Азум

юмористический рассказ

М.А. Мурсалова

Нет, так счастлива я давно не была! Представьте, я целый вечер… провалялась на диване, уставившись в телевизор. Муж уехал на три дня в командировку, дети в срочном порядке вслед за этим были отправлены к любимой бабушке без права возврата сроком на три дня…

Меня может понять только такая же, обремененная десятью годами рутинного замужества, дама, причем имеющая не менее двух дурно воспитанных (по мнению свекрови), чудненьких (по мнению подруги), очень способных (по мнению классных руководителей) детей. От всего необходимо отдыхать, а особенно от того, во что вкладываешь слишком много любви и эмоций. Чтоб восполниться…

Итак, я находилась в квартире совершенно одна. Хочешь, шампанское пей! Хочешь, голой ходи! Нет, и от того, и от другого я отказалась напрочь.

Муж три дня устраивал мне интимные прощальные вечера,- хотел оставить неизгладимые воспоминания на весь период своего вынужденного отсутствия. Ему это удалось, — впечатлений с избытком хватило бы и на год, жаль, командировка всего трехдневная.

…Мне снилось море цветов. И я – такая красивая, с прической в стиле Ямамоты, в шляпке от Фили Трейса, с перстнями от Картье, в кружевном кремовом платье (между прочим, ручной работы) от обожаемого Юдашкина… среди этого моря лилий и шикарных бархатных роз принимаю поздравления по случаю презентации собственной книги. «Птогамемнон», кажется…

Нет, это было уже слишком. Писать книгу с таким мудреным названием должно быть долго и нудно. Полжизни изведешь. Я перевернулась на бок, перенеся ногу на святую половину мужа. Не отвлекайся, дальше, дальше… море цветов, бархатные розы…. Так, а что там насчет названия?… «Пон…», где – то я встречала это слово…, может, лучше «Секс он зе бич»?! Просто и без претензий, интригует и привлекает. Не важно, что внутри, может даже этот самый «Птогамемнон». Зато, тираж обеспечен. Да, но, к сожалению, о сексе писать, честно признаться, смелости не хватит, — слишком много моральных барьеров… я перекатилась обратно на свою половину и поняла, что проснулась.

Не переставая блаженно улыбаться, открыла глаза. Часы показывали ровно полночь, но спать мне совсем не хотелось. И этому я тоже была ужасно рада. Значит, мне не придется терять даром драгоценные минуты своего Богом данного уединения.

Я не знала, как бы мне поинтересней употребить свою свободу.

Только не компьютер! Я на него уже просто не могу смотреть, поэтому решила дать себе полный отдых и все три счастливых дня посвятить…безделью…

Что-то словно звало меня подойти к окну (говоря народным языком, «черт меня дернул»). Я открыла створку и присела на подоконник.

Высоко в небе подрагивали звезды, а луна, словно прозрачный волшебный фонарь, лила на подоконник свой желтый медовый умиротворяющий свет.

Мысли поневоле начали складываться в стихотворные строфы.

И тут… моя реакция была не вполне адекватной… а как бы отреагировали вы, увидев перед собой мужчину, парящего в воздухе на высоте третьего этажа?

— Карлсон?! – только и смогла я вымолвить от неожиданности.

Мужчина поежился и, не вынимая руки из кармана брюк, лениво почесал ногу об ногу. Кстати, как я заметила, костюмчик на нем был не иначе, как от Дольче/Габбана.

Мужине было не больше тридцати пяти, стройный симпатичный брюнет с непослушной асимметричной длиной челкой и трехдневной щетиной на матовом лице.

Я тут же вспомнила своего мужа, который и на шестой день обычно пытается «косить» под модного итальянца с трехдневной порослью.

«А чем тебе мой нос не итальянский?» – возмущенно отбрыкивается он от меня, когда я, исчерпав лимит ожидания, начинаю заталкивать его в ванную.

Обряд обривания длится почти час. Затем муж с победоносным видом выходит из ванной, рассылая по ходу налево и направо благородные запахи французского парфюма.

