйдя на крыльцо, мы шутейно размялись. Нанося друг другу кулаками мягкие удары. Потом обнялись, побратались, как маститые бойцы на ринге. Кольша тут же спросил:
— Как плечо?
Я отмахнулся:
— Сойдет, терпимо…
— А теперь приготовься. Идет наш «клиент» — Григорий Гамузов! Да не один… Чумного Федора Мосина с собой прихватил. Наш раздолбай, деревенский. У него мозгов нет и сила неимоверная. Но главное – не пасовать и не нарываться… Может, тихо-мирно все уладим.
«Гости» подходили вразвалочку. Федор, высокорослый верзила, смолил самокрутку. Дымил и сплевывал. Был явно нетрезвый. Григорий, оглядываясь по сторонам, поправлял солнцезащитные очки, и представлял из себя стройного, вполне ладного парня с пышной шапкой русых волос.
Встречу открыл Федор, выступив вперед. Рассматривая меня с ухмылкой, он, прикасаясь цепкими пальцами, говорил:
— Ну, здорово, молодец! К тебе пришли! За ответом…Рассказывай, как и где любовь крутил?! А ты, шкет, замолкни!
Я, отпрянув от Федора, оценил обстановку. Григорий молчал, поправляя беспрестанно очки. Может, нервничал. Кольша смотрел на меня с надеждой. И я решился… Решился завалить мужика-увальня милицейским приемом, отработанным вместе с незабвенным участковым Мальцевым. К этому располагало все. Противник – рохля, несобранный, самонадеянный, нагловатый, и не ждал от меня никого противоборства. По сути, «ловил ворон», глумясь надо мной. Это придало смелости. Я, собрав силы, сумел перехватить протянутую руку, взять ее на излом, крутнуться, тут же подставить мощную подножку. И…Федор, вскрикнув, плюхнулся на землю, как мешок с нечто непотребным.
Одновременно раздался громогласный возглас Кольши:
— Ура! Чистая победа!
Мой неожиданный выпад резко изменил обстановку. Федор с матерками перекатился с живота на спину, и уже миролюбиво спросил:
— А че это было? Нет, я завсегда своих уважаю!
Григорий наконец-то расстался с очками, спрятал их в карман, с улыбкой поднял руку и сказал:
— Все, мужики! Перебор вышел! Мы, однако, малость пошутили. А вы нас неправильно поняли… И есть предложение перейти к мирным переговорам?
Я, усмехнувшись, ответил:
— С этого надо было начинать! А не мудрить с подставой!
Уединившись с Григорием, мы пытались понять, кому из нас отдает истинное предпочтение избранная девушка. Соперник, поглядывая на меня изучающе, спросил:
— Любишь Юлию?
Я кивнул утвердительно. Григорий помолчал, потом открылся:
— И я обожаю! Люблю, ревную! Вот и с тобой поэтому не поладил. Извини, так получилось…
— И что? Проверил меня на прочность? Тоже мне – ухарь! Может, поведаешь, какие у тебя отношения с Юлей? И чем я тебе помешал? Если у вас много общего, взаимность в любви, то я уйду с вашей дороги.
Григорий вздохнул и ответил неожиданным образом:
— Не буду, Вадим, темнить, все у нас неопределенно. Так, друзья-товарищи. А хотелось бы большего.
— Вот и я в таком же качестве.
— Правда?!
— Конечно!
— Тогда не будем сыр-бор разводить. Пусть решит все сама Юлия.
— Вот именно! И что теперь между нами?
— А то! Дружба! Приглашаю завтра на природу! На Чаны! Порыбачим, поохотимся!
Я скрепил рукопожатие и ответил:
— Заманчивое предложение! Его принимаю. Желательно еще в компанию Николая взять. Рад будет друг ситный!
«Друг ситный» был тут, как тут. Узнав о предстоящей рыбалке, не скрывал радости:
— Вот это дело! А то затеяли тут черте что! Благо Федор оклемался и поплелся восвояси ошарашенный, повторяя: «И че я с ними связался?!».

Проводив Григория, мы подвели итоги встречи. Кольша смотрел на меня с восхищением и говорил взахлеб:
— Здорово ты Федора уложил! Коронный номер! Мужик и крякнуть не успел, как на него Вадим насел! И почему скрывал свои способности?! Теперь не отстану, пока меня всему не научишь…
Я сделал свое заключение:
— Главное, Кольша, в том, что снята напряженность, с Григорием установлены нормальные отношения.

Утром, спозаранку, мы вышли из дома. И направились к озеру, в условленное место. Последний месяц лета уже не баловал теплом. Возле воды витал маревый туман. А у лодки, в нашей видимости, копошился знакомый человек. Я кивнул в ту сторону, и сказал Николаю:
— Гляди-ка, Федор опять обозначился?
Кольша рассмеялся:
— Ну да, «прописал» ты его, теперь наш мужик, артельный!
Мосин встретил нас доброжелательно. Угодливо усадил в лодку. И объяснил свое присутствие:
— Так это Григорий меня упросил, чтобы помог, обеспечил лодкой и все для
рыбалки подготовил. Для меня это плевое дело. Я на воде специалист широкого профиля. Рыба сама ко мне в сеть идет. Все удивляются. Спрашивают: «Никак, Федор, слово какое знаешь?». Отвечаю: «Знаю, но все держу при себе!». Мол, дурочку не гоните. Соображайте сами, что, как и зачем!
— А ты, значит, Федор, соображаешь? – спросил Николай.
— Еще как! Рыбалка – это целая наука! Какая сеть, что за ячейки. Где ее на озере ставить, на протоке или на плесе. А еще, что с погодой. Тишь, непогода, волна – учитывай разницу. Я тут все воды на моторке исходил. Раз чуть не утоп. Весной дело было. Ветер нешуточный разыгрался. Ураган! Лодку, как щепку, закрутило, подбросило, опрокинуло. Бултыхался в воде, вцепившись в борт своей посудины. Благо силой не обижен. Прибился к камышам в протоке на мелководье. Так и спасся…
Кольша с улыбкой пожурил:
— А что же ты в непогоду на озере оказался? Тоже мне моряк – с печки бряк!
— Так по весне свежей рыбки ой-как хочется! Сам знаешь?!
— Так, мужики-аборигены, вы мне озеро обрисуйте во всем величии? – вступил я в разговор вполне заинтересовано.
Федор махнул рукой:
— Это не ко мне! Вот Николай Суровцев пусть расскажет. Он хоть и мал, но с умом и понятием. Деревенская гордость…
Кольша засмущался:
— Да ладно превозносить-то! А по озеру в школе хорошо просветили. Вот данные. Чаны – крупнейший водоем Новосибирской области. Его длина составляет 91 километр, а ширина – 88. Площадь доходит до двух тысяч квадратных километров. Состоит из трех основных плесов и проток. Глубина небольшая – средняя около двух метров. В озере шестнадцать видов рыб. В числе их карась, окунь, сазан, язь, судак, плотва, щука, лещ. Ловится даже пелядь, елец, линь. Кому как повезет. И нам не мешало бы отличиться. Ждем-пождем Григория! Что-то не торопится наш заводила, организатор славных дел.
