Ивор

На улице кромешная тьма. Луна спряталась за тучами, певшие вечерники умолкли прислушиваясь к ночной тишине. Тоскливую пелену разорвал шелест листьев, в легком, весеннем ветерке слышались унылые нотки, умело скрытые в мягком ночном воздухе. Из куста выглянула любопытная мордочка, кожистый носик спешно дергался из стороны в сторону принюхиваясь к изменившимся запахам. По вымощенной камнями тропке пробежала семья ежей. Весь мир жил ночной жизнью. Такой интересной, манящей и в тот же миг, тоскливо-пугающей. Ведь в молчании открывается истина, не та великая, но все же, мысли окутывают затуманенный дневными заботами разум. Освобождают самые дальние кромки ума, залезают во все углы подсознания.

На старом пне, когда-то величавого дуба, медленно потягивал трубку пожилой человек. Лицо его закрывала чернеющая в ночи накидка, на плечи спадал тяжелый плащ. Он сидел, размышляя о жизни. Вспоминая прошедшее когда-то. Былые подвиги, ошибки и поражения. Нет. Поражений он никогда не испытывал, всю жизни двигался вперед не останавливаясь на пол пути перед поставленными когда-то целями, что хитроумной паутиной сплелись в единый комок его жизни.

Из-за туч медленно выглянула луна, словно боясь помешать глубоким думам старца, она смотрела лишь одним глазом, все еще прячась за тугой ночной пленкой, нависшей как прочный, стальной щит. Старец медленно вскинул голову, пристально всматриваясь в луну:

— Что же ты, глупенькая. Выходи, порадуй мир своим светом. Пусть ты загробное светило, но можешь сослужить пользу этим дивным созданиям, что не знают войн, горестей и предательств. Ты молчишь, не говоришь со мной, но я знаю, что понимаешь. Луна- светило смерти, когда же загоришься над моей головой, когда уже укутаешь мое сердце своим холодным теплом?

Он прислушался в ожидании ответа. Долгая жизнь не кажется чудом, она есть испытание, бремя, которое выдержат далеко не все богатырские плечи.

В кустах вновь зашуршало. В темноте хищно заблестели глаза, голодные, жаждущие крови. Старец мирно вскинул руку, легкий луч осветил краешек губ, на которых отразилась довольная улыбка. Неужели, неужели… волк вышел на свет. Голодный, матерый. Но лишь прижал уши и пригнувшись к земле медленно подошел к мыслителю. Прильнул к его руке головой и прикрыл глаза. Полный мучений взгляд скользнул по мохнатой спине, бока волка мерно вздымались, жизни в этом когда-то могучем, готовом гнать и гнать добычу по лесу, сердце оставалась лишь кроха.

— Я бы с великим удовольствием отдал тебе свое бессмертие. Это воистину проклятие, мой друг. Ты голоден, вот он я, почему не ешь. Кусай! Кусай же! – старец потрепал хищника по шее, — но нет, ты прислонился ко мне как к старому дубу. Неужели пролетевшая перед глазами тьма веков настолько запечатлелась в них, что это видят даже звери, птицы. Да, ты чувствуешь, что я из старых, но я же человек! Съешь меня, ну же! Когда-то я мечтал погибнуть в пылу жаркой схватки, не доживая до старости. Хотел быть сраженным на поединке, пускай нож в спину от заклятого врага, но нет, даже сама смерть, что приходит по скончанию века не посещает меня. Живу от начала мира, сколько прошло… прошла вечность, а я жив. В старом, слабом теле, но жив. Что смотришь, неужели понимаешь? – волк осторожно толкнул его в бок, — Да, прожил и ты не мало. Царь волков. Но видели ли твои глаза, как рушатся целые империи, как погибают народы, сменяется вера… Какой сейчас век? Неужели пришло время выйти к людям, направить их на путь Истины. Жизни без воин, предательств? Ты пришел за мной, чтобы указать дорогу? Или, чтобы сменить на извечном посту у этого болота? Что же… раз требует время… бремя… мое бремя, что я волею случая взялся нести. Нас было семеро, семь воинов, когда-то ищущих приключений, славы. Мы сражали дивных зверей, повергали целые войска, но что стало потом. Опьяненные властью и славой, многие решили, что выжить должны сильнейшие из героев. Война затянулась на века. Да я ушел. Но я никогда не стремился к воинской славе, к власти. Мне всего-навсего было интересно. Да и меч… все же, он слабее магии. Но воин владеющий мечом не такой заложник себя, как колдун, чародей или даже маг.