Но на этом спектакль чудесного превращения чудища лесного в принца не заканчивается. Вторая часть «спектакля двух актеров» – непременное изображение искреннего восторга уже на моем лице. Муж говорит, что если бы он брился чаще, у меня не было бы такой реакции. А я думаю, что если бы у меня не было такой реакции, то он вообще бы не брился…

Зависший за окном мужчина устало взглянул на меня из-под челки и улыбнулся.

— Привет!

Я высунулась из окна, внимательно осмотрела улицу и крышу на предмет специального снаряжения… таковых в радиусе моего этажа, слава Богу, не оказалось. Тогда я поступила, как женщина порядочная и благоразумная. Я просто захлопнула окно. Затем задернула шторы.

— Все не так просто, — услышала я за спиной.

Мужчина сидел в кресле, как ни в чем не бывало, и держал в руке желтый переливающийся бокальчик с темной жидкостью внутри. Рядом стояла красивая бутылка. «Хеннеси» прочитала я на этикетке. Я не стала задавать себе глупых вопросов вроде того, как мог оказаться в его руках мой любимый бокал из натуральной яшмы, которую мне привез из далекой Африки любимый муж. Да еще, наполненный коньяком, происхождение которого в данной обстановке также оставалось загадкой. Я просто обомлела, одним словом, лишилась дара речи.

— Мистика какая-то, — с трудом выдавила я из себя, в конце концов. Внутри в один момент стало пусто-пусто, ноги словно приросли к полу. Странно, но уже в следующую минуту страх покинул меня окончательно. Видимо, внутренние силы мобилизовались в спешном порядке перед встречей с опасностью.

— Вы кто? – строго спросила я.

— Меня зовут Азум…, — он выждал паузу, — тебе это ни о чем не говорит?

— А ваше оригинальное появление…

— Некогда был в тесном творческом контакте с Девидом Копперфильдом.

— Ага, — я покачала головой, — он в настоящий момент внизу, на подстраховке?

— Нет, он сейчас в депрессии, в глубокой…, в общем, наши пути разошлись.

—

Парень был прехорошенький. Лощеный, манерный, словно сковырнутый с обложки глянцевого журнала. Однако, именно обладатели такой импозантной внешности, да еще любители нравоучений и неординарных ситуаций, судя по прессе, чаще всего и оказываются жестокими серийными убийцами или маньяками, вдруг с ужасом вспомнила я.

— Кто вы? — я твердо взглянула прямо ему в глаза.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Затем, не сговариваясь, выпили коньяк. До дна. Причем у меня в руке тем же странным образом оказался точно такой же сосуд из яшмы. Камень был холодным, а коньяк словно горячим, так согревающе на меня подействовал.

— Не знаю, как объяснить, — он вслед за мной поставил бокальчик на стол, — у меня даже язык не поворачивается… короче, на сегодняшний день я – твоя Муза. Так, сказать по совместительству.

— Может, хватит?! – не выдержала я, в конце концов, — Муза… муза, к вящему разумению – женского полу, – с раздражением произнесла я.

—

Смешно сказать, но выражение его лица заставило меня поверить во весь этот бред. А, возможно, молодой человек просто обладал недюжинными гипнотическими способностями. Но почему он назвался Музой?

Азум (Муза,- прочитала в уме наоборот) Боже, неужели сейчас окажется, что этот красавчик, забравшийся ко мне таким чудесным романтическим образом, втайне от мужа, знакомых и даже соседей, вдруг окажется … женщиной или, того ужаснее, гермофродитом?! Муза?! Он муза?! Даже не «муз»!…Нет, сейчас я начну звать тетю Клаву, соседку! Такого визави я никак не потерплю.

— Ну, муза, как это у вас, у творческих людей, — Азум помахал руками, — прилетела, вдохновила и фьють … — он сделал движение рукой в сторону окна.

— Ты шутишь?! – с усилием выдавила я из себя.

— Только, понимаешь, стихи там всякие, проза… это все не мое, не мой профиль, — доверительно поведал он мне, рассматривая статуэтку Будды, стоящую на телевизоре. – Я работаю с музыкантами, джазистами, в крайнем случае – с бардами. А тут папа заболел, вот он по вашей части… ну, вот, попросил на время своего отсутствия посветить подопечной, то есть тебе, ясно? — он пожал плечами. — Папе вылежать надо.

