Больница в центре окраины

Гавриил Россов, Ян Кривин

ИЗ ЦИКЛА «СКАЗКИ О ТРЕУГОЛЬНИКЕ»

БОЛЬНИЦА В ЦЕНТРЕ ОКРАИНЫ

(любые сходства с реальными людьми авторы просят считать случайными)

Как недавно установили ученые,

разумная жизнь в принципе возможна

на многих планетах, включая нашу.

Неизвестный автор.

Рыжие кирпичные здания этой старой больницы, с которой тесно связаны судьбы наших персонажей, расположены на окраине областного центра N в самой середине микрорайона «Ильичевский».  Указанный микрорайон не отличался во время изложенных ниже событий чистотой и ухоженностью. Примечательными представителями местной жизни были опухшие пепельно-синие бомжи, жестко поделившие между собой городские дворы и скверы, и бродячие псы, немного поднабравшие вес после раскурочечной эпохи президента Сдельцина.  Ампутированная страна только вступила в третье тысячелетие и еще до конца не оправилась от «чумы» и «пиров» лихих девяностых.  Город N, раскинувшийся на живописных берегах величавой сибирской реки Антары и имеющий богатую во всех смыслах историю, вместе с повергнутой державой переживал свалившуюся на нее некогда напасть.

Стоит сразу оговориться, что все герои нашего повествования до сих пор в той или иной степени здравствуют, и большая их часть трудится на прежних или новых местах в старой больнице. Каждый продолжает играть заученную роль в спектакле под названием «Жизнь», и только отдельные иногда отчаиваются на экспромты и на «недопустимые глупости».

Интересное для нас медицинское учреждение являло и являет собой замысловатое воплощение отечественной ведомственности. Больница всегда принимала, лечила, выписывала и хоронила сотрудников предприятий, связанных со средствами передвижения.  Иногда сюда попадают и «непрофильные» пациенты, но в первую очередь в клинике могут оздоровиться именно труженики транспортной сферы: шофера различных автобаз, машинисты тепловозов, пилоты воздушных судов, работники водного транспорта и так далее. Вполне могут поправить здоровье в больнице работники космических предприятий, если таковые находятся. Согласно существующим положениям открыты здесь двери и для и транспортников из других государств. Естественно, что изрядная часть нуждающихся в медицинской помощи поступает на лечение после получения различной тяжести увечий.  Найти обозначенное медучреждение можно, если следовать покосившемуся жестяному указателю на остановке «Школа». Надпись «Тр. Больница» легко угадывается в слегка облупившейся черной краске на белом фоне.

Нужно отдать должное имеющимся фактам и отметить, что представители космических организаций поправляли здоровье в больнице крайне редко. Но прецеденты были. Когда-то, по воспоминаниям очевидцев, сюда был доставлен, прооперирован и проходил курс интенсивной терапии один из астронавтов американского «Шаттла», нежданно потерпевшего аварию в окрестности села Розвал, расположенного недалеко от города N. Остальные двое членов экипажа безвозвратно погибли. Вслед за иноязычным пациентом в «Транспортную клинику» поступили и несколько розвальчан, которые пострадали от пожара при попытке открутить какие-то детали от упавшего и воспламенившегося космического корабля.

На лечение важной персоны были изысканы дополнительные средства. Травмы оказались настолько серьезны, что без мастерства врачей и другого медицинского персонала больницы пострадавший, вероятно, не увидел бы уже вновь свой родной звездно-полосатый никогда. Довольно оперативно проявила себя американская сторона и скоро доставила на транспортном «Боинге» недостающие медикаменты и средства диагностики, а также ряд необходимых специалистов. Для полноты картины стоит отметить, что прибывших на том же самолете строгих военных чинов больше-то всего интересовало не состояние здоровья соотечественника, а другое: не наговорил ли чего лишнего и секретного в бреду покалеченный соотечественник.

Уезжая домой, американский астронавт был весьма щедр и так растроган проявленной заботой, что ему пришлось накапать изрядную долю валерьянки. После его отъезда в местном ресторанчике за американские деньги медицинский коллектив «Транспортной» неисчислимое количество раз поднимал рюмки и бокалы во здравие благодарного янки и за развитие российско-американской дружбы.

Начало истории

Можно посчитать, что все, о чем здесь будет рассказано, – всего лишь плод чьей-то нездоровой фантазии, однако это не так. Мы решительно полагаем, что отсутствие каких-то, доподлинно подтверждающих историю, архивных, газетных или иных материалов связано, прежде всего, с тем, что события до деталей были строжайше засекречены и возведены в разряд государственной тайны особой важности.

Остались вполне вменяемые очевидцы того, что в «Транспортную больницу» из-под того же Розвала в одно предрассветное утро середины июля 200… г были доставлены тела существ явно инопланетного происхождения. Свидетели события, как один, заявляют, что нечто неземное угадывалось в пострадавших субъектах с первого взгляда. Как и любая другая необыкновенная история, эта также в последующем быстро обросла многочисленными слухами, что вносит дополнительную путаницу в реконструкцию событий.

Около четырех часов утра в хирургической ординаторской, расположенной на втором этаже основного корпуса больницы, надсадно и гулко протрещал телефонный звонок. Из состояния сна дежурный хирург Леонид Александрович Пластичнев возвращался в действительность медленно и неохотно. Промятый скрипучий диван, на котором спал доктор, был ему сейчас мил, как никогда. Телефон не унимался, вызывая болезненное раздражение. Тяжело вздохнув, Леонид Александрович встал с дивана, не надевая обуви, подошел к выключателю и зажег свет. Это был мужчина сорока с небольшим лет, среднего роста и крепкого спортивного телосложения. Немного постояв, Пластичнев зажмурил глаза и помотал головой. Имея бурную хирургическую молодость, в последнее время он поостыл до минимума и перестал испытывать возбуждающее удовольствие от экстренной работы по ночам.

Взяв и прижав телефонную трубку к уху, Леонид Александрович сквозь помехи услышал неприятный мужской голос. Незнакомец спешно с прихрипыванием сообщил, что в «Транспортную больницу» будут доставлены тела двух травмированных в тяжелом состоянии. Необходимо было сделать все для их спасения, при этом сохраняя уровень строжайшей секретности. Информация должна быть закрыта для всех, невзирая на должности. Далее незнакомый мужчина заявил, что дополнительные указания поступят позже, а также предупредил об ответственности и суровом наказании, которого не избежать, если что пойдет не так. У Пластичнева еще не иссякла досада по прерванному сну, и он не собирался в ближайшие час-полтора быть самой любезностью.

– Прежде чем трындеть, уважаемый, вы представьтесь-ка для начала, – несколько грубовато ответил он в трубку.

– Еще раз схамишь и сам представишься.  Лучшее для тебя – это поджать хвост   и    выполнять   все   мои   приказы, – уверенный   тон   незнакомца   порождал ­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­ неприятное предчувствие.

– Я не намерен выслушивать всякие … у меня свое начальство, – хотел было продолжить завязавшуюся дискуссию Пластичнев, но незнакомец перебил:

– Твоему начальству я тоже сейчас организую душевные переживания.

Далее из трубки можно было услышать только короткие гудки. Постояв, Леонид Александрович вернулся к дивану и сел на истертую слабо пружинящую поверхность.  Почесав плешивую голову, он растянул в затяжном зевке тонкогубый рот, а затем напряженно задумался.

Одно из требований Дуб-леди, то есть главного врача, – ставить ее в известность при любом хоть сколько-нибудь значимом происшествии в больнице. Все же указания «главной» подлежали исполнению под страхом жестокой травли. Леониду Александровичу неприятности были не нужны, а поэтому он решил связаться с руководителем, невзирая на требования неизвестного о сохранении строгой конфиденциальности. Вновь подойдя к телефону, Пластичнев нерешительно набрал массивным указательным пальцем правой руки заученный номер. После продолжительного вызова в трубке прозвучал знакомый голос. Как мог, а получалось плохо, доктор попытался объяснить суть, но разбуженная главный врач скупыми никчемными фразами выразила смесь раздражения с удивлением и выключила телефон. «Не въехала», – подумал Пластичнев.

Стоит отметить, что твердохарактерная начальница «Тр. Больницы» действительно болезненно нуждалась ради блага учреждения в постоянном контроле подведомственных ей текущих событий. Кроме того, частная жизнь сотрудников была также ей, то есть главному врачу, интересна, и к ней она старалась не оставаться безучастной. Регулярными стали планерки, на которые приглашали определенный круг участников и внушали им необходимость в «регулярной информационной поддержке» руководителя. При этом сотрудникам раздавали чистые листы бумаги и ручки, обязуя записывать все по пунктам для пущего закрепления в голове.

