БЕГ ПО КРУГУ ИЛИ КРИЗИС СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА

Говорят, что понедельник день тяжелый, но Люська в это не верила. У нее была на каждый день своя примета: если утром ничего не происходило из ряда вон выходящего, то и день проходил тихо, мирно и спокойно, а если еще кто-нибудь дарил шоколадку в понедельник, то вообще вся неделя будет в «шоколаде». Сегодня надо было сдать отчет, и с утра Люська погрузилась в бумаги  со своими любимыми цифрами, процентами, дебет-кредитами… Но часам к одиннадцати почувствовала сначала легкое беспокойство, которое попыталась прогнать, выпив чашку кофе и немного поболтав с соседкой по кабинету. Все было тщетно. Беспокойство  усиливалось, а в голову полезли всякие неприятные мысли, и ей вдруг стало не до отчета, который главбух ждала к обеду. Люська стала вспоминать сегодняшнее утро… Настя как обычно, схватив бутерброд, на ходу крикнула “Пока, опаздываю” помчалась на лекцию в институт. Веник, вернее Вениамин,  с утра не захотел обсуждать программу празднования, приближающегося двадцатилетнего юбилея их совместной жизни. Он проснулся не в духе и  по любому поводу ерничал, но это ерунда, такой уж характер. Как говорится, встал с левой ноги, а может приснилось что… С ним бывает такое, и за годы, прожитые вместе, Люська к этому привыкла.  Если он начинал с утра ворчать по поводу или без, то она уже не приставала к нему со своими вопросами и разговор откладывала на вечер…  Что же было не так? Этот вопрос мучил Люську долго, пока не вспомнила — Веник  забыл   ее поцеловать, как обычно, перед выходом из дома… Конечно, это само по  себе ерунда, и могло ничего  не значить,  но беспокойство  прочно засело в Люськиной голове и не хотело уходить. Она позвонила дочери. Настя полушепотом ответила, что у нее все хорошо, идет лекция и просила не мешать… Тогда Люська позвонила Венику, но его телефон почему-то оказался “в не зоны действия сети или выключен”, так он никогда раньше не поступал. Она еще больше забеспокоилась. Вениамин работал в фирме по продаже бытовой техники и был неплохим начальником отдела по менеджменту. Одно время его даже пророчили на должность директора филиала, но что-то не срослось, и полгода назад на эту должность назначили зятя генерального директора фирмы, который, как говорил Веник, “ни в зуб ногой по теме, но родственник”. Вениамина это очень расстраивало, а после встречи выпускников, он вообще был сам не свой… Многие его сокурсники к своим сорока пяти годам добились в жизни, как говорил Веник, многого — были там и депутаты, и генеральные директора фирм, даже целый губернатор, пусть провинциального городка, но губернатор… А его карьера будто застыла на месте и, видимо, большего ему не добиться… “Он же не зять генерального,”- язвил Веник. Люська пыталась успокоить, но это мало помогало. А  потом  вдруг  все само собой, как ей показалось,  «устаканилось», и он снова стал прежним Веником.  А сейчас беспокойство накатывало на Люську волна за волной, и как  она не старалась, не собиралось проходить. Еще раз позвонив мужу на мобильный и послушав робота,  Люська сделала то, что никогда за двадцать лет совместной жизни с ним не делала: набрала номер секретаря фирмы, где работал муж. Очень мелодичный молодой женский голос на том конце провода, узнав, что это  жена Дронова, ответил: “А Вениамин Александрович отпросился и уехал домой…” Люська стала набирать номер домашнего телефона, но в ответ услышала опять равнодушные гудки, а потом свои же слова на автоответчике: “Сейчас нас нет дома, но если вы оставите после сигнала голосовое сообщение, то мы вам обязательно перезвоним…” Перед самым обедом, все-таки домучив отчет, Люська  отдала его главному бухгалтеру и сразу