— Папа?!

— Ну да, твой, так сказать, муз.

«Значит, моя Муза на самом деле, – старый больной мужик?!» — без паники подумала я.

— И мне надо вылежать, — тем не менее, с заметной обидой сказала я, — я минимум три дня вообще не собиралась притрагиваться к компьютеру. У меня отдых! Заслуженный и законный!

—

— Мой папа очень ответственный, — не отставал Азум. — Он хотел подарить тебе немного вдохновения. Ведь, по его словам, именно сегодня ты можешь творить без помех и особенно продуктивно, — добавил он, как мне показалось, с намеком на собственную персону. — Таких вечеров, говорит папа, у тебя выдается не много, — Азум, вглядываясь в мое напряженное лицо, решил дожать меня. — А еще папа говорит, — томным голосом прошептал он, — что ты талантливая, и потому не имеешь права сидеть, сложа руки.

—

Его голос, внешность действовали на меня магическим образом. Я зачарованно проследила взглядом за красивой уверенной рукой, потянувшейся к бутылке. Муз неторопливо плеснул в два бокала. Бронзовая жидкость мгновенно успокоилась и замерла, словно в ожидании вожделенных губ… что это со мной?!…

— Тогда, конечно, — слишком уж поспешно сдалась я, – пожалуй, можно и поработать!

Никто еще не называл меня талантливой. После подобных слов я, как все творческие люди, наделенные тщеславием, сразу прониклась теплом к невидимому, но такому доброму папе этого муза Азума. Во мне тут же взыграло чувство ответственности, ставшее моей второй кожей со времен активного школьного прошлого. Если мне доверяют, я приложу все усилия.

— Теперь я, кажется, догадываюсь, почему мои стихи нравятся мужчинам. Все восхищаются моим мужским складом ума, — с усмешкой сказала я, — Влияние опекуна, — я встала и направилась к своему компьютеру.

Азум тут же подскочил со своего места.

— Надеюсь, в остальном — по женской части — у тебя все в порядке?

— Тебя интересует, хорошо ли я готовлю? – голос предательски дрогнул.

—

Он встал слишком близко, настолько, что я почувствовала исходящий от его пиджака едва уловимый изысканный запах дорогого одеколона. Азум плотоядно оглядел меня с головы до ног, и я вдруг почувствовала, как под его взглядом моя гладкая кожа превращается в «гусиную».

— Правильно говорят, никогда не пререкайся с родителями, они плохого не посоветуют, — он обошел меня вокруг. – Если бы не джаз…

—

— А почему я тебя вижу, а папу твоего, моего законного опекуна – нет? – поспешила я разрядить обстановку. Я отошла от него на безопасное расстояние и в первую очередь попыталась восстановить сбившееся дыхание.

— А потому, что я – новое поколение, а новое поколение выбирает… другие методы вдохновения. Вот объясни, зачем тратить попусту энергию, размахивая крыльями. Мы ведь не птицы,- он встретил мой насмешливый взгляд. – Разве не лучше вот так … поговорить по душам, настроить человека за бокалом с благородным напитком…

— Наверное, так уж заведено – музы должны порхать, вдохновлять и… ах да, играть на лире, — я все еще пыталась собрать воедино свои взбудораженные мысли.

— Попробовала бы ты сама заниматься всем этим одновременно.

Он ненадолго задумался, по-видимому, о свой нелегкой доле.

— Так чем мы будем заниматься? – вернула я его к действительности. Я окончательно овладела собой и даже успела порадоваться собственной моральной стойкости. Мой муж должен мною гордиться. — Поэзия тебя не привлекает. Рояля, как видишь, у меня нет…

— А, может, ты сама… ну, изобразишь чего-нибудь? А я пока отдохну, покимарю немного. Мы к джаз-концерту готовимся, так что завтра надо быть в форме…

—

— Значит, предлагаешь работать без вдохновения?! – с иронией переспросила я.

— Пишут же люди на заказ… подумаешь, стихи! Ля-ля, тополя… поток сознания, верлибр, белые стихи…это тебе не музыка, где «белые нитки» слишком заметны! Ну, начинай, — он посмотрел умоляюще.