Старец бережно отодвинул волчью морду, подтянул к себе лежащий рядом посох и медленно встал, всем телом опираясь на палку. Он оглянулся по сторонам, в лесу тихо, мирно. Неужели он должен бросить все это и вновь выйти в мир насилия, но уже не молодым и горячим воином, сильным, ловким, а пожилым калекой, с поехавшей крышей и дряхлым телом.

Ивор

Рассказ

Лес был широк. Через три дня странник вышел к кромке леса, где тот пересекался с быстрой речкой. День был солнечным, впрочем, после многолетнего затворничества свет показался нестерпимым, лес плотно укрывал от прямого света. Лишь луна находила щелку у его любимого места, где рядом с землянкой раскинулся со временем заросший пруд. Далеко за рекой виднелась утоптанная дорога, уводящая за горы, и тянущаяся когда-то до самого центра мира.

— Надо же. Еще не стерлась дороженька. Пользуются значит.

Да, он часто говорил с собой. Потому что скитаться по миру приходилось в мирском одиночестве, размышляя о судьбах людей, значимости поколений и прочей мелочи, меняющейся, как ему казалось ежедневно. В раздумьях время пролетало незаметно, казалось, что день только начался, а уже заканчивалась неделя и так всегда, все быстрее и быстрее. Он не мог жить среди людей, казалось, что все происходит неестественно долго, слишком тянется. Люди все предсказуемые, да и злые.

Вновь погрузившись в размышления он и не заметил как перешел реку, вброд. Вдалеке, на дороге показалась груженая телега. Всадник с гиканьем погонял коней. Явно опаздывал или удирал от погони, иначе не было бы смысла забивать и без того измученных животных. Старец пристально всмотрелся, левый крайний вот-вот издохнет, остальным, впрочем, тоже не долго осталось.

— Чего стоишь, — крикнул возница проезжая мимо странника, — али не слышал, что войско вражье уже приближается. Я вот еле деру дал и то боюсь, до крепости не дотяну. А ты ведать уже и смерти не боишься, одной ногой в могиле. Ну бывай, — прокричал беглец уже удаляясь.

Раньше старших… вернее старых чтили. Место уступали, а сейчас одни невежи пошли, — подумал старец. Ноздри медленно раздвинулись, подергались из стороны в сторону. Он ощутил приближение огромного конного войска, на легких лошадях во весь опор неслись лихие степные захватчики. Вся земля говорила, что едут грабить и жечь. Степные племена никогда не оседали на захваченных землях не пользовались завоеванными деревнями, весями. А лишь грабили и жгли, издеваясь над захваченными в плен жителями. Перед глазами странника сразу проплыли картина их зверства, пыток. В ушах загудели душераздирающие крики вперемешку с конским и людским ржанием. Он на миг задумался и пошел дальше по дороге, время от времени замедляя шаг, дабы посмотреть на солнце или обратить взор на великолепные просторы, что растелились со всех сторон. Кроме того леса пыли, что все нарастал за спиной.

Конский топот приближался. Старец опустил голову и покорно остановился на гикающий клич одного из нагоняющих степняков.

— Ты кто есть, несчастный?

— Отшельник.

— У тебя не имени?

— Нет.

— Без имени – значит раб.

— Раб – ты.

— Что ты сказал?!

Разъяренный степняк замахнулся плетью, но она отскочила от кожаного плаща, как стрела от камня. Тогда он разозлился, потянул саблю.

— Подумай, — предостерег старец.

Накидка плотно закрывала глаза, набрасывая на них непроглядную тень. Но теперь через тень все ярче и ярче проглядывали голубые глаза. Уже горящие нестерпимым синим огнем. Руки задрожали, рот искривился в усмешке. «Есть еще силы». Из дрожащих рук выметнулись молнии, повергшие двух всадников, что уже приближались с закинутыми над головой саблями. Оружие третьего со звяканьем упало на сухую утоптанную землю. Сноп искр ослепил его и поджег сухую, тряпичную одежду. Руки бессильно опустились, глаза в тот же миг погасли. Со страшным вздохом, наполненным смертной усталостью вышел горячий пар, отдающий синеватым оттенком. Старец медленно подошел к напуганному коню, погладил и так же медленно взобрался в седло. Конь не противился, резвый, жилистый он тут же пустился в скач, уже забыв о недавнем испуге, его сердце поглощала степь, дорога.