же отпросилась  с обеда “по личным делам.” Татьяна Николаевна была “нормальной теткой”, и всегда, или почти всегда, откликалась на личные просьбы сотрудников, если от  их отсутствия не страдали интересы предприятия, которые были превыше всего. Но отчет был сдан, и она отпустила Люську… Люська никогда не страдала амбициями и не переживала, что имея красный институтский диплом экономиста, работает обычным бухгалтером  по квартплате в ЖЭКе. У нее тоже была политика — все в интересах семьи. Когда родилась Настя и пока росла, то Люську вполне устраивало, что работа находится в квартале от дома и рядом есть детский сад, школа, магазины, не надо было тратить время на дорогу до работы и обратно. Это удача работать рядом с домом, больше оставалось времени для мужа и дочери. Люська вышла из конторы, но беспокойство будто подстегивало, все ускоряя и ускоряя ее шаг, и через какое-то время она уже не шла, а бежала к дому… Вбежав в парадную,  нажала кнопку вызова лифта, но оказалось, что он опять не работает… Где-то там на самом верху раздавались звуки его открывающихся — закрывающихся  дверей. Машинально подумала: “Надо позвонить лифтерам…” и побежала вверх по черной лестнице.  Когда она  оказалась у дверей своей квартиры, то  сердце колотило так, что было похоже на бьющуюся  птицу в клетке, которая вот — вот вырвется из нее. Дрожащими руками открыла входную дверь и сразу поняла, что Вениамин дома — у порога стояли его туфли, в которых он ушел на работу…
— Веник, ты дома? Тебе плохо? — крикнула она с порога.
В дверном проеме зала появился муж:
— Ты чего пришла?
— Я звонила тебе на работу и мне сказали, что ты уехал домой… Что случилось? — она зашла в зал и увидела открытый чемодан, в который как попало были брошены  рубашки мужа,  свитера, футболки… — Что это все значит, Веня?
— Так… Люся, только давай  без истерик… Я ухожу. Хотел вечером сказать, но раз уж ты пришла…
— Что?- и если бы рядом не было кресла, то Люська наверное, услышав это, грохнулась на пол.- Что ты сказал?
— То, что слышала… Я ухожу от тебя. Понимаешь, встретил женщину… Полюбил ее, а она ответила мне взаимностью… Не знаю, как это произошло… но так получилось. Прости, Люся… Больше не могу тебе врать…
— Как уходишь?… Как полюбил? Веник..? — еще не совсем понимая смысла того, что  сказал муж, переспросила Люська.
— И вообще сколько раз тебя просил не называть меня Веником… А ты все называешь и называешь… будто оглохла к моим просьбам…- взорвался Вениамин.
— Но Вен… Вениамин… Я не могу понять, что произошло?
— Что тут не понятного? Полюбил другую женщину. Она мне ответила взаимностью. Мы решили жить вместе. Вот и все.- начал раздражаться Вениамин.
— А я?.. А Настя?.. Как же мы?
— Настя уже большая. Надеюсь, что она меня поймет… Помогать и оплачивать ее учебу буду… Понимаю, что с твоей копеечной зарплаты это не сделать…
— Я не понимаю, что произошло… У нас же все было хорошо… Мы даже с тобой ни разу не ссорились и не ругались… Я же все делала, чтобы у нас все было хорошо, уютно, тебе же нравилось, как я готовила… Я не понимаю… Говорю какую-то ерунду… — будто сама с собой разговаривала Люська, вытирая слезы.
—  Вот и доготовила, что стала похожа на корову… И только в свой халат влазишь… И мелькаешь перед глазами туда сюда… У тебя, что надеть больше нечего, кроме этого затрапезного халата, — взорвался Вениамин, потом поняв, что говорит что-то не то, пробормотал,- Извини. Просто ты совсем перестала следить за собой, как мне кажется… А Валентина… она… она… Она такая, какой ты была, когда познакомились с тобой….
— Так, значит ее зовут Валентина… Вспомнила. Это твоя новая секретарша… Ей, кажется, лет двадцать. Тебе то уже сорок пять, — сквозь слезы продолжила его мысль Люська.