«Значит, ля- ля, тополя?!» Я вдруг почувствовала ужасный зуд в ладонях.

— Эй, полегче, — предупредила своего временного Муза, изо всех сил стараясь подавить рвущееся наружу кокетство, — я же не гитару собираюсь брать и не перо гусиное.

Я включила компьютер. Открыла чистый лист.

— Обещай, что не будешь вмешиваться, — попросила перед тем, как погрузиться в собственную нирвану. – Я хочу сама…и без глупостей! – предупредила скорее даже себя, поймав его жадный взгляд.

— Вот здесь ты можешь быть совершенно спокойна! К сожалению, я не настолько человек. Скорее что-то вроде духовного наставника.

В сердцах воскликнул муз Азум. При этом я испытала смешанное чувство разочарования и удовлетворения. Неожиданно улыбка сползла с его лица. Он зло стукнул по ручке кресла.

— Имея такой потенциал, и не реализовать его! Как думаешь, какое еще наказание для мужчины может быть страшнее?

— Для такого как ты – только вновь начать порхать с лирой в руках, — Муз Азум так взглянул на меня, что мне стало его искренне жаль. – Извини.

Я окончательно смутилась и уткнулась в монитор.

— Я думаю, ты понимаешь, что это ненадолго, — через некоторое время услышала за спиной его по-прежнему уверенный голос, — Мне ведь уже удалось избавиться от крыльев…

— Избавляться всегда легче.

Азум на этот раз промолчал. Затем включил телевизор, налил себе еще коньяку и с вполне удовлетворенным лицом принялся смотреть только что начавшийся футбольный матч.

Но изредка, «спинным мозгом» я чувствовала на себе его пламенные взоры. Тогда в голове начинали перестраиваться неожиданным порядком совершенно безобидные мысли, и с листа то и дело приходилось стирать целые готовые, довольно неплохо изображенные и мастерски заключенные в стихотворное благозвучное пространство, эротические сцены, местами переходящие в какие-то порнографические зарисовки…

— Порно в стихах – это круто, — бросил один раз через плечо мне Азум.

— Два притопа, три прихлопа…примитивно как Кама-сутра, — моментально отреагировала я. — Порно, как и сам процесс по сути своей – примитивизм.

—

— Согласен, частично… — с видом знатока поддакнул Азум.

— Правда человечество все время пытается облагородить сей процесс. Хотя процесс не так важен. Более ценно то, что предшествует ему. Это — настоящий адреналин, мощнейший выброс эндорфинов. Прелюдия, пролог, предвкушение, дорога к Олимпу, предпраздничные грезы – называй как хочешь – просто океан позитивной фантазии.

—

— Интересно рассуждаешь…

— Скажу больше, — меня вдруг понесло. – Только на пути к достижению этой вожделенной цели – обладать — человек способен подавлять свою порочную сущность и изымать из глубин своего существа самые ценные качества. Ведь он стремится к идеалу своего воображения. Я бы даже сказала, что стремится он к Богу. Недаром во всех священных книгах любовь – первозданна и, я бы сказала, первозначна.

— Но у всей этой чудесной надстройки вполне примитивный базис, ты это хотела сказать.

— Ну да, — согласилась я уже менее эмоционально. — Человек – дитя природы, и никуда от этого не деться.…

— А порно ускоряет или укорачивает момент блаженства?

— Порно интересуются все более-менее здоровые, чаще молодые люди, предприимчивые и беспринципные делают из этого бизнес. А самую грязную работу (пишут, снимают, продают), как мне кажется, выполняют сексуально неудовлетворенные мужчины – затем, спохватившись, — и старые девы, у которых нет моральных барьеров!

—

Я сделала вид, что возмущена его вмешательством в мой творческий процесс.

— Ты же обещал не мешать мне! – я швырнула в него коробкой от диска. «Мадам, — заметила при этом, — хорош заигрывать с посторонними мужчинами!» Хотя, к счастью (или наоборот) Азум в этом плане был как раз не опасен.

