Меланома

Помня  пословицу:  «Не  буди   ЛИХО,  пока  оно  тихо!»,  я  долго  не  решалась  опубликовать  эту  свою  историю.  Но,  может  быть,   она  поддержит  кого—то,  вселит  надежду?

Однажды  дочка  спросила:  «Мама,  а  что  это  у  тебя  на  виске?»

Я  посмотрела  в  зеркало:  небольшое  светло  коричневое  шероховатое  пятнышко.  Когда  оно  появилось,  непонятно.       А  потом  я  про  «пятнышко»  вообще  забыла.    Прошло  2  года. «Штучка»   на   виске   постепенно  увеличивалась  в  размерах,  потемнела.  Я  уже  догадывалась,  что  это  такое,  но  гнала  от  себя  тревожные  мысли.  Слишком  хорошо  запомнилось  ещё  с  институтских  времён,  как  профессора  говорили:  «Ничего  нет  страшнее  меланомы.  Она  очень  быстро  даёт  метастазы,  особенно,  если  попытаться  её  удалить.  Это—королева  опухолей».

Я  продолжала  работать,  но  «штучка»  тоже  не  дремала:  это  уже   была  тёмно  коричневая  опухоль  размером  2 / 2  см,  которая  сильно  кровоточила  при  малейшем  прикосновении,  ведь  место  она  себе  выбрала  очень  неудачное.  Приехал   сын  и  настоял  на  том,  чтоб  я  согласилась  съездить  с  ним  к  онкологу.  Онколог  взглянул   и  протянул:  «Да-а-а».

—И  что  дальше? — спросила  я  его.

—Операция,  облучение,  химиотерапия!— на  одном  дыхании  выпалила  его  опытная  медсестра.

В  груди  у  меня  похолодело,  я  молча  встала  и  вышла  из  кабинета.  И…уехала  домой.   Продолжала  работать:  будь,  что  будет!    Но  «штучка»  начала  побаливать,  зудеть,  размягчилась  и  вдруг  от  неё  появилась  красная  «дорожка»  к  лимфоузлу:  раковые  клетки,  меланоциты,  отправились  завоёвывать  новые  территории.  Вот  теперь  я  испугалась  по—настоящему.  Поехала  в  ИМР    (институт  медицинской  радиологии),  где  работал  мой  бывший  больной  Арсен  Алиевич,  хороший  врач—радиолог.  Он  сразу  же  показал   меня  д.м.н.   Галине  Терентьевне  —   специалисту  по  меланомам.   «Всё  ясно,  —  сказала  она. — Сейчас   сделаем  биопсию.  Позвоните  мне  завтра».

Я  позвонила  и  узнала,  что  это,  действительно,  меланома.

—Сегодня  же  я  жду  Вас  в  отделении!  Голос  Галины  Терентьевны  был  встревоженный.

—А  можно,  хотя  бы  завтра?

—Вы  что,  не  понимаете,  что  у  Вас  начался  «обратный  отсчёт»  срока  жизни! —  рассердилась  доктор.

Не  успела  я  расположиться  в  палате,  как  вошла  медсестра:  «  Идите  на  облучение,  Вас  там  уже  ждут».   Когда  закрылась  бронированная  дверь,   и  я  осталась  наедине  с   аппаратом,  «зудящим»,   подобно  огромному   злобному   комару,  у  моего  виска,   мне  стало  очень  страшно.     Но  я  взяла  себя  в  руки,   и  стала    мысленно  разговаривать  с  раковыми  клетками:  «  Ага!  Не  нравится?  Сейчас  вас  бета—лучи  поджарят,  а  нормальным  клеткам  ничего  не  будет!».   Таких  облучений  до  операции  было  6.  Но  это  было  только  начало  трудного  пути.

Меня  начали  готовить  к  срочной  операции.   А  я  всё  колебалась.  И  чтобы  на  что—то  решиться,   пошла  к  зав.  отделением  и  попросила  показать  мне  результаты  биопсии.  «  Я  знаю,  что  Вы  должны  щадить  психику  больного.  Но  здесь  другой  случай:  я   врач,  и  хочу  понять  всё  до  конца,  чтоб  принять  верное  решение».   То,  что  я  увидела,  повергло  меня  в  шок:  это  была  не   меланома,  а  меланобластома!    «Хуже,  просто  не  бывает»,    произнесла  Галина  Терентьевна.

Когда—то  я  прочитала  повесть  В.  Солоухина  «Приговор»,  и  долго   в  голове  у  меня  звучало  стихотворение    А.  Фета   (эпиграф  к  повести):

«Не  жизни  жаль  с  томительным   дыханьем.

Что  жизнь  и  смерть?  А  жаль  того  огня,

Что  просиял  над  целым  мирозданьем,

И  в  ночь  идёт,  и  плачет,  уходя».

И   я  решилась:  подписала  согласие  на  операцию,  а,  значит,  и  на   любой  её  исход.   Условия  операции   обсуждались  в  моём  присутствии:  всё—таки  коллега!   Я  уже  знала,  что  операция  будет  под  общим  наркозом  с  применением  ИВЛ.   Что  она  будет  радикальной,  т.е.  с  удалением  всех  лимфоузлов.   Что,  учитывая  расположение  опухоли  и  её  размеры,   скорее  всего,   понадобится  пластика  кожи.  Что  есть  вероятность  повреждения  лицевого  нерва.  Я  спорила  по  каждому  пункту,  доказывая,  что  мне  нужно  сохранить  способность  работать.   В  конце  концов,   один  из  хирургов  в  сердцах  заявил:  «Нет,  этот  торг  не  к  добру!».

Операция  была  назначена  на   6.  06.   2006г.  Но  хирурги,  заметив  зловещее  сочетание  трёх  6,  перенесли  операцию  на  7  июня.   Потом  анестезиолог  отказалась  давать  мне  наркоз:  «у  медиков   всегда  всё  идёт  не  так,  не  буду  я  рисковать!»  Слава  Богу,  другой  анестезиолог,  мужчина,  согласился.  И   прекрасно  справился  со  своим  делом.

Как  потом  выяснилось,  операция  продолжалась  2   часа  30  мин,  прошла  без  осложнений,  если  не  считать   кровотечения.  «  Ну  и  намучился  я  с  Вами,  Анна  Фёдоровна,  у  Вас  плохо  свёртывалась  кровь».     Пластика  кожи  не  понадобилась,  т.к.  виртуозный  хирург  Виктор  Степанович  сумел   стянуть  края  раны.   Зато  получилась  бесплатная  «подтяжка  кожи»,  что  вместе  с  предоперационной  очень  короткой  стрижкой   сделало  меня  только  моложе  (шутка).

Во   время  операции  пострадал  отводящий  нерв  правой  руки,  которая  повисла,  как  плеть  и  нестерпимо  болела.  Но  от  обезболивающих  препаратов   пришлось  отказаться   из—за  плохой  переносимости.   Стонала  по  ночам  и  терпела.  Теперь  мне  предстояло  облучение    гамма—лучами    (  20  сеансов).    Этот  аппарат  работал  бесшумно,  но  разрушения  принёс  большие:  лучевой  ожог  кожи  шеи.

Но  впереди  было  самое  трудное:   химиотерапия.

(продолжение  следует).