— Давай не будем о моем возрасте… И не совсем новая, она работает уже почти год… И ей двадцать пять,- поправил Вениамин.
До  Люськи вдруг очень ясно дошел смысл всего сказанного мужем, она напряглась, собралась, вытерев слезы, каким-то чужим, почти металлическим голосом, спросила:
— Уходишь? Хорошо. Что еще желаешь забрать?
— Машину… Она тебе не нужна…  А больше мне ничего не надо… Пусть все вам  остается.
— А как же Настя? Как ей сказать об этом?
— Она уже взрослая девочка… Я ей все объясню, и надеюсь, что она меня поймет… Чемодан я собрал… Что забыл, потом заберу… Ладно, пошел. Присаживаться на дорожку не будем, — то ли шутя, то ли серьезно , сказал Вениамин, Люська не поняла. — Ты не переживай… У тебя все будет хорошо. — И вышел, тихо закрыв за собой входную дверь.
— Все будет хорошо, — как эхо,  повторила Люська его последние слова.
Когда пришла из института дочь, Люська уже не могла ни плакать, ни смеяться. Лицо у нее распухло от слез, в квартире пахло корвалолом, а на полу валялись обрывки разорванных фотографий…
— Мама, что все это значит?-  удивленно спросила дочь.
— Настя, от нас ушел папа. Полюбил другую и ушел…
— Как это? У нас же все было хорошо. Он не мог поступить так с нами.
— Как видишь смог… Он сказал, что потом тебе все объяснит.
— Не нужны мне его объяснения… Что он вообще сказал? Мама, ты только не плачь, а то у тебя лицо уже на подушку похоже…
— Вот то он и сказал… Назвал меня толстой коровой… Халат ему мой не нравится… Щи борщи и котлеты — ему тоже надоели… И сказал, что это не самое главное… А главное для него — это новая любовь… А наша с ним, понимаешь, Настенька, прошла, а когда мы и не заметили… Короче, седина в бороду, а бес в ребро, как говорила моя бабушка…
— Нет, мамуля, это кризис среднего возраста у мужчин, когда башню сносит… Когда все уже есть, но хочется еще чего-то большего… Не переживай. У нас все будет хорошо, мама.
— Вы с ним, наверное, сговорились. Он тоже так сказал уходя…
— Значит так и будет. Иди умойся и давай-ка, мамуля, попьем чайку  зеленого с жасмином…
…Прошла неделя. Люська прожила ее, как в трансе, но старалась держаться, выпив литр корвалола и съев килограмм “Тенатена”, который усиленно рекламировался по телевизору, но это мало помогало, и она вдруг ни с того ни с сего начинала плакать…  На работе новость о том, что от нее  ушел муж к молоденькой быстро разлетелась по отделам, ей сочувствовали, и даже жалели, констатируя факт, что все мужики ко… и сво…, но за глаза, конечно же, мыли и ее косточки, что не смогла удержать такого мужчину — не пьющего, работящего и заботливого, а такие теперь на дороге не валяются, да и раньше не валялись. Сама, мол, виновата… Перестала за собой следить, превратилась в клушу — наседку, все для него, а на себя внимание перестала обращать… А их, мужиков, надо в кулаке, да желательно в перчатке с шипами, держать, не расслабляться, а то всегда найдется такая, которая подберет то, что плохо лежит. Люська понимала, что во многом она сама виновата, всегда на первом месте был Веник и Настя, их интересы, их дела. Она в них растворялась до донышка, забывая о себе. Вот и результат…
Вечером в субботу Люся и Настя сидели на кухне и пили чай. Сидели молча с  таким ощущением, что кто-то умер и они  скорбят по этому умершему. Было слышно как в плафоне люстры бьется и жужжит муха…
— Так… Мама, тебе надо чем-то заняться. — прервала молчание Настя.
— Чем, дочь? Вязать, вышивать крестиком или гладью?
-Нееет, мамуля. Я уже думала и придумала. Тебе надо измениться.
