ВЕНОК ИЗ МАКОВ

Они встретились случайно в глубине двора. Одетая в модный спортивный костюм женщина застыла, глядя на бомжиху, которая рылась в поисках еды в мусорных пакетах, наваленных рядом с железными ящиками.

— Шурка, ты-ы-ы?- неуверенно протянула она, все еще надеясь на то, что неумолимые годы не могли так изменить когда-то знакомое лицо, и она все-таки ошиблась: бывает ведь, что люди просто похожи! Да и бомжиха выглядела слишком уж старой и потасканной… Но жесты, движения, поворот головы были теми же , как и много лет назад.

« Если потрет нос,- она»,- с ужасом подумала женщина, не решаясь подойти ближе.

Бомжиха поднесла средний палец к переносице и потерла невидимую точку. Ее губы растянулись в широкой улыбке, открыв пожелтевшие, но еще крепкие зубы.

— Узнала? — хрипло спросила она.- А я думала, что меня уже никто и не вспомнит. Ну что, Дашуня, обниматься, наверное, не будем. Да не смущайся ты! Жизнь — она штука странная. Никогда не знаешь, куда повернет.

— Но как же, Шура..? У тебя ведь семья была, дочка.

— Почему же была? Дочка и сейчас, слава Богу, жива-здорова. Внуков растит, работает. Только вот я им уже не нужна стала. А ты неплохо выглядишь. Алексей-то жив еще? Хорошо ,видно, живете.

— Ты, с… старая, долго лясы точить будешь? Сколь ждать-то еще тебя?

Из-за соседнего мусорного бака показалась лохматая голова, а потом появился соответствующего вида мужчина, пытающийся встать на ноги.

— А это что за курва такая? Неужто к нам в компанию хочет? А что! Бабенка гладкая, глядишь, кто и пригреет!

Он пьяно, отвратительно расхохотался и распахнул на себе старую, с чужого плеча рубашку.

— Гляди, чем не хорош!

Испуганная Даша смотрела на мужчину, не зная, что делать. Конечно, надо было повернуться и уйти, но старое чувство привязанности к Шуре не позволяло ей это сделать.

— А ну, ковыляй себе, мерин! А бабу не трожь, не чета тебе. Иди, иди, говорю, старый…-

Шура некрасиво выругалась и плюнула в сторону мужчины.- Подруга это моя старая, в школу вместе бегали, потом в институт. Иди, говорю. Не порть людям воздух!

— Так пусть поможет, если подруга. Нечего стоять просто так и глаза таращить! Интеллигенция, тьфу. Всю страну прос…, а теперь брезгуют.

Пошатываясь и что-то бормоча, он направился в сторону.

— Муж мой,- ответила Шура на немой Дашин вопрос,- как сейчас говорят, гражданский. Да он тихий. Бывший инженер, в КБ работал. Все квартиру ждал! Жили с родителями на окраине, знаешь, наверное, так называемые ведомственные дома. Хотел расширения. Все деньги грохнул в строительство, в долги влез, а квартирка-то- пшик и нету! Завод и КБ закрыли, остался без работы, все, что мог, продал, чтоб долги отдать. Родители и жена умерли, детей нет, ведомственные дома снесли. Сейчас на их месте торговый цент построили.. Вот и остался на улице. Теперь вместе живем.

— Шура, тебе, наверное, помощь нужна. Ты скажи, не стесняйся.

— Да какая помощь? Чем ты мне помочь можешь? Ну, может, еду какую принесешь, одежду. Сможешь?

— Да, да, конечно. Сейчас!- Даша заторопилась.- Может быть, вместе ко мне поднимемся?- неуверенно спросила она, с ужасом ожидая ее согласия.

Но Шура покачала головой.

— Нет уж. Я здесь подожду.

Чувствуя облегчение от того, что не надо будет вести грязную, пропахшую мочой Шуру в свою уютную квартирку, Даша поспешила к дому. Уже у подъезда оглянулась. Шура смотрела ей вслед. С опухшим лицом, одетая в какое-то тряпье, она чуть кивнула бывшей подруге и, отвернувшись, снова принялась ковыряться в мусорном баке.

« Ну, зачем ты так,- подумала Даша, тяжело поднимаясь по ступенькам,- я же сейчас принесу, все, что надо. Или не веришь?»

Побросав в пакет съестное, она открыла шкаф и начала торопливо собирать вещи: юбка, кофточки, старое платье, жакет, теплый свитер, даже ее мужу, этому пьянчужке, так испугавшем ее, достала уже поношенные брюки Алексея, пару сорочек и пиджак. Потом подошла к комоду и вытащила небольшую шкатулку, где хранились деньги на хозяйство. Поколебавшись, вынула пятитысячную купюру и положила в карман.

« Ничего, еще заработаем. Не последнее же отдаю,- подумала она, направляясь к двери.- Господи! Что же с ней произошло? Ведь так хорошо жила, я даже ей иногда завидовала!»

Она снова спустилась во двор и направилась к мусорке. Шура сидела на бордюре и дымила сигаретой.

— Смотри, что нашла,- сказала она, довольно улыбаясь,- кто-то почти целую пачку выбросил. Правда, подмокшие немного, но ничего, высушу. А у тебя сигареты есть?

— Мы не курим,- виновато пробормотала Даша,- я вот тут кое-что собрала, посмотри. И еще вот… деньги. Ты возьми, Шурка, пригодятся.

Лицо Шуры изменилось. Как будто какая-то тень пробежала по щекам и затаилась в глубине когда-то ярко блестевших глаз.