Леонид Александрович вновь подошел к дивану, засунул ноги в изрядно поношенные коричневые кожаные шлепанцы, надел на шею массивный японский фонендоскоп и собрался уже выйти из ординаторской. Однако помедлив, он снова обратил свой взор к телефонному аппарату. Позвонив дежурной сестре приемного покоя, Пластичнев узнал, что туда информация о травмированных пациентах со станции «Скорой помощи» уже поступила. «Оповестите реанимационную бригаду и … остальных», – пробурчал он в телефонную трубку и положил последнюю. Затем Леонид Александрович неспешно допил остатки холодного кофе из белой фарфоровой кружки и отправился в приемное отделение на первый этаж корпуса.  По ходу доктор что-то шептал себе под нос и нервно натягивал на кисти хирургические перчатки. Новый темно-синий медицинский костюм был великоват, брюки не держались на талии, а это увеличивало раздражение. В бригаде с Пластичневым в этот день дежурила молодая чернявая доктор-гинеколог Ирина Вольфовна Клар, которая и догнала его на лестнице. Ирина Вольфовна только недавно вышла из очередного декретного отпуска и, соскучившись по работе, проявляла на дежурствах искреннее усердие.

В приемном отделении просматривалась встревоженная суета. Створки входных дверей были широко раскрыты. Переминались с ноги на ногу дежурный анестезиолог-реаниматолог Филонов Федор Федорович и дежурная реанимационная сестра, одетые в одинаковые светло-серые костюмы. Они весьма скоро отреагировали на звонок из «приемника» и теперь томились в ожидании. На кушетке рядом покоился деревянный ящик зеленого цвета со средствами реанимации.  Кроме указанных медработников, сестры и санитарки приемного отделения присутствовали также рентгенолаборант, молодая женщина приятной наружности, охранник в черной форме и больничный дворник, накануне заснувший от принятой водки в подсобном помещении.

Через несколько минут у входных дверей надсадно заскрипели тормоза двух подкативших машин «Скорой помощи» с завывающими синими мигалками на крышах. Чем-то взбудораженные работники «Скорых» с шумом выволокли из каждой машины по каталке с пострадавшими, вкатили их в холл приемного отделения и далее в «Смотровую комнату» №1. Все совершалось в условиях какой-то бессмыслицы, толкотни, несогласованности и раздраженного сквернословия. Бросалось в глаза, что доставленные были без систем для вливания внутривенных сред. Не было видно и следов крови, хотя тела выглядели изрядно покалеченными. Суетящиеся рядом медработники производили непрерывные попытки из дыхательных мешков Аmbu¹ вдохнуть в доставленных пациентов жизнь.

– А где же у них капельницы? – громко задал тон анестезиолог-реаниматолог Филонов, расчистив руками место у каталок с распластанными телами.

– Не смогли подколоться, как ни пытались, – виновато развел руки в стороны молодой рыжеволосый врач «скорой помощи», одетый в зеленую спецодежду. – Как ни пытались…, – для убедительности повторил он.

– Надо не пытаться, а … дело делать.

Фраза задела рыжеволосого. В его и без того грустных больших голубых глазах ___________________________________________________________________________

¹ Мешок Аmbu (в медицинском обиходе – «амбушка») – устройство для принудительной подачи воздуха в легкие пациента усилием руки врача.

наметилось желание расстроиться. Федор Федорович Филонов, толстоватый здоровяк с курчавой черной шевелюрой и добротной холеностью в лице, снисходительно махнул рукой в сторону обидевшегося доктора. Далее он, выразительно играя мимическими мышцами, зевнул и, тряхнув головой, вновь обратил свое внимание к доставленным пациентам. На каталках в горемычных позах располагались две фигуры по виду мужского пола. Бросались в глаза их неестественно длинные шеи. Пациенты, имевшие средний рост, были облачены в серебристые, кое-где порванные и загрязненные, комбинезоны. Массивная темно-серого цвета обувь с застежками походила на воинские ботинки. В различных местах на одежде имелись разноцветные замысловатые знаки или надписи на незнакомом языке. Головные уборы у незнакомцев отсутствовали, желтоватые волосы были коротко пострижены.

– Ну, а пульс, давление… как?

– Не определяем, – быстро отреагировал врач бригады второй «скорой», высокий худой черноволосый мужчина возраста около пятидесяти лет, одетый в просторный белый халат. «Рыжеволосый», подтверждая то же, развел в стороны руки.

– Ну-ка, уберите-ка, – Филонов указал пальцем на маски, через которые производилась подача воздуха в организмы пациентов.

Секундами позже, когда была выполнена его просьба, и Федор Федорович тщательно всмотрелся в лица поступивших, то был немало обескуражен.  Перед ним находились крайне необычные типы, в которых явно угадывалось что-то нечеловеческое. Глаза имели большие размеры и необычный разрез. Выступы под ними с двумя отверстиями напоминали расплющенные носы.  Ниже «носов» имелись поперечные прорези. Именно туда и пытались вогнать воздух при реанимации сотрудники службы «Скорой помощи».  Глаза одного из доставленных были полураскрыты. Черные зрачки неестественно четко отражали желтые огни от ламп, встроенных в потолок «Смотровой». Федор Федорович дал понять, чтобы продолжали работу с мешками Аmbu, и более тщательно осмотрел странных существ целиком.  Длинные шеи были немного согнуты. Пятипалые кисти с тонкими пальцами, выстоящие из рукавов комбинезонов, изрядно обкоптились и свешивались через края каталок без всякого намека на движение. Ноги были коротковаты.

– Ну и где вы взяли этих…? – задал вопрос Федор Федорович и попытался разобраться в цветных значках на грязной одежде доставленных. – Да-а-а… вот этих вот…

– Под Розвалом какой-то небесный агрегат навернулся, – откликнулся картавой скороговоркой низкорослый фельдшер, ритмично работавший «амбушкой».

–  Да-а-а… – протянул Филонов.

После непродолжительного выяснения малозначимых деталей дежурная бригада «Транспортной» приняла эстафету реанимации у медиков «Скорой».  Пострадавших переложили на больничные каталки. Было решено попробовать добиться хоть какого-то успеха в приемном покое.  Леонид Александрович строгими восклицаниями старался внушить коллегам всю важность и ответственность ситуации. Работники «Скорых» вышли через широко раскрытые двери из «Смотровой» и остались толпиться в приемном покое, следя за происходящим.

Возвратить к жизни странноватые организмы  все-таки не получалось, несмотря на то, что медики в процессе оживления выработали изрядное количество пота и изрыгнули немало крутых словесных оборотов. Доктора непрестанно хлестали расслабленные тела электрическими разрядами дефибриллятора², проводили искусственное дыхание и били по грудным клеткам кулаками. После этого Филонов и Пластичнев всматривались в странноватые глаза, искали пульс на вытянутых шеях и старались услышать упорно молчащие сердца посредством фонендоскопов. Провести пациентам в трахеи интубационные трубки никак не удавалось. Они просто застревали где-то по пути к предполагаемым легким. Попеременно сестры и доктора производили отчаянные, но неэффективные, попытки запунктировать хотя бы какие-то кровеносные сосуды. В результате последовательных неудач было принято единодушное решение поднять доставленные тела в ПИТиР³ на четвертый этаж корпуса. Там же было решено выполнить рентгенологическое исследование и, когда доставят из дома специалиста по ультразвуковой диагностике, УЗИ⁴.

– А что их было вообще тащить в больницу, если признаков жизни никаких нет? – вновь проявил неудовольствие дежурный по «реанимации», обратившись сквозь проем двери к медикам «Скорых».

– А какие у них должны быть признаки жизни? – неожиданно взбеленился рыжий в зеленой «спецухе». – Мы даже не поняли, кто перед нами, мы … оторопели! А на месте аварии что твориться! Там же полный раскардаш: лес корнями кверху, сплошные воронки и рытвины… обломки какой-то чудной машины…

В это время внезапно и весьма грозно во входных дверях приемного отделения

_____________________________________________________________________________

²Дефибриллятор – медицинский прибор, который очень часто позволяет спасти жизнь человеку при нарушениях сердечного ритма посредством электроимпульсного воздействия.

³ПИТиР – палата интенсивной терапии и реанимации.

⁴УЗИ – ультразвуковое исследование.

появились странные мужчины в серых клетчатых костюмах.  Глаза у всех были закрыты солнцезащитными очками, хотя до появления солнца еще оставалось какое-то время. Четверо незнакомцев быстро заняли все имеющиеся выходы, расположив сцепленные кисти рук ниже подтянутых   животов.  Пятый, по виду старший, что-то говорил в сотовый телефон. Литые широкоплечие фигуры, квадратные лица и решительность в движениях внушили неподдельный трепет присутствующему в холле медперсоналу. Сквозь темные стекла очков, казалось, проникали суровые каменные взгляды, заставляя людей переживать серьезность ситуации. Сотрудники секретной спецслужбы – а в этом никто не сомневался – всем своим естеством демонстрировали высокую важность их присутствия.