— Куда уж меняться? Я изменилась,  что папа сказал — я, как ко…
— Ну то, что сказал папа, это не доказательство вины, а только предположения, которые  еще надо доказать, как говорит мой преподаватель по праву… Тебе надо заняться собой…
— Не поняла, что ты хочешь сказать этим дочь. Я и так целую неделю уже занимаюсь собой…
— Да вижу как ты занимаешься… самокопанием, а потом ночью ревешь в подушку. Я слышала…
— Прости, больше не буду…
— Мама, я придумала — тебе надо изменить прическу, заняться фитнесом, сесть на диету, а потом поменять гардероб… А еще ты, когда в последний раз куда-то ездила отдыхать кроме нашей дачи?
— Но мы же  лето  всегда на даче жили с папой…- ответила Люська и на глаза опять навернулись совсем не прошенные слезы…
— Мамуль, отставить это мокрое дело… Ну ушел и ушел… Пусть будет счастлив. Жизнь продолжается. И ты у меня даже очень красивая женщина… Только надо немного поработать над собой… И не ради кого-то, а ради себя самой любимой. Вот, мамуля, так и поступим.
— Настя, какой фитнес, какой отпуск…
— Фитнес-центр находится совсем рядом через дорогу… Там тренажеры, сауна, бассейн… Тренеры, а еще там есть мужчины, мамуля… И не только молодые… Не кисни!
— Какие мужчины, какие тренеры… Настя, ты не понимаешь…  я нашего папу любила и люблю…
— Тогда, моя дорогая мамочка, если ты любишь папу, то не мешало бы полюбить хоть чуть-чуть себя.   Вот тебе мой абонемент… Мне пока некогда заниматься… сессия, зачеты. А ты ходи, ходи… Там как раз есть парикмахерская… А стилист… закачаешься. Он из тебя просто красавицу сделает. Я с ним уже говорила. Все, мамочка, к новой жизни… как через тернии к звездам. А еще встречайся с подругами, сходи на выставку, в театр…  И я с тобой пойду! Помнишь, когда мне было лет десять… Папа тогда все время работал, работал, а мы с тобой каждый выходной куда-нибудь ездили… Музеи, выставки, ходили в ТЮЗ… И ты тогда была такая веселая.
—  Ты думаешь? Но нет… Мы же с ним иногда ходили на концерты… Он сам покупал билеты… А потом все вместе ходили в кино… у него иногда находилось время быть с нами. — Люся вздохнула, сожалея о том счастливом времени, когда они были молоды и вместе.- И ты думаешь, что это поможет?
— Не думаю, а знаю. Ты только не сиди на месте. Вяжешь, вяжешь… А кому нужны твои вязаные шарфики и носки? Если только в благотворительный фонд сдавать…
— Настя, я никак не могу привыкнуть к мысли, что он нас бросил… Тяжело это  понять.
— Пойми, человек — не вещь и его бросить нельзя… Все что угодно — уйти, оставить, расстаться, но только не бросить. И жизнь продолжается. Мы живем ради кого-то и для кого-то, это, конечно правильно… забота, любовь, но пойми, мамочка, жизнь у нас у каждого одна… И у каждого она своя собственная, понимаешь… Плохо ли или хорошо, но ее второй раз прожить нам никто не даст. А сидеть дома, заперевшись от мира, людей, тихо сходить с ума от жалости к себе, что ты такая несчастная, считаю это неправильно. Мамочка, улыбнись жизни и жизнь улыбнется тебе, вот увидишь. Каждый достоин счастья… Но чтобы быть счастливым, одного желания мало… Надо, чтобы счастье было в самом человеке. Нас кто-то или что-то делает счастливым, но это только на миг… А что потом? Опять искать то, что осчастливит? Нет, счастье надо найти в себе и дарить его миру, людям… И Люди тебе ответят тем же… Вот так вот как-то…
— Наська, откуда ты все это знаешь? Наговорила с три короба…
— Знаю и все! Ладно, пойду спать… Уже поздно. Мама, завтра к нам Артем зайдет. Он мне поможет  с курсовой, кое-что я в ней “не догоняю”…
— Хорошо. Блинчиков завтра нажарю со сметанкой. Он их любит…
— А ты завтра идешь на фитнес без разговоров. У тебя первое занятие… Там есть диетолог… Нина Ивановна Бутакова. Она тебе диету подберет.
