Пешком

Я проснулся рано-не было и половины пятого-и смотрел,как в комнату крадётся утро.

Такое серое и немного счастливое,утро почти всегда бывает чуточку счастливее и добрее.

И,даже,говорят,мудренее.Я встал,бесшумно оделся и стараясь не разбудить жену и

дочку вышел за дверь.Солнце прорезало горизонт и серебрилось в бусинах росинок

на бесконечных паучих нитях,натянутых между грустными травинками.

И я решил пройтись пешком.Просто так,недалеко,в старых кедах по росе.

Если идти по тропинке между огородами,то очень скоро выйдешь к заброшеному

школьному саду, на краю которого стоит памятник героям гражданской войны.Я пошел

туда,от росы ноги сразу промокли,но я придумал,что это мать-земля поит меня своими

соками,но почему через ноги я не придумал.Соки были холодными.

Перед памятником и садом была небольшая поляна,которая в детстве казалась мне

почти материком.Ещё около памятника был муравейник с суетливыми и,какими-то

отчаявшимися муравьями.Ребенком меня преследовала неприятная мысль,что они

не ловят никаких гусениц и разных прочих тлей,а всей своей миллионной ордой

добрались до отважных латышских стрелков,похороненных под этим памятником,и

едят их революционные сердца,набитые свинцом мозги и красивые,почти новые

буденовки.Мама даже водила меня к местному знахарю,он «выливал»мои страхи воском,

и однажды обжег,проводя свои манипуляции,потому что был пьян.

В детстве,как только сходил снег и поляна просыхала,мы пропадали там целыми днями.

Играли в лапту,салки,казаки-разбойники и разные другие носоразбивательные и колено-

сдирательные игры.Вечером,плохо умытые,мы летели в кино,расплачиваясь за билеты

многострадальной мелочью,выигранной в «чику»,и с трудом,в который раз сдерживали

слёзы,когда подлые ковбои со студии Дефа изрешечивали старину Гойко Митича из

своих полуавтоматических кольтов.

Я присаживаюсь над муравейником:интересно,сколько живут муравьи?может сто лет,может

тысячу,а может несколько дней,неважно-они знают,зачем они живут,я-нет.

Через сад идти немного страшновато,но солнце проникает сквозь листву,прогоняя тени

неведомых школьников,когда-то,посадивших этот сад и исчезнувших вместе со школой,

пионерскими галстуками,мечтами о полётах к другим мирам и надеждой догнать и

перегнать Америку.Раньше на этом месте стояла церковь,потом школа,потом ничего и

красные латышские стрелки,причастные ко всему этому,мучительно спят в своей

могиле,под жестяной звездой,печальной и забытой навсегда.

А от сада до озера- метров пятьсот и я решаю их пробежать,я бросил курить около года

назад и преодалеваю это расстояние легко.Спускаюсь с яра,разуваюсь, захожу в воду,

и осторожно умываюсь.Вода холодная и прозрачная,я вижу пугливые

стайки безмозглых мальков.Ни ветерка,я словно стою в гигантском зеркале.Вдалеке

скрипнула уключина-простуженная лодка отошла от берега искать свои сети,карасям

в которых невдомёк,что скоро они будут корчиться в раскалённом масле,а их

несчастных икринок-детей,запеченных в духовке ,съест на завтрак какой-нибудь

угрюмый спросонья мальчик.Чайки истерически хохочут и секундная магия озера

исчезает.Там,выше,на яру, растут деревья,несколько тополей и берёзок.Я поднимаюсь

к ним.Кто-то говорил мне,что,если тихонько прижаться к дереву,то можно его услышать,

бред,конечно,но я всё-таки обнимаю берёзу и прижимаюсь к ней щекой.Закрыв глаза,

я чувствую её тёплую шершавость,словно меня гладит по голове моя давно умершая

бабушка.Пора возвращаться домой,понимаю я.По дороге назад,я пытаюсь поймать

бабочку,но она ускользает от меня,ну и ладно-тёмный дом между страниц «Тома Сойера»,

не лучшее место для такой красоты.Когда я подхожу к дому,солнце сияет между яблонь

в моём саду,проснувшийся кобель было облаивает меня,но спохватившись,виновато

машет хвостом и возвращается в конуру.

Я захожу в дом,тихонько прохожу к жене,она уже не спит,просто лежит на кровати,я

сажусь рядом и осторожно кладу ей руку на живот.

-Ну как,шевелится?-говорю я и улыбаюсь.

-Шевелится,-отвечает она,положив свою руку поверх моей,-Где ты был?

-Так,прошелся немного,-отвечаю я,и понимаю,что я очень счастливый человек.