Один из «клетчатых», тот, который появился с сотовым телефоном в руке и, вероятно, был главным, прошел в «Смотровую» №1 и пробрался меж суетившихся врачей и медсестер к Пластичному.

– Вы здесь за все отвечаете?

Пластичный важно кивнул.

– Да!

– Это я вам звонил. Вы ведь последовали моим ненавязчивым рекомендациям?  – без телефонных помех голос звучал еще противнее.

После этого незнакомец наклонился к уху дежурного хирурга и что-то стал говорить. Можно было разобрать только: «во что бы то ни стало», «сделать все» и «головой отвечаешь». Леонид Александрович вытянулся по струнке в знак готовности все исполнить, а затем, когда «клетчатый» отошел, почесал лысоватое темя.

Вокруг среди дежурного персонала можно было слышать сдавленное перешептывание: «Пришельцы! ФСБ! Пришельцы! Инопланетное вторжение!».

– В «Реанимацию»! Быстро! – неожиданно и грозно проговорил Пластичнев, обращаясь ко всем.

Старенькие каталки с грохотом дотолкали по коридору до дверей просторного грузового лифта и впихнули в него. До палаты реанимации изувеченные тела транспортировали в крайне поспешном режиме. Всех удивило, что лифт ни разу не встал по пути и не дал обратного хода. В ПИТиР каталки закатили через бóльшую из двух дверей. Не подававшие признаков жизни тела крепкие осанистые сестры отделения реанимации резво перекинули на подготовленные функциональные кровати. При этом было констатировано, что вес у пострадавших был весьма небольшой. Реанимационные мероприятия продолжились с прежней настойчивостью. Выполнялись попытки доступной диагностики. К телам была подключена следящая аппаратура, которая на мониторах выдавала какие-то неверифицируемые показатели и кривые. Воздух в гипотетические легкие закачивали по-прежнему мешками Ambu.

Люди в клетчатых костюмах стали появляться в реанимационном отделении еще до доставки туда инопланетных пациентов и, когда прибыли полным составом, исправно блокировали все выходные двери.

Вскоре в отделение спешно прибыли заведующий РАО⁵, заместитель главного врача по клинико-экспертной работе и, несколько отставая, местный дворник с похмелья. Все прошествовали мимо ординаторской в палату для реанимационных больных. Заведующего отделением реанимации и зама по КЭР⁶ подняли из кроватей и быстро доставили в больницу на служебной машине, благо проживали они в двух минутах езды. Распоряжения могли исходить только от «главной». Дворник же твердо решил не оставаться на обочине событий.

Еще некоторое время спустя в «Отделении анестезиологии и реанимации» появилась и руководитель клиники, женщина средних лет, которой можно было дать и больше. Многочисленные неровности ее фигуры подчеркивало обтягивающее светло-сиреневое платье. Русые туго уложенные волосы венчали несколько ошарашенную голову с округленными глазами. Туфли на высоких каблуках не ограничивали быстроты перемещения.

Разводищева никогда не ходила одна. В этот раз Белену Максимовну сопровождали любовно патронируемый первый зам Мусолин и заместитель по общим вопросам Беспредметный. Все скоро прошли в палату. Главный врач мелко трясла накрашенными красной помадой губами и металась взглядом по сторонам. Не понимая ситуации в целом, она не переставала раздражаться, что в подчиненном ей учреждений события происходят сами собой, без всякого на то ее дозволения. Руководитель «Транспортной» гордо носила свою фамилию Разводищева, а та обязывала ее к умению активно разруливать любую жизненную коллизию. И в этот раз она не теряла уверенности в себе, но что-то неприятно нудило внутри.

Какие-то сорок минут назад, сразу после звонка Пластичнева, ее сотовый телефон буквально вздыбился, как ей тогда показалось. Белена Максимовна нажала на кнопку «прием», поднесла трубку к уху и услышала прорвавшийся сквозь какую-то преграду истеричный голос шефа из Москвы:

_____________________________________________________________________________

⁵РАО – реанимационно-анестезиологическое отделение.

⁶КЭР –клинико-экспертная работа.

– Вы что там? Почему я должен выслушивать в свой адрес…?  Сгною в фельдшерском пункте!

Из дальнейшей эмоциональной речи горячо почитаемого начальника Белена Максимовна поняла, что в ее «Транспортную больницу» с места аварии были доставлены какие-то важные персоны, и нужно все сделать, чтобы быть на «космической высоте».

– Через час мне успокаивающий отчет по ситуации или в фельдшерский пункт…

уборщицей! – прокричали на том, московском, конце провода.

Эхо на некоторое время застряло в голове руководителя клиники.

– Я всегда… я того… Ситуация подо мною…

Однако столичный руководитель уже отключился от связи. Разводищева нервно выдавила на сотовом телефоне номер своего шофера и, дозвонившись, приказала мигом лететь к подъезду ее дома. Оставалось только догадываться о деталях события, которое свалилось ей на голову. Получить подробную информацию можно было только на месте, так как обратиться не к кому.  «Не к этому же!  – вспомнив сумбурность доклада Пластичного, проистерила в мыслях «главная». Если бы она знала, кому в значительной степени обязана агрессивным настроением московского шефа.

Через две-три минуты, несколько остынув, Разводищева неуверенно попыталась наметить план неотложных первоочередных мер. Сначала нужно было поднять на ноги всех, кто мог оказаться необходимым, учитывая неясность ситуации и непредвиденность ее развития. Непременно должна быть наготове также вся «диагностика». «Для «Большого треугольника» наступила очередная проверка на прочность, – с серьезной задумчивостью и несколько пафосно произнесла негромко вслух Белена Максимовна. Стоит заметить, что потеря душевного равновесия для Белены Максимовны была большой редкостью, но сейчас сумбур в голове и чувствах явно присутствовал.

Разводищева

До сих пор сохранившееся у «главной» прозвище Дуб-леди, как ничто другое, говорит об основных чертах ее натуры: крепости и несгибаемости характера. Будучи опытным руководителем, Разводищева вывела для себя ряд непреложных истин.  Одна из них звучит так: главное – не результат, а сам процесс. Основное – вовремя среагировать и принять неважно какие, но меры, а уж как выйдет – можно обсудить.

Вообще талантами Белена Максимовна блистала всегда, но развитие в ее деятельной натуре уже рано нашли только самые нужные, самые необходимые грани. Она, как никто, всегда знала, что правильно отрапортовать – это умение, которое стоит многих других. И без задатков здесь не обойтись. При нулевых, а то и провальных, последствиях отчитаться, как об успешном завершении – это вообще настоящее искусство. Разводищева овладела им всецело.

Умение работать с коллективом – еще один талант руководителя «Тр. Больницы». Всегда, когда подчиненные норовили обратиться к ней с разными, нередко неприятными, вопросами, Белена Максимовна держала дверь открытой. Ее ошарашивающие доводы и обескураживающие   ссылки   в   подобных   ситуациях обычно приводили к тому, что «искатели правды» начинали терять чувство реальности и уже не понимали, зачем они вообще все затеяли. Дуб-леди же в этих ситуациях, казалось, оживала и окуналась в собственную стихию.

В целях борьбы с бумажной волокитой как раз в описываемое время все заявления и рапорты от сотрудников больницы указом главного врача перестали подлежать регистрации. Эксперимент дал интересные результаты, так как путь многих документов уже невозможно было проследить. Поговаривали, что наиболее «неудобные» бумаги попадали в одно и то же ведро для мусора. Однако подобные слухи могли распускать и «злые языки злопыхателей», по образному выражению Мусолина.

Денежные доходы работников больницы – это всегда было отдельной зубной болью для главного врача. Довольно часто она в искренних выражениях сокрушалась по поводу низких зарплат «членов ее команды». Иногда казалось, что еще минута и болезный руководитель начнет биться головой об стену в мучительной беспомощности хоть как-то поправить финансовые проблемы своих сотрудников. За месяц до нашей истории она провела даже внеочередную аттестацию рабочих мест при помощи «одной очень достойной организации», дабы отразить в отчетах тяжелые и вредные производственные условия в «Тр. Больнице». Результатом ожидались дополнительные льготы и выплаты. Однако неожиданно в протоколах, составленных «специалистами», было указано, в частности, что рабочими местами врачей хирургических специальностей являются их личные столы в ординаторских и других кабинетах.  «Профессиональная вредность» хирургов была оценена по результатам освещенности и проветривания за столами, но далеко не операционными. В один момент хирурги были превращены в чиновников, и их заставили расписаться под этими интересными выводами. Просчет очевиден, но за аттестацию были заплачены немалые деньги, и новую аттестацию больнице было не потянуть. Вернуть уже ничего было нельзя. «Главная», мучительно преодолевая внутренний дискомфорт, вынуждена была снизить зарплаты и уменьшить отпуска по длинному ряду специальностей.  С горькими слезами она подписывала соответствующие документы. Горевала Белена Максимовна довольно долго, нет-нет да выплескивая боль на планерках. Немым укором для нее были цифры собственной зарплаты в ежемесячных расчетках.

