« Сорокалетний житель города Перт (Австралия) во время купания в океане подвергся нападению двухметровой голубой акулы, более известной среди местных жителей под названием «акула-убийца» (два метра – это ещё детёныш. Взрослые особи легко зашкаливают за три). В результате мужчина получил серьёзные ранения, но вышел победителем из, казалось бы, безнадёжной схватки с этим подрастающим океанским чудовищем. Более того, истекая кровью, он смог завести свою машину и проехать более двадцати километров до ближайшей больницы, где ему была оказана экстренная медицинская помощь. Причём в больницу он приехал не один, а с той самой акулой, которой в пылу схватки нанёс серьёзные ранения. В настоящее время здоровье мужчины не вызывает опасений, чего не скажешь об акуле, которая уже трети сутки находится под постоянным наблюдением врачей-реаниматологов и срочно доставленных из Канберры ветеринаров, специализирующихся по морским и океанским обитателям, Австралийская общественность пребывает в недоумении: так кто же с кем сражался, каковы шансы у акулы на благоприятный исход и вообще зачем он её спасал?»
— А действительно зачем? – задумчиво спросила Нюся то ли Верёвкина, то ли саму себя. – А, Верёвкин? Ты как думаешь – зачем?
— Что? — он то ли не понял, то ли не расслышал её вопроса.
— Ты о чём спрашиваешь?
— Об акуле, — сказала она и показала на статью в газете. – Жалко.
— Себя пожалей, — хмыкнул он. – Хотя конечно. Она же не человек. Она с зубами. Ладно, мне пора. Пойду я.
— Да, конечно, — согласилась Нюся. – Иди.
— Что значит «конечно»? – повысил он голос, моментально заводясь. — Ты опять? Да, я ухожу! Всё! Надоело! Мне, слава Богу, уже сорок три и мне есть куда уйти! Вот только ты-то с чем останешься? И с кем?
— Чаю хочешь? – спросила она и, не раскрывая рта, зевнула.
— Вот! – поднял он вверх указательный палец. Это было один из его любимых жестов: так вот назидательно воткнуть палец вверх. Этот жест нёс в себе великое множество значений, от многозначительного сомнения до решительного утверждения. Сейчас он однозначно означал последнее.
— С тобой же нормально поговорить нельзя! Ты же сразу уходишь от серьёзного разговора!
— Значит, не хочешь, — поняла она. – Зря. Я только сегодня пачку купила. «Брук бонд». Говорят, бодрит.
— А чего чаю-то? – зло загорелся Верёвкин, с вызовом блеснув глазами. – А давай шампанского, а? Простимся весело, как интеллигентные люди! У нас же оставалось шампанское, ещё с Нового Года! Я его тогда пробкой нарочно заткнул, чтобы газ не выветрился!
— Твоя пробка вылетела, а в бутылку тараканы залезли. И я вылила. В раковину.
-Да? – то ли растерялся, то ли расстроился он, то ли просто нарочно сделал такой расстроенный вид. – Жаль. Значит, залезли и назюзюкались перед смертью. Досыта… — и вдруг хихикнул несерьёзно. – Можно позавидовать: счастливые люди эти тараканы! Подохнуть от шампузы – это так изысканно! Прямо как в дешёвых романах!
— И шерстяные носки возьми, — напомнила она. – А то передавали: завтра уже похолодает. С северо-запада движется антициклон.
— Да,- согласился он. – Каждый день этот циклон движется, движется… Куда движется? Зачем? Кто его просит? Да, носки надо взять. Ты же знаешь, у меня постоянно мёрзнут ноги. Ты их заштопала?
— Заштопала.
Она ушла в большую комнату и вернулась с носками.
— И к сапожнику зайди. Он теперь уже должен был починить. Да и второй ботинок надо было сразу отдать. Пусть бы ещё шов поставил на подмётку. На этих ботинках самое слабое место – подмётки.
— Китай. Ширпотреб, — согласился он. — Может, лучше новые купить?
— Купи. В новых на работу будешь ходить, а в этих – так, мало ли выйти куда. И вообще побольше гуляй. Помни о своём гемоглобине.
— Мама, отправьте меня в жёлтый дом, — сказал он. – При чём тут мой гемоглобин? Я ухожу, поняла? На-сов-сем! Я если останусь, то завтра с ума сойду!
— Нет, с ума сходить не надо, — отрицательно качнула головой она.