Мосин пояснил:
— Сейчас явится. Он ружье для охоты в деревне разыскивает. А вот и показался…
Григорий, бодрый, улыбчивый, одетый по-спортивному, поднял руку в приветствии:
— Здорово, братцы! Поди ругаете, что задержался? Пришлось побегать по деревне, пока берданку нашел с патронами. Знатные охотники свое оружие, понятно, никому не доверяют. И у кого, вы думаете, одностволку позаимствовал? Сроду не догадаетесь! У бабы Самохи выпросил…
Николай закатился от смеха:
— Ой, держите меня! Так это… Ружье хоть стреляет?!
Григорий, отложив ствол, и, погрозив ему артистично пальцем, заметил:
— Не балуй – у меня! Боюсь, произвольно начнет палить. Тогда нам мало не покажется!
Юный друг недоумевал:
— И зачем почти столетней бабушке оружие? Ума не приложу!
Гамузов усмехнулся:
— А вот… История умалчивает! И пора, видимо, выходить на водные просторы? Тумана нет. Вся краса открылась. Кстати, наш план таков. Федор для общего впечатления вначале прокатит нас на моторке по протоке и плесу. А потом найдем место для охоты на уток и рыбалки на удочки. Оторвемся в азарте! Вадим, за тобой, друг, слово?!
Я улыбнулся:
— Все в лучшем виде! Предел желаний!
Наступило время Мосина. Он при исполнении был важен и серьезен. Распределив нас по местам в лодке, сел за мотор. Отработанным рывком, махом завел его. Глянул на нас снисходительно и сказал напутственно:
— Ну, держись, компания! Будут вам знатные картинки!
И мы полетели, понеслись навстречу ветру, навстречу восходящему солнцу и дивному миру. Стремительно двигаясь по воде, мы, кажется, восходили на чистое, безоблачное небо. А водная гладь, без конца и края, окрашенная лучами солнца будоражило сознание. Наше продвижение сопровождалось взлетом дичи. Уток в пределах видимости было невероятное количество. Особое очарование вызывали лебеди. Эта горделивая птица открывалась на просторах озера во всей своей красе. «Боже! – думал я, — как все необыкновенно, почти первозданно, сказочно красиво! Уникальная, чарующая природа!». В знак неподдельного восторга я поднял большой палец вверх, окинул взглядом друзей и прокричал сквозь гул мотора:
— Красота! Душа радуется!
Такие же чувства отражали улыбки всего боевого экипажа струга.
После экскурсии по плесу и протоки мы выбрали место для охоты и рыбалки. Тут во всем положились на Федора. Он, пристав с лодкой у камышей, провел некоторую маскировку плавучего средства. Призвал соблюдать тишину. И вскоре, используя уже весла, наш кормчий поставил плоскодонку на прикол. Что послужило сигналом к действию. Григорий взялся доводить до полной боевой готовности стародавнее ружье. А мы вооружились немудреными удочками. Надели на крючки червей. Смачно на них поплевали. Воодушевившись, забросили лески. И мигом скрылись в воде поплавки, пошел удивительный клев. Жор! Рыба словно ждала нас, просилась на крючок даже с огрызком червя. Я, как и все, пользуясь двумя удочками, не успевал снимать язей, карасей и прочих обитателей озера. Таким же образом действовали мои друзья.
Процесс шел, потом азарт начал спадать. А рыба все прибавлялась. И к полудню, наверное, бы вытеснила нас из лодки. Но вовремя прозвучал голос Григория:
— Команда, стоп! Улова, пожалуй, хватит всем желающим! Нет смысла жадничать, когда в озере рыбы всегда полно в свежем наличии. Ничуть не убывает. Поэтому предлагаю следующее. Мелочь отпустить в воду. И попытаться поймать на живца что ни будь поинтересней. Верх удачи – отменные щуки и судаки. Все, работаем, мужики! А я, типа охотник, буду ждать появление дичи, чтобы взять ее на прицел бабушкина ружья. У меня, к тому же, в руках зуд, скорей бы бабахнуть!
Новый способ рыбалки, с использованием живца, не вызывал у меня особого интереса. Не очень верилось, что он послужит хорошей приманкой для хищных обитателей озера. Поскольку в естественной среде было чем поживиться в достатке и в полном разнообразии. Так оно сказывалось в действительности. Приходилось скучать, поглядывая на поплавок. Но, что удивительно, друг Кольша, отнюдь, не разделял моего уныния. Сжимая в руках удочку, временами подергивая леску, он явно надеялся на удачу. А вот наш кормчий Федор оставался совсем безучастным в рыбалке. Пытался найти что-то потерянное. Наконец, обратился к нам:
— Вы не видели тут небольшую жестяную банку с крышкой. Там у меня отличная блесна лежала.
Первым откликнулся юный отрок:
— Не видели, не знаем, не ведаем! И смотрите сюда! Никак щука леску потянула! Точно мечется здоровенная рыбина! Ура! Поймал! Помогите, братцы, ее вытащить?!
Федор, схватив сачок, расторопно выставил его за борт лодки, скомандовал:
— Делай, Николка, ровную подсечку! Подводи, подводи к лодке! Тут я сачком подстрахую твой улов! Все! Наша взяла! Чтобы бы ты без меня делал? И кто же тут рвался и метался? Обыкновенный окунь. А суеты, маяты сколько…
— Ну да! Обыкновенный?! – вступил в спор Кольша. – Завидки берут! Вам бы такого…
— Стоп! Что я вижу?! – Мосин снизошел до ругани. – На мою блесну окуня отловил! И как это понимать? Я ищу ее, а он и ухом не ведет. Тихим сапом дело провернул. Спрашивается, чья эта теперь рыбина? …
В этот момент грохнул выстрел из берданки. Федор, потеряв равновесия, кувыркнулся за борт струга. Утки невредимые взмыли в небо. А мы с хохотом стали спасать незадачливого и неуклюжего кормчего.

*************************************************

Яркие впечатления о рыбалке не оставляли нас весь следующий день. Кольша был доволен тем, что «увел» втихаря блесну у Мосина и отловил на зависть всех крупного окуня. Он, дурачась, разводил ладони, показывая его размеры, и говорил взахлеб:
— Вот такой, примерно, лапоть попался! Дал фору всем на удивление!
Я подначивал друга:
— Еще неизвестно, чей это был окунь. Не зря Федор зуб на него имел. И хорошо, что мы его вовремя зажарили. Теперь и взятки гладки.
— Да ладно об этом… — Николай быстро сменил тему. – Григорию надо кланяться. Устроил нам праздник.
— Все верно! – согласился я. – Выходит, нам повезло. Нежданно-негаданно нашли хорошего друга. Кстати, чем он в Барабинске занимается?
— Заканчивает ПТУ, скоро машистом тепловоза станет. А в деревне у него тетка. Баба Дука. Так ее зовут. Она инвалид детства. Горбатая. И хоть ныне уже в годах, но способная к труду. Крепкая, жилистая. Хозяйство держит. Дом ухожен. Есть достаток. Одна живет…
— И дальше что?
— А то! Посмотри-ка, Вадим, в окно. Полюбуйся, кто к нам эдак величественно шествует?!
— Почтальонка! – у меня екнуло сердце. – Выходим, Кольша, встречать!
Маша Белозерцева была действительно величественная. Походка легкая. Улыбка милая. Фигура бесподобная. Подошла, поклонилась:
— Здравствуйте, вам!
Кольша восхитился:
— Маня! Заря небесная! Краса божественная! Чем нас порадуешь?
Девушка рассмеялась:
— Ой-ой! Ты, наверное, моим кавалером, Николай, будешь?! Такой обходительный, галантный. Буду ждать, когда подрастешь, женихом станешь!