Еще одним завидным качеством главврача «Транспортной» всегда являлся неистребимый здоровый потемкинский дух. Когда высшее руководство провозгласило политику, направленную на организацию узкоспециализированных медицинских центров, Дуб-леди отреагировала быстро и с фанатичным размахом. В короткие сроки были произведены на свет ряд требуемых структур, причем без лишних затрат.

Прежде других был создан «Центр клинического шаманизма». Одному из небольших терапевтических отделений внешне придали соответствующий новому названию вид. Из палат были удалены кровати и вместо них размещены то ли чумы, то ли вигвамы из продырявленных шкур неизвестных животных. Такие же шкуры были брошены на пол внутри экзотичных вместилищ. На них и размещались пациенты во время сеансов шаманотерапии. Медперсонал охотно переоблачился в традиционные костюмы одного из северных народов и отрепетировал походку. Часть надписей на стенах в отделении, а также в процедурных листах и историях болезней преобразовали в замысловатые закорючки. Откуда-то, поговаривали из Заполярья, привезли весьма экзотичного, заросшего и запущенного в плане гигиены индивидуума неопределенной национальности. Он имел длинные спутанные черные волосы, перевязанные местами красными тряпочками, и седую козлиную бороду с застрявшими в ней остатками пищи. Глаза под редкими бровями были постоянно прикрыты. Заполярного шамана запихали в пестро расшитый длиннополый балахон и дали в руки бубен. Стук в бубен и нечленораздельные завывания можно было слышать в «Центре» и на значительном расстоянии от него каждый день с 8.00 до 17.00 с перерывом на обед.  Шаман-врачеватель иногда весьма агрессивно отгонял злых духов, денно и нощно досаждавших горемычным пациентам. При этом завывания нередко переходили в надсадный угрожающий рев, и представителей недружественных потусторонних сил можно было только искренне пожалеть. Больнице обходился шаман недорого: трехкратным питанием из больничной столовой и щестью шкаликами медицинского спирта в день. Спал клинический шаман прямо на рабочем месте, то есть в одном из «шкурных» сооружений.  Следующее детище новой политики народилось   после   того, как по дешевке удалось приобрести особо жадных до крови ядовито-зеленых эфиопских пиявок. Центр был обозначен в документах как «Агрессивная и другая гирудистика». Далее аналогичные структуры росли как грибы после дождя. «Осколочный центр» возник в недрах отделения травматологии, «Центр бесшовной техники» на базе Отделения гнойной хирургии, «Центр шприцеиглоукалывания» в рамках терапевтического отделения и так далее.

В отделении реанимации и анестезиологии

Вращая подвыпучинными глазами, Разводищева злым голосом начала всем подряд задавать вопросы, при этом норовя привести каждого в неописуемый трепет.

– Что здесь происходит? Почему я должна посреди … утра мчаться, отрывать себя от важных дел? Зачем я вам плачу? Козни на моем горбу плетете?

Трепет не рождался. Дуб-леди вновь вспомнила о Пластичневе.

– Где этот… дежурант?

– Я тута…всегда готов… на все…

Пред гневным взором нарисовался Леонид Александрович и изобразил на лице несколько пришибленное выражение. Вдруг и тихо рядом с ответственным хирургом возник главный «клетчатый» и неожиданно мягко, как клочок туалетной бумаги, прошуршал:

– Ты чего вспенилась, милая?  – далее голос принял неприлично грубый оттенок. – Кресло задницу жмет? Расплющись по стене и застынь в безмолвии!»

– П..п..попрошу на «вы»! Я требую!

– Когда раздвоишься, тогда и буду на «вы»!

Такого обращения «главная» не ожидала. Попятившись, она уперлась в стену. На время и так недостаточно светлый рассудок руководителя больницы затуманился еще больше. Простукивающие зубы и неуправляемый язык стали порождать сбивчивую отечественную речь. Сквозь тонкие накрашенные губы прорывалось нечто:

– Я здесь … эта …понимаю.

Незнакомца Разводищева начала принимать за важного ведомственного чина. Леденящий ужас проник у нее до самых глубин малого таза, и руководитель клиники стала делать редкие поползновения потерять сознание, периодически сползая по стене, выкрашенной в светло-зеленый цвет.

Юзеф Кузьмич Мусолин, первый зам, в этот раз изрядно отекший и багровый лицом, вдруг явил желание отрапортовать перед грубоватым неизвестно кем, поддерживая одной рукой свою начальницу. Несколько сглатывая слова, он вымямлил что-то вроде:

– Это … как-то так … получилось, но все под неусыпным контролем и будем … рапортовать. Вот я и говорю!

В воздухе вблизи первого зама чувствовалась запредельная концентрация перегара. Юзеф Кузьмич, открыв рот, сделал вид, что собирается продолжить, но помешало одно обстоятельство. Грозный незнакомец в клетчатом костюме произвел правой рукой быстрое движение снизу-вверх и пальцами со стуком вернул челюсти Мусолина в сомкнутое состояние.

– Заткнись, а то быстро устрою тебе безбедную инвалидность, – губы «клетчатого» сжались и растянулись в стороны.

И без того взвинченное эмоциональное состояние Юзефа Кузьмича стремительно перешло в крупноамплитудную нервную дрожь.

«Большой треугольник»

Разводищева, Мусолин и заместитель главного врача по общим вопросам Беспредметный Тихонь Забитович в свое время неформально организовались в так называемый «Большой треугольник». Именно на него и уповала Разводищева в текущих событиях. Указанному геометрическому образованию было предназначено нести на своих углах основную тяжесть нелегкого административного труда в «Транспортной больнице». На заседаниях «Треугольника» его члены всегда вдумчиво формировали и поныне формируют текущую внутреннюю политику, а также выбирают, кому воздать заслуженные почести, а кому воздать «на полную катушку», «по самое здрасте», «чтоб жизнь медом не казалась», «по самое не хочу» и т.д. и т.п. С определенной периодичностью на общебольничных планерках можно услышать из уст Белены Максимовны: «Сегодня планируется заседание «Большого треугольника» и это символично. Пора засучать рукава!». После монотонного размеренного вступления, дававшего аудитории проникнуться важностью момента, обычно следует продолжение: «Будем ждать судьбоносных результатов!». Сие означает, что больница вновь испытает на себе груз грандиозных решений, которые она должна будет стойко перенести.

Все там же на четвертом этаже

За пазухой грубого спецагента проиграл сотовый телефон. На ходу роясь во внутреннем кармане, он скоро вышел из палаты. Только спустя нескольких минут Разводищева, поддерживаемая первым замом, стала медленно приходить в себя. Взгляд приобрел осмысленность, а в движениях появилась согласие. Поправив прическу и пригладив платье, Белена Максимовна наконец прочно утвердилась на своих далеко не низких каблуках. Затем она мелкими шажками вышла из палаты, таща за рукав пестрого пиджака Юзефа Кузьмича. Несколько пройдя по коридору в сторону ординаторской, «главная» затащила своего первого зама в один из закутков, где приняла уже привычную уверенную начальственную стойку. В направлении любимца стали произноситься четкие приказы и обязывающие пожелания.

Главный зам

Когда произошла наша история, Юзеф Кузьмич Мусолин был в возрасте сорока восьми лет. Первый зам, отвечающий за лечебную работу, был и остается до сих пор фигурой не менее колоритной, чем сама руководитель клиники. Крупное тело Мусолина, одетое в непременно пестрый костюм, горделивая осанка и характерная походка с откидыванием правой руки узнаются издалека. При встрече с вами он непременно изображает на лице начальственную важность, хмурит брови и морщит складки на низком лбу под волнистыми седыми волосами. Трогательное благоволение со стороны руководителя и приближение к своей особе дало повод Юзефу Мусолину самодовольно и раскованно носить себя по коридорам больницы и на прилежащей территории. В общении с «твердолобыми» подчиненными Мусолин никогда не уставал всех «ставить на свои места», что не породило большого уважения со стороны работников больницы, но зато поднимает зама в собственных глазах.  Безотказный словесный оборот «Я еще не все сказал!» всегда позволял ему заткнуть рот хоть кому, если этот кто-то настроился обозначить свою собственную позицию.