— Рано ещё с ума. Ещё успеется. Надо хотя бы пенсию заработать, — и уставилась в окно. А вот это была уже её любимая привычка: ни с того, ни с сего уставится туда, в окно и смотрит, смотрит, смотрит. На что смотрит? Чего разглядывает? Там же нет ничего, кроме старой помойки, новых качелей и драных котов, орущих так, как будто у них круглый год месяц май! Нет, ну совершенно невозможная женщина! Мамонт! Выдержка как у спецназовца!
-Да скоро осень, — сказала она, не отрываясь от окна. – А в Австралии осень бывает?
-А тебе не всё равно? – он попытался придать голосу грубый тон, но это ему не удалось. Он был человеком капризным, по-женски взбалмошным, порой совершенно непредсказуемым, но грубым — никогда. Воспитание!
— Наверно, бывает, — сказала она. – Осень везде бывает. Даже в Антарктиде. По телевизору говорили. Когда картошку поедем копать?
— Да, живут же некоторые… С акулами дерутся, в океане купаются… Кенгуру, крокодилы. Бумеранги на лету, и обязательно возвращаются. Обязательно. Дикость какая… Всё не как у людей…. Ты что-то спросила?
— Да. Про картошку.
— Массовая копка пятого, — ответил он и, словно опомнившись, вкинул на неё глаза и чуть не застонал.
— Какая картошка! Ты сама как картошка! Нет, это просто невыносимо!
— Интересное сравнение, — согласилась она.
— Какое ещё сравнение?
— С картошкой.
— Интересней не бывает! – на этот раз его просто прорвало. – Нельзя же быть такой… совершенно бесчувственной! При чём тут картошка? Я ухожу! Или ты этого так и не можешь понять? Или не хочешь? Или ты вообще ничего не слышишь?
— Я понимаю, — кивнула она. – Уходишь. Чего тут непонятного? Но картошка-то в чём виновата? Сажали, пололи, окучивали, жука собирали — и что, теперь бросать? Жалко.
-Да, выкопать надо, — так же моментально как завёлся, остыл он. – Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, — и попытался улыбнуться. Улыбка получилась жалкой, лакейской, привычной. Он понял это и снова напрягся.
— Кстати, от картошки быстро вес прибавляется, — напомнила она. – А ты худеть хотел.
— Питание – интимное дело, — решительно возразил он. – А все эти диеты дурацкие – настоящее варварство! Грубое вмешательство в пищеварительный процесс! Я, пожалуй, ещё чашку возьму. Да, вот эту, для чая. Я к ней привык.
— И, если хочешь, ещё чайник заварочный, — добавила она. – Чего он без дела будет стоять? Я же чая мало пью.
— А я много, да! – опять повысил он голос. – И ты прекрасно знаешь, что пью из пакетиков. И что никогда в чайнике не завариваю! Это ты нарочно сейчас про чайник сказала, да? Чтобы меня позлить?
— Это совершенно необязательно, — пожала плечами она. – Я просто подумала, что он может тебе пригодиться.
— Всё! – сказал он и, хлопнув руками по коленям, решительно поднялся со стула. – Пошёл. Как говорится, жизнь моя – железная дорога, вечное движение вперёд! Счастливо оставаться.
— Про сапожника не забудь, — напомнила она. – А то он с двадцать пятого в отпуске.
— Ему платить?
-Нет, я уже. Только забрать.
— Жулик он, этот твой сапожник. Деньги берёт, а через неделю подмётки опять отваливаются. Наглец каких поискать.
— Но других-то всё равно нету… — пожала она плечами.
— Вот так и живём. Жулья полно, а подмётки худые. Чао!
Верёвкин вышел на лестничную площадку, брезгливо покосился на шприцы валявшиеся на полу и подоконнике между этажами (он не любил наркоманов, считая их никчемными людьми и угрозой обществу), спустился вниз пешком (он не пользовался лифтами, потому что однажды застрял в нём на целый час, и ведь ни одна сволочь, ни одна тварь…), прилежно обошёл по периметру квадратный по форме двор ( а ведь мог бы запросто пересечь его по диагонали, и за этот поступок его никто бы не осудил, потому что всем глубоко и безразлично чихать как ты здесь ходишь-бродишь) и вышел на всегда непозволительно шумный, непозволительно грязный и непозволительно бесцеремонный проспект имени товарища Фабрициуса (кто такой, этот Фабрициус, Верёвкин не знал и знать не хотел. Наверно, какой-нибудь вождь мирового значения.). После чего шумно вздохнул, поднял воротник своего демисезонного пальто и остановился на автобусной остановке, чтобы культурно дождаться автобуса, следующего по маршруту номер пять. Автобус через шесть остановок останавливался прямо напротив общежития, в котором Верёвкин имел угловую комнату номер двадцать восемь-бис на удобном третьем этаже и которую, переехав в прошлом году к Нюсе, предусмотрительно не сдал, словно предчувствуя печальные последствия своей неудачной попытки в очередной раз наладить лично-семейную (или как там она ещё называется) жизнь. Не получилось. Бывает. Не будем отчаиваться. Главное, жив, здоров и не нужно платить никаких алиментов.