— Да, жизнь в движении. Вот как у тебя. Есть страстное желание – простор, скач. И ты несешься к нему стремглав, пытаешься вырваться на волю. Когда доедем до крепости, я тебя отпущу, — конь словно поняв всадника поднаддал.

Леса, реки, степи все проносилось мимо размазанным полотном. Но все таким же красивым, радующим взор. Цепкие глаза старца разглядывали птиц, что дивными фигурами расстилались по просторному, свободному небу. На обочину дороги выскочил крупный заяц, шевеля мохнатыми ушами пригнулся, и прицелившись забрался на пенек, нервно грызя свои коготки он со страхом поглядывал на проносящегося мимо отшельника.

Подъезжая к крутому косогору, старец придержал коня – с такого разгона на середине подъема запарится, здесь нужно медленным, размеренным шагом. Мыслитель хоть и затворник, но плечи все еще широки, от него веет былым могуществом. Да и одежда – кожаный плащ, сапоги на двойной подошве, штаны и рубаха с металлическими застежками. «Отшельники в таком не ходят» — подумал он. Но мало ли что изменилось. Инквизиция никогда не исчезнет в корне, осталось только узнать какая сейчас вера в почете.

— Помнится в походе, на Змея Черного, в Рода верили, а в землях греков в Зевса. Сколько столетий прошло – ума не приложу. Наверное, не один новый бог пришел, сменялись культуры, а здесь все так же хорошо. Лепота, — протянул старец, всматриваясь остановившимся взглядом в бескрайний мир, что открывался ему с пригорка. Лес, степи, реки и озера, все это – его жизнь.

В лицо подул сиплый северный ветер, трепыхающийся капюшон так и норовило снести, но он держался, словно изнутри прижат незримым кольцом. Старец оглянулся, укрывая испещренное морщинами лицо от ветра, пыльная туча была уже совсем близко. Топот коней, даже передние всадники уже были едва, но различимы. Мыслитель тяжело вздохнул, тронул коня, до крепости оставалось совсем немного. Но он чувствовал, что не успевает. Дорога петляла по наклонной, вся избитая, недружелюбно заворачивающая в сторону перед каждым поворотом: телега на большой скорости разбилась бы вдребезги. Справа от небольшого перелеска, что тянулся вдоль дороги, высился величавый камень, у подножия которого лежали огромных размеров щит и меч. Старое колесо от телеги странно дополняло эту мрачную, но в тот же миг манящую картину.

— Покойся с миром брат. Ты удостоен быть в Вирии у подножия трона творца.

Дальше, за вереницей поворотов перед глазами предстала крепость. Мрачная и холодная среди этих просторов жизни. Всем своим видом она внушала страх и покорность. Величавые башни, огромные каменные глыбы, устанавливая которые погибли тысячи рабов. Старец не без тоски вспоминал, как она строилась: свист бичей, стоны, плачь. Местный князек не жалел ничего и никого лишь бы в кротчайшие сроки построить свое пристанище. Он вспоминал, те десять лет, что отдал этому князю пытаясь вразумить его и не допустить, чтобы его дети стали тиранами как их отец. Сейчас там правит мудрый и справедливый правитель, потомок и внук тирании, но сын жалкого и никудышного, князька.

Шум за спиной перерос в рев и гул. Гиканье и разъяренные крики стали отчетливо слышны. Степняки всегда нападали сворой, но сейчас, на удивление мудреца впереди несся отряд из пятнадцати легких конников. На мгновение глаза старца полыхнули, но тут же потухли. Медленно, словно догорающий фитилек, пытающийся в последний раз ухватиться за согревающую искорку.

— Проклятье! Магия иссякла. Интересно – это мир покинула сила или миром правит столь могущественный маг, что способен управлять потоками силы и, наверняка, как голодный хомяк загребать всю ее к себе в башню… про запас.