В девяностые годы, когда российская медицина находилась в полузадушенном состоянии, а правовая база отличалась крайним несовершенством, жалобы, судебные и прочие дела против медиков носили регулярный характер. Юзеф Кузьмич, если у него возникали такие проблемы, всегда проявлял исключительную смекалку и находчивость. Правда, при этом почему-то страдали его коллеги, которые до определенного времени и не догадывались, что «при деле».

По случаю и без случая Юзефу Кузьмичу нравится отмечать наличие у себя ученой степени. Вскользь он может заметить: «Я вам это говорю как ученый…».

История получения кандидатской степени Юзефом Кузьмичом, тогда заведующим хирургически отделением, весьма примечательна. Умом он всегда не блистал, а мечта стать профессором жила в нем и часто будоражила воображение. Разуверившись в поисках собственной нестандартной мысли, он как-то в разговоре с ординатором отделения Кулишовым узнал, что тот увлекся одной неплохой идеей. Для хирургии тема могла оказаться подходящей, так как несла новизну, оригинальность и явную практическую направленность. Новация была втайне от Кулишова при помощи известных лиц запатентована, далее став темой диссертации Мусолина. Через некоторое время, когда детали «операции» было не скрыть, Юзеф Кузьмич нисколько не оробел.  Он вызвал к себе Кулишова и заявил, что тот просто обязан продолжить работу по известной, но уже диссертационной, теме во благо клиники, которой так нужны научно-практические свершения. На вопросительный взгляд заведующий «хирургией» ответил, что так решили «наверху». Кулишов угрюмо проглотил обескураживающее откровение, а Мусолин был очень доволен мастерским разводом подчиненного. Воплотил же все в отпечатанный диссертационный том старый знакомый Юзефа Кузьмича, который, как поговаривали, в наукоподелии «селезенку съел». Болезненной проблемой для нашего героя было загрузить текст диссертации в свою весьма ненадежную память. Время творческого отпуска прошло для Юзефа Кузьмича в режиме мучительного напряжения. Кулишову же было немного жаль, что испоганили неплохую идею, так до конца и не уразумев до конца ее суть. Впрочем, впереди еще было очень и очень много идей. Кроме того, урок был извлечен и выводы сделаны. Неоднократные попытки Мусолина «замутить» разговор на тему о докторской диссертации, которую от него ждут «наверху», натыкались на «тупое непонимание» Кулишова. Профессорское будущее продолжало маячить только в грезах.

Продолжение известных событий

Дуб-леди периодически выходила из выбранного закутка и с опаской поглядывала на «клетчатых», расположившихся по дверным проемам. Затем она возвращалась к первому заму и возобновляла инструктаж.  Начальственные указы Юзеф Кузьмич внимал с пылом ответственности в округленных глазах. По ходу дела «главная» отзвонилась в Москву с непродолжительным отчетом.

– А сейчас махом ко мне Грыжченко, но осторожно, тихо, с опаской, – дала заму неотложное поручение Разводищева.

Заведующий РАО Грыжченко Михалыч, полный бородатый мужчина за шестьдесят, после стремительного появления в реанимационной палате, не утруждая себя переодеванием в больничную одежду, с ходу ринулся на одно из пострадавших тел. При этом ему пришлось неучтиво отстранить от оживительной деятельности доктора Пластичнева. В порыве проглядывало явное намерение обрушить на травмированного весь реанимационный опыт прошлых лет. Филонов продолжал работать со вторым пациентом. Через пятнадцать – двадцать минут Михалыч вытер со лба пот и, поглядев поочередно на обоих реанимируемых, громко констатировал их летальный конец. Так и сказал: «Всё! Exitus letalis! Оба!».

Трудно понять, как можно было констатировать смерть пациентов, ведь зрачки у них никак не изменились, а где располагались легкие, сердце и крупные сосуды оставалось неведомым. Да и были ли они вообще? Что должна был отобразить следящая аппаратура, предназначенная для людей, тоже непонятно. Однако мэтру реанимации привыкли верить, ведь такой опыт было не пропить даже без закуски. Ходили слухи, что однажды он на спор оживил даже труп в одном из городских моргов.  Никто не понимал, как такое возможно, но сюжет упорно передавался из уст в уста. «Злые языки» твердили о небылице, которую «в народ» Грыжченко и запустил. Когда же спрашивали у самого «асса» местной реаниматологии, то он как-то вымученно соглашался, уточняя, что все это было напрасно и непонятно. Что касается пациентов Михалыча, то все они делились на его крестников и заложников отечественной медицины. Понятно, что последним он помочь ничем не мог.

Констатация двух смертей явно не понравилась знакомому нам агенту спецслужбы. Он нервно достал из-за пазухи увесистый пистолет, направил его на Михалыча и разрешил подумать еще раз. Умудренный жизнью специалист быстро сделал выбор в пользу еще одной попытки. Сердечно-легочная реанимация возобновилась по прежнему, но более напряженному, сценарию.

Двадцатью минутами позже к Михалычу протиснулся Юзеф Кузьмич и что-то нашептал ему в затылок. Главный «клетчатый» с психотцой поставил их в известность, что в этот раз полезет за пазуху не зря и «приговорит» обоих. При этом он произвел грозное и выразительное движение. Мусолин не смог вынести второго агрессивного выпада в свою сторону и стремительно выскочил из палаты, на ходу затравленно озираясь назад. Проронив Разводищевой, когда двигался мимо, что ему срочно нужно в туалет, первый зам быстрым шагом отбыл в направлении соседнего отделения гнойной хирургии. Незаметно и осторожно рядом с «главной» образовался молчаливый Тихонь Забитович Беспредметный. 

Тихонь Забитович Беспредметный

К фамилии, имени и отчеству можно добавить еще одно – фанатичная до дрожи в коленях исполнительность.

Нужно обсудить

Не дождавшись Михалыча, Разводищева решила сама  вернуться в палату «реанимации» и, нервно оглядываясь, между присутствующими пробралась к заведующему РАО. Руководитель клиники старалась держаться подальше от грозного сотрудника неведомой службы, который как раз в это время отвлекся на свой телефон.

– Оживить и никаких!  Я вам приказываю, и это не обсуждается! – с привизгиванием и пришептыванием проговорила она Грыжченко, вплотную подойдя к нему.

– Какой оживить? Не смешите мою седую бороду. Вы хоть понимаете, что здесь происходит? – огрызнулся мэтр.

– Надо выиграть время, – прошипела главный врач. – Надо потянуть, а не то … Сколько ты уже у нас как должен быть на пенсии?

Прозрачный намек Разводищевой Михалыч оценил. В считанные секунды он «заинтубировал» обоих пациентов, то есть с силой запихал им в дыры на лицах трубки для искусственного дыхания, которые подсоединил к новеньким дыхательным аппаратам. Далее заведующий РАО вогнал по длинной игле в шею каждому пострадавшему, а медсестры быстро наладили капельное введение приготовленных лекарственных препаратов. Вероятно, что иглы все-таки попали в какие-то полые структуры. После этого Михалыч попросил «уши»⁷ и стал внимательно выслушивать гипотетические легкие внеземных существ. Михалыч прижимал мембрану фонендоскопа к «грудным клеткам» то одного, то другого пострадавшего и застывал в напряжении. По результатам аускультации⁸ заведующий РАО то подтягивал интубационные трубки, то заталкивал их поглубже. Наконец сняв с ушей фонендоскоп, он стал рассматривать каракули и молнии, всплывающие и проскакивающие на экранах кардиомониторов. Спустя некоторое время лицо Михалыча расслабилось и просветлело.

– Ну вот!  Жизненные функции по возможности восстановлены.  Остается ждать, волноваться и надеяться. Вот таким вот перегаром!

– Что мы можем доложить нашему руководству? – по-деловому осведомился главный «клетчатый».

– Передайте, что делаем все, что в наших силах. Сейчас важным фактором становится время. Мы будем ждать, будем проводить дополнительную диагностику, оценивать функциональные резервы, газовые и прочие характеристики крови.

____________________________________________________________________________

⁷«Уши» (мед. сленг) – фонендоскоп.

⁸Аускультация в медицине — метод физикальной диагностики, заключающийся в выслушивании                  звуков, образующихся в процессе функционирования органов.

Михалыч в знак полного согласия с собственными мыслями поджал нижнюю губу, кивнул и хмыкнул. Откуда он собирался осуществить забор крови, чтобы оценить ее характеристики, было неизвестно.