— Дочь, может не надо ни фитнеса, ни диеты… Я как-нибудь так…
— Надо, Федя, надо!.. Спокойной ночи, мамуль.- Настя чмокнула мать в щеку и ушла в свою комнату, а Люся осталась сидеть на кухне за столом и думать над тем, что ей наговорила дочь про жизнь, про счастье и прочие радости человеческого бытия…
Прошло полгода… Правду говорят, что время лечит. Нет,  Люся не забыла Вениамина, еще было больно, но  эта боль стала уже не такой острой,  и только иногда колола, там где сердце, когда вдруг попадала какая-то его вещь, или  глаза останавливались на том, что он сделал когда-то собственными руками. Однажды Настя, вернувшись вечером домой после свидания с Артемом, застала мать за перешиванием юбки.
— Ты что делаешь, мама?
— Что-что… Гардероб перешиваю… Все болтается, как на вешалке… Одеть совершенно нечего… Вот и перешиваю.
— Брось это грязное дело… Да и, вообще, пора поменять твой гардероб. Знаешь, а давай-ка завтра прогуляемся по магазинам… Вот!
— Настя, какие магазины… Юбка новая, всего несколько раз одевала. И выбросить? Нет. Я ее ушью и будет хорошо.
— Нет, завтра идем по магазинам. Мам, я сегодня папу видела.
— И что?..
-Он тебе привет передавал.
— И как он выглядит?
— Нормально, только похудел немного… Как-то осунулся… Поблек… И знаешь, мне показалось, что он сожалеет…
— Показалось или сожалеет? Это две разные вещи, Настя.
— Не знаю, он какой-то грустный.
— Он был один?
— Нет, с Валентиной… Они заходили в кафе, где мы с Артемом кофе пили… За наш столик присели. Мы с ним толком  и не поговорили,  она  его все дергала, дергала то салфеточку, то ложечку… Мне показалось, что ему даже неловко было… А потом, когда мы с Темкой уходили, он просил тебе привет передать…
— Не нужны мне его приветы… По магазинам? Хорошо, значит идем по магазинам завтра. Решено! А еще, дочь, я хотела с тобой посоветоваться. Может нам  машину купить? Права у меня и у тебя есть, только рулить нечем…
— А деньги?
— Папа всегда считал мою зарплату копеечной и не делающей погоду в доме… Считал, что я работаю, только потому, что не хочу сидеть дома. А ее хватит только на мороженое и на шпильки…  Мы все это время жили на его деньги. А потом, как пластиковые карты  появились, так я ее лет шесть или семь не трогала, только карточки меняла… Вот там и собралось немного…  Папа говорил, что это тебе на свадьбу… Но там и на свадьбу хватит и еще на что-нибудь…
—  Какая свадьба?… Я еще никуда не собираюсь… Мне учиться и учиться. Я тебе тоже хотела сказать, что нашла себе место работы и меня берут…
— А учеба?
— Я сейчас сессию сдаю и перевожусь на заочное… Вот и все. Никаких проблем!
