Шалая крошка

Утро

Сонная одурь не отпускала. Встать рывком, легко и радостно, Ирине не удавалось уже давно.

«Сорок пять, сорок пять — баба ягодка опять», — хотелось верить этой дурацкой, заезженной прибаутке, но собственное тело нашептывало, что точка отсчета, когда пышная зрелость еще не пугается собственной тени, пройдена, начинается угасание, пусть медленное, но тошнотворно неотвратимое, предсказанное, предначертанное всему живущему и трепыхающемуся в жалких потугах отдалить приход уродливой старости. Ирина потерла закисший глаз и облизала пересохшие губы.

— Черт! — во рту вкус мерзости, будто там нагадили кошки. Из-под тяжелого ватного одеяла потянулся удушливый запах распаренной плоти.

Самолюбию одиночки стало больно. Уязвленная женщина сделала гримасу, тихо пробормотала: «Фи, какая гадость», но быстро примирилась с данностью: «Дело житейское». Затем лениво потянулась, повернулась на другой бок, глянула в окно и грустно вздохнула — ненастье разгулялось не на шутку.

По замызганному стеклу часто и дробно барабанил дождь. Календарная зима сошла с ума, тронулась от скуки в ожидании своих основных сил и верных соратников, задержавшихся где-то на холодных полюсах. Редкие, тщедушные снежинки, робко просыпающиеся с небес, таяли, так и не долетев до земли. Их прерванный полет изливался капельным предательством. Природа одурела. Природа объявила войну лично ей и ее чудесной обновке, с весны дожидавшейся выхода в свет.

Еще в апреле , когда щедрые скидки на пушистую продукцию уравняли «потребность с возможностью», Ирина сделала предложение норковой шубке, и та с радостью покинула бесконечные ряды невостребованных, разномастных себе подобных, чтобы в гардеробе страстной поклонницы стать неподражаемой, уникальной, неотразимой и обожаемой.

Но от факта «помолвки» до первого «брачного дня», когда избранницы Судьбы сольются во всеобъемлющем, всепобеждающем единогласии, было далеко. Жаркое лето, затяжная осень измотали ожиданием. А тут еще зима начала чудить. Ее первенец — декабрь — плакал навзрыд, а лютая мамаша не торопилась утереть ему слезы.

Гневно посетовав на глобальные изменения климата, Ирина вылезла из постели и поплелась в ванную. Вспыхнул яркий свет, и в большом зеркале она увидела свое отражение. Нагая женщина долго и придирчиво рассматривала свое тело.

— Вот тут прибавилось, — рука скользнула по талии и ниже по бедру, где кожа уже не была гладкой и натянутой, а в уродливых впадинах и бугорках. На левой ноге сигналила о скором появлении варикоза синяя вздувшаяся жилка. Груди заметно увеличились и под тяжестью обвисли.

— «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую»… — пустотелые слова незамысловатого попсового шлягера, скорее продекламированного, чем пропетого, прозвучали, как капитуляция перед врагом — убегающими годами. Все! Борьба прекращается, а дальше последует сдача победителю на продиктованных им условиях.

За унылым созерцанием безучастной и откровенной до боли реальности последовал взрыв чувств под горячими струями душа, обдавшими тело со всех сторон. И из этого стремительного потока уже не выделить долю соленых слез, неудержимо хлынувших из-под прикрытых век.

Плакала Ирина не по поводу, а вообще… Плакала, потому что все скопом навалилось на уставшую от длительной осады слабую женщину.

Воспоминания

Хмурое воскресное утро плавно вползало в полдень. На столе дымился свежезаваренный кофе. Ирина откусила кусочек печенья и тут же отодвинула в сторону жирную рассыпчатую пакость.

Безучастный взгляд, блуждающий в пространстве женского одиночества, зацепился за Колькину чашку, оставленную ею, как укор себе, как память о роковой ошибке, как обелиск на могиле недолгого, но разрушительного по своим последствиям гражданского брака.

— Была бы я тогда такая умная, как сегодня, — тягостные воспоминания гадами полезли из глубины подсознания, злобно шипя и предупреждая, что не стоит ворошить прошлое. Но Ирина не вняла предостережению и сунулась в самую гущу, где обжигало, больно кололо и царапало до крови.