— История с акулой-убийцей получила неожиданно широкий резонанс, — сказал теледиктор. Нюся обратила внимание: у диктора были большие и острые зубы, которыми он совершенно не стеснялся улыбаться.
— Австралийская общественность требует создать для лечения пострадавшей все необходимые условия… Инициативной группой открыт специальный расчётный счёт в «Австрэлиен-бэнк», на который желающие могут переводить денежные средства… Журналисты уже окрестили несчастную пострадавшую «малюткой Дэнси» по аналогии с названием залива, в районе которого и произошла эта ужасная трагедия… По словам одного из видных членов парламента, не пожелавшего обнародовать своё имя, ситуация, случившаяся с несчастным животным, будет вынесена на очередное заседание подкомиссии по охране окружающей среды….И вот только что мировые телеграфные агентства передали экстренное сообщение: в результате грубейшей хирургической ошибки «малютка Дэнси» потеряла зрение. У госпиталя в эти минуты проходит бурный митинг, на который, по разным данным, собралось от трёх до пяти тысяч человек. Общественность возмущена и требует привлечь горе-эскулапов к уголовной ответственности за непрофессионализм и халатное исполнение своих служебных обязанностей. Сразу после сообщения о потере зрения целевой счёт движения «Спасти малютку Дэнси» в «Австэлиен Бэнк» вырос в пять раз, и теперь активисты движения планируют на собранные средства построить для несчастной рыбы персональный аква-парк, так как теперь она не сможет спокойно и безопасно жить в открытом океане, потому что в этом случае рискует стать лёгкой добычей океанских хищников, самым страшным, самым коварным и самым безжалостным из которых является, конечно же, сам человек.
Носки забыл взять, подумала Нюся, взглянув на стул. Она поднялась и положила их назад, на среднюю полку. Ещё пригодятся. Не будет же Верёвкин всю осень и всю зиму ходить в одних хлопчатобумажных! Так и до простуды недалеко.
На следующий день Нюся перевела в «Австрэлиен Бэнк» сто долларов. Она хотела перевести больше, но по пути на почту ей попался обувной магазин, и она купила Верёвкину шикарные зимние ботинки из кожи кенгуру.
Воды у побережья штата Южная Австралия известны как излюбленное место охоты больших белых акул. За последние 14 месяцев в Австралии произошло 4 нападения акул на людей. В Австралии серфингист отбился от напавшей на него четырехметровой акулы. 40-летний Джек Херон занимался серфингом у побережья полуострова Эйр в штате Южная Австралия, когда на него напала большая белая акула.Она сбила его с доски. Джек начал бить акулу руками и ногами, по-моему, по жабрам», — рассказывает коллега Херона, Крэг Матерна. Акула через костюм укусила Херона за правую руку и за бедро, а также атаковала его доску, разломав ее надвое, в ответ на ее бестактные действия Херон укусил акулу за жабры и переломал два плавника, а так же пытался сдавить ей сонную артерию, за что и был арестован водной полицией и водворен в Австралийскую тюремную больничку, где вскоре оклемался и был переведен в камеру строго содержания за негуманное отношение к животным. Малютка Денси живет и здравствует в построенном для нее аквапарке и смотрит на мир ротозеев туристов своими глазными зелеными протезами, введенными в конъюнктивальный мешок после энуклеации. Ежемесячно из «фонда пожертвований граждан защитников Ненси», Ненси получает пенсию ввиду невозможности иметь наследников, так как все ее поклонники не соблазняются на участь жития в роскошном аквапарке и предпочитают вольных акул в безбрежном океане.
Нюся так и не подарила Веревкину новые ботинки. Переехавшему к ней на постой менеджеру обувного магазина, ботинки оказались в пору и он решил остаться и обсудить с Нюсей проблемы мирового масштаба. Поскольку тема оказалась глобальной они все еще ведут тихую беседу, прерывающуюся иногда утехами в спальне и работой на производстве. Веревкин по стечению обстоятельств обнаружил в соседней комнате общежития прекрасную новую незнакомку Люсю, которая подарила ему еще не штопанные носки. Жизнь потекла своим руслом.
Сын Херона вырос и стал ученым-ихтианологом.