Юный друг таял в улыбке:
— Все ладом! Заметано!
— А вот, уважаемый садовод, что-то суровый и озабоченный. Не знаю, с чего бы это? Но догадываюсь. А теперь исполняю служебные обязанности. Вручаю вам, Вадим, это письмо треугольником. Правда, почему-то без марки. Платное. Да, требуется один рубль для выкупа. И у вас есть право выбора. Можете отказаться от него. Оно вернется к отправителю. Что скажите?
Николай присвистнул, покачал головой:
— Не иначе, как розыгрыш.
Я отвесил взаимный поклон, пожал руку девушке, сказал:
— Для нас, Мария, ваш визит – праздник! Сущая правда, что вы прекрасны и обаятельны! А письмо выкупаю, как и все последующие. Для этого держу специально рубль в заначке. Вот, друг Кольша подтвердит.
— Подтверждаю! Он, Маня, благородный, щедрый, богатей! Принимает письма со всех волостей! Приноси и сама пиши!
Девушка с улыбкой заметила:
— Да, я знаю, чувствую… Вы самые хорошие! Удачи вам! И до свидания!
Маша Белозерцева пошла восвояси легкой походкой, а мы долго смотрели ей в след. Потом Кольша толкнул меня в бок, сказал назидательно:
— Какую красавицу в упор не видишь?!
Меня, однако, занимало полученное письмо, которое вертел в руках: «Кто же и что написал? – думал я. – А если это весть от Юлии? Хотя… Это край неуважения. И допустить подобного она не смогла. Остается одно – вскрыть конверт».
Подсев на крыльце к Николаю, я показал ему треугольник, сложенный из тетрадного листа с небрежной подписью, с городским штемпелем почты, сказал:
— Может, его сразу разорвать и выбросить?
— Что теперь. Последний рубль отдал. Благородство проявил. Познавай уж…
— Вскрываем. Читаем… Точно Филькина грамота. Злобное высказывание, дразнилка брата Юлии – Сергея. Отличился стервец. Не забыл, затаил обиду за то, что неуважительно к нему отнесся в саду.
— Закрывай, Вадим, тему. Правильно сделал, что не пожалел рубля. Удостоверился. И пред Маней Белозерцевой не унизился. К тебе она с душой и сердцем. Явно неравнодушна.
— Знаю, Кольша. Но меня другая волнует. И не могу поступиться. В этом все: и любовь, и честь, и достоинство!
Николай посмотрел на меня внимательно, высказался:
— Далеко все зашло… А все ли ты знаешь о своей возлюбленной? Хочешь, кое-что открою, дополню ее характеристику?
— Догадываюсь, что хорошее не преподнесешь. Впрочем, говори, послушаю.
— Познавательна родословная. Дядька Юлии, который тут живет, самый зажиточный в деревне. Фамилия его Барлыкин, а прозвище Барыгин. Он электрик колхозный и владелец большой пасеки. Мед качают флягами. Продают только в Барабинске. Цену держат запредельную. Доход лучше некуда. Денег – куры не клюют. Блат повсюду.
— А причем здесь Юлия?
— При том, что помогает дядьке мед сбывать. На рынке Барабинска еще та торгашка. Ведет продажу с улыбкой, с обходительностью. Народ это любит. Покупателей всегда много. А вот наших, деревенских, не жалует. Знает про колхозную бедность. И в институте, где Юлия учится мед имеет прямое предназначение, обеспечивает успеваемость.
Меня от этих слов покоробило и невольно вырвалось:
— Откуда тебе все это известно?! Ты прямо, как следователь по особо важным делам, все разложил, преподнес. Вот, мол, нате вам, довольствуйтесь! И что из того, что продает? Это же не ворованное. Хорошо жить не запретишь…
— Кольша оспорил:
— Вон ты как?! Не сомневайся. Деревня есть деревня. Она все знает. Соображает. Делает выводы. А то, что свое продают, можно согласиться. Если бы совесть имели, хапугами не были…
Я положил руку на плечо друга, сказал:
— Понятно твое высказывание. Мне добра желаешь. Однако ничто не позволит изменить мое расположение к Юлии. Понял?
— Давно понял! И все, язык на замок. Моя хата с краю. Я ничего не знаю…
— Артист ты, Кольша! Теперь обрати внимание на улицу, что-то народ суетится? А вот и незабвенный Мосин. Сам не свой, в большом подпитии.
Федор подошел, козырнул в приветствии. Покачиваясь, снял кепку, бросил ее на траву, выругался и сказал с надрывом в голосе:
— Не стало бабушки Самохи!
— Как не стало?! – воскликнули мы недоуменно.
— А так! Застрелилась из своего ружья. Я же его после нашей охоты возвратил. Меня Григорий просил. А она вечером и грохнула в себя. Причина видно одна. Совсем немощная стала. И не захотела никому обузой быть. Гордая была, старой закалки бабуля. Я по такому случаю помянул, оприходовал пузырь. Надо обычай блюсти. Пусть душа горемычной упокоится.
Николай близко к сердцу принял сообщение Мосина. Возбужденный, высказался:
— Надо же… В голове не укладывается. Сильной воли человек. Как нам теперь без нее?
Мосин, надев кепку, и неловко закурив, покачал головой, заключил:
— Такая вот, братцы, история! Я как бы себя виноватым чувствую. Что ружье принес. А она воспользовалась. Только как тут судить-рядить? Чему быть, того не миновать… Ладно. Завтра похороны. А сегодня прощание. Наши женщины там все, как надо сделали. Позаботились. И Калугин постарался, добротный гроб изготовил. Сказал: «Это ей за все хорошее!». Молодец, не хапужный, порядочный. И другие не хуже, свойские. Однако пора мне. Бывайте!
Похоронили Раду Каземировну, сказали на могиле добрые слова, которые при жизни не успели донести до ее сердца. И сразу же, как в отместку, что не уберегли старушку, разыгралась непогодой природа. Зачастили холодные дожди. Обрушились на деревню ветры шквалистые, пришедшие с водных просторов необозримого озера. Явно торопилась осень. Хотя еще не завершил свои обязанности август.

**************** **************** ****************

В этот период, наряду с межсезоньем, обозначилась перемена и в моей жизни. Причем очень существенная. Я съезжал с квартиры по ряду обстоятельств. Их обозначил друг Кольша. Он так и сказал:
— Все, Вадим, прощаемся! Не хотелось бы. Но что поделаешь. Мне пора в Барабинский интернат. Сентябрь на носу. Зовет учеба. А мать ложится в областную больницу. Операцию ей будут делать на сердце. И еще… Хочу, чтобы ты от меня узнал о моем отце. О настоящем, не придуманным. Хотя ты, наверное, догадываешься?
— Догадываюсь! Карлыч! Твой былой кумир!
— Да, он! Пока ты был в саду мы встречались втроем. Все обговорили. Отец о матери позаботится. Окажет во всем помощь. И ты в обиде не останешься. Будешь жить, как у Христа за пазухой.
— И где же?
— Баба Дука тебя принимает. А именно – Евдокия Ульяновна Калвина. Я тебе о ней говорил. Он тетка Григория. Все уже решено. Как только, так сразу пойдем знакомиться.