—  Легко брать у чужих, которые не знают тебя. Я всегда боялась встретить знакомых. Стыдно!

Не будешь ведь каждому объяснять… А тебя я просто вычеркнула из памяти. Слишком многое связывает нас. Лучше не вспоминать прошлое, такая тоска нападает, хоть вешайся! А тут ты,-

из глаз Шуры покатились слезы.- Лучше бы ты прошла мимо. Так многие делают. А ты… Я ждала тебя и думала, как будет хорошо, если ты больше не придешь. Даже решила докурить и уйти… Хотя, спасибо тебе, конечно. Не за пакет и деньги, за отношение.

Она провела рукой по лицу, оттирая слезы

— А ты-то что плачешь, Дашка?

— Шур, а как же дочка?

— Да что дочь? Квартиру приватизировали вдвоем, уже после смерти моего Коленьки. Был бы жив, все было бы по-другому. А так что ж… Дочка замуж вышла, сначала двоих родила, потом еще одного, в нашей двушке не повернуться было. Вот и стали выживать. Зятю спасибо. Дочку настроил. Житья мне не стало, вот и ушла. Хоть до сих пор там прописана, а дома нет. Сначала у знакомых жила, да сколько можно! У всех своя жизнь. Так вот на улице и оказалась.

— А если через суд с квартирой что-то решить? Ты не пробовала?

— Нет. Не буду я на родную дочь в суд подавать. Бог ей судья! Ничего, проживу, немного осталось… Мне часто снится наша практика. Помнишь? Пионерский лагерь, дети… В деревню на танцы бегали втихаря после отбоя. Я там с Колей своим познакомилась! А помнишь поле с маками и ромашками?  Мы венки из них плели, ты из ромашек, я из маков. А маки осыпались и из венка торчали только черные головки. А потом венки в реку бросали и смотрели, как они уплывают… Помнишь, Дашка?

Они стояли рядом, эти две женщины: одна-ухоженная, в ярком спортивном костюме, другая- в штанах непонятного цвета и старой выцветшей футболке. Странную они представляли пару, прохожие с удивлением поглядывали на них, переводя взгляд с аккуратно подкрашенного лица одной на опухшее, с небольшим синяком на скуле другой. Что могло их связывать в сегодняшней жизни? Воспоминания, которые были для них общими, потому что общими были детство и юность, первые девичьи мечты и тайны, первые радости и горести. Они стояли рядом, не обращая внимания на косые взгляды, и говорили, говорили, говорили. А по щекам обеих текли слезы, слезы памяти о счастливом и невозвратном прошлом, когда обе они, красивые и молодые, с надеждой смотрели в будущее, не подозревая о том, какая судьба выпадет каждой из них.

Больше Даша не встречала Шуру, хотя иногда видела ее сожителя. Но он был всегда пьян, и Даша боялась подойти и спросить о подруге. Да и сам он только косился на Дашу и что-то негромко бормотал, проходя мимо.

Он подошел к Даше летом, когда солнце слепило глаза, в воздухе пахло пылью и машинными выхлопами.

— Я извиняюсь,- пробурчал он, старательно дыша в сторону перегаром,- помните меня? Я с Шуркой вашей жил. Последние годы ее, можно сказать, скрасил. Умерла Шурка-то. Дочка ее схоронила. Все быстро, по-тихому сделала. Мне бутылка с закуской досталась. Вынесла мне во двор, к столу не позвала… Нету больше Шурочки, один я остался. У меня альбом ее с фотографиями сохранился. Дочке он не нужен, фотки там старые, черно-белые еще. Молодая там моя Шурка, красивая. Если надо, могу принести. А ты мне беленькую поставишь? Зря хранил, что ли?

Его глаза болезненно заблестели, в уголках рта показалась слюна.

— Завтра приходи, если хочешь, сюда, я принесу. Только беленькую не забудь, слышь?

Вечером следующего дня Даша перебирала старые Шуркины фотографии. Здесь было сама Шурка, какие-то незнакомые люди и несколько их общих снимков. Такие же фотокарточки были и у Даши. Все, кроме одной. Они сидели с Шуркой на лавочке возле ворот пионерлагеря, обе в венках, рядом ребята из их отряда. Все в пионерских галстуках, пилотках, счастливые и смеющиеся. Кто их фотографировал? Наверное, Колька. Поэтому у Шурки была такая фотография, а у нее нет. Даша отложила фотокарточку в сторону и захлопнула альбом…

Она стояла на берегу реки, крепко сжимая в руке венок из маков. Где-то пели птицы, слышался шум проезжающих по шоссе машин. А здесь стояла звенящая тишина. Или так только казалось Даше? Часа два она бродила по полю, собирая маки. Цветы осыпались, а она упрямо пыталась сплести их в венок и теперь боялась лишний раз сделать резкое движение, чтоб не опали последние красные лепестки. Поэтому Даша не стала бросать венок в воду. Сбросив с ног босоножки и приподняв юбку, она вошла в реку и тихо положила венок на воду. Он закачался и медленно поплыл по течению, красное пятно на прозрачной серо-голубой поверхности, а Даша смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.

« Прощая, Шурка,- подумала она, стоя по колено в воде и не замечая промокший и отяжелевший подол юбки,- прощай, подружка. Прости меня, прости за то, что потеряла тебя из виду, что не было меня рядом, когда тебе было трудно. Прощай, Шурочка!»

Яркое солнце слепило глаза и обжигало плечи; недалеко в поле краснели головки маков, и от порывов ветра их лепестки, как слезы, падали на зеленую мягкую траву.