– Девчонки, следить за аппаратурой, никуда не отлучаться.  Ситуация сложная… сложная и непростая, – обратился он к дежурным сестрам.

Те дружно заверили, что все будет в порядке.

– Если что, то сразу ставьте меня в известность. И стащите с них эти комбинезоны, а то как-то некомфортно проводить реанимацию.

– УЗИ и рентгенографию я уже заказал, «узиста» привезли, – бодро нарисовавшись перед Грыжченко, отрапортовал Пластичнев.

– Ну, вот и ладно.

Михалыч тылом кисти вытер пот со своего лба, примял поглаживающими движениями седую бороду, повернулся и пошел к выходу из палаты.

– Думаю, что надо собрать консилиум и все обсудить, – кинул он через плечо неизвестно кому перед тем, как пройти через дверной проем.

Леонид Александрович как ответственный дежурный сразу принялся за организацию ответственного мероприятия, согласовывая с главным врачом время и круг участников консилиума, звоня на нужные номера, привлекая третьих лиц и т.д. и т.п. Обсуждение клинической ситуации решили провести, не откладывая в долгий ящик, в просторном зале для конференций, расположенном на втором этаже в переходе между двумя крыльями основного корпуса. В обозначенное время конференц-зал стал заполняться заинтересованными людьми и приглашенными. Зам по КЭР Хитров, седой полный пожилой мужчина весьма невысокого роста, расположился во втором ряду, бережно пронеся брюшко   между   рядами   кресел.   Минуту спустя в глубину зала проскользнул Мусолин, стараясь особо не обращать на себе внимание. Прошествовали и сели в первом ряду Михалыч, зам по общим вопросам Беспредметный и Пластичнев. Местного дворника на важное заседание не пригласили. Один из крайних стульев за столом президиума заняла доктор-гинеколог Клар и приготовилась к ведению протокола. Оперативно на больничной машине из дома был доставлен зевающий профессор Леонид Васильевич Болотов, заведующий кафедрой хирургии. Он разместился в третьем ряду на кресле у самой стены. При этом, засунув правую руку в карман брюк, руководитель кафедры принял выразительную позу и придал взгляду задумчивое выражение. В глубине зала сел Федор Федорович Филонов, зажав под мышкой две «Истории болезни» с процедурными листами. На заднем ряду у прохода выбрал наблюдательную позицию начальник «клетчатых».

Главный врач заняла место председателя. За столом Разводищева по школьному сложила руки, подняла подбородок, распрямила спину и попыталась подтянуть живот вместе с висящим бюстом. Взгляд обрел невозмутимость и металлическую строгость. Теперь это был оправившийся, восстановившийся, самонадеянный руководитель, всевластный на квадратных метрах «Транспортной Больницы». Уже и она прозрела, что неожиданные пациенты не совсем земной природы, впрочем, вокруг только о том и говорили. Ее дальнейшая речь была наполнена взвешенной деловитостью.

– Итак! Хватит клопов давить! Мы должны проникнуться серьезностью момента и быть проникнуты! Вот основная задача! Я благодарна судьбе, что нам представилась возможность в очередной раз не ударить в грязь лицом! И мы это непременно докажем! И это дорогого стоит, друзья мои! Прошу не понять меня превратно. Вот я сейчас вспоминаю, как тяжело было в прошлые годы. И жизнь была напряженней и доход скудней, но мы с непременностью выстояли! Я неоднократно доносила до верховного руководства, что нам жизненно необходим медицинский центр для инопланетных пациентов. Вот и случилось! Вот и произошло! Ведь это же наши братья… и сестры… по разуму. Но… Нет! Я думаю, что руководство отнесется к этому с пониманием, и за это я благодарна ему и … судьбе тоже. Вы хоть понимаете, какая на нас сегодня возложена миссия? Наладить мост с иными мирами! Это же … какая ответственность! В общем, надо заканчивать, а не молоть ерунду. Наши небесные братья должны увидеть в нас спасителей! И это дорогого стоит! Не буду занимать вашего времени, хотя еще есть чего много сказать по делу. Какие будут предложения по существу? Что вы думаете, Леонид Васильевич? Послушаем вас.

Профессору    претило   в   подобных   ситуациях   подниматься с места, и поэтому сидя он произнес:

– Да я, собственно, еще, как говорится, не в теме. Надо бы ознакомиться с … телесным …  материалом. Мне только… обрисовали в общих чертах.

– То есть вы еще не успели осмотреть… инородцев и составить, так сказать, впечатление. Ну что ж, давайте сразу после нашего обсуждения вернемся в отделение реанимации и затем примем единственно правильное решение. Что скажет заведующий реанимационным отделением? Его мнение будет весьма важным для планирования наших дальнейших шагов.

Михалыч медленно поднялся из кресла и взвешенно, размеренно произнес:

– Я так полагаю, что корректировку в процедуру реанимации могут внести результаты дополнительного обследования.

– Вот! Вот что я ждала услышать! Н-е-е-е-т! В нашей больнице инопланетные залетчики не должны умирать! И это дорогого стоит! Вернемся к нашим небесным баранам! Айда в «реанимацию» и покажем этим всем, – Разводищева подскочила со стула и высокомерно взглянула на «клетчатого» в конец зала, – что значит моя сколоченная команда!

Затем она ткнула жирным пальцем правой руки в лист бумаги, на котором секретарь-гинеколог спешила законспектировать ход эпохального совещания, и произнесла:

– Прошу занести все сказанное на бумажный носитель.

– Великолепно сказано, чудно, просто ура…! – сидящие в зале повернули головы назад и увидели второй угол больничного «треугольника» в лице Мусолина, который попытался создать еще и иллюзию бурных аплодисментов. Удивилась и главная, наивно полагая, что первый зам продолжает переводить бумагу в туалете.

– Я вот тут тоже хотел бы высказать свое собственное мнение, – подал голос молчавший доселе Иван Яковлевич Хитров, выползая из неудобного для него кресла и потирая пальцем массивный нос. – Я считаю, что, учитывая необычность ситуации, нужно и действовать нестандартно… как бы с учетом всех особенностей и открывшихся данностей. Вот на это я бы хотел обратить ваше внимание…

– Согласна! – из главного врача просто рвался боевой настрой.

Она   решительно двинулась в направлении выходной двери, несколько наклонив корпус вперед. За ней, шумно обсуждая событие, потянулись остальные участники совещания.   Только   профессор, выходя   из   зала, сохранял   молчание и не спешил расставаться с задумчивым выражением на лице. Его правая рука была неизменно погружена в боковой карман брюк, нижняя челюсть несколько выдвинута вперед, а высокий колпак сдвинут на затылок. Белый халат хрустел белизной. Заведующий кафедрой взволнованно переживал свою значимость в текущих событиях.

Леонид Васильевич Болотов был эксцентричен и важен по жизни. Некоторая театральность в поведении, вычурность жестикуляций и прирожденный речевой талант делали его завидным оратором. Он мог убедительно и достаточно долго говорить на любую тему, в любое время, без всякой подготовки и шпаргалок пред взором. При этом Болотов иногда приостанавливался, замолкая возводил глаза к потолку, верно, в поисках нужного слова, а затем неизменно находил его и заканчивал предложение громким эмоциональным акцентом.   Занозой в одном месте для него было молодое и разболтанное поколение современных аспирантов. В последнее время профессорское здоровье расшатывал Бурышев Илья, крайне неоднозначный и противоречивый молодой ученый. В текущий момент Илья мирно спал за столом одного из помещений кафедры на первом этаже. Обилие на столе пустых и недопитых пивных бутылок вперемешку с винными говорило о том, что дойти до дивана накануне у него не было никакой возможности.

Финал истории

Через несколько минут все уже были в реанимационном отделении. Бросилось в глаза, что коридор полностью обезлюдил. Уши прибывших регистрировали полное и пугающее безмолвие. Движение коллектива стало более осторожным и скученным. Обе двери палаты реанимации были широко раскрыты. Напротив большей лежали разбитые бутылки в луже прозрачной жидкости. Первым в помещение через ближайшую, меньшую, дверь проскользнул, опережая Разводищеву, доктор Пластичнев. «Главная» оценила поступок и остановилась.

– Давайте подождем, друзья. Сейчас Леонид Александрович все разведает и …

Разводищева была вынуждена прерваться, так как Пластичнев уже возвращался, тараща застывшие в удивлении глаза. В этот момент мимо всех в палату реанимации спешно прошел главный из «клетчатых» агентов, отставший было где-то на время позади.

– Пойдемте.  Там… там… там уже безопасно и …как-то все непонятно и разбросано, – несколько сбивчиво Пластичнев попытался описать то, что увидел в палате.