Старец дернул поводья, повернув коня к крепости, и погнал несчадным галопом. В плечо что-то ударило, затем рвануло вниз, но мудрец удержался. После третьего удара плечо пронзило острой болью, стрела все-таки нашла брешь в старой кожаной накидке. Зло озираясь мудрец ловкой извернулся в седле, пропуская мимо летящие стрелы, пригнулся к гриве и свесив руку в воздухе начал чертить странные знаки.

— Земля еще жива. Но кто-то сильно потрепал ее, и сил в ней осталось…

Он вскинул руку кверху, из земли вырвался желтоватый дым и свернулся в комок, в дряхлой старческой руке. После отшельник развернулся в седле и словно собираясь усеять этим крашеным воздухом дорогу, вскинул руку в направлении преследователей. На миг наступила тишина, сменившаяся жутким ревом. Землю словно разбудили во время дивного сна, от чего она пришла в ярость. Дорога рушилась на глазах, с сухим треском поднималась опаленная солнцем земля, плиты вставали на дыбы, рушились, придавливая всадников, открывали ямы и закрывали уже полные ловушки. Старец опустил наполненный печалью взор: опять смерть, опять боль, опять погоня и снова смерть.

Крепостные ворота были все еще открыты, в них въезжали груженые телеги, подводы с продуктами. Здесь не редко нападали степные народы, что при захвате могут месяцами сидеть за стенами города, единственное время, когда они живут на месте. А потом, когда у жертв закончится провизия, они начнут разводить костры с подветренных сторон, так умело готовя, что найдется смельчак, который откроет им ворота.

— Эй! Старик! Куда прешь, только еду на тебя переводить. И так издох почти, так все лезешь, за жизнь цепляешься, — послышалось с крепостной стены.

— И что же… прогонишь нуждающегося в защите. Беспомощного…

— Все, не зуди! Проходи… ну, проходи же.

Старец надвинул капюшон плотнее и легонько тронул коня в направлении распахнутых ворот. Въехав внутрь крепости, он придержал жеребца, давая ему и себе привыкнуть к шуму, что наполнял до отказа заполненные улицы. Со всех сторон доносились нервные крики, скрип телег, шум металлических сапог стражников, что неслись к стенам, выстраивались в ряды, с лязгом усаживались у бойниц. В другом конце города виднелась дряхлая мельница, странник прекрасно знал, кто живет в ней и кем он был раньше. Прислушавшись, он пустил коня в объезд, минуя рассвирепевших возниц и торговцев, что обменивались бранными криками.

Старая уже ветхая мельница, была огорожена столь же избитым забором, деревянным больше похожим на редкий лесок из досок. В маленьком оконце виднелся тусклый свет, в углу можно было различить невысокого человека, с опущенной головой. Старец слез с коня и медленными шагами направился через двор к крошечной, ветхой дверце. Калитка протестующе взвизгнула от толчка. С верхнего этажа послышался шум, затем шаги. По лестнице спускался не молодого возраста человек, сухого телосложения с острым носом и орлиными глазами. Волосы с проседью ниспадали до плеч, на лбу была испещренная морщинами залысина.

— Ивор! Друг мой! – человек с распростертыми объятьями подбежал к старцу.

— Здравствуй Ариф сын Гота.

— Неужто ты решил вернуться. О Боги, как же ты постарел, а глаза… ты бы их видел, в них столько тоски, горя… — Ариф обошел гостя со всех сторон, после остановился и пристально всматривался в измученное, старческое лицо, — ты нужен людям, как никогда!

— А как же ты? Ариф Несокрушимый, повергший богиню смерти Диаспру. Тот, чье копье когда-то пробило грудь непобедимому Петуну. Где сейчас тот шальной взгляд, шутливые речи. В твоем голосе слышится горечь, и невероятно, но улавливается слабость. Почему ты отступился, почему не продолжил свои деяния. Твои руки… кажется они были длиннее, да и ты покрепче…

— Если бы мы не отступились, были ли люди такими как сейчас? Они живут, строят, развиваются, воюют… а тогда были мы, повергали чудищ, заевшихся богов, оберегали людей и чего бы они добились. Так бы и сопели в тряпочку. Ты тоже ушел, единственный маг из семи.

— На то были причины, Ариф. Вы так стремились к славе, власти…

— А ты не стремился?