После обеда мы отправились к моей будущей хозяйке. Сделали несколько десятков шагов по улице и остановились возле небольшого рубленного домика. Видно было, что строили его в давние времена. Поэтому обветшал, осел, потерял привлекательность. Но крайняя запущенность не прослеживалась. К нему примыкали дворовые постройки для содержания скота.
Николай, указывая на усадьбу, заметил:
— Все у нее ладом! Старательная бабуля! Готовься к встрече. Покажись ей правильным, скромным, тихим, покладистым.
— Что-то много нагородил. Откровенно говоря, побаиваюсь. Вдруг откажет горемыке безденежному. И куда тогда подамся?
— Выставишь себя на продажу под хаханьки деревенские. Может, кто приобретет, найдет применение.
— Ладно, острослов! Веди уж до хаты…
Открыв дверь, мы тут же столкнулись с хозяйкой. Она, посмотрев настороженно, отшатнулась, застыла в ожидании. Худощавая, сгорбленная, с натруженными руками. Николай расплылся в улыбке, затараторил:
— Вот и мы явились! Добрый день! А это сам садовод. Вадимом зовут. Все согласно договоренности…
Евдокия Ульяновна, погасив напряженность, улыбнулась:
— Ой, да ладно, Николай! Поняла все. Проходите к столу. Сейчас вас пирогами угощу. Почаевничаем…
Я помялся. Николай подтолкнул:
— Иди, коли приглашают.
За столом осмотрелся. Полезная площадь избы была небольшая, но вмещала все необходимое для крестьянского обихода и нормальной жизни. Большим достоянием являлись печи. Сложенные, видимо, хорошим мастером и надлежащим образом ухоженные. Одна небольшая, для поддержания тепла в помещении, а другая вполне объемная, с лежанкой – величественная русская печь. Над потолком располагались полати. У стенки красовалась кровать, прикрытая цветным покрывалом, с большими подушками. Словом, уют был представлен, воочию ощущался.
А пироги из муки местного помола, немного сероватые, отрубные, и разнообразные по начинки, тем более пришлись по вкусу. Особенно с капустой. Это порадовало Евдокию Ульяновну. Она, проявляя истинное гостеприимство, говорила:
— Кушайте, кушайте на здоровье! Не стесняйтесь!
Завершив трапезу, мы поблагодарили хозяйку за угощение. Я посчитал своим долгом выяснить все условия проживания. Евдокия Ульяновна опять повторилась:
— Ой, да ладно. Какие там условия? Ничего мне не надо за проживание. Лишь бы мир, лад был. Остальное приложится…
Николай подытожил:
— Все понятно. Сейчас мы идем к нам вещи собирать. А к вечеру квартирант будет тут, как тут.
Оставив гостеприимный дом, мы пустились в рассуждения. Кольша хвалился:
— Это я во всем постарался! Похлопотал за тебя. Устроил в райский уголок. Цени?!
Я усмехался:
— А что тебе оставалось? На улицу меня выставить? Нет, не кочевряжусь, конечно. Благодарствую. И уютный домик с гостеприимством хозяйки приглянулся. Короче, все по уму, благодетель!
Собрав свои вещи в фанерный чемодан, я не знал, как расстаться с Николаем. Переполняли чувства. По сути он стал самым близким человеком, надежным другом при всех обстоятельствах, при всех случаях жизни. Посматривая на него, понимал и его подавленное состояние. Невольно спросил:
— Кольша, приветы-то будем друг-другу посылать?
— Это как? В письмах треугольниках без марок?
— Юморист ты законченный, однако!
— Ага! От юмориста слышу! А связь держать обязаны. Думаю, сроднились, крепко повязаны. Я даже тебе приличное, очень значимое новое имя придумал…
— Интересно, что такое вообразил. И до последнего держал в секрете. Так говори?
— Хосе тебя буду называть! Как испанца. Ты подобной внешности. Чернявый, кучерявый и с характером. Самое то…
— Ну спасибо! Порадовал. Видимо, и в буквах что-то заложено?
— Заложено! Хозяин сада!
— А буква «е» что означает?
— Не все сразу. Потом узнаешь.
— Хорошо. Теперь объясни, если посчитаешь нужным, как ты к своему отцу относишься?
— Знаешь, я чувствовал, когда с ним общался, что он притягивает к себе. Так обычно бывает с родичем. Потом заметил его повышенное заботливое внимание ко мне. И, сопоставив факты, пришел к убеждению, что этот добрейший человек и является моим отцом.
— Признал родную кровь, но что-то в один момент отверг его от себя?
— А как иначе? Если столько лет была неопределенность. Мучилась мать. И он не мог ни на что решиться.
— Но у него болела жена. Бросить ее в таком состоянии тоже было бы крайне бесчеловечно.
— Да, ты прав. Но не сразу все дошло. Признаюсь, была, была пора призрения, осуждения. Даже ненавидел. Этим, к счастью, переболел. Теперь иное суждение. Он кровно наш. И мы по достоинству приняли его в нашу семью.
— С этим тебя и поздравляю! А теперь, пожалуй, пора перебираться на новую квартиру, где ждет меня Евдокия Ульяновна.
— Значит, с новосельем! Пусть все будет в радость! Надеюсь, еще увидимся и пообщаемся. Как наяву, так и в письмах.
— Обязательно!
… Вечером меня принял новый кров. Было такое ощущение словно я вернулся в родной дом. Хозяйка выставила на стол крынку молока и тарелку с различной стряпней. Присела рядом, поправила платок, высказалась:
— У меня все, Вадим, запросто. Ничего такого не позволяю, чтобы с человека что-то поиметь. Свое лучше отдам. Поэтому, что есть, пользуйся без оглядки. И не буду больше утомлять разговорами. Отправляюсь спать на печную лежанку. А тебе кровать подготовила. Взбила перину. Спокойной ночи!
Ощутив комфорт на кровати, я погрузился в приятные сновидения.

******************** *************** ********************

Засентябрило. И я вплотную занялся сбором урожая в саду. Меня радовало великолепие яблок среднего срока созревания. Они буквально налились соком. Имели неподражаемый вкус. Это еще раз убеждало, что можно и нужно разводить сады в Сибири. Учитывая состояние плодов, пришлось с осторожностью укладывать их в ящики. Обеспечивать полную сохранность. С чувством удовлетворения я исполнил свой долг, сдав на склад неплохой урожай фруктов.
Между тем, похолодало. Пошли чередом осенние дни, недели. В октябре колхоз подвел итоги хозяйственной деятельности. Произвел начисление натуроплаты за выработанные трудодни. Не забыли и меня. Я враз стал состоятельным колхозником, получив на складе несколько центнеров пшеницы. По совету Евдокии Ульяновны, тут же отвез часть зерна на местную мельницу. После размола вышла вполне доброкачественная мука. Хозяйка похвалила за расторопность. Вместе мы засыпали долгосрочный продукт в ларь. И были довольные хорошим запасом.
Так или иначе жизнь в новом доме налаживалась. Евдокия Ульяновна мне нравилась за неунывающий нрав, за покладистость и сердобольность. К тому же она вела исправно хозяйство. Корова была ухожена. Давала достаточно молока. Что позволяло иметь на столе даже сметану, творог, сливочное масло.
Таким образом, нежданно-негаданно пришло ко мне истинное деревенское благополучие.
А в саду я вел плановую работу, подготавливал стелющиеся деревья к зиме. Укрывал их от морозов картофельной ботвой. Дело было трудоемкое. В полдень отдыхал, спустившись в землянку-хранилище, где сохранялось тепло. Потом доставал из сидора бутылку молока, яйца, пирожки. С аппетитом обедал, отдавая дань благодарности заботливой хозяйке.
Находясь в памятном месте, я, конечно, придавался приятным воспоминаниям. Представлял все, как было при встрече с любимой, ее жаркие поцелуи и наши пылкие объятия. И мысленно уходил к ней. Тешил себя тем, что она ничего не забыла, по-прежнему питает ко мне нежные чувства. И наступит тот день, когда мы навсегда соединимся. Пойдем по жизни неразлучной парой, исполняя мечты и заветные желания.
Приятные грезы приходили и уступали место прозе жизни. Моя деятельность в саду продолжалась еще несколько дней, благополучно завершилась в намеченные сроки. А вскоре повеяло холодом. Не заставил себя ждать вьюжный Покров. Выпал первый снег. Накатывалась суровая зима. В этот период моя задача состояла в том, чтобы любым способом оградить сад от грызунов, особенно зайцев. А по весне, согласно договоренности, сдать в целостности и сохранности все насаждения.
Да, ровно год имел срок трудового соглашения. И я старался его исполнить во что бы то ни стало. Претерпевая трудности, отнюдь не каялся, не пенял на суровые условия. Понимая ответственность, проявлял характер, силу воли. Уроки стойкости давала и сама деревня. Ее герои были рядом. Удивительные люди, непритязательные, упорные, мужественные, не теряющие силу духа, с особой сибирской закалкой. Именно они поддержали, укрепили уверенность, что при желании и особом стремлении все преодолимо. Это убеждение и вело меня по жизни к существенным целям.
При всей занятости я не забывал о самом преданном друге. И он помнил, чтил нашу дружбу. Прислал первое письмо. Его вручила мне Евдокия Ульяновна, когда вернулся из сада. Пояснила:
— Маша Белозерцева принесла. Пришла, присела, огляделась, сказала: «Хорошо, как у вас!». Мне думается, она и уходить не хотела. Да, Вадим, есть к тебе большой интерес. Ну да ладно, пора печь топить. В доме управляться…
Читать письмо Николая я сразу не стал. Отложил до вечера, чтобы спокойно, неспешно все осмыслить. Насладиться таким образом восприятием сообщения. Время пришло, уединившись за столом, вскрыл конверт. Улыбнулся, углубившись в текст: «Вадим, Хосе, дружище, здравствуй! Признаюсь, мне тебя не хватает. С тобой можно было оторваться в разговоре, нести чушь, смеяться. Доверительно говорить о серьезном. И ты меня понимал. Обещай мне при всех обстоятельствах поддерживать связь, обмениваться посланиями. Теперь о себе. Заинтересованно включился в учебу. Делаю задел на будущее. Моя мечта получить высшее образование, связать себя с научной деятельностью. Направление выбираю. Пока думаю. В этом поддерживают родители. Кстати, матери сделали операцию. Состояние ее удовлетворительное. Но пока находится в больнице под присмотром врачей. Есть для тебя, как думаю, приятная новость. Она такая. Встретил в Барабинске Григория. Очень удивился. Он был с приятной подругой. Просто млел и таял пред ней. Это значит, что у него новая любовь. И вы больше не соперники. В знак крепкой дружбы шлет привет и одобряет твое переселение к тетушке. Пожалуй, все. Пока. Пиши. Удачи и благополучия!».
Проявляя доброжелательность, поспешил с ответом: «Друг мой, Кольша, привет! Привет! Я тебя хорошо понимаю. Ты был тоже хорошей опорой. Понимал меня с полуслова. Но, увы, дороги наши разные. Твой выбор достаточно серьезный. Он принуждает неуклонно повышать знания. Думаю, у тебя хватит и силы воли, и стремления для достижения цели. Дерзай, преодолевай все препоны и тернии в жизни. А в отношении Григория я уже определился. Видимо, не было у него большой любви к Юлии. Просто взыграло ущемленное самолюбие. Дескать, как кто-то «пришлый» позволил себе подкатить к девушке, с которой у него были разовые встречи в деревне. Вот и захотел проверить «на понял», чем сей «фрукт» дышит. Так всегда реагируют влиятельные парни в той или другой местности. По принципу: «хоть сам не ам, но другим не дам».
И если наш друг нашел свою суженную, то стоит за него порадоваться. Пусть будет счастлив. При встрече передавай ему мой привет и добрые пожелания. Скажи, что я живу у его тетушки в полном благополучии. Да, Кольша, теперь не страшна зима. Есть тепло, уют, нормальное питание. В этом и твоя заслуга. За все хорошее чту, помню и благодарствую. Условия, несомненно, поспособствуют исполнению моих договорных обязательств.
А весной, Кольша, ждут меня весьма значимые дела в пригороде Новосибирска. Как сообщил мне в весточке товарищ (вместе учились в школе садоводов), в одном из совхозов планируют заложить плодовый сад площадью десять гектаров. Для этого требуется два садовода. Я рекомендован. Директор не возражает. Значит, будет трудоустройство и работа по специальности с большим размахом. Представь, только голое поле и на нем надо все начинать с нуля. Вести планировку сада, разбивать кварталы под те или иные культуры, производить посадку строго по линиям разметки. Чтобы все соответствовало принятым стандартам, радовало глаз.
Все, мой друг, пора ставить точку в послании. Вопросы исчерпаны. Будь, как всегда, активным и деятельным. Лови удачу. Цени новую семейная жизнь. Способствуй, чтобы царили в доме мир, лад и взаимопонимание. Это, только это, обеспечит твое светлое будущее. И пиши. Мне все интересно. Отвечаю без промедления».
Подписав конверт, я с грустью подумал, что былое уже не вернется. Кольша уходит в будущее безвозвратно. А мне всегда его будет не хватать. Не по годам смышленого, прозорливого, с задорным, неунывающим нравом, с сочувствием и готовностью прийти на помощь.

****************** ******************** ****************

Зима пришла в сибирские просторы поистине суровая. Преобладали ветры, буйные, колючие, с морозом, пробирающим до костей. А когда спадали холода, то властвовали метели. Снежная мешанина, именуемая местными падерой, валом катилась по степи, наметами перекрывала дороги. Буквально наступала на беззащитную деревню. Сугробы порой равнялись с крышами. И вечерами, слушая за окном завывания вьюги, я наиболее остро чувствовал оторванность от близких и друзей. Однако новый будний день гасил печаль и уныние, не давал расслабиться. Вверенный мне сад требовал и зимой заботы. Главную опасность для деревьев представляли зайцы. А их в округе было немало. Поэтому, пользуясь нормальными погодными условиями, отправлялся на лыжах в свою «вотчину». Находил тропы рьяных грызунов на подступах к саду, устанавливал силки-петли и вполне разумно сокращал их набеги и поголовье. Кроме того, экзотическая зайчатину шла отборно на нашу кухню, где хозяйке удавалось приготовить из не столь уж отменного мяса вполне сносные блюда.
На меня ложились и некоторые житейские обязанности. В частности, я обеспечивал в доме достаток нормальной питьевой воды. Для этого запрягал лошадку, устанавливал на сани плетенный короб. И отправлялся на пресное озеро. Там, вооружившись пешней, колол лед. Его куски укладывал в плетенку и направлялся восвояси. Принимала «воду» Евдокия Ульяновна. Она знала ей цену. Поэтому экономно использовала, хранила в сенях в запасе.
Зимой я подтянулся, возмужал, физически окреп. Ходил вразвалочку, неспешно, много не говорил. На лице – напускная серьезность и некоторая загадочность. И одет был соответственно. Шапка-ушанка, ватник, валенки, рукавицы-вязанки. Прямое равнение на коренных сибиряков, деятельных мужчин поселения. Тут не обошлось без наставления и участия Евдокии Ульяновны. Вполне бескорыстно, по-матерински заботливо помогла мне одеться в соответствии с суровыми зимними условиями. Подбадривала, как могла, направляла на путь истинный.
Деревенский уклад жизни не отличался большим разнообразием. Как во все времена, главенствовала работа. «Делу – время, а потехи час!». Так строила свой день и Евдокия Ульяновна. А «потеха» выпадала лишь на большие праздники. Помню, как готовилась к ним хозяйка. Заводила брагу по особому рецепту. И к приему деревенских родичей с раннего утра варила, парила, стряпала кое-что необыкновенно вкусное, используя незаменимую русскую печь. Приходила обычно в гости супружеская пара. Седые, степенные люди, они чинно шествовали к дому по улице. Выделяясь одеждой «на выход» и блеском калош на обуви.
За столом, отведав все, что пришлось по вкусу, приняв стакан-другой браги, гости начинали разговоры о делах житейских. Верховодил обычно Андрей Павлович, сухонький старичок, напыщенный, с хрипотцой в голосе и язвительным характером, являясь для Евдокии Ульяновны дядей по материнской линии. В крепком подпитии, он, подняв крючковатый палец, говорил уже назидательно, повторяясь во всех визитах:
— Я, Дуся, за тебя всегда горой! Не дам в обиду твою сущность! А помнишь, как спас тебя в детстве от бычка рогатого? Вот, помнишь! Иначе закатал бы он тебя на земле до невозможности. Поэтому ты люби всегда, уважай меня! И спой свою коронную песню «Сронило колечко». Послушаем. Голос у тебя нежный, сочный, за душу берет. И правда, слушать было Евдокию Ульяновну трогательно. Голос дрожал. Песня шла от судьбы, от печали, от сердца, от невостребованной любви и не растраченных чувствах.
Уделял Андрей Павлович внимание и моей персоне. Говорил с ухмылкой:
— Вот ты скажи, Вадим, откровенно, что тебя к нам в глухомань занесло? Какой у тебя скрытный интерес? А, не договариваешь, уклоняешься. Таишь, таишь в себе невесть что. Ну, да ладно. Не сегодня, так завтра откроешься. Послушаем. Может, посочувствуем…
С неким упорством соблазнял Андрей Павлович на выпивку:
— Да не куражься, Вадим! Стаканчик-другой бражки не повредит. Взбодрит. Настроение прибавит.
И однажды уговорил. Приложился к дурманному напитку, сладкому, тошнотворному. Мигом пошли завихрения в голове. Озадаченный, забрался на полати и там долго отлеживался, приходил в сходное самочувствие. И клялся не допускать подобного.

**************** ************** **************

Между тем, зима выходила за рамки своих календарных сроков. Не сдавая суровых позиций. Я разочарованно выходил на улицу. Смотрел на небо. Вопрошал себя и близких: «Это что, холода и буранные завихрения бесконечны? Где же яркое солнце? Благость весенняя? Выходит, десять месяцев зима, остальное лето!». Деревенские лишь посмеивались: «Не горюй! Пришел марток – одевай десять порток!». Кому как, а мне погода была крайне необходима. Душа металась, маялась. Готов был лететь, бежать, мчаться сломя голову несколько верст до села Новониколаевское, где, по моему понятию, затерялись, заждались на почте мои невостребованные письма от Юлии. Но разум все же сдерживал чувства.
Однажды, после ночного буйства вьюги, наша изба оказалась в снежном заносе. Об этом поведала озабоченная Евдокия Ульяновна, растапливая утром печку-голландку:
— Вплотную занесло. Не знаю, как выберемся наружу. Но надо, корова не кормлена, не доена. И вода в доме на исходе…
Я, не мешкая, оделся. Вышел в сени, попробовал приоткрыть дверь. Но она, прижатая плотным снегом, едва подалась вперед. Хозяйка, оценив обстановку, заключила:
— Ладно, Вадим, погоди! Пойдем перекусим. Опосля видно будет, что и как. Может, кто на помощь придет. Народ у нас дружный, отзывчивый…
И правда, не прошло и часа, как возле нашего окна кто-то появился. Очистил варежкой прилипший снег со стекла. Постучал, помахал рукой. Потом показался во всем величии. Я воскликнул:
— Вот так явление! Маша Белозерцева! Чисто Снегурочка!
Евдокия Ульяновна с улыбкой подхватила:
— Добрая, отзывчивая душа!
С помощью девушки мы и выбрались из снежного плена. Я, сияющий и радостный, обнял Марию, выразил благодарность
— Наш нижайший тебе поклон! Спасибо! Как ты вовремя подоспела?!
Девушка вздрогнула в моих объятиях. На лице проявилось смущение. А глаза увлажнились. Я невольно отпрянул. Не понимая, что так взволновало деревенскую красавицу.
Разрядила обстановку Евдокия Ульяновна. Она доброжелательно подхватила девушку под локоть, сказала:
— Так просто, моя хорошая, тебя не отпущу! Приглашаю к столу, поговорим, почаевничаем.
Белозерцева улыбнулась:
— Баба, Дуся, вы такая приветливая, гостеприимная! Рада у вас бывать. Но в этот час дома ждут…
Я воспользовался случаем, спросил Марусю:
— Объясни, пожалуйста! Что там с почтой? Есть надежда, что скоро пробьют дорогу, обеспечат ее доставку? А то я сам готов рвануть, поехать, все выведать…
Девушка вмиг изменилась. Сникла. Потухла ее жизнерадостность. Она, как бы сочувствуя, ответила с надрывом в голосе:
— Сам видишь, Вадим, что в действительности… Надеюсь, ты не думаешь, что я твои письма пытаюсь намеренно придержать или вообще лишить тебя возможности их получить? А добираться до почты в этот беспросветный буран просто безрассудство, не советую. Себе на погибель. До свидания! И знай, я все непременно выясню, сниму твою озабоченность. Жди сообщения!
От этого разговора у меня остался неприятный осадок. Я ругал себя за то, что обратился к Белозерцевой по своей проблеме. И этим смутил ее, озадачил. Расстроенный, махнул рукой, зашел в избу, обратился к Евдокии Ульяновне:
— Надо мне, крайне надо добраться до Новониколаевской почты. Письма там меня ждут…
Хозяйка всплеснула руками:
— Да куда же в такую падеру!? В степи жуть, что делается. Буря вроде отступает, так холодает люто, мороз крепчает. Стоит ли рисковать, Вадим?!
— Стоит, Евдокия Ульяновна! Я все решил. Постараюсь засветло обернуться. Семь километров для меня не крюк. Махом одолею! Я же теперь сибиряк тертый! С прочной закалкой!
Моя покровительница покачала головой и отступилась:
— Вижу, уговаривать тебя бесполезно. Возьми хоть тулуп. Спасет от холода…
— И тулуп не возьму. Налегке оно сподручнее. Словом, побежал! Одна нога тут, другая – там!
— Во как?! Тогда удачи!
На конюшне меня встретила приветливым ржанием Ласточка. Запрягая в сани, прижал к груди ее голову, прошептал: «Не подведи, родная!». А дорога, всего-то в семь километров, оказалась в действительности невероятно трудной. Шли сплошняком заносы, переметы. В сугробах торчали почти не приметные указатели пути, вешки-ориентиры. Словно предупреждая о сложностях продвижения и всех возникающих рисках.
Выручала, как всегда, резвая лошадка. Преодолевающая с ходу дорожные барьеры, выкладываясь по полной мере своей выносливости. Я, разгоряченный, целеустремленный, стоя в санях, всматривался в даль, ежился от пронизывающего, колючего ветра. Не представляя, сколько проехал по снежному полю и как скоро достигну цели. Подогревали стремления высокие помыслы любви и надежды. И крепла решимость: «Доберусь, все преодолею!». Так оно со временем и сложилось.
Увидев очертания селения, окончательно воспрянул духом: «Ура! Моя взяла!». Лихо подкатив к почте и открыв дверь помещения, попал под пристальное внимание знакомого оператора связи, молодой и улыбчивой Веры Колокольцевой. Она привстала за стойкой, выразила удивление:
-Ба! Вот так явление?! Весь никакой, подмороженный. А глаза горят и уста вопрошают… Угадывается одно желание – получить долгожданное письмо. Так, Вадим?
Я расплылся в улыбке, качнул головой, выразительно протянул руку, сказал с пафосом:
— Подари счастье!
Вера повела плечом, обратилась сосредоточено к почтовой корреспонденции. Я наблюдал за ее движениями затаив дыхание. Наконец, лицо девушки просветлело. Она воскликнула:
— Вот твоя радость, Вадим! Торжествуй, можно с пляской!
Получив письмо и сказав спасибо, с нетерпением глянул на конверт. Весточка была от Юлии. Тут же, присев на сидение, обратился к короткому тексту: «Вадим, здравствуй! Прости, извини и пойми меня. В моей жизни произошли большие перемены. Я встретила надежного друга, который преданно любит меня, окружает заботой и вниманием. Вполне успешный в избранной деятельности и состоятельный. Он, располагая достаточными средствами, ни в чем мне не отказывает. Мы находим полное взаимопонимание. Все у нас складывается на взаимных интересах. Поэтому намерены в ближайшее время официально оформить наши отношения. Не скрою, мне было приятно с тобой. Но есть другие приоритеты. Посчитаем былое просто увлечением. Будем все помнить. Останемся, как прежде, друзьями. Желаю тебе побед и удач в жизни!».
Дочитав письмо, я тяжело поднялся. Вышел на улицу, подставив лицо резкому ветру. Глаза слезились. Душа трепетала. Обида рвалась наружу. Нужно было срочно отвлечься, придти в себя. И, гонимый печалью, я направил лошадку к дому садовода Петра Ивановича Макарова. Он, стареющий, добродушный и отзывчивый, проявляющий всегда поддержку, встретив меня, дал волю высказываниям:
— Надо же, кто к нам явился?! Не ожидал, Вадим, не ожидал. Да ты проходи к теплу, к печке. И рассказывай, что произошло, подвинуло тебя в дорогу, когда все кругом в снежном завихрении. А, раз машешь рукой и вздыхаешь, то остается догадываться, что произошло у тебя нечто на личном фронте, типа ущемленного самолюбия. Вот и откройся, облегчи душу. К тому же, сейчас моя половина Клавдия Федоровна нам перекус на стол выставит. Под закусь мы с тобой целебной фруктовой наливочки оприходуем. Потолкуем, сняв напряжение, обо всем вразумительно…
За столом я не сразу «облегчил душу». Лишь приложившись изрядно к наливочке, меня потянуло на откровения. Выложив, словно отцу, своему покровителю любовное фиаско, горесть утраченного, я словесно завелся, повторял одно и то же:
— Как она могла… Могла меня отвергнуть?! Потянулась расчетливо к состоятельному благополучию. Растоптала мои чувства. Не знаю, Петр Иванович, что теперь делать? Как все пережить? Тошно, противно предательство…
Макаров привлек меня к себе, улыбнулся:
— Совсем раскис, Вадим! Но я тебя не пожалею, а назидательно отругаю. Брось слезы лить! Такая потеря тебе абсолютно не нужна! Плюнь и разотри! Хорошо, что далеко не зашло. И на этой крале свет клином не сошелся. Будет у тебя еще любовь. Такая, что представить пока не сможешь. Все! Возьми себя в руки! Сгони хмель горячим чаем. Да собирайся засветло в обратный путь. Согласен?
— Согласен, Петр Иванович! Крайне требуется скорей обернуться. Мне еще надо льда наколоть на воду. Баба Дука наказывала. Словом, еще чуть-чуть и… собираюсь. Отчаливаю. Тронут вниманием. Такое чувство, словно у своих, родных побывал!
Когда выехал, время перевалило за полдень. А пурга на дороге не унималась. Вокруг мельтешил, вился с ветром снег. Небо было во мгле. Просвет путевой то виделся, то угасал, терялся. Я, напрягаясь, смотрел вперед, ежился от холода, и думал, как бы не потерять ориентир, разглядеть вешки, не сбиться с пути. Через час другой невозможно было понять, куда еду и почему так быстро смеркается. Остановив Ласточку, оглядевшись, понял, что заблудился, потерял окончательно дорогу. Но страха не было, охватило полное безразличие. Опустив вожжи, доверился самой лошади найти кров, нашу обитель. Так мы и блуждали, кружили по полю под бликами тусклой луны, не в силах выйти из порочного круга.
Замерзая, отрешенно твердил: «Пусть, пусть так и будет… Потеряв веру, надежду, любовь, мне незачем жить. Никто и не ждет меня. Никому я не нужен. Сейчас встану во вес рост и буду орать, как блаженный! Господи, возьми меня! Вот так! Хотя что это? Кажется, кто-то откликается… Неужели, правда, люди?! Голос, голос… Ее голос! Точно Маши Белозерцевой!».
Спасенный, под теплой шубой, я тихо всхлипывал, стиснув зубы. Уходя от душевных мук и невзгод под покровительством участливой Маруси и всесильного «Карлыча».

******** ************ *************
С тех незапамятных времен минуло шестьдесят лет. Целая вечность. Одних уже нет в живых, ушли в мир иной. Другие вошли в старость. Довольствуются тем, что заслужили по жизни. Конечно, и я из числа зрелой ветеранской гвардии, в солидном возрасте. Но пока не потерял деловой активности. Сказалась, видимо, былая закалка. Владею в регионе крупным агропромышленным холдингом «Дары Сибири». Довольно рентабельным, прибыльным. Основная продукция включает в себя свежие и переработанные фрукты, а также ягоды. А моим совладельцем и генеральным директором предприятия является никто иной, как сам Николай Антонович Кулагин. Да, лучший друг Кольша Суровцев. К тому же, известный ученый, селекционер, кандидат сельскохозяйственных наук. Так воплотились в жизнь наши мечты и желания. А скрепы успеха именно в давней дружбе, в научных подходах к делу, во взаимопонимании, личных и общественных интересах.
«Ничто на земле не проходит бесследно, — поется в известной песне. – И юность, ушедшая все же бессмертна. Как молоды мы были, как искренно любили, как верили в себя». Это, конечно, мое по духу и времени. Что удивительно, былое однажды убедительно напомнило о себе. Распорядился господин случай. А именно осенью прошлого года на курорте Подмосковья. Туда я прибыл в надежде поправить здоровье. И просто душевно расслабиться, беззаботно отдохнуть, провести время. Этому способствовали сухая, ясная погода и условия здравницы.
В первый же день, завершив процедуры, я вышел на прогулку по тихим аллеям парка. Настроение было приподнятое. Под ногами шуршала в ярких красках листва. Стыдливо прятались в тень обнаженные березки. Осенняя благость вызывала лирику души и сердца. И тут я увидел неспешную пожилую семейную пару, идущую во встречном направлении. Она, не утратившая окончательно блеск былой красоты, в явном раздражении, говорила резко и отрывисто. Он, тщедушный, заискивающий, забегал вперед, вытягивался в струнку. В чем-то оправдывался, заглядывая в глаза женщины, потряхивая приподнятыми ладонями. Потом вновь шел в ногу с дамой. Это было комично и смешно. Поравнявшись со мной семейная чета обрела спокойное величие. Прошла мимо с натянутыми улыбками. А я, глянув на часы, направился на обед в привлекательный корпус ресторанного типа.
В комфортабельном помещении окунулся в приятную атмосферу. Обслуживание шло по высшему разряду. Главенствовал шведский стол. Выбор блюд был богатый. Дополняли их марочные сухие вина. Звучала приятная музыка. Курортники чинно и степенно шествовали с блюдами. Рассаживались по своему усмотрению. Свобода мест для трапезы было достаточно. Воспользовавшись этим, я приступил к обеду в гордом одиночестве. Но вскоре мое спокойствие нарушила молодая и привлекательная особа. Довольно экстравагантная. В причудливом платье. С лицом невинной бестии и шапкой огненно-рыжих волос. Она, проявив напускную застенчивость, вежливо извиняясь, устроилась за столом напротив меня. Окинула меня оценивающим взглядом, сказала тихо из-под ладони, тоном заговорщицы:
— А я вас узнала! Еще утром, на процедурах. Извините!
Я удивлено поднял бровь:
— Вот как!
— Да, вы из Сибири! Владелец известной фирмы. Вас недавно показывали по телевизору. Я ваши фруктовые чипсы обожаю. Держат тонус!
Я рассмеялся:
— Уж не они ли подвинули вас на встречу со мной?
— Вам смешно, Вадим Юрьевич, а мне не очень.
— Однако… Удивляет ваша осведомленность.
— Так я же блогер! Знатная личность! В сети в первой десятке. Популярность зашкаливает. У меня полтора миллиона подписчиков. И прежде, чем предстать пред вами, должным образом подготовилась. Извините, «прокачала» ваши официальные данные в Интернете. Кстати, зовут меня Виктория. Можно просто Вика!
— Так уж излагайте суть, просто Вика!
— Суть в следующем! Хочу, чтобы вы временно стали моим дедушкой. Да, да! Послушайте, не перебивая! Вы такой видный, степенный, респектабельный, состоятельный. И, находясь рядом, под вашим крылом, покровительством, я невольно буду в центре внимания окружающих. Что поможет мне войти в близкие отношения с приятным молодым человеком, присутствующим в этом зале. Думаю, вы, как человек порядочный, пойдете мне навстречу. Тем более, что особо от вас ничего не требуется. Только смотреть на меня заботливым, восхитительным взглядом, давать мудрые советы. И все!
У меня были смешанные чувства по отношению к девушке. Но ее искренность все же подкупала. И я, проявляя снисходительность, с улыбкой заметил:
— Ладно, ради разнообразия допустим безобразие. Включаюсь в хайп-драйв вашей авантюры. И где он голубчик, вскруживший вам голову? Стоит ли ради его напрягаться?
— Ой, я рада, что вняли моей просьбе! Теперь посмотрите направо. За столиком трое. Пожилая пара и он, видимо, внук. Не правда ли, великолепен?!
Я покачал головой:
— Не сказал бы однозначно, что молодец-удалец… Но стиль элитный. Ухоженный, возвышенный. Явно аристократ. И блеск от него, несомненно, исходит.
— Да, Вадим Юрьевич, образец преуспевающего современного молодого человека. И он очень доброжелательно общается с родичами. Кстати, пожилая дама с интересом поглядывает в нашу сторону. С чего бы это? Это уже для вас, дедушка, задача. А мне, увы, не досуг. После обеда бассейн. Расстаемся до вечера. Подставляйте щеку для поцелуя. Вот, попались под мое влияние!
Вика упорхнула, а я пытался понять, в чем пересекаются нити интереса с пожилой дамой. Недавно замеченной в парке. И тут меня осенила догадка: «Неужели это она, моя прежняя, безрассудная любовь? Есть сходство. Остается надеяться на вездесущую Вику, которая должно во всем разобраться».
Так оно и произошло. Вечером, за ужином, сияющая Вика объявила:
— Поздравьте меня! Наконец-то познакомилась с новым другом – Эдуардом! Плавали вместе в бассейне. Я от него без ума! Обходительный, незаурядный, умный! Учится в университете, будущий физик. Благожелательно относятся ко мне и его покровители. Они богатые люди. Владеют клиникой в столице, недвижимостью в Испании. Бабушка Юлия Владимировна составила со мной доверительный разговор. И проявила к вам, Вадим Юрьевич, повышенный интерес. Что-то желает узнать, прояснить. Поэтому приглашает вас на встречу в нашем баре – сразу же после ужина. Вы меня слышите? Алло?! Где-то мой добропорядочный дедушка витает…
Предложение оставалось предложением. Оно не обязывало его исполнять. Но интерес к судьбе, к жизни Юлии был превыше. И я отправился на свидание. Она встретила меня, деликатно, встав из-за стола. Неувядающая, с дорогими украшениями, взволновано, подала руку, мимолетно прижалась к груди, сказала:
— Надо же, какая встреча! Впрочем, располагайся за столом. Я вина заказала. Оно тут отменное. Пообщаемся. Сегодня время есть. А завтра мы отбываем. Остается лишь внук Эдик. Продлевает лечение. Теперь выпьем, расслабимся, поговорим. Интересно знать, как ты ко мне относишься. Держишь на меня обиду за прошлое?
Я с усмешкой покачал головой:
— Нет, все давно перегорело. Спасибо за то, что отвергла. В противовес взыграло тщеславие. И я добился в жизни намного большего, чем предполагал. При этом абсолютно счастлив в семейной жизни. Моя любимая Маша Белозерцева – судьбы подарок!
Юлия, слушая, приложилась к бокалу с вином, и неожиданно всхлипнула, открылась, сдерживая слезы:
— А у меня, Вадим… Не буду скрывать, нет радости в семейной жизни. Боже праведный, видимо, наказал за прегрешения. Муж Густав пластический хирург от Бога, знаменит, популярен, но далек от звания настоящего мужчины. Нет к нему любви и особого расположения. Уже много лет мы просто сожительствуем…
До конца встречи я оставался в неловком положении. Ничто не вызывало сочувствия личности, вполне осознано выбравшей свой жизненный путь.
Вот и вся история. Иным наука. А для меня поверка на честь и достоинство. И память о прошлом не умрет, как в названой песне: «В небесах отгорели зарницы, и в сердцах утихает гроза. Не забыть нам любимые лица, не забыть нам родные глаза…».

Валерий Тюменцев