– Что ж вы, голубчик, ничего объяснить-то не можете? Какой-то вы ни каковский, – «главная» смело рванулась в палату. Следом за ней поспешили остальные. Последним с неизменной правой рукой в кармане брюк вошел профессор.

То, что предстало взору вошедших, добавило им впечатлений. Тела доставленных с места аварии космического аппарата отсутствовали.  Одна из медсестер, причем не самая мелкая, сидела на высоком медицинском шкафу, застыв в скульптурной позе, с надрывно-истеричным выражением на лице. Вторая сестра пугливо высовывала голову из туалета, ноги третьей выглядывали из-под одной из кроватей. Санитарка, женщина преклонного возраста, сидела в одном из углов палаты с раскинутыми ногами и монотонно возила тряпкой, зажатой в правой руке, по полу. В помещении царил полный кавардак в виде раскиданных постельных принадлежностей, разбитых бутылок, перевернутых прикроватных тумбочек и растащенных по сторонам кроватей. Еще недавно тяжелые по здоровью больные в испуге жались по стенам, являя своим видом значительный позитивный сдвиг. Из «клетчатых» агентов был только старший. Он метался по сторонам, пытаясь выведать у свидетелей случившегося все детали.

– Ну-ка, милочка, скажи мне, что же здесь произошло? – слащаво проговорил грозный спецагент, вытащив за шиворот конопатую молодую медсестру, скрывавшуюся в туалете. – Как тебя кличут?

Мужчина сорвал со своего лица темные очки, обнажив крупные глубоко посаженные нетерпеливые глаза. Затем он привычным движением вырвал из-за пазухи и начал упирать в фигурные груди молодого женского организма массивный пистолет.

– Маша …кличут. Я все, все скажу! – торопливо с придыханием всхлипывала сестричка. Черная металлическая машина для убийства возбуждала ее.

– Ну, ну, рожай уже!

– Рожаю!  Значит так! Где-то минут через двадцать после того, как вы все ушли, эти двое… инопланетчиков по очереди стали подавать признаки жизни. Они пришли в себя, повытаскивали из ртов трубки, иглы из шей и стали пытаться вставать. Сестры … медицинские Лена и Марина сделали попытку уложить их обратно в кровати и стащить с них одежду. Я помогала.  Завязалось борьба, сломали здесь чего-то… разбили. Затем один из этих чудиков как-то быстро вскочил на ноги, цепко схватил Ленку за талию, ринулся к шкафу и подбросил ее наверх. А масса то у Лены еще та… Ну, шкаф закачался, но не сломался… После этого мы – кто куда. Марина – под кровать, а я – в туалет.

– Что было дальше? – взревел от слишком сбивчивого и долгого, с его точки зрения, повествования «клетчатый» верзила.

– Окончательно одыбали звездолетные довольно скоро и приняли вполне пристойный вид, как-то изменяясь собой, вроде в мультике. Одежда на них осталась прежней, но сами они стали другими.  В глазах возникло… что-то разумное. Прибежали откуда-то четверо ваших, но не успели предпринять никаких действий, хотя пытались. Второй пришелец, не тот, который Ленку на шкаф усадил, навел на них какой-то мутный луч, и ваши коллеги вмиг отлетели назад до первых препятствий: стенки и двери. С шумом ударившись, они вроде бы лишились сознания…  А луч этот небесный засланец испускал, кажется, из самой руки. Из правой руки… испускал…лучи.

– Работай шипче языком, Снегурочка! Время нет… Главное!

– Затем пришельцы подошли к каждому из лежащих тяжелых больных и что-то  поколдовали с ними… После этого пациенты стали как-бы поактивнее, начали ворочаться, а затем спускать ноги с кроватей и вставать. Один поднялся даже с трубой во рту, так как не смог ее вытащить из-за прочной фиксации.

– Заключи одним предложением! – сотрудник спецслужбы начал совсем расстраиваться и умоляюще скорчил физиономию.

– Ну а потом гуманоиды смылись, а ваши очухались только через несколько минут и рванули следом.

«Клетчатый», размахивая пистолетом, бросился к выходу и, стремительно миновав двери, исчез из виду.

– Красиво вписался, – констатировал Пластичнев.

Остальные присутствующие продолжали хранить молчание. Медсестра Лена предпринимала не первую попытку спуститься со шкафа. Лицо спецагента вновь нарисовалось в дверном проеме и прокричало:

– И попробуйте хоть кто-нибудь проговориться! Закошмарю! Абсолютная секретность! А-а-а-бсолютная!

Он ткнул дулом пистолета в сторону Разводищевой и добавил:

– Тебя назначаю старшей…

Угловатая физиономия молодца исчезла.

– Щас!.. – взбеленилась «главная» после того, как «испарился» работник секретной сферы.

Михалыч Грыжченко, усталым взглядом оценив обстановку, поочередно внимательно осмотрел дыхательные аппараты. Убедившись, что те сильно не пострадали и сохранили рабочее состояние, Михалыч произнес в адрес сестер и санитарки:

– Давайте уберите здесь все, как будто ничего не было.

Далее он повернулся к Филонову:

– И снимите пострадавшую со шкафа, а то на вас мебели не напасешься.

Сестру не без усилий сообща опустили до пола, а затем сунули ей под нос ватку с нашатырным спиртом, так как процедура закончилась давно назревающим обмороком.

Люди, толпясь у дверей, начали неспешно выходить из палаты. Профессор Болотов в некотором упадке настроения побрел к себе на кафедру.

– Мы еще вернемся к этому событию! – «главная» пребывала в своей тарелке. – И всем виновным в сегодняшнем балагане приказываю написать рапорты на мое имя с объяснением этой вопиющности. Юзеф, обеспечь, дружочек, исполнение.

Что имела ввиду главный врач, никто не понял, но к подобному уже все давно привыкли. Юзеф Кузьмич то хмуро кивал, то качал головой из стороны в сторону. Грозная серьезность в лице говорила о недетской обеспокоенности первого зама по поводу текущих событий.

– Это же полная жлобственечественность! – проронил приглушенно кто-то. Разводищева и Мусолин среагировали не сразу, хотя фраза звучала явно вызывающе.

– Жло… Чего? Кто сказал? Произвести поиск мерзавца!  Юзеф, прошу вас.

Разводищеву пробрало, и она не собиралась спускать такого хамства. Мусолин тяжелым взглядом стал водить по присутствующим и вглядываться им в глаза. Уверенности не было, но подозрение имелось. Филонов ответил наглым взором и манерно выдвинул вперед нижнюю челюсть.

На круги своя

Наступало утро нового рабочего дня. Сотрудники больницы спешили в свои рабочие кабинеты, ординаторские и другие служебные помещения для того, чтобы подготовить себя к обычной повседневной работе по возвращению к жизни, избавлению от страданий, оздоровлению плоти и тому подобное. Никому из спешащих было и неведомо, какой исторический момент пережила сегодня «Транспортная Больница», и героями каких событий они не стали.

«Главная» в весьма нервном настрое провела срочное совещание с присутствующими замами у себя в кабинете. Было решено немедленно взять подписку с каждого свидетеля событий о неразглашении тайны. Безотлагательно это было принято к исполнению любителем подобных процедур Юзефом Мусолиным. Затем Разводищева, Хитров и прибывшая уже после основных событий зам по оргметодработе Косогорова вышли на автостоянку, подышали несколько минут свежим утренним воздухом и загрузили себя в персональный авто руководителя клиники, который вскоре тронул с места. Главный врач, мягко покачиваясь на заднем сиденье машины, с нетерпением ожидала телефонного звонка из Москвы. Как там расценят произошедшее, можно было только догадываться. Себя, понятно, ей винить было не в чем. Но если потребуется «стрелочник», то кто окажется в этой роли? Понятно, на кого свалят всю ответственность эти «клетчатые» болваны. Судьба в очередной раз пыталась сыграть с Беленой Максимовной злую шутку. Но не тут-то было: держали и не такие удары!  Попытки выйти самой по телефону на столичное руководство успеха не имели. Разводищева решила находиться вблизи от аэропорта, но при этом приказала шоферу не останавливаться. Тот ни о чем не спрашивал, бездумно направляя ход машины то в одном, то в другом направлении.  «Главная» готова была мгновенно вылететь в столицу по первому указанию свыше.  Рядом с ней притулился, сложив руки на животике, дремлющий Хитров. Наталья Егоровна Косогорова сидела спереди рядом с шофером.  Найдя для своего лица достаточно важное и умное, по ее меркам, выражение, она старалась не нарушать повисшей в салоне машины тишины.