— Но я никогда бы не поднял руку на брата!

— Это жизнь, мой друг. Они боролись за более уловливый пруд.

— Это мерзко, мне осточертело… — Ивор оборвал речь, прищурив глаза.

— О Боги, ты ранен. Сейчас, сейчас.

Ариф по-юношески быстро взобрался наверх. Там что-то упало, громыхнув так, что стены задрожали, а свеча, что мерно освещала угол комнаты, потухла.

Унылое утро встретило пробудившихся ото сна, мертвецкой тишиной. Странной и томящей. Эта крепость всегда жила полной жизнью. И днем и ночью, на протяжении столетий шум и гомон не смолкали на улицах. Но сейчас было тихо, лишь ветер завывал, проникая в щели домов. Люди готовились к томительной осаде.

— Как твое плечо, мой друг?

— Зажило, как на собаке.

— Слышишь? Тишина…

— Да, скоро начнется.

— Они не пойдут на штурм.

— Для начала забросают эту крепость, зажженными стрелами, а там, кто знает, кто знает…

В дверь раздался нервный стук. Улицы с невероятной скоростью оживали. Люди покидали свои дома, заготавливали воду для тушения пожаров. Через мгновение раздался гул, свист и сотни горящих стрел дождем посыпались на крыши домов. Мельница загорелась первой, Ивор с Арифом вовремя выскочили, крыша обвалилась с ужасным, смертоносным грохотом. Ариф схватился за голову, стал панически порываться в горящее здание.

— Ты чего?

— Там… там… в подвале мое оружие… да не только мое… там… целый склад…

— Ты же ушел…

— Молчи, это на всякий случай.

— Будем считать, что случай настал.

Ивор огляделся по сторонам, не гоже каждому встречному показывать свое могущество. Руки задрожали, губы зашевелились. Упавшие балки медленно очищали пространство, где находился люк, огонь обходил это место стороной, освобождая проход.

В подвале не смотря на пожар вверху, было холодно. Огромных размеров зал весь увешанный оружием сужался и переходил в тайную комнатку Арифа. Внутри комнатки стоял огромных размеров стол, на нем странный извивающийся меч, щит и копье, очень широкое с наконечником в виде небольшого ножа. Глаза Арифа засветились счастьем, он любовно взял копье, протер его и посмотрев на откровенно лыбящегося Ивора указал на угол комнаты. Ивор не поверил своим глазам, там стоял его посох и двуручный меч из темного никому неизвестного металла, лезвие украшали непонятные символы, а рукоять была обмотана специальной черной материей, что не стиралась и позволяла как можно плотнее держать меч.

— Не верю своим глазам!

— Когда ты ушел, я решил, что это пригодится. Хоть провидец ты, но я позволил себе заглянуть в чашу времени… правда, там ты еще молод.

— Время, мой друг… нас уже не должно быть на этом свете. Спасибо, что сохранил. Я возьму только посох.

— Почему?

— А зачем мне меч?

— Возьми его, пускай будет…

— Ты что-то знаешь о том кто крадет магию?

— О чем ты?

— Кто-то поглощает все силы, магический дождь такими темпами быстро иссякнет и этот кто-то будет единственным магом во всем мире, а это, полная власть над всем и всеми.

— Но как ты? – Ариф указал на мельницу.

— Есть еще лазейки, да и они скоро будут перекрыты. Мы должны во что бы то ни стало найти его, — закончил Ивор, одевая перевязь с мечом.

Расправив плечи он подтянул ремни, рукой пощупал рукоять, вынимается удобно. Плавным, нежным движением он вынул меч, огромный, двуручный, он держал его в одной руке, покойно размахивая вокруг. Собравшись они отправились к подземному ходу, что когда-то вырыл предусмотрительный Ариф.

— Ивор, постой.

— Чего?

— Может, тряханешь на прощанье землю, а?

— Нет.

— Ну прошу тебя. Крепость жалко.

— Хорошо, как выйдем, тряхану.

Потайной ход выводил прямиком за границы владений князя. Ариф вырыл умелый тоннель, проходящий прямо под широкой рекой, что с севера вливалась в старинное болото, а с юга уходила в непроходимые леса, через которые не то что конница, даже опытный охотник не проберется. Впереди виднелись небольшие перелески, недалеко от спуска горевала одичалая деревушка.