Со смертью матери, прикованной безжалостной хворью к постели почти десять лет, ушли молодость, здоровье, перспективы и все сбережения. Бешено крутящаяся жизнь вдруг остановилась, будто кто-то случайно нажал на кнопку «выкл».

В тридцать лет Ирина осталась одна, имея за плечами только опыт ухода за тяжелобольным человеком и диплом заочного отделения экономического ВУЗа, вымученного, вырванного из цепких кошмаров жизненных передряг.

У нее не было ничего: ни глубоких знаний, ни стажа работы по специальности, ни поклонников, ни любви, ни опыта в непростых отношениях полов.

И вот, когда через пару месяцев после похорон в жизнь невзыскательного неведения бурно и напористо ворвалось голодное парнокопытное, заприметившее нетронутую клумбу, ему было чем поживиться.

Одурманенная нежными словами и обещаниями вечной любви, неискушенная девушка без должного сопротивления позволила претенденту себя оседлать.

Пять беспросветных лет покорная рабочая лошадка, привыкшая к несладкой жизни, тащила на себе лиходея, уверовавшего в незыблемость положения «сверху». Мало того, что уселся, свесил ноги и погонял, так еще протянул загребущие лапы к безупречно чистой, хрустально сверкающей ее мечте о шубе.

Тощее пальтецо, давным-давно перепавшее бедолаге с плеча соседки, удачно выскочившей замуж и вмиг выросшей из нужды, не согревало, не защищало худосочное тельце от пронизывающих ветров и обжигающих морозов.

— Не дури! На кой тебе нужна шуба? Такие бабки!!! — не раз и не два трубил сожитель зычным голосом, наблюдая, как Ирина складывает в заветную коробочку то, что ей удавалось сэкономить на себе и не пропустить через Колькину зубастую «мясорубку».

Обладатель весьма завидного аппетита расправлялся с продуктовыми запасами так фантастически быстро, что от них оставалась только бледная тень воспоминаний. Каждый хлопок дверцы холодильника или навесного шкафчика был настолько затратным для ее кошелька, что раздосадованная хозяйка стала подумывать, не навесить ли амбарный замок на кухонную дверь.

А свои «кровные» хитрый и расчетливый скупердяй и не думал вливать в семейный бюджет, а только «радовал» подругу покупкой очередного безумно дорогого и, на ее взгляд, совершенно бесполезного «гаджета».

Когда тревожный звон колокольчика пробил, наконец, залитые любовным воском уши и добрался до одурманенного сознания, Ирина огрызнулась: «Деньги не твои… не лезь».

Проглотив справедливый упрек, пакостное дрянцо, впервые ущемленное в правах, сменило тактику, затаилось и только пялило глаза, наблюдая за священнодействием

служительницы культа шубы. Раскинув умом — ведь не дурак — хитроман решил не бунтовать на чужом «корабле», где у него не было ни постоянной, ни даже временной прописки.

Так и шло, пока не прогремел Большой Взрыв Свершения.

До поры, до времени закрытая на замок мажорная радость дала себе волю и понеслась по бездорожью молчаливого сопротивления муженька-временщика.

• Завтра покупаю… она такая.. Пойдешь со мной? — хвастунья и не догадывалась, как дорого она заплатит за слова, сорвавшиеся с болтливого языка.

— А что? Пойдем! Даже интересно, — наводил тень на белый день лицемерный пройдоха.

Ах, что это была за ночь в преддверии великого события? Сказочное видение. Что это был за день? Переливы волшебного калейдоскопа. Что это были за чувства? Фонтанирующее безудержное счастье.

Отпросившись с работы пораньше, Ирина неслась домой, не чувствуя земли под ногами. Открыла дверь и с порога закричала: «Коля!!!»

Гулкое «Ко-ля-я!!!» покатилось в «пустоту» и не нашло отклика. Компаньон бесследно исчез, катапультировался из ее жизни. Вместе с деньгами.

Фанфары смолкли. Флаги спущены. Праздник отменяется. Жизнь в очередной раз тормознула на полном ходу.

Все было запредельным в эти отчаянные минуты отрезвления: предательство, подлость, обида. Ирина оцепенела от ужаса.

О, что это был за вечер! Триллер в формате 3D. Что это была за ночь! Пекло! Бои без правил с чертями, норовившими вырвать ей сердце.

К рассвету закостеневший организм обмяк и произвел столько яда, что, выплеснись он, все мужичье было бы уничтожено, умерло бы в страшных муках, захлебнувшись собственной блевотиной.