— Учеба на заочном, это не учеба, дочь. Это не верное решение…
— Зато у меня будет практика. Я же по специальности иду. Меня берут помощником адвоката. Темка постарался. У его дяди — адвоката есть своя адвокатская контора по международному праву… Вчера ходила на собеседование… И, представляешь, меня взяли. Я же говорила, что у нас все будет хорошо! Завтра идем по магазинам… Потом покупаем машину, а на свадьбу я сама заработаю… если вдруг решу совершить такую глупость, но только по любви,- смеясь ответила Настя. С утра на следующий день Настя разбудила мать ни свет ни заря. И стоя у зеркала, “рисуя лицо” Люся вдруг сказала сама себе: “Да, мать… А ты изменилась… Фитнес и диета пошли  на пользу. Стала совсем красавишной, как говорит соседка баба Нюра…” Они почти целый день бегали с Настей по магазинам и магазинчикам, что-то примеряли, что-то покупали… И в конце концов, уже совсем уставшие от просмотра всяких модных коллекций этого и прошлого сезона, зашли в бутик с красивым названием “Магнолия”. Настя просмотрев все, что висело на вешалках и выбрала платье… Люся сначала отказалась его примерять, но дочь настояла. Пока мама примеряла платье, Настя прохаживалась между рядами, как вдруг звякнул колокольчик на входе, и в бутик вошли мужчина и женщина. Она оглянулась на вошедших… С пакетами в руках стоял ее отец, а Валентина, его так сказать будущая новая жена,  висела на его руке с очень недовольным лицом. У папочки лицо было тоже не слишком радостным. Похоже,  они только что о чем-то спорили… Люся не слышала, что кто-то зашел в магазин, отдернув занавес примерочной кабины, вышла из нее в новом платье, чтобы дочь могла оценить. Платье село идеально. По ее довольному лицу было понятно, что ей оно тоже очень нравится… Настя, увидев мать, даже подпрыгнула от восхищения и показала большой палец:
— Мамуля, классно! Берем и без разговоров.
Вениамин, который с момента ухода из дома, ни разу не встречался со своей бывшей женой, вернее она не хотела с ним встречаться, остолбенел от неожиданности. Перед ним стояла Люська, его Люська, но это была она и не она… Он не был готов к таким переменам, которые с ней произошли с момента их расставания. Видимо, был так удивлен, что не обратил внимание на  вопрос Валентины по поводу какой-то блузочки, пока не услышал ее почти шипение на ухо:
— Зайчик, рот закрой и слюни подбери…
Он стоял и смотрел на Люську, а сам вспоминал тот день, когда они в первый раз с ней поцеловались… Сейчас она была похожа именно на ту девчонку с которой он познакомился двадцать лет назад. Он не мог понять, куда делась та Люська от которой он ушел… Ему хотелось сказать: “Замри мгновение, ты прекрасно…” Но новый вопрос Валентины вернул его с небес на землю… Отвечая, он не заметил, как его бывшая жена и дочь подошли к кассе, расплатившись за покупку, вышли из магазина. Когда они тоже оказались на улицу, Валентина предложила зайти поужинать в ресторанчик  через дорогу, потому что у них дома в холодильнике “мышь повесилась” и кроме йогуртов, которые он терпеть не может, ничего нет. Вениамин вдруг взорвался:
— Сколько можно… Рестораны, ресторанчики, кафе… Я хочу нормальной человеческой  домашней еды. Можно было научиться готовить…
— Хм, я тебе сразу сказала что готовить не умею и учиться не собираюсь… Ты же был согласен тогда… что произошло? Ты мне хочешь насолить… потому что увидел ее? Так иди! Она тебе приготовит и щи, и борщи, и пельмени… Что ты там еще любишь, я забыла… А еще лучше возьми и сам приготовь… Ты же научился гладить свои рубашки. И если захочешь, научишься готовить,- ответила Валентина. — Нам же было тогда так хорошо. И вообще, у меня тоже есть претензии… Пора покупать свою квартиру, надоело жить на съемной. Когда, наконец, я смогу прийти домой и знать, что это мой дом? Скажи, почему последнее время нам так стало тяжело выносить друг друга?  У меня уже такое было, когда мой бывший бойфренд…-  она шла и все что-то  говорила, говорила про своего бывшего…