— Даже кобылу у них не достать. Староста этой деревни отказался от помощи соседского князя, а правителю этих земель до лешего на окраину, — вздохнул Ариф, мысленно успокаивая себя, что в сутках пути есть деревушка побогаче.

— Ничего, мы ножками, ножками.

— Но-ожками, — протянул недовольный Ариф, — тебе, сколько лет, дядя?

— Веков двадцать всего.

— А… ну так ты ж молодой! Еще и колдун.

— Маг.

— А в чем разница?

— Я не колдую.

— А что тогда делаешь, когда шепчешь на ломаном языке ругательства или размахиваешь в воздухе как припадочный?

— Заклинаю.

— Ну да… большая разница.

— Иди в задницу.

— А не грубовато для мага?

— А я всегда был магом? – передразнив своего друга, язвительно ответил Ивор.

— Помню, помню…

— Что ты помнишь?

— Помню дикаря, на которого мы случайно наткнулись в горах.

— Ну вот, раз помнишь, молчи в тряпочку.

Они двинулись в сторону древних развалин, что были чуть южнее, западных лесов. День только начинался, на дорогах лежала прибитая росой пыль, в воздухе свежесть медленно сменялась на привычную дневную сухость. Шли они размеренным шагом, экономя силы на случай случайных стычек, чем западнее, тем больше на дороге попадается бандитов или же просто жаждущих легкой наживы грабителей.

— Ты любого вора в этом плаще напугаешь, — заметил Ариф.

— С чего вдруг.

— В нем ты похож на карателя. Помню в пеках ворам руку отрубали, а иногда и две… вот, еще и меч такой здоровый за спиной.

— Да брось. Я же на вид весь такой пушистый…

— Сухой и морщинистый.

— Свалим все на климат.

— Ясен пень, что не на возраст, ты ж у нас «молодой».

— Молодость в зад не клюет, ты себя вспомни.

— А я что, всегда красавцем был.

— У тебя даже харя в дверь не лезла, а лицо цвета помидора… мм… да, «красавец».

— Зато харизма…

— Да кому она сдалась.

— Тебе не надо вот и объяснял все на кулаках… пока за книги не взялся. А после книг совсем изнежился, стал молниями, да землетрясениями изъясняться. Ты, кстати, забыл землицу-то у крепости, тогоськ…

— Не забыл.

— Почему я не слышал.

— Потому, что глухой.

По дороге, на удачу, им попалось довольно богатое селение. В котором, как заметил Ариф: пару кобылок, да найдется. Частокол окружал ее не со всех сторон, склон, что перерастал в кривую землистую грыжу отрезал деревню от лесных массивов, а широченная харчевня, служила щитом, на случай вторжения из леса. Ворот тоже не было, вместо них балочная рамка, с оборонительными штырями, и специальным объездом для подвод.

У ратуши сильно сгорбившись, сидел дряхлый старичок, губы собраны в жемок, вместо глаз, две изюминки. Он с огромным усилием поднял дрожащую руку и вокруг названных гостей тут же собрались вооруженные крестьяне.

— Кто такие, — размалывая воздух, словно жернова зерно, рыкнул мужик с самым крепким топором в руках.

— Странники.

— Какими вестями порадуете?

— Нам бы поесть, поспать, — игнорируя вопрос ответил Ивор.

— Верно, под бражку и вести пойдут. Но мы вас не примем. Время нынче неспокойное, все колдуны да бандиты ходят.

— Нам бы хоть коняшек, или еды на дорогу, — заискивающе запротестовал Ариф.

— Это можно… – улыбнулся мужик, — а ну-ка хлопцы, вяжите их.

Ариф с Ивором переглянулись, Ивор нехотя потянул меч, Ариф нацелил копье на вожака, как он понял опытного лесоруба. Сухого, свитого из тугих жил, на вид, напоминающего ветхий дуб.

— По хорошему просим, — просипел Ивор.

— Мы за коняшек даже заплатим, — добавил Ариф.

— Не нужны нам ваши деньги, а ну сдавайтесь, авось наградит нас царь, за услугу.

— Услугу?

— Ну как же, с такой мордой и не преступник, так я и поверил, — прокричал мужик. Ариф улыбнулся и покосился на Ивора.