Грандиозная розовая мечта, воспарившая в заоблачные дали, рухнула, оставив в душе воронку, дымившуюся еще много лет.

Ситуация была аховая, но парадокс в том, что жизнь вроде бы остановилась, а время тем не менее шло. Шло и делало свою милосердную работу по обезболиванию, заживлению и полному восстановлению.

Когда сороковник подергал за уши, к реанимированной пациентке вместе с рефлексами вернулась и ее заживо похороненная мечта. Побывав там, куда и ворон костей не заносил, та, назло врагам, выжила, воспрянула и пустила побеги.

И теперь уже ни Колька, ни Васька, ни какой там другой прохвост не посягнет, не отнимет, не растопчет нежную поросль.

День

Когда барахтаться в липкой, зловонной жиже надоело, Ирина усилием воли отмахнулась от грустных мыслей и вернулась в радужное настоящее: ей всего сорок пять, и шубка уже висит в шкафу.

О пролитых слезах напоминали только чуть припухшие веки и покрасневшие глаза.

— Однако, я молодчина! — похвалила себя рачительная хозяйка, — дело стоило того.

Под «того» подразумевалось: ориентация на цель, концентрация усилий, трезвый расчет и жесткая экономия, которые, в итоге, дали ошеломительный, сногсшибательный результат — мечта материализовалась.

— Красавица моя, — обладательница изысканной «норочки» почувствовала, как в душе захлопала крыльями безудержная радость.

Но этот проклятый дождь! А ей так хотелось надеть обновку именно завтра, в день своего рождения. Открыть дверь и гордо пройти по длинному коридору, мимоходом утирая сопливые носы офисному охвостью, легким передергиванием плеч сбрасывая завистливые взгляды и обострившимся слухом улавливая с трудом скрываемые «ахи» и «охи».

Но… Льет и льет, без остановки и передыха.

— Дама в норковой шубе под проливным дождем… Глупее не придумаешь, — из «новоявленной» превратиться во всеобщее посмешище — нет, не доставит она такой радости ехидному большинству, вечно осуждавшему ее за «излишнюю бережливость».

Но с природой не повоюешь. Сколько ни пыжишься, победа все равно достанется превосходящему в силе противнику. В безвыходности Ирине осталось только одно — обратиться «наверх» со слезницей и молить о временном перемирии, пусть без снега, но чтобы остановили этот водопад.

Этим она и занималась, когда задушевную беседу с Высшими Силами прервал настырный звонок телефона.

Подружка-прилипала Елизавета, имевшая талант появляться в самый неподходящий момент, требовала внимания и участия.

• Поздравления принимаешь? — из трубки полился приторный голосок.

— Рановато. Звони завтра, — недовольно буркнула Ирина.

— Ты в миноре? — Елизавета надула губки. Но если что-то нужно позарез, нужно так, что аж поджилки дрожат — тут не до обид. — Чем занимаешься?

• Размышляю о своем, наболевшем.

— Ух ты! — за маловажным ответом прозорливой особе привиделся контур неизвестного ей проектанта женской благоустроенности. — Что, есть горячие новости?

Из потока разноградусной информации «горячими» для нее были только новости о появлении холостого, статного самца с тугим кошельком.

• Да нет, ничего такого.

— Жаль, а я подумала… — Лиза осеклась и упала с высоты полета фантазий на землю. — Что будешь делать вечером?

• Ничего!

• Здорово! — собеседница явно осталась довольна ответом и противно захихикала.

А у Ирины дурные предчувствия взгромоздились горкой: «Сейчас напросится на огонек», — мелькнуло у нее в голове.

• Чего звонишь? Только не ползай вокруг да около.

• Ирочка, подружка моя единственная, — мягко стелила подхалимка, — от тебя зависит моя жизнь.

• Шутишь?

• Какие шутки! Попался такой кадр… нельзя упустить.

• А я тут причем? — совсем не хотелось стать примочкой на больное место.

• Знаешь на сколько я выгляжу в своем прикиде? На десять, может, на двадцать, а надо на все сто! Дай шубу до завтра. У нас один размер. Утром закину.

Фиглярка продемонстрировала наивность сродни беспросветной глупости. Ирина оторопела от неожиданности и чуть не выронила трубку.

• Похоже, ты обкурилась, — зло рубанула она, ведь бессовестное нахальство не должно остаться безнаказанным.