Реанимационно-анестезиологическое отделение стараниями среднего и младшего медицинского персонала было приведено в надлежащий вид и подготовлено к операционному дню. Михалыч сидел в своем кабинете за небольшим обеденным столом, покрытым пестрой скатертью, и мирно потреблял незамысловатый завтрак. Свиное сало с красноватыми прослойками он посыпал черным перцем, сдабривал горчицей, отправлял в рот и заедал черным хлебом. Периодически отхлебывая горячий бразильский кофе с сахаром из фарфоровой кружки, заведующий РАО покряхтывал и зевал на жизнь. Она многолика, загадочна, но удивить старого волка от анестезиологии и реанимации уже нельзя было ничем.

Ординаторская реанимационного отделения понемногу наполнялась сотрудниками. На истертом и продавленном, когда-то бывшем светло-желтого цвета, диване сидели сутулый тощий Татаринов и доброхарактерный Петр Усачев. За рабочими столами расположились «ветеран» отделения Николай Петрович Полохин и две женщины-анестезиологи среднего возраста.

Ирина Николаевна и Татьяна Александровна в последнее время шумно отметились тем, что, почувствовав резкий запах демократии, демонстративно вышли из больничного профсоюза. Поступок чуть не вывел из равновесия Дуб-леди, так как за подобные вещи «наверху» могли и голову снести. Председатель профкома Федикова Ирина Павловна экстренно оформила по указанию главного врача выход женских особ из профессионального объединения как исключение из его рядов с формулировкой «за подрыв устоев профсоюзного движения».

Шарнирными движениями ног в ординаторскую протопала и расположилась в старом замусоленном матерчатом кресле еще одна работница отделения. Бледная кожа и нервный озлобленный взгляд стали итогом ее беспрерывной борьбы с нерадивыми пациентами. Эти самые пациенты изъявляли неудовольствие буквально по любому поводу, что требовало быть твердой и не давать спуску. Пропахшая дешевым табаком, сморщенная дамочка на дух не терпела никакого запаха и вида пациентов. Кроме того, ее изматывали регулярные перепалки с коллегами — хирургами, которым тоже нельзя было уступать. Самой большой радостью в жизни для Стеллы Макаровны Безбаш было разгадывание различного рода кроссвордов и сканвордов, и за этим ее можно было застать в любой позе и ситуации. В промятом многочисленными ягодицами кресле Стелла Макаровна сразу же предалась своей непреходящей страсти распутывать словесные загадки.

В хирургическом отделении рабочее утро проистекало обычно. Ординаторская наполнилась живой суетой и рабочим настроем. Заведующий Шелехов уже пробежался по отделению и РАО и постарался вникнуть в суть текущих проблем. Пластичнев подготовил утренний отчет о дежурстве, и написал объяснительную записку. Он захлебисто балагурил, но упорно молчал о случившемся, давши клятвенное обещание главному врачу. Молодой, но уже изрядно посидевший, ординатор Иванов Егора Васильевич только прибыл и делился впечатлениями предыдущего вечера в местном кабачке. Кулишов Владимир Викторович, доктор «без подобающего почитания начальства», с заумным видом сидел за столом и вырисовывал ручкой на листе бумаги какие-то замысловатые фигуры.

После утренней планерки у заведующего и обходов по палатам врачи хирургического отделения собрались в ординаторской вновь. Зав отделением, имеющий средний рост, умеренную худобу, чернявые волосы и редкие усики, некоторое время в задумчивости мерил шагами помещение. Шелехов Анатолий Евсеевич, почувствовав при посещении реанимационного отделения какое-то необычное оживление и перешептывание, решил попытать Пластичнева.

– Как дежурство-то прошло?

– Да вроде ничего. А что?

– Да так…

Чувствовалось, что Пластичнев чего-то не договаривал, но Шелехов решил не продолжать разговор. Все должно было открыться само собой, как бывало всегда.

Профессор застал Бурышева в «аспирантской», спящим за неубранным столом среди бутылок.  Молодой ученый был приведен кружкой холодной воды в состояние доступного контакта и приглашен через час на дисциплинирующую беседу.

Под окнами приемного отделения рядком были уложены пять крупных мужских тел: трое в клетчатых костюмах, двое в трусах и майках. Внешне они не подавали признаков жизни, хотя специалист при внимательном осмотре определил бы, что жизнь в этих телах присутствует в достаточном количестве.

Аварийный катер в форме яйца приземлялся недалеко от Розвала на поросшем редкими соснами высоком холме. Отсюда было рукой подать до зоны недавней катастрофы космического летательного аппарата. Если бы рядом оказались случайные свидетели приземления инопланетного транспорта, то они бы увидели, что его ожидают двое молодых людей крепкого телосложения, одетых в стильные серые клетчатые костюмы. Из нижней части катера выдвинулась опора в форме треноги, на которую он медленно и опустился. «Аварийник» не имел на своей серебристой поверхности никаких надписей или обозначений. Не было ничего похожего и на иллюминаторы. Через несколько секунд катер «просел» между раздвинувшихся частей его опоры. В корпусе сбоку образовался проем, к которому неспешно и направились ожидавшие судно молодые люди. Однако они только казались людьми.

Роботы новейшего поколения были разработаны в одном из центров на планете, настоящее название которой не имеет выражения в звуках человеческой речи. В земных каталогах эта планета известна с недавних пор под названием Gliese 581g. Расположена она на расстоянии почти в двести триллионов километров от Земли. Gliese 581 – карликовая звезда в созвездии Весов. Ее яркость составляет примерно треть солнечной. Без телескопа ее с Земли не увидеть, но, если находиться на указанной выше планете, оттуда хорошо видно земное солнце.

«Чуть не ухайдакали», – проплыло на чистом русском языке в недрах «совмещенного» сознания одного из полуискусственных пришельцев. Каждый робот управлялся сознанием оператора, жителя планеты Gliese 581g, в ассоциации с мощным искусственным интеллектом. При этом оператор мог находиться в любом месте Вселенной. В основе такой технологии лежит практическое приложение закона, известного на земле как принцип нелокальности⁹. Другими словами, обитатели Gliese 581g могли присутствовать в виде роботов в любом уголке вселенной, сами находясь на родной планете.

– Еще повезло, что они совещаться затеяли, – вслух произнес второй робот, расстегивая пуговицы клетчатого пиджака.

Упражнения небесных гостей в земной речи были весьма продуктивны.

– Они даже не представляют, как мало нароют, – вслух проговорил уже первый образец, остановив взгляд на чем-то в отдалении.

С холма искусственным взорам космических странников был хорошо доступен участок неправильной формы с вывороченной землей и искореженными деревьями. Он был плотно оцеплен людьми в защитной военной форме. Многочисленные подвижные фигурки копошились на участке, изучая каждую его пядь. Им было неведомо, что при падении космического корабля сработала специальная система, обеспечив уничтожение всех основных его узлов.

– А может, и сподобятся что-то полезное обнаружить, – высказанное сомнение

____________________________________________________________________________

⁹Принцип нелокальности – поведение удаленных объектов как единого целого. См. работы Джона Белла.

нашло правдоподобное отражение в мимике на искусственном лице первого робота.

– И создадут новую красивую бомбу, – откликнулся второй экземпляр.

– Ну, ведь что-то на этой планете произошло, что-то случилось…

– Не знаю. Требуется специальный анализ и время.

Инопланетные носители «совмещенного» разума обладали просто уникальными способностями преображаться в обитателей той планеты, на которую прибывали, и в поведении выглядели абсолютно естественно. Перед аварией роботы как раз находились в состоянии трансформации, а полученные повреждения не позволили ей завершиться своевременно. Образцы данной серии имели также неплохую систему защиты и совершенные регенеративные механизмы. Это и позволило им, в конце концов, полностью восстановиться. Нужно отметить, что «реанимационные» действия землян оказались ничуть не менее опасны для посланцев с далекой планеты, чем свершившаяся катастрофа. Под космическую одиссею вполне могла быть подведена полная и реальная черта. Дело в том, что интубационными трубками были задеты важные центры внутри и так пострадавших «организмов».

После того, как роботы покинули территорию больницы, позаимствовав одежду у спецагентов, им потребовалось немного времени для сбора информации и выработки предварительного заключения по ситуации   на планете Земля.   Отчет содержал указание, что «Содружество народов», с руководством которого на Земле был запланирован контакт, некоторое время назад прекратило свое существование, распавшись на части. Указывалось, что некоторые из новообразованных политических структур стали носить откровенно преступный, деструктивный характер. Был отмечен весьма существенный регресс в социальном движении землян в общем, сделан акцент на преждевременности каких-бы то ни было отношений с ними.

Аварийный катер резко взметнулся ввысь. Исследовательские роботы спешили на космический корабль, который должен был переместить их к другой обитаемой планете способом, при котором понятие расстояния теряет первоначальный смысл.