Не успела ухмылка покинуть физиономию вожака, как разбивая зубы в глотку вонзилось копье. Ариф, молниеносно развернулся, и неуклюже ловя равновесие швырнул с размаху щит, сбивший нескольких селян. Ивор огляделся, на него прет всего шестеро крепких парней, в полном расцвете сил, в руках у большинства плотницкие топоры, один зачем-то взял рубанок, по всей видимости, первое, что попало под руку, но с такими мышцами и рубанок – смертоносное оружие. Маг занес меч над головой, лезвие свернув лучами уже разогревшегося солнца метнулось вперед, в тот же миг, рубанок который летел было в голову Ивора, поменял направление своего полета и сшиб одного из плотников. Оставшихся раскидали за считанные секунды.

— Не гоже нам, с мирными драться, — заметил Ариф.

— Так мы и не деремся.

— А что тогда?

— Воспитываем.

— Это как?

— То, что они колдунов, да воров ловят, это конечно же хорошо. Но невнимательность, это надобно искоренять.

Ариф с ужасом посмотрел на гневно горящие глаза своего старинного друга. Черты лица, которого в корне изменились: морщин почти не видно, печально поджатые губы сменились на презрительную ухмылку, а вечно отстраненный взгляд стал острым как у ястреба. Сам же подбежал к кадке с водой, в одном из бочонков разглядел отражение, удивился.

— Ты это видишь, или мне кажется? – Ариф непонимающе смотрел на Ивора.

— Затворничество – сон, а сон старит. Мы просыпаемся брат. Я чувствую прилив былой силы.

— Чувствует он.

Еще раз, оглядев друг друга, они направились к харчевне. Единственное, действительно ухоженное строение во всей деревне. Распахнув двери, в ноздри ударил запах похлебки и сыра, тонкий аромат зажаренного мяса сбивал с ног. Жадно озираясь, Ариф принялся набивать мешки провизией. Ивор тем временем откапал бочонок с вином, который тут же был вскрыт рукоятью меча.

— Думаешь стоит?

— Хочу увидеть прежнего гуляку Арифа.

— Ты бы это… поосторожнее с желаниями то. Нам все-таки спешить нужно.

— Чтобы вернуть на землю магию нужны силы. А их больше всего в зрелой молодости.

Ариф, ничего не поняв, опустошил первую кружку, затем еще и еще, пока бочонок не опустел. Он с изумлением смотрел на ошарашенное лицо его, уже молодого друга.

— Да. Теперь я готов к чему угодно.

— Тогда в путь.

Двор опустел, в округе не было слышно ни птиц, ни шума листвы. Ивор насторожился, перевел взгляд на старосту, единственного оставшегося на улице. Старик сидел с опущенным лицом, что-то нашептывая себе под нос, руки медленно опускались к коленям, изо рта шел непонятный пар.

— Берегись! – еле успел выкрикнуть Ивор, как в Арифа полетела огромных размеров молния, тот увернулся.

В небе послышался зловещий хохот, старик вскочил побежал на Арифа, швыряя в того черные молнии. Гуляка отпрыгнул от очереди смертоносных снарядов, подхватил с земли щит ища глазами свое заколдованное копье. Ивор достал из кармана серебряную монету, со странным изображением на ней, потер в ладонях и легонько кинул в сторону старосты. В воздухе образовалась странная воронка, в которую угодил местный чародей, пролетев через ватный мешок выпал таким каким был прежде – дряхлым старостой, захудалой деревни.

— Это ты как его?

— Ловушка.

— И что теперь?

— Теперь у меня есть в запасе немного магии, — кладя в карман поднятую монету, сказал Ивор.

Ариф, довольно присвистнув, побежал к конюшне, поскорее запрячь коней, пока еще какой-нибудь фокусник не объявился.

— Странное дело, — уже в седле заметил Ариф, — вроде пожили не мало, а скачем как жеребцы… туда – сюда, туда – сюда.

— Доля у нас такая.

Трое суток они двигались на юг, где на песчаном плато простиралась ввысь башня верховного мага. Когда-то он руководил советом, что правил этими землями, но кто и что там сейчас можно было узнать, лишь добравшись до места.

