Я расскажу, как я работал в ресторане:
Я там играл на пианино и органе,
Я пел там песни под Утёсова и Пресли
И делал так, что это было интересно.
Мне подносили водку в рюмке на ладони –
Я пил её, не прерывая петь про Моню,
Потом кидались от шампанского бутылкой –
Я до сих пор имею шишку на затылке.
Я так любил своё бесхитростное дело,
Что от меня даже буфетчица балдела,
Такая добрая, смешная тётя Лида,
Она с войны имела мужа – инвалида.
Он ей принёс оттуда орден и медали,
Им тут квартиру, наконец, недавно дали,
Они заехали туда, а через месяц
Вперёд ногами их несли оттуда вместе.
Со мной работали ребята неплохие –
0,7 на грудь и абсолютно не бухие,
Но если только поднесёшь ещё стаканчик –
Уже не лабух, а обутый одуванчик.
Подход наш к музыке бывал своеобразный
И на работу мы смотрели очень разно:
Я, например, играл все песни в до-мажоре,
А гитарист наш рюхал только в ми-миноре.
Мы пели песни не своими голосами,
Чужие тексты передумывали сами,
За что нас авторы конечно не хвалили,
Зато клиенты так сочувственно платили.
Мы с них снимали с удовольствием награду –
Одну и ту же пели песню до упаду,
Под утро падали без памяти на сцену,
А по карманам долго деньги шелестели.
Но как-то раз пришёл воспитанный товарищ,
Из тех, что к сцене миллионом не заманишь,
А этот быстро подошёл казённым шагом
И протянул свою любимую бумагу.
Мы изучали её с грустью и вниманьем,
Мы излучали верх взаимопониманья,
Но не допоняли чего-то, вероятно,
И вот теперь мы безработные ребята.