Ночью, лежа рядом с мирно посапывающей на его плече Валентиной, Вениамин   вдруг понял, что устал за это время, как лошадь, которая все бежит и бежит по кругу, как в цирке по арене без перерывов из последних сил. Увидев сегодня Люську, он вдруг понял, что жалеет о прошлой жизни, которая в тот момент, когда он уходил казалась и скучной, и обыденной, и серой, но сейчас почему-то воспоминания о ней звучали в душе пусть грустной, но нежной мелодией. Он сейчас понимал, что каким был дураком, когда решил что-то изменить в жизни, оставив жену, поменяв  место жительства… Только беда в том, что себя  не поменять, а прожитые годы не открутить, как кинопленку с любимым кинофильмом назад и не начать все заново с любого места по другому сценарию… Люська… И даже дело не в том, что она изменилась, стала другой, а он вдруг увидел это и захотел к ней вернуться. Нет, дело было не в этом. А в любви… Она действительно его все эти годы любила. А он? Он тоже любил. Но ее любовь  была вся на виду, как на ладони,  а у него  со временем ушла куда-то в глубь и замерла, да так что он перестал видеть, слышать и чувствовать ее, принимая от Люськи, все что она делала для него, как должное и положенное. Видимо, Валентина и встретилась только для того, чтобы он все познал в сравнении. Теперь пришло понимание того, что не может оставаться с Валентиной, но и не может вернуться к Люське… Она вряд ли примет его назад, ведь он  ее так сильно обидел и предал… Он хотел вычеркнуть из жизни тот день, когда после какого-то корпоратива, они с Валентиной оказались вместе… Если бы он мог вычеркнуть все те дни, которые хотелось бы, то ему, наверное, хватило на целую четверть новой жизни… Он тихо встал. Потревоженная Валентина сквозь сон пробормотала: “Ты куда?” Он ответил: “Спи… Спи. На кухню.” Там Вениамин просидел до утра. Курил и думал, думал и курил… Утром, проснувшись, Валентина зашла на кухню, замахала руками, будто разгоняя сигаретный дым, увидев полную пепельницу окурков:
— А накурил-то сколько… Это все из-за нее?
Он понял о ком она говорит:
— И из-за нее, и из-за нас. Давай поговорим серьезно…
— Давай,- ответила Валентина.
— Ведь ты меня не любишь…
— Но нам же было хорошо сначала, помнишь… Что сейчас — то произошло? Почему ты решил, что я тебя не люблю?  Хотя, если честно, ты мне понравился. Такой весь положительный, домашний… Думала, что будет легко. Ты ведь старше, умнее, мудрее… Но с тобой было хорошо, пока мы не жили вместе. Ведь это ты хотел быть честным перед ней и передо мной… Я, собственно, и не просила, чтобы ты от нее уходил. Ты решил по-своему… А сейчас чем дольше мы живем вместе, тем все меньше и меньше тебя понимаю… Тебя начинает раздражать то, что нравилось раньше, а меня злить то, каким ты становишься… Я сама тебе хотела предложить пожить раздельно. Но ты начал первым… И мне надоела эта съемная квартира… У меня есть своя, маленькая, но своя, где мои шторы, стулья, диван… Все родное… А эта? Пусть и большая, но она пахнет общежитием… Так что, Венечка, ты прав… Мы не любим друг друга… Как там поет Кикабидзе: “Вот и встретились два одиночества, развели у дороги костер, а костру разгораться не хочется…” Вот и весь разговор. Твоя Люська изменилась… Шикарно выглядит… Ты иди, Венечка, к ней она тебя простит, если любит, конечно…
— Да, если еще любит… Ты можешь здесь остаться жить, — вдруг предложил Вениамин.
— Нет уж… Я к себе… К себе. Это тебе будет жить негде, если твоя Люся не примет обратно… Если честно, то я на ее месте тебя  на порог не пустила на пушечный выстрел… Не простила, даже  если бы любила… Предателей не прощаю… А ты… Ты ее предал… Просто взял и предал, еще той ночью, помнишь?..  Можешь говорить, что пьян был… Но ведь ты был совсем чуть — чуть… Ладно, это дело твоей Люськи… А я бы тебя на ее месте не простила до конца своих дней. Вечером вещи заберу. Ты меня потом отвезешь домой… Что-то я устала от этой семейной идиллии… Одной лучше. Ты, видимо, не мой парень… Знаешь, а у меня предложение, давай останемся друзьями… Хоть это и банальная фраза, и смешная… Бывшие любовники и друзья… Парадокс…
— Вот и поговорили… Давай собираться на работу, а то шеф опять будет выговаривать за опоздание.