— Я все понял. Ты философствуешь, потому что труслива, как все посредственности, — я оглянулась на его неожиданное оскорбительное замечание.

Мои глаза пылали яростью. А как же папины слова?

— Для папы ты может, и талантлива, — прочитал он мои мысли, — а для меня все, кто не выделяются из общего ряда – посредственности, — в его голосе сквозило нескрываемое презрение. Сейчас он напомнил все того же мужчину – автора порнобеллетристики , у которого не все в порядке с потенцией. Такие ассоциации у меня вызывают все мужчины, позволяющие себе разговаривать с представительницами слабого пола в подобном пренебрежительном тоне.

Они, как правило, набрасываются на женщину ни с того ни с сего, словно предворяя тем самым свое неминуемое фиаско. Наверное, бедный Азум с его ангельской внешностью и человеческими желаниями испытывал нечто подобное, и мне в какой-то момент стало его опять искренне жаль.

— Слабо бросить вызов обществу?! – между тем не унимался окончательно разочаровавший меня Азум. — Кстати, эта дорога – самая короткая к славе, я имею в виду эротику или даже порно… Джаз – это тоже вызов, своего рода эротика!

— Мои стихи, — сдерживаясь усилием воли от того, чтобы не наговорить лишнего, ответила я, – это потребность души. В первую очередь, я пишу для себя, так как люблю это дело…

— Все ты врешь! – его хамский тон не переменился. – Никто ничего не делает просто так, для себя. Все хотят одного — признания в обществе, любви окружающих и денег, желательно, побольше. Человек никогда не удовлетворится собственной оценкой «Я – молодец!», ему как воздух необходимо услышать подтверждение из уст окружающих «Ты – молодец!» Это заложено в «гомо сапиенс» свыше…

—

— Представь, что мне хватает собственной самооценки, той любви и тех денег, которыми располагаю.

—

— Если так, то тебе осталась самая малость – добиться признания общества, — он сбавил тон, и в который раз через плечо оглядел меня с головы до ног. — Если хватит ума, то задействуешь и собственную внешность. Хотя, тебе не достает немного настоящего шарма, как, впрочем, большинству замужних женщин, состоящих в долгосрочном браке, без единого перерыва даже на невинную интрижку.

Он не дал мне возможности возмутиться или как-то возразить и продолжил.

— Но самое интересное в том, что как только эти три ипостаси: признание, любовь и деньги соединятся в одном человеке, он тут же начнет разрушать созданное, и, в первую очередь, себя.

— Почему? – с тревогой спросила я.

— Человек слишком тщеславен по своей сути, и не может удержаться на золотой середине. Если посчастливится и станешь знаменитостью, вспомнишь мои слова и поймешь, о чем я хотел сказать. А пока известность не притормозила твои умственные способности – дерзай!

Приступ злости, по-видимому, сошел на нет, и на прощание он прибавил все тем же, некогда очаровавшим меня бархатным голосом.

— Думаю, когда-нибудь в недалеком будущем мы все же встретимся и сможем подарить друг другу немного нежности…

Видит Бог, я не собиралась сегодня садиться за компьютер. Но вдруг меня охватила небывалая жажда творчества. Неожиданное озарение вылилось на экране ярким многоцветием моей душевной палитры. Стихи получились очень лиричными и проникновенными, местами все же с легким налетом эротики.

Короче, на этот раз я отошла от собственного стиля (или от стиля папочки Муза). Уж не знаю, что так повлияло на революционный переворот в моих мыслях: необычная нервозная обстановка или присутствие в доме постороннего мужчины?

Кстати, вскоре он исчез, но я заметила это слишком поздно, только когда вдалеке пропел одинокий петух. В окне порозовело, и вскоре в приоткрытую форточку приятно повеял легкий утренний ветерок.

— Ну и… перышко тебе для равновесия…

Наконец я оторвала глаза от экрана. Голова раскалывалась от напряжения, но меня охватила сладостная легкость, граничащая с настоящим счастьем! На прощание перелистала пять страниц с драгоценными плодами ночного бдения.

Едва коснувшись подушки, я провалилась в глубокий сон…

— Милая! – кто-то нежно целовал мое плечо.