• Не дашь? — в голосе просительницы уже плескалась обида.

На долю секунды Ирина представила на плечах «подружки» свою шубку, да еще облапанную каким-то смердящим боровом. Визуализация шокировала.

• Не дам.

• Ну ты и жлобиха.

— Да пошла ты на… — в обиходе у Ирины никогда не было грубых слов, но так хотелось указать Лизке точное направление движения. Не успела — в трубке запикало. — Нечего разевать рот на чужое. Получила по зубам, так тебе и надо, — процедила Ирина, мысленно прощаясь с прилипалой навсегда.

Вечер

Феерия перемен за окном впечатлила бы и самого дотошного скептика.

Издалека примчался скиталец-ветер и дыхнул минусом, с верхотуры уже не лилось, а сыпалось, припудривая мрачную серость асфальта. Определенно наступила настоящая зима.

— Услышали! — Ирина, не мешкая, отправила благодарственный мессидж отзывчивому Создателю и метнулась к шкафу освобождать пленницу.

Ах, что это были за мгновения, когда любимица, властительница ее дум и чаяний прильнула к телу хозяйки, обещая завтра произвести фурор, ослепить зрячих, оглушить насмешников, обезоружить злопыхателей.

— Ты — моя, а я — твоя, и никто не станет между нами, — шептала Ирина и кружила по комнате, прижимая сверкающую нежность меха. В глубине загнанной души подняло праздничный трезвон странное, таинственно-непонятное чувство, превосходящее все то, что она испытывала до сих пор.

— Скорее бы завтра, — в предчувствии победы торжествующая радость взметнулась аж до седьмого неба. Наконец уравновесились, пришли к полному согласию два противоборствующих оппонента — «отдаю» и «получаю». Счастью Ирины не было предела.

Моль

Под ласкающими пальцами мех взъерошился.

Потревоженная, переполоханная моль покинула свое убежище, где в тепле и сытости тихо жила и старательно перевоплощалась.

Шалая крошка, пройдя все жизненные циклы: от яйца, пристроенного заботливой родительницей в «пятизвездочном люксе», вредительницы-обжоры гусеницы, готовой изрешетить все мягкое и обезволосить все пушистое, до полупрозрачной, изящной бабочки — выпорхнула в «большой мир».

— Вот тварь! — остекленевшие глаза уставились на «катастрофу», нахально мельтешащую перед носом. Диафрагма судорожно сократилась и выдавила отрывистый звук. В голове забухкало так, что не страви Ирина внутреннее давление через приоткрытый от шока рот, «черепок» не подлежал бы восстановлению.

Обухом ударило, пламя обожгло, острие вонзилось — нестерпимая боль точечно ударила прямо в сердце. Местопребывание стало местом истязания. Даже вражина Колька не причинил ей таких страданий и не вызвал такой ненависти, как эта легкокрылая ловкачка.

Объятия разомкнулись, шуба упала на диван. Ирина бросилась в погоню.

— Сдохни! — желание отомстить за святотатство, растереть в прах мерзавку с неудержимой силой охватило подраненную на взлете неудачницу.

Хлоп! Хлоп! Но все мимо и мимо.

Безмозглая букашка, принявшая было угрозу за шумные овации в свою честь, быстренько смекнула о недобром и начала бороться за свою жизнь.

Вправо-влево, вверх-вниз, моль то появлялась, то исчезала, растворяясь в бликах света люстры.

В погоне за ускользающей насмешницей, пожирательницей в облике невинности, взлетевшей под потолок, Ирина вскочила на стул, взмахнула руками в надежде дотянуться до блеклого мотылька, оглушительно хлопнула в ладоши, в очередной раз промахнулась и… потеряла равновесие. Повинуясь бессознательному порыву найти опору, она в падении схватилась за шубу, увлекая бесчувственное великолепие за собой.

«Господи, как больно, как холодно, как одиноко»…

… По длинному коридору, где в самом конце была единственная дверь с надписью «Вечность», шла уже свободная женщина, оставившая на Земле никчемушнего, равнодушного к жертвоприношениям идола, ради которого убивалась, недоедала, недолюбила, недожила….

Моль обрадовалась. Победительница, как ни в чем не бывало, «нырнула» в «люксовые апартаменты», в покое благополучно отложила яйца и умерла, с чувством выполненного долга перед будущими поколениями прожорливых себе подобных.