Вечером после работы Вениамин перевез Валентину домой. Вернувшись, долго слонялся по пустым комнатам, курил на кухне… Несколько раз брал в руки телефон, но так и не  нажал кнопку вызова на той строчке, где было вбито имя бывшей жены.
…Прошло несколько дней. Он так и не решился поговорить с женой. Звонил дочери, но та не ответила, а прислала сообщение, что не в городе и приедет только через неделю. В конце концов собравшись с духом, он приехал к своему родному дому, в котором  прожил последние десять лет. Пусть эти годы были разными , но счастливыми, потому что они были вместе: он, Люська и Настя… Удивительно, но лифт сегодня работал и даже стоял на первом этаже, будто его специально кто-то  пригнал для него. Вениамин решил подняться на седьмой этаж по черной лестнице, надеясь, что это даст ему возможность собраться с мыслями перед серьезным разговором с Люсей. В руках он нес не букет цветов, как это принято при попытке примирения, а кашпо с живым кустом ярко лимонных хризантем. Люся любила хризантемы, и он помнил, как она была удивлена, когда придя на первое свидание, он принес ни розы, ни гвоздики, а именно лимонные хризантемы. Она все спрашивала: “Венька, как ты угадал, что я люблю эти цветы?” А он гордо отвечал: “Военная тайна… Догадался!” Хотя эта военная тайна стоила ему большущей шоколадки, которую потребовал за информацию Люськин младший брат.  Он шел и улыбался, а на душе становилось тепло от этих воспоминаний… Ну вот она, эта дверь, а что его ждет за ней? Он был готов к самому худшему… Нажал раз на звонок, два, три, на четвертом дверь распахнулась… На пороге стояла Люся. Он смотрел на нее, а в голове вертелась мысль: “Какая она у меня красивая… Родная… Теплая… А я дурак, идиот…” Люся тоже смотрела на него и думала: “Вернулся…  вернулся… Как же я тебя, дурака, люблю…” Он вдруг грохнулся прямо на площадке  перед дверью на колени и только смог сказать:
— Люся, прости меня, дурака… Виноват, но не вели казнить, боярыня, вели миловать.
Она ничего не успела ответить, как открылась дверь соседней квартиры и на пороге появилась баба Нюра:
— О… Явление! Картина Репина “Грачи прилетели”… Люсь, и что с ним будешь делать?
Люська стояла и смотрела то на бабу Нюру, то на Вениамина. Он вдруг вспомнил, что у него в руках горшок с цветами и протянул его Люсе, а сам подумал: “Если возьмет… то простит… А я уж постараюсь…” Что  постарается, он не успел додумать, как она взяла цветок из его рук и прошептала:
— Проходи…
А баба Нюра добавила:
— Кыш, кыш в дом… Эх, мужики, как блудные попугаи… Все дома не сидится, думают в чужих краях лучше и слаще… как на Таити. И где она эта самая Таити, кто его знает… Эх…
Вениамин закрыл за собой дверь:
— Люсь, прости меня… Я любил и люблю только тебя… Прости, что понял это вот так вот… Прости, если сможешь, но я не могу жить без вас с Настей…
— Я тоже многое поняла… пока тебя не было. Знаешь, если бы не любила, то, наверное, не смогла простить никогда… Но беда, а может и не беда, в том, что я тебя только одного и люблю… Я не знаю, как у нас сложится жизнь дальше, но…
— Люся, ты меня простила?
— Я простила… давно…
— Уф… Ты сняла у меня камень с души… Я не буду сейчас заниматься у тебя на глаза самобичеванием, говорить, что я подлец… Знаю, кто я   на самом деле… Просто прошу тебя, поверь мне пожалуйста, что я люблю тебя и хочу прожить всю оставшуюся жизнь только с тобой. Ты мне веришь?
— Верю… Но в  последний раз…