Терпеть не могу, когда меня будят.

— Любовь моя, проснись, твой котик соскучился по тебе!

—

Какой еще котик, с раздражением подумала я про себя. Если этот Азум, возомнивший себя секс-символом Парнаса и его околоземных окраин, осмелится притронуться, то я не собираюсь с ним церемониться, пошлю сейчас «на… небо, за солнышком».

— Слушай, отвали, а?! — сквозь сон грозно прорычала я. И даже приготовилась пнуть ногой похотливого «духовника», посмевшего посягнуть на мою добродетель.

Но внезапно до меня дошло, кому на самом деле мог принадлежать этот голос.

— Не понял, кто отвали?! Я – твой законный супруг?- в голосе слышалась нескрываемая обида.

Я открыла один глаз и увидела до боли знакомое лицо, с которого медленно сползало радостное выражение.

— Я всю ночь гнал, чтобы только оказаться дома, а ты не рада?!

— Ой, извини…Ты же сказал, на три дня, — с трудом ворочая языком, в который раз безуспешно попыталась я изобразить на лице приветливую улыбку.

— Так все сложилось удачно, все быстро подписали… А ты чего такая сонная? Уже девять, — он подозрительно оглядел комнату.

На всякий случай заглянул в детскую.

— Дети где?

— К бабушке напросились, — не моргнув глазом, соврала я.

— И ты целый вечер была одна?! – в его зрачках заметались молнии. – Чем же ты занималась?

—

Мой муж принципиально игнорирует мое увлечение поэзией, считает это глупым занятием, зря потраченным временем, которое я отрываю от собственной семьи. Поэтому ему сложно объяснять, как на это бессмысленное занятие можно потратить вечер, а тем более, целую ночь.

Я бросила взгляд на журнальный стол – он был абсолютно чист. Неужели все, что произошло этой ночью, мне всего лишь пригрезилось?

Затем встревожено оглядела комнату. Слава Богу, распечатанные листы со стихами лежали рядом, на тумбочке.

— Интересно, что ты делала одна целый вечер? – между тем потребовал отчета законный супруг.

— Писала, – я счастливо потянулась в постели, — до утра. Знаю, тебе трудно в это поверить… — я протянула руку мужу, но он смотрел на меня все еще недоверчиво.

— Чего это ты такая загадочная? – подозрительно поинтересовался он.

— Не загадочная, а счастливая… Насочиняла целую кучу… да, тебе все равно это не интересно, — я взяла со столика верхний лист. Мне показалось, что от него пахло духами Азума. — Алиби, к сожалению, подтвердить некому. Хотя, можешь уточнить у тети Клавы!

Все знали, что у тети Клавы, соседки напротив, все визитеры подъезда были на строгом учете.

— Да ну ее, эту сплетницу…- он скользнул взглядом по ночному столику. Увидев листы, вконец успокоился. Хотя, скорее всего, самым весомым оказался аргумент с тетей Клавой. Супруг заметно подобрел.

— Я щас… — заговорщицки подмигнул он мне и скрылся ненадолго в ванной.

Затем, влажный и холодный, юркнул под одеяло. Этой процедуры оказалось достаточно, чтобы с меня окончательно слетели остатки сна.

— Мне такой сон сегодня приснился!…- мечтательно сообщила я мужу через некоторое время.

Мое замечательное расположение духа, помимо внезапного появления любимого супруга, можно было объяснить только одним обстоятельством – у меня появилась маленькая тайна от него, в масштабе моего сознания приравненная к «невинной интрижке».

Со всеми причитающимися стадиями развития взаимоотношений: первой влюбленностью, накалом страстей и, как следствие, глубоким разочарованием.

Память, как это часто бывает, зачистила все негативные моменты, оставив лишь чувство приятного волнения.

— Мне тоже вчера приснилось… — недовольно пробурчал муж в ответ и нервно закурил.

— И что же? – осторожно поинтересовалась я, скрывая самодовольную улыбку. – Что тебе снилось, любимый?

—

Муж со злостью швырнул зажигалку на тумбочку.

— Ерунда какая-то…что к тебе в мое отсутствие Карлсон прилетал.