Вдалеке появилось основание башни, что стояла на высокой горе, единственной в этой пустыне. На красном камне были выщерблены знаки, а наверх вела узенькая лестница.

— Мы же целую вечность будем подниматься… и это только до двери.

— А, ты по лестнице собрался. Ну ступай, ступай.

Ариф непонимающе покосился на Ивора. Затем снова перевел взгляд на гору.

У подножия горы тускло поблескивая был нарисован круг, зеленый, со странными письменами. Ивор зашел в него, поманив рукой своего озадаченного друга, Ариф осторожно переступив края напряженно встал рядом. Круг полыхнул огнем, столбы дыма с бешеной скоростью уносились ввысь, через мгновение друзья стояли у двери в башню.

— Стой, — выкрикнул Ивор, отдернув от двери, руку Арифа.

— Что не так?

— Здесь ловушка, на случай вторжения.

— Так убери ее.

Лицо мага стало напряженным, скулы вздулись, а глаза налились странным, согревающим светом.

— Ты чего?

— Колдую. Не мешай.

— А…

Ариф, не дождавшись пока Ивор закончит с заклинанием, открыл пинком дверь и быстро взбежал по лестнице на второй этаж. Там было довольно просторно, лишь в углу стояла притихшая в пустоте и одиночестве бочка. Гуляка размеренным шагом подошел к ней, всмотрелся. В отражении был дряхлый старик, с густой, седой бородой. Ариф испугался, потрогал свой относительно гладкий подбородок. Человек в отражении дернулся, лицо на мгновение стало расплывчатым, после в отражении Ариф смотрел на себя.

Наверху раздался шум, треск, запахло жареным мясом. Ариф тут же метнулся по лестнице, ему казалось, что она ведет в никуда. Наверху снова что-то затрещало, раздался хруст.

— Прекрати, — послышался старческий, слабый голос.

— Сядь! – на удивление Арифа, этот голос был до боли знаком.

Через несколько десятков минут он, с грацией бегемота, вломился в комнату, что была под самой крышей, чуть не упав, еле успел опереться на копье. В комнате тихо, за столом мерно беседуя, сидели двое. Один одет в шелковый, тряпичный халат, другой же в кожаный плащ.

— Ивор, опять ты меня опередил!

— Прости, не успел сказать, что там был потайной знак.

— Круги, знаки… да вы сбрендили.

— Нет, просто тяжело в моем возрасте по лестнице мотаться, — прохрипел, по-домашнему облокачиваясь на кресло, хозяин башни.

— Ну что, по-хорошему поговорим, али как? – налегая на стол, спросил Ивор.

— Что ты хочешь, невежа?

— Магия.

— Его имя тебе ничего не даст.

— Это уже мне решать.

— У него нет имени.

Глаза мага загорелись зеленым огнем, вокруг него появилось облако пыли. Через мгновение Ивора и Арифа отбросило к стене и прижало, а обрекающий смех уже раздавался отовсюду.

— Жалкие глупцы, — послышалось в воздухе, — вы хоть понимаете, с кем связались?

Ивор крепко сжал кулаки, по всей комнате прошелся колющий холодок, после чего стена, к которой были прижаты друзья, разрушилась на мелкие куски, опустив их на пол. Окно разбилось от пронизывающего до мозга костей ветра, когда Ивор метнул в колдуна прямой сгусток энергии. Луч света лишь обжог злодея, оставив огромным выжженный след на халате.

— И это все, что ты можешь. Слабак! Я живу втрое меньше чем ты, но я и в трое сильнее. Умри глупец.

Колдун собрал руки крестом, собирая всю свою мощь для контрольного удара. Ивор крепко сжав в кулаке монету, приготовился к последнему рыку. За окном день сменился на ночь, черные тучи нещадно закрыли только что палящее солнце, легкий летний ветер превратился в шторм.

Внезапно все стихло. Зловещий смех, что эхом разносился по комнате, испарился, а колдун, вскинув руки в стороны, не понимающим взором осматривал Арифа. Из груди торчало копье.

Он настолько был занят дуэлью с магом, что совсем забыл про его друга.

Небо очистилось от смертельной завесы, вокруг солнца начали образовываться разноцветные лучи.

— Вот и магия возвращается в мир людей.

— Тебе стоит забрать ее.

— На кой она мне?

— Так будет лучше, поверь.