Относительно молодой человек, тридцати-тридцати пяти лет не старше, высокого роста, спортивного телосложения, вытащил из кармана брюк, стопку купюр и протянул ее в металлопластиковое окошко.
— Танечка, тридцать штук, Российская премьер лига, двадцать девятый тур, матч Спартак — Шинник, вариант А.
Девушка-кассир взяла деньги, пересчитала, после чего смерив постоянного клиента не самым добрым взглядом, сказала:
— Я не хочу их брать.
На лице Николая отразилось недоумение.
— Как не хочешь? Очень даже хочешь. Ты должна, это твоя обязанность. – Он улыбнулся, той самой улыбкой, которая всегда нравилась женщинам и о чем он, конечно, знал, а после добавил: В чем проблема, детка?
— Послушайте, как вас там?.. Николай… Так кажется? Сколько вы проиграли за последний год? 100-200 тысяч? А сколько выиграли? — Девушка улыбнулась и, сжав большой и указательный палец, показала баранку. — Вам когда-нибудь, везло? Что-то не припомню. Но раньше вы были умерены, ставили тысячу, максимум две, рисковали, но помногу, а теперь все тридцать… Что-то изменилось? У вас умер дальний родственник и завещал вам состояние?.. В ближайшем банке у вас появился счет, а стеною этого здания, конечно, припаркован ваш новенький BMW? – Девушка усмехнулась. — Сомневаюсь. Возьмите ваши деньги, и если они вам не к чему, купите что-нибудь жене и детям. Судя по обручальному кольцу на вашем пальце, кому-то не слишком повезло в этой жизни.
Кассир замолчала, и нарочито игнорируя мужчину, вновь погрузилось в свой компьютерный монитор.
Рано или поздно, они все начинают читать мораль, дуры чертовы, подумал Николай, а вслух же сказал:
— Послушайте, девушка, не знаю, кем вы себя возомнили, может Ганди, может Терезой, может кем-то еще.. мне все ровно. Но, так или иначе, вы возьмете эти деньги и выпишите мне чек. В противном случае уже утром следующего дня, вам придется подыскивать себе новую работу, ведь я и шагу не сделаю с места, пока не дождусь вашего шефа и не обрадую его тем, что кассир букмекерской канторы, по морально-этическим соображениям отказывается принимать крупную ставку. Вот так хохма! Представляете его физиономию? А я вот лично хорошо ее представляю…
Повисла пауза. Некоторое время, мужчина и девушка молча, изучали друг друга, наконец, кассир сгребла деньги обратно, вновь внимательно пересчитала, сложила их в тумбочку под столом. Щелкнул замок. Тонкие пальцы быстро-быстро застучали по клавишам клавиатуры. Николай облегчено выдохнул, главное было сделано; буквально через минуту, он уже держал отпечатанный чек в руках.
— Послушайте, — сказала девушка напоследок, когда он уже собирался уходить. — Вы правы, подобные заведения существуют не для чтения морали, да и я нахожусь здесь совсем для другого, но кое-что я знаю, о чем возможно не знаете вы. Вы думаете, почему процент по ставке на Шинник настолько завышен, а на победу Спартака во многих конторах ставки и вовсе не принимаются? Не потому что московский клуб без пяти минут чемпион, и у него двенадцатиматчевая беспроигрышная серия, и даже не потому, что Шинник безнадежный ауцайдер, который если и выигрывал, то было это давно и как говорится не правда. Нет, в этом случае у вас были бы шансы. Загвоздка в другом. Дело в том, что букмекерское сообщество, а его трудно обмануть, сочло, что боссы клубов договорились. Ярославский клуб совершил откат, проще говоря, продал уже ничего не значащий для себя матч. У вас нет не единого шанса, вы самый большой неудачник который когда-либо захаживал в эти двери, и мне вас попросту жаль.
Николай усмехнулся.
— Это, конечно, мило, что такая замечательная девушка, осведомлена в закулисной игре. Но вам мой совет, пожалейте-ка кого-нибудь другого, а мне сегодня повезет, фортуна, знаете ли, не доверяет слухам.
С этими словами он развернулся на девяносто градусов и двинул прочь. Странное дело, но хромата его правой ноги, усиливалась в те моменты, когда он нервничал или волновался. Учитывая, что букмекерская контора, носившая, по воле владельца, давольно спорное название «Последний Шанс» располагалась в подвальном помещение, идти к свету и шумам улицы ему пришлось не вниз, а вверх. Там, за стенами старой кирпичной кладки, высоко в воздухе висело раскольное солнце. Таким пеклом не смогла бы похвастаться и преисподняя. Если верить городским термометрам, то жара к полудню достигала сорока градусов. Единственным противовесом ей был ветерок, дувший со стороны моря, не будь его, дело было б совсем худо. Ближайшие улочки и бульвары были забиты пешеходами. Из этой пестрой, по-летнему разодетой и гудящей, как улей, толпы, по меньшей мере, процентов 70 были отдыхающими и лишь 30 местными. Из Москвы, Тюмени и Нижнекамска, со всех уголков страны, поодиночке и целыми группами, спешили они как можно комфортней прожечь законные дни отдыха на побережье. Недолго постояв у тротуара и выкурив сигарету, Николай продрался сквозь ряд застывших в пробке автомобилей и двинул по окаймленной платанами пешеходной дорожке. Минут через пять неспешной ходьбы вдоль галереи аптек, адвокатских контор и многочисленных лавок он уже был у автобусной остановки, у той толпился народ, а еще через минуту входил в примостившейся сбоку ларек. Оглядев витрину с преимущественно табаководочной продукцией заказал себе бутылку пиво и пачку сигарет, но поколебавшись недолго у прилавка, дополнил заказ еще четырьмя бутылками, а также пакетом способный послужить тарой. Выйдя на улицу и прячась от солнечных лучей, зашел под крышу остановки, но места себя там не нашел. На пластиковой скамье во весь рост развалился бродяга. Костюмчик явно не по сезону, от времени и ежедневного использования местами разошелся по швам, брюки и пиджак покрывали сальные пятна, грязные разводы и отверстия, оставленные на поверхности кропалями сигарет. От бродяги сильно несло. Смесь ароматов, из перегара, пота, и чего-то покрепче, отпугнуло от него обывателей, помимо него самого и двух пакетов с пустыми бутылками на скамье не было ни души.
— Дай хлебнуть… — завидев человека с пивом, осклабился бомж.
Николай не нашел ничего лучшего, как только брезгливо отвернутся в сторону.
— Ну, пивка жалко, дай хоть сигаретку…
Николай вздохнул, вытянул из пачки сигарету и протянул ее бродяге.
— А огоньку?
Щелкнула зажигалка. Кончик сигареты, торчащей из беззубого рта озарился ярко-красным.
— Благодарю, уважаемый, — кивнул бродяга и улыбнулся, однако во взгляде его глубоко-посаженых глаз продолжало таиться недоброе.
Отойдя в сторону и опершись об металлический трубу-опору, Николай прильнул к бутылке и не отрывал от нее губ, пока за раз не осилил добрую половину. Вот таким я точно никогда не стану, подумал тогда еще он.
Шло время. К остановке одна за другой подъезжали маршрутные газели, однако народу меньше не становилась; стоило только одной группе туристов отправится в путь, как к ней тут же стекалась другая. Жара и сложившаяся на трассе пробка делали свое черное дело. Заложники собственного количества и особенности городских дорог, не рассчитанных при проектировке на массовый наплыв туристов, люди особенно не церемонились друг с другом — они пихались, возмущались. Стороннему наблюдателю могло показаться, что брожение толпы может вот-вот выльется в потасовку. Николаю же, с напускным безразличием взиравшему на происходящее, почему-то при этом вспомнилось очкасто-добродушное лицо Кости Замятина, добряка, соседа по лестничной клетке и, как зло и несправедливо думали о нем многие, латентного гомосексуалиста. Да, нелегко, — думал он, следя за тем, как одна полная дамочка, что-то не поделившая со старичком в бермудах и белой панаме, тыкала ему в лицо эффектной фигой, — в этом суетном, вечно куда-то спешащем мире прожить интеллигентному человеку, чуть-чуть зазеваешься и тебе сразу ноги оттопчут. Что касается самого мужчины, то лично ему это не грозило, как только опустевшая бутылка полетела в мусорный бак, а на горизонте показалась маршрутка с нужным номером за стеклом, он, умело применяя широкие плечи, тяжелый пакет, а также самую обаятельную улыбку, на которую был способен, продрался к механическим дверцам, забрался в салон, и к несчастью для себя обнаружил, что все посадочные места уже заняты. Пришлось стоять, а точнее сидеть… Поза, которую приняло его тело, едва ли подвластно описанию. Учитывая габариты мужчины, низость потолка, пакет, а также чьи-то коленки, норовящие то и дело пихнуть куда не следует, это путешествие трудно было назвать приятным. Ко всему прочему из-за уже упомянутой пробки путь до дома занял куда больше времени, чем это выходило обычно. Почему я только не пошел пешком, — вот единственная мысль навещавшая в те минуты Николая. Когда же они наконец приехали и он бочком, бочком, вывалился наружу, он был счастлив. Мокрый от пота, как от труда, он выгнул порядком уставший позвоночник, расправил плечи и бросил взгляд на возвышенность, которую ничего не перепутав можно было назвать невысокой горой, покатая, она возвышалась над трассой и чем-то смахивала на гигантский муравейник. Из хауса строений, жилых домов и самых разнообразных построек выглядывали зоны зеленых насаждений. В этой картине природа словно теснила цивилизацию, а цивилизация в свою очередь природу, и никто не хотел уступать. Внимание мужчины привлекал комплекс пятиэтажек, расположенных в ряд над двойною цепью гаражей, чьи жестяные крыши, вобрав в себя солнечный свет, издалека слепили глаза. С фасада одного из этих домов во двор выглядывали окна его квартиры.
Поднявшись вверх по бетонной дорожке, мужчина свернул, прошелся вдоль высокой стены испещренной граффити, вновь свернул, оказался в проулке, и вскоре петляя по узким тенистым улочкам, вышел к дому крашеному в желтый цвет, собственно в тот же цвет, что и все остальные дома в округе. Поздоровавшись с лысоватым мужичком, возившимся с разводным ключом подле багажника старой «девятки», и обойдя такси, припаркованное рядом, нырнул в узкий подъезд. Идя вверх по лестнице, он мимоходом читал надписи, накарябанные на поверхности белой известки или написанные чуть ниже, на краске, маркерами различных цветов. На лестничной клетке четвертого этажа он остановился у двери оббитой красной кожей. Та, как и обычно, в дневное время, оказалась не заперта. Не большая прихожая встретила своего хозяина кучей полных пакетов, картонных коробок; из глубины квартиры до слуха доносились шорохи.
— Куда-то собираешься?.. – окликнул мужчина.
Пространство квартиры ответило ему тишиной.
— К мамочке?..
Вновь тишина.
Он нагнулся, заглянул в одну из коробок, в ней аккуратной стопкой были сложены Настины вещи.
Значит, к мамочке, — пробурчал он себе под нос. Небрежно и не применяя при этом рук, скинул с ног мокасины, и босиком проследовал на кухню. Оставив на столе пакет, двинул по комнатам. Жену он нашел в гостиной, третей по счету и самой просторной комнате. Она стояла у серванта, спиной к нему и, казалось, совершено его не замечала. Ее руки одну за другой собирали вещи, обматывали их двойным слоем туалетной бумаги и складывали в коробку от DVD стоявшую подле. Вот недра коробки поглотили подставку для канцелярских товаров в форме уменьшенной копии статуи Свободы, после, будильник в виде усатого лица Сальвадора Дали и красивые декоративные свечи, купленные года три назад в одном магазинчике торговавшем сувенирами с востока, как тогда показалось Николаю за не совсем адекватную сумму, — все эти безделушки долгие годы пылившееся за стеклами серванта и редко когда обращавшими на себя взгляд.
— Значит к мамочке? – наконец, не выдержал Николай. – А где дети?..
Настя не ответила
— Я спрашиваю, где дети?
— Уже отвезла.
— Ага, вот значит как…
Некоторое время он еще продолжал стоять на месте, опершись об дверной косяк, потом шумно выдохнув, двинул шаг на кухню к оставленному там пакету. Достав бутылку, воспользовался открывалкой. Жестяная крышка, отскочив от кривого лезвия, по замысловатой дуге покатилась в сторону угла, звякнула об стену, и недолго покрутившись на месте, окончательно замерла.
— Пиво хочешь? – окликнул он и, не дожидаясь ответа, сам же продолжил: — Но не хочешь, как хочешь, а я вот выпью.. Я же алкоголик, скотина, а ты умная, такая Настька умная, что в печенках у меня сидишь. Понимаешь где?.. в печенках..
По коридору, прошла груженная Настя.
— Тебе помочь?
— Шофер поможет.
— Кто?
— Шофер, я такси вызвала.
— Ах, вот оно что, уже и такси…
Николай прильнул к бутылке, сделал приличный глоток. «Что делать, – думал он, — наорать на нее, устроить грандиозный скандал с матом и битой посудой, так, чтобы жизнь медом не казалось. Можно, но чего этим добьешься?.. Или нет, попросить прощение, сказать, мол последняя ставка, последняя игра, и на этом все, баста, в контору больше не шагу. Можно, но это уже было». Николай бросил взгляд на жену. «Что делать?.. Что?.. Да ну ее к черту». Развернувшись, он с силой швырнул бутылку об стену напротив: его лицо, фигура, вперемешку с пеной, битым стеклом и большими кусками зеркала, посыпалась на пол.
Настя еще раз показалась на глазах, а потом исчезла, а вместе с ней растворились и многочисленные коробки с пакетами. Дом опустел. Никогда тишина в нем еще не звучала так оглушительно громко.
Оставшись наедине собой и со своими мыслями, Николай бессмысленно бродил по квартире. «Зачем она ушла? — задавался вопросом он, — ведь все равно вернется. Рано или поздно осознает, что жить с двумя детьми на шее не самое перспективное занятие в наше время. Да и как она будет существовать на пограничном пространства в двадцать квадратных метров со своей милой мамочкой и ее хахалем, как его там, ах да, дядей Женей. А дети?.. Как они будут жить в этом человеческом зверинце? Ходить в школу? К тому же у Игоря секция… Эх, Настька-Настька помяни мое слово, вернешься и еще будешь просить, чтобы пустил. А я что, я человек — я пущу». Николай остановился, бросил взгляд на настенные часы с давно мертвой механической кукушкой. Минутная стрелка, перевалив экватор циферблата, застряла на полвторого, а это значило, что ровно через полчаса по одному из центральных каналов начиналась игра, одна из самых важных в его жизни.
Он начал приготовление к просмотру с того, что притянул громоздкое, но удобное кресло к экрану телевизора, уселся на нем, попереключал каналы, нашел нужный, сделал идеальный контраст – предстоящее зрелище требовало идеальной картинки, потом снова покосился на часы – минутная стрелка медленно, но верно ползла вверх. Когда же до начала матча оставались считанные минуты он, вспомнив о чем-то важном и не к месту им позабытом, резко встал с места. Войдя в спальню, с головой погрузился в недра примыкавшего к одной из стен лакированного шкафа. В темноте его руки нащупали что-то твердое и громоздкое. Когда же ты сюда влезла, — процедил сквозь зубы Николай, поднатужился, а в следующее мгновение, скинув с вешалок большую часть своего гардероба, вытащил наружу большую пластмассовую коробку. Стенки ее и плотно сидящую крышку покрывал слой пыли. Было видно, что к ней долгое время никто не притрагивался.
Дотащив ее до кресла Николай открыл крышку. На пол один за другим вывалилось два футбольных мяча. Белые шашки одного из них были исписаны автографами его бывших партнеров по команде. После, его руки вытащили на поверхность пакет «Адидас» с двумя комплектами его прежней формы, кучу разных грамот и штемпелей, а также бронзовую статуэтку, изображавшую из себя вратаря, на ее подставке была выгравирована надпись: лучшему голкиперу сезона 2002-2003-года, первая лига, Российское первенство по футболу, другие многочисленные призы, и, наконец, огромную бронзовую посудину – подарок на его 30-летний юбилей от всей команды. На оголившемся дне коробки лежали большие кожаные перчатки; местами они зияли благородством стертой кожи. Николай повертел их в руках. Внимательно оглядел каждую. Одел. Начался матч.
На искусственный газон Лужников, держа за руки мальчиков из спортшколы, вслед за бригадой арбитров, вышли команды. Рев московских фанатов на 1/2 заполнивших гигантскую чашу стадиона по случаю возможного чемпионства, волной прошелся по секторам, смолк на время исполнения гимна и накатил с новой силой по его завершению.
Комментатор первый:
Ну вот, наконец, и начался долгожданный матч, пожалуй, самый важный для Спартака в нынешнем сезоне, ведь при благоприятных обстоятельствах, а именно победы московского клуба, он уже за несколько туров до финиша гарантирует себе чемпионство. Болельщиков, которых собралось не менее 40 тысяч, не смогли испугать даже слухи, распространенные некоторыми СМИ накануне матча. А вы, кстати, Василий, как относитесь к тем скабрезным утверждениям, что нас сегодня ожидает весьма «странный матч», и цена этой странности немного немало эквивалентна полумиллиону долларов?
Комментатор второй:
Ну, наверно, не дело комментатора обсуждать чьи-то сплетни и предположения, и все же пользуясь случаем, дал бы совет некоторым конкурентам красно-белых: если хочешь что-то доказать, то делай это на футбольном поле, а вовсе не на страницах бульварных газет.
Комментатор первый:
Совершенно с вами согласен. Спартак, команда с историей, с традициями и главное с игрой, не требующей дополнительных финансовых вливаний. И все же, некоторые букмекерские канторы, накануне игры, отказались принимать ставку на победу московского клуба. Впрочем, не будем о грустном, давайте раз и навсегда закончим с темой подкупов и заговоров и просто будем наслаждаться игрой.
Игроки Спартака подгоняемые болельщиками, с первых минут обрушили шквал атак на своего соперника, их оппоненты, включая единственного форварда Боровика, буквально заперты на своей половине поля. Ярославцы образовали этакий тройной редут обороны, стараясь не давать Спартаку разыгрывать мяч поблизости штрафной, а также стремясь локализовать главное оружие красно-белых – стремительные фланговые атаки.
Комментатор первый:
Но вот по месту левого хавбека Ольшанский входит в штрафную, следует прострел. Мяч у Давитраги… Давитраги…
Комментатор второй:
Ой, завозился молодой аргентинец с мячом и, в итоге, подоспевший на помощь своему голкиперу защитник выбивает мяч на угловой.
Комментатор первый:
Угловой.
Комментатор второй:
К мячу подходит Станич. Навес. Удар. Рикошет. Снова угловой. Кажется бил Ольшанский. Надо честно признать откровенно везет в эти минуты Ярославцам, дважды в течение одной минуты мяч мог оказаться в сетке их ворот. Один наш коллега, в таких случаях советовал поискать на трибунах Старика Хотабыча, так как ни чем иным как чудом, не мог объяснить то, как мяч разошелся со створкой.
Комментатор первый:
И не говорите.
По мере течения игры, нервная эйфория, владевшая Николаем по уходу жены, медленно сошла нет, пока окончательно не превратилась в апатию. Взгляд его глаз, вяло полз по экрану вслед за ходом мяча и движением телекамер, слух едва улавливал слова комментаторов; тройная порция пива, забралась на грудь, повисла на руках и ногах, вдавило тело в мягкое кресло. На ум все чаще приходило лицо Кости Замятина и слова, сказанные ему тогда на лестничной клетке: да верну я, верну, можешь, за деньги не беспокоится. А между тем, забытый нещадно измятый чек продолжал находиться в заднем кармане его брюк, там, где собственно очутился еще в мрачной канторе «Последнего шанса».
Кончился первый тайм. Неизвестно был ли виновен судья, не давший, пару верный пенальти или, возможно, решающее слово, как это часто происходит в играх, внес фарт одних и соответственно не фарт других, но так и иначе, счет по истечению сорока пяти минут так не изменился. Табло показывало унылые нули. Весь перерыв мужчина провел на месте, уставившись над собой в ромбики подвесного потолка.
Прошла реклама. Телеанонс. Вновь реклама. Начался второй тайм.
Комментатор первый:
Как мы видим, не сбылись слова горепредсказателей. Скандальные газетные публикации дали совершено обратный результат: Шинник борется, и делает это достойно.
Комментатор второй:
А вы знаете, Михаил, я только рад этому. В конечном счете, такие понятия как азарт, честная борьба, интрига, только украшают футбол. И наша игра, вопреки турнирной таблицы и средствам массовой информации, пожалуй, является украшением всего тура.
Комментатор первый:
Соглашусь с вами, но только с одним единственным «но».
Комментатор второй:
Каким же?
Комментатор первый:
В нашей игре пока нет голов.
Комментатор второй (смеется):
Да, но ведь впереди полноценный второй тайм и, судя по обилию голевых моментов, этот недостаток в скором времени будет устранен.
Николай поднялся на ноги, прошелся на кухню, открыл последнюю бутылку из своего пивного арсенала, и там же закурив, вернулся обратно.
Комментатор второй:
Спартак держит мяч. Я насчитал уже двенадцать точных передач. Однако он ходит поперек поля без существенного продвижения вперед. Но вот он достается диспетчеру Спартака Левкову, следует точная передача в разрез… Выход один на один! Давитраги… вратарь… Давитраги… вратарь. Ух! Столкновение.
Комментатор первый:
Я думаю, не задумался ли сейчас главный тренер Спартака, над тем, чтобы сменить Давитраги, а то еще в первом тайме складывалось впечатление, что аргентинец не попал в игру.
Комментатор первый:
Наверняка задумался. Но меня сейчас больше интересует состояние голкипера ярославской команды. Он лежит на траве, не двигается и держится за ушибленное колено. Неужели травма? Если так, то это будет существенная потеря.
Комментатор второй:
Главное, чтоб не мениск.
Удивительно, но непримечательный эпизод на поле подействовал на Николая, как ушат воды на сонную голову. Он вздрогнул, ожил. Прошлое накатило нежданной волной. До слуха галлюцинацией донеслись крики партнеров, гул обрушавшегося на стадион дождя. Перед глазами встала проваливающаяся под ногами и вязкая, как болото, поляна. Свалка игроков на левом фланге поля. Хаотичное движение мяча. Навес в штрафную. Вот он выходит на перехват. Вот он прыгает воздух. Вот он касается кончиками пальцев вертящегося как юла снаряда и тотчас чувствует резкую боль в районе правого колена. Он не видел, кто в него врезался, свои или чужие, не слышал слов подоспевшего судьи, все его внимание съело источающее боль место, но вместо одной коленки, он почему-то видел сразу две. Потом были носилки, вялые аплодисменты полупустых трибун, покои белой, как снег, палаты и лицо хирурга нависшее над ним… А потом, а потом уже не было ничего.
Комментатор второй:
Кажется все в порядке. Поднимается голкипер на ноги, и адресует своей скамейки, поднятый к верху большой палец руки, в знак того, что замены не понадобится.
Комментатор первый:
Выдохнул я сейчас с облегчением.
Игра тянулось жвачкой. Фаворит точно уперся в невидимую стену, аутцайдер, напротив, почувствовал простор и даже поверил в свое маленькое чудо. Недовольно гудели трибуны, кое-где на секторах были зажжены фаеры, некоторые, из них вскоре полетели вниз, прямо на искусственный газон, оставляя на нем черные пятно. А в это время игра причудливо и неповторимо, ткала свой никому неведомый сценарий.
Шли последние минуты матча.
Комментатор первый:
Ну что ж наверно одна из последних атак Спартака. Вперед пошли все, включая защитников клуба.
Комментатор второй:
Да, если ничейный счет сохранится, это будет на руку конкурентам красно-белых.
Комментатор первый:
Ну что это происходит?!
Комментатор второй:
Спартак очередной раз теряет мяч. Мяч подхватывает форвард гостей Боровик. Выход трое надвое. Перепасовка. Мяч у Боровика и… и… гол.
Долгая пауза. Немая сцена.
Комментатор первый:
Фантастика. Кто до начала игры мог бы предположить, что не Спартак а Шинник приобретет сегодня три очка.
Комментатор второй:
А говорят, чудес не бывает. Ай да Боровик, Ай да Ярославль!
Раздался финальный свисток. Кончился матч. Счет, 0-1 в пользу Ярославцев так и не изменился. Продