«Ты жива ещё, моя старушка…»

Сегодня по случаю профессионального праздника, Дня работника погребальной службы, Игорь Красавин закрыл свой магазин ритуальных товаров, приткнувшийся к забору кладбища «Марьина пуща», пораньше.

Впрочем, закрылся он только для покупателей, а для близких друзей в центре магазина был накрыт радующий мужскую душу, праздничный стол.

День официально был рабочим, и клиентов на кладбище было многовато, словно все спешили упокоиться именно в этот день, особый для работников трудной, временами даже суровой, но так необходимой людям службы.

Не все смогли прийти, чтобы поднять бокал, точнее увесистый ребристый хрустальный стаканчик водки с Игорем, который хоть и числился простым завмагом, но человеком был весьма авторитетным, известным в определённых кругах как Гоша Бекетовский, и потому присматривал за всем кладбищем.

Стол ломился под тяжестью разнообразной закуски — от балыка и прозрачной рыбки до хрусткого солёного огурчика, а среди напитков солировали виски и ром, и в достаточном для такого серьёзного мероприятия количестве, которые пока пребывали в холодильнике в приятной прохладе, ожидая своей участи

Игорь сидел во главе стола возле самой стены с экспозицией ритуальных товаров, где были развешаны кресты разной конфигурации, венки, ленты… А на полу рядом выстроились в ряд белые пластиковые вазоны для цветов самой разнообразной формы и величины.

Справа и сбоку от него сидел Эдик Точкин – главбух кладбища, сбоку слева — менеджер агентства ритуальных услуг Борис Быков, рядом с ним гость из Украины – залётный Юрий Каминский, ещё дальше настоятель храма-часовни Николая Угодника при кладбище отец Митрофан. Наконец, справа, рядом с Точкиным, сидели могучие белоголовые и светлоглазые братья Толя и Коля Фомины, давно уже сменившие бейсбольные биты на мирные лопаты, и похожие как братья-близнецы.

— Сегодня у нас знаменательный день, начал свою торжественную речь Игорь Красавин – моложавый симпатичный мужчина с волосами цвета чёрный перец с солью – память о последнем сибирском сроке.

Наполнив стаканчики, он продолжил,

– Друзья, государство отметило наш трудовой вклад в ликвидацию последствий Чернобыльской катастрофы, локальных войн, массовых отстрелов предпринимателей, бойцов бригад и просто всех излишне совестливых людей в «лихие девяностые». Также правительство высоко оценило, что мы достойно проводили в последний путь миллионы всех тех, кто не смог или не захотел в силу своих консервативных отсталых взглядов пережить «шоковую терапию» тех же девяностых. И вот сегодня мы впервые празднуем наш день — День могильщика, то есть День работника погребального бизнеса. Однако сначала я хотел бы заслушать краткий отчёт о финансовых успехах нашей многотрудной и подчас суровой деятельности нашего главбуха. Давай, Эдик, по существу.

— За отчётный период, — начал привычно Эдик, узколицый чернявый мужчина средних лет с умным цепким взглядом карих глаз, – рост захороняемости составил восемнадцать процентов, что является выдающимся успехом в результате самоотверженного труда всего нашего трудового коллектива. — Эдик широко и искренне улыбался и вряд ли кто-нибудь незнакомый догадался бы, что в прошлом у него десятилетний срок за растрату в особо крупных размерах.

Смачно закусив балыком после первого тоста за трудовой героизм, Эдик продолжил,

— Данный результат, конечно, был бы недостижимым без наших уважаемых смежников.

Выпили и за смежников, веселье только начиналось и в глазах присутствующих разгоралось то привычное ожидание хмельной радости, когда стол ещё полон и глаза разбегаются по тарелкам с закуской. Игорь был гурманом и сервировал стол не хуже, чем в приличном ресторане. А на горячее завхоз Зоя приготовила чудесные пельмешки, к которым Красавин пристрастился за долгие годы проживания в тайге на чистом воздухе, куда он попал, впрочем, не по своей воле.

— Так, что там по смежникам? — напомнил Игорь, заметив, что все дружно налегли на крепкие напитки и закуску.

— Начнём с самых надёжных наших поставщиков клиентов, наркобизнеса, — продолжил Эдик, дожёвывая плотное кольцо московской колбасы. – Как вы все знаете, наркопредприниматели дают нам как короткие – смерть от передозировки, так и длинные деньги: инъекционные наркоманы редко доживает до среднего возраста. Их потолок – тридцать пять лет, что обеспечивает нам постоянный приток клиентов. Полиция возбуждает дела только при факте убийства. А многие виды получения кайфа вообще легальны – вейпы, кальяны, куда заряжают лёгкие наркотики, и веселящий газ. Так что наркобизнес развивается стабильно и без особых потрясений.

— Губят столько людей православных, ироды! — не утерпел отец Митрофан, запустив руку в густую чёрную бороду с необычным рыжеватым отливом и гневно сверкая тёмными глазами на широком лице.

— А самого-то за что сюда перевели? Напомни, гость не в курсе, — с хитрой усмешкой прищурил свой васильковый глаз Красавин.

— Да, бес попутал. Украл в Свято-Михайловском Соборе золотой нагрудный ритуальный крест. Но я не сидел, Игорь! Освободили сразу в суде по амнистии как многодетного отца. Воспитываю двенадцать детей! За себя и того парня, который всё никак не женится, — слова явно предназначались Борису Быкову.

— А мне ещё рано думать об этом, отец, — ухмыльнулся менеджер Борис, парень немного за тридцать с большими коровьими выпученными нагловатыми глазами на странно бледном лице. Однако, его большая голова – не менее шестьдесят второго размера — резко контрастировала с длинным костлявым телом.

— Ты только от Валентины посчитал? — уже откровенно потешался Красавин.

-Да, эта дюжина от законной супруги моей. А если всех и от других считать, точно дали бы Государственную премию за решение демографической проблемы в стране.

— Вот, Боря, учись и наследуй пример патриота, болеющего сердцем за страну свою, — к удивлению уже хорошо подвыпивших присутствующих он был вполне серьёзен. — Так, что там дальше по смежникам, Эдик?

— Следом по эффективности традиционно идут пищевики. Благодаря работникам мясной отрасли и рекламы на телевидении, население почти полностью отказалось от самостоятельного приготовления мясных блюд, изготовленных из натурального мяса

— Как это? — удивлённо захлопал белесыми ресницами натуральный блондин с ярко синими глазами Анатолий Фомин – старший из двух братьев-погодков.

— На телевидении без конца дают рекламу готовых мясных блюд, продаваемых в супермаркетах и сериалов. Так что женщины после работы запихивают в микроволновку магазинные котлетки без мяса и спешат усесться перед телевизором, чтобы н пропустить очередную мелодраму, где соперницы в борьбе за сердце смазливого молодого бизнесмена портят друг дружке свои холёные личики.

— Это точно, — горячо поддержал его Борис.- В этих котлетах одна перемолотая шкура, рога и копыта, а самый мясистый компонент – бычьи детородные органы. Так что хорошее мясо уходит в дорогие супермаркеты, а народу предлагают бычьи…

— Кончай гадости говорить за столом! — Возмутился отец Митрофан, не донеся до рта большой кусок балыка. — В такой светлый праздник – наш день.

— Это точно, не порть аппетит народу, Борька, — поспешил разрядить обстановку Игорь. – Не бойтесь, у нас на столе всё только натуральное – от фермера.

Дружно выпили за фермеров.

— Настоящий технологический  прорыв произошёл в молочной промышленности, продолжил Эдик.

— Да что может дать молочка кроме поноса? — не унимался пошловатый Борис.

— Может! — торжествующе ответил Игорь. — В молочных продуктах натуральное молоко заменяют на техническое пальмовое масло

— И что это даёт? Онко? – деловито осведомился Борис.

— Все последствия пока неведомы, — неожиданно вмешался в диалог залётный – плотный чернявый и кареглазый мужчина лет сорока пяти. — Точно известно только то, что древесное масло не растворяется в организме и оседает на стенках кровеносных сосудов, что может провоцировать инсульты и инфаркты. В других странах данный продукт используется только для смазки железных деталей. Вам же не придёт в голову намазывать кусок хлеба к чаю вместо масла солидолом. Вот и они не дураки.

— Вот истинные губители народа нашего многострадального! — перекрестился отец Митрофан. – А ты откуда это всё знаешь? Врач?

— Типа того. Судмедэксперт

— Да, кстати, совсем забыл вам представить нашего гостя из Украины Юрия Каминского. Рекомендовали, просили дать приют на время – в настоящее время в бегах числится, — спохватился Игорь.

— И за что? – опять удивился простоватый Толик. – Живого вскрыл?

— Да нет, погибшегого. Заключение сфальшивил немного. Девица-мажорка одна, Ольга Ахметшина, во дворе разворачивалась левой рукой под кайфом будучи и, конечно, с прилипшей к правому уху мобилкой. Короче, задавила мальца. Не заметила.

— Да уж, — мрачно констатировал Отец Мтрофан, — этим мажорам всё равно, кого давить – котов или людей. Для них трагедия только, если бампер при этом поцарапают. Ну, так что — отмазал папаша от полиции девицу?

— Короче, следователь и судья решили по полной раскрутить на бабки этого Ахметшина, отца её. Он барыга крутой. Владеет десятком торговых центров, подпольными казино и борделями. По миллиону дал! Зелёных! Ну, а мне приказали показать алкоголь в крови не у дочки его мажорки, а у погибшего шестилетнего пацана.

— Не фига себе! — не выдержал Коля Фомин.

— Всё сделал – куда деваться. Добавил в анализ его крови этиловой спирт. Но тут общественность шум подняла, журналисты на телевидении насели. Сделали повторный анализ крови и не обнаружили этилглюкуронида — маркера прижизненного употребления алкоголя. Да и переборщил я с дозой по ошибке – день рождения коллеги отмечали на работе мы как раз. Граммов двести в пересчёте на водку получилось. Он бы в лёжку лежал от такой дозы. Короче на родителей свалить не вышло – мол, напоили дитё – и решили меня крайним сделать – засадить в тюрьму. Жалко им, понимаешь, денежки-то отдавать этому самому Ахметшину. Вот и бегаю от полиции родной теперь.

— Да, дела… — протянул Игорь. — Ну что там по транспорту, Эдик?

— Транспорт тоже, как вы знаете, даёт короткие и длинные деньги. Соответственно, аварии и отравление воздуха выхлопными газами. Это раньше бензин разбавляли экологически чистой ослиной мочой, а сейчас такой дрянью бензин «бодяжат» — не выхлоп, а химическое оружие.

— Расстрелять их мало! — неожиданно рассвирепел отец Митрофан. – Нелюди!

— Ты лучше расскажи, куда украденный крест дел. Сдал в полицию или в музей? – Игорь прекрасно знал ответ, но решил немного пригасить обличительный пафос священника.

— Зачем сдавать? Показал антиквару – говорит, подделка это. Нет, золото настоящее, а вот изготовление неканоническое. Это молитовская братва додумалось своё золотишко в крест переплавить. Ну и пожертвовали на храм отцу Сосипату, чтобы отпустил им смертный грех. Так что я храм очистил от скверны, а золото это отдал страждущему ближнему.

— Это сынку своему на новую тачку? – засмеялся Игорь.

— А кто может быть ближе, чем родной сын!? – отец Трифон тоже хитро прищурился.

Все весело расхохотались.

— Ладно, Эдик, пора заканчивать официальную честь. Есть у смежников какие-то инновации? А то одно и то же из года в год.

— А как же! Распиарили экстремальные виды спорта и игры – ловля покемонов, квесты в недостроенных высотках ночью, — спешил порадовать шефа Точкин. — Балбесов у нас хватает! Лезут, чтобы шею себе свернуть. А у нас рост клиентской базы.

На этот раз отец Митрофан благоразумно промолчал.

Опьяневшие от обильной выпивки и непривычности напитков – обычно пили водку, работники погребального сервиса, несмотря на мощную закуску, нестройно затянули любимую в их кругу песню «Владимирский централ». Игорь скривился как от зубной боли.

— Ну и слух у вас! Сразу видно, что в сибирской тайге все уши медведи вам оттоптали, — и запел красивым баритоном. А за ним и народ потянулся.

— Хороший ты запевала, — радостно улыбался отец Митрофан, у которого слух тоже был идеальным

— Да, тут целая история. В последний раз сидел со мной в одной камере профессор по вокалу из консерватории. Вот он и голос мне поставил профессионально, вместе в лагерной самодеятельности выступали. Я пел соло, а он аккомпанировал.

— А за что сидел он — разбой или грабёж? — полюбопытствовал Борис.

— Нет, он же интеллигентный человек. Просто застал дома жену с дирижёром и поступил по-мужски. Женщину бить не стал, а любовнику по лысине бронзовой статуэткой Музы врезал. Жена, правда, со страху с балкона прыгнула, но на счастье её невысоко там было — второй этаж. Только ногу сломала и сотрясение мозга. Ну а профессору дали пять лет за убийство в состоянии аффекта. Амнистировали после двух третей срока.

— И как он сейчас поживает на свободе? — спросил Борис.

— Да заехал я к нему в Москву, когда домой возвращался из сибирских далей. Опять в консерватории учит разные дарования. С женой сошёлся. Она после удара головой об асфальт изменилась – стала верной любящей женой.

— Может, и мне свою изменщицу с балкона скинуть, а то соседи всё болтают про неё разное. Кстати, и этаж второй у меня тоже. Может, поумнеет? – совсем уже мрачно пошутил залётный. Похоже, ром и виски всем прочно ударили по непривычным водочным мозгам.

Борис, вконец опьянев, нашёл в смартфоне музыку и фальшиво запел под неё противным тенорком известную песню Владимира Высоцкого:

«А на кладбище так спокойненько,

Ни врагов, ни друзей не видать…»

— Слышь, Борька, тут не кабак тебе, а место скорбное, печальное. Выключи свою музыку. Быстро! – не часто впадал Игорь в такой гнев.

— Борька, Борька, – передразнил его менеджер. — Эх, не тот ты уже, Игорёша, не тот, — нагло хамил захмелевший Борис, забыв про все понятия.

— Слушай ты! Для тебя я Гоша Бекетовский. А ты как был сявкой, так и остался, несмотря на все твои ходки.

Быков побледнел от ненависти и обречённости  — оскорбление было смертельным и требовало ответа.

Он резко выхватил нож-выкидуху и кинулся на Красавина. Но не зря, ох, не зря Игорь столько лет прожил авторитетом – реакция была мгновенной и почти незаметной для глаз. Он сорвал со стены образец намогильного креста и нанёс один, но точной удар по большой круглой голове Быкова.

Борис рухнул к его ногам, не подавая признаков жизни.

— Жил как пёс, псом и умер, — не скрывая презрения, процедил Игорь. — Так, Эдик, похороны за счёт фирмы. Подальше его оформить, за город, на Румянцевское кладбище.

— Ты не горячись, Игорь, — попытался остудить его отец Митрофан. — У него мать пожилая, сердечница. Как ей к сыну на могилку добирать за город-то? Ты по совести реши это дело, как положено.

— Ладно, — Игорь  уже ругал себя, что дал волю эмоциям, — кто у его матери дома был? Где она живёт?

— В Канавино, — ответили Фомины хором. – Между Ярмаркой и вокзалом.

— Что там рядом?

— Кладбище «Красный Вулкан», всего минут десять на метро, — ответил Эдик.

— Странное, однако, название, — удивился Игорь.

— Раньше это было пролетарское кладбище, — пояснил разрумянившийся от хорошей выпивки Эдик. — Но сейчас его кавказцы «крышуют» – армяне и азеры – да и весь район их. И не грызутся между собой, кстати, в отличие от вас. — Эдик показал на распростёртое тело на полу, — когда надо совместно доить вас, братьев-славян. А русские пролетарии – гегемоны советские — теперь не при делах, — нетрезво ухмыльнулся Эдик. — Вы хоть раз встречали у нас русского банкира или олигарха? В стране уже другая масть правит.

— Уж не твоя ли масть, часом? – напряглись Фомины.

— А что, мои все в шоколаде, а ваше дело простое — лопатой землю кидай, ямки копай, а думать будут другие, умные люди, — уже откровенно хамил перепивший главбух, переходя черту допустимого.

Старший Фомин молча поднялся с побелевшими от злости глазами, сжимая огромные мозолистые кулаки, и Игорь поспешил вмешаться, поняв, что на горизонте замаячил ещё один покойник.

— Ты заканчивай, Эдичка, такие шутки шутить. Они ведь и тебе могут ямку выкопать, даже на штык глубже, чем православным. Ребята они крепкие, своё дело чётко знают. А что, может, подхороним Эдичку к какому-нибудь бомжу пока менты не приехали? Я правильно говорю, братаны? – зло прищурился Игорь.

— Да, вы что, ребята? Я тоже крещёный, я свой — православный. Да за что?! – пролепетал побелевшими от страха губами Эдик, вынимая трясущимися руками из-под футболки крестик.

— Кому и за что, я тут решаю! А ты считай себе тихонько мертвецкие рубли и не рыпайся. У нас незаменимых нет! Ладно, поедешь завтра сам на «Красный Вулкан» — ты по своей масти лучше с кавказцами столкуешься, — не смог отказать себе в удовольствии ещё раз потоптаться на самолюбии много возомнившего о себе главбуха.

— Завтра же всё порешаю, Игорь, не сомневайся!- заторопился Эдик, вытирая пот с побелевшего лба.

— Мать-то в бедности живёт на таблетках от сердца, — вступил отец Митрофан. – Сынок нечестивый все бабки на наркоту тратил. Квартирка-то совсем убитая.

— Так, — Игорь уже полностью восстановил своё душевное равновесие. — Пиши, Эдик, мать на месяц в хороший сердечный санаторий оформить, а за это время и хату отремонтировать. Фомины, проконтролируете. Матери матпомощь выдать, — быстро распорядился Игорь.

-Да, жаль, так и не дождалась бабуся внучат. Одна у неё надежда была – внуков понянчить, — священник грустно покачал головой.

— Дождалась, однако, внучка-то старая, — неожиданно неприязненно пробормотал Фомин старший замогильным голосом.

— От кого это интересно, — вдруг оживился священнник?

— Да, от Наташки моей…бывшей, — понуро качнул головой Толик.

-Врёшь! Откуда знаешь, что рога тебе наставила? – недоверчиво зыркнул на него младший Колян.

— Сама сказала. Мол, надеялась, что Борька колоться перестанет, когда она родит, но… А пацан здоровый – совсем не в него. Богатырь! И светлый совсем, — несмело улыбнулся Толик.

— Интересные у нас на погосте дела творятся, а я не в курсе, — Игорь тоже заулыбался. – А вы знаете, что для бабуси самое лучшее лекарство от сердца – увидеть родного внука. Так, братаны, берите Наташку с пацаном и в Канавино.

— А если, это…не захочет она, — засомневался Толик, хлопая белесыми ресницами..

— Что, девку уговорить не сумеете? Купите ей памперсы там, питание детское. А если не подействует, пообещайте, что один из вас женится на ней и пацана усыновит, — опять прищурился Игорь, но на этот раз по-доброму.

— А что — это мысль, — обрадованно расплылся Колька. – Она девушка красивая, можно и с ребёночком взять. Тем более, что беленький.

— Ты куда поперёд старшего брата лезешь! – разгневанный Толик поднёс к носу младшего брата огромный кулак. – Может, и помиримся ещё. А пацан точно на меня похож. Может, ошиблась она по срокам?

— Так, с этим всё, — Игорь опять стал серьёзным. – Ты, Юра сейчас уйдёшь. В розыске находишься — светиться нельзя. А через недельку-другую подгребай. Будешь вместо Борьки базу данных доходяг и мёртвых вести. Он со всеми — больницами, моргами и поликлиниками контачил. У тебя и образование профильное. – И, после паузы. – А фамилия у тебя, однако, необычная — Каминский. Ты украинец или из элиты?

— Да нет, из народа я. Мать русская, а отец полу-поляк, полу-украинец. По маме вас очень люблю, а по папе иногда критикую.

— Не увлекайся критикой, Юрик, — Игорь опять хитро ухмыльнулся. – А то проводим со всеми почестями… в последний путь.

— Ну и шутники вы тут все, смотрю. А я тоже каждый день жизни радуюсь.

— Чему тебе-то радоваться, — удивился отец Митрофан. – Каждый день усопшим вскрытие делаешь.

— Тому и радуюсь, что я их пока что вскрываю, а не они меня.

— Однако, и ты тоже шутник большой, — одобрительно усмехнулся Игорь. – Сработаемся!

Немного подумав, продолжил, оглядывая всех присутствующих своими острыми васильковыми глазами,

— Эдик, ты тоже не нужен в суде, тебе отчёт скоро писать. Припомнят старое – начнут таскать на допросы. Так что давай к себе в кабинет, а лучше, домой. Посуду лишнюю помыть хорошо и насухо вытереть полотенцем. Опера или следователь сразу поймут, если увидят мокрые тарелки. А вы, ребята останьтесь, — он посмотрел на Фоминых потеплевшим взглядом. – Дадите честные показания. Всё как было. Ну, а ты отец, тоже наверно иди от греха.

-Нет, — решительно отрезал Митрофан. — Я со своей паствой останусь в трудный час. Только это, хоть и нечестив был покойник и богохульник, надо помянуть всё-таки. По-христиански.

Скорая и полиция приехали одновременно. К удивлению собравшихся на праздник, Борис ещё дышал, и его отправили в реанимацию. После опроса братьев Фоминых и отца Митрофана Игоря увезли в полицию.

Борис умер через пять дней. На суде яблоку негде было упасть – пришли все труженики похоронного сервиса.

Прокурор, худощавый, желчный и седой мужчина, попросил семь лет по статье «нанесение тяжких телесных повреждений в драке, повлекших смерть, учитывая две судимости подсудимого.

Когда судья Яковлева, молодая ещё блондинка с большими зелёными глазами, предоставила Игорю последнее слово, подсудимый неожиданно для всех запел песню на стих Сергея Есенина «Ты жива ещё, моя старушка…».

Молодой адвокат Красавина Сеня Гнутый, кудрявый и круглый как колобок, в ужасе схватился за голову, ожидая самого сурового приговора для подзащитного за неслыханное хулиганство, подхватились было и конвоиры, готовые прекратить это безобразие, но судья, оценив красивый лирический баритон Игоря, жестом разрешила ему продолжить.

Все были потрясены.

— Только без аплодисментов, — приказала судья.

Приговор был коротким и поразительным для публики.

— Заключение патологоанатома и показания свидетелей полностью опровергают версию обвинения о драке между подсудимым и потерпевшим. Никаких следов насилия на телах обоих не обнаружено. Свидетели показали, что после короткой словесной перепалки убитый выхватил выкидной нож и попытался нанести подсудимому – предпринимателю Игорю Юрьевичу Красавину — удар в область сердца. Согласно заключению криминалистической экспертизы восьмиконечный православный крест не может считаться холодным оружием в отличие от имеющего форму меча католического креста. Также патологоанатомическая экспертиза не установила прямой причинно-следственной связи между ударом крестом по голове и наступившей смертью. Организм жертвы был очень сильно истощён многолетними инъекциями наркотика низкого качества и не мог бороться с травмой, которая не была летальной.

Яковлева поправила изящную оправу очков,

— Таким образом, суд установил в действиях подсудимого необходимую оборону. Не установлена также непосредственная связь между ударом, нанесённым Красавиным в целях необходимой самообороны, и наступившей смертью Бориса Быкова.

Яковлева сделала многозначительную паузу, строго посмотрев на притихший в ожидании приговора зал,

— Таким образом, суд постановляет в связи отсутствием состава преступления освободить подсудимого Игоря Юрьевича Красавина в зале суда.

Выходя из зала суда в окружении ошарашенных приговором друзей, Игорь услышал негромкий. Но чёткий голос судьи,

— С такими данными, с такими вокальными данными, — чуть запнулась она. — Вам надо на эстраде песни петь, а не мертвецкие рубли заколачивать, — Он машинально кивнул и обернулся. Судья светила ему мягким блеском изумрудных глаз, а профессионально-строгое выражение лица её бесследно исчезло.

После суда жизнь на кладбище вернулась в прежнее русло, но кое-что и изменилось. Толик женился на Наташе, согласившись выполнить два её условия: сделать генетическую экспертизу её сыну и поменять место работы. К удивлению всех, мальчик оказался в кровном родстве с Толиком, и он безропотно перешёл на работу в охрану супермаркета. Отца Митрофана переводят в отреставрированный и вновь открывшийся Храм Святого Покрова. Эдик внезапно уехал на пмж то ли на юг, то ли за океан.

Игорь ушёл на вольные певческие хлеба и теперь много гастролирует по Сибири и Дальнему Востоку с романсами, старыми добрыми советскими песнями и новыми в стиле шансон, смягчая суровые души не очень законопослушных в прошлом шахтёров и лесорубов. Попутно также исправляет демографическую ситуацию в стране. Все его гастроли отмечены васильковыми бусинками глаз новорожденных. Неженатый пока Коля Фомин работает у него администратором-телохранителем.

И вот Игорь не без волнения даёт свой первый сольный концерт перед родной публикой в прекрасном Нижнем Новгороде, которые предки так удачно вписали в живописные окрестности места встречи двух великих русских рек: Оки, воспетой гениальным художником Василием Поленовым, и Волги, прославленной не менее знаменитым  Исааком Левитаном.

После первой песни он вдруг заметил во втором ряду знакомую блондинку с зелёными глазами. Она была в шикарном платье цвета морской волны, красиво облегающем её стройную фигуру, с подвеской в виде матово отливающего овального серебряного медальона в треугольном вырезе романтического платья. Сердце вдруг радостно забилось, и в этот день Игорь превзошёл себя — пел только для неё. Зал, особенно его прекрасная половина, увлажнился, когда в завершение концерта он исполнил свою любимую Есенинскую песню «Ты жива ещё, моя старушка…».

После концерта Людмила Яковлева, немного волнуясь, подошла к Красавину с маленьким букетиком незабудок, и бывший правонарушитель, засмотревшись в бездонные озёра её изумрудных глаз, вдруг понял, что получил пожизненный срок счастливой семейной жизни. Руки сами легли на её покатые плечи и, похоже, впервые в его суровой взрослой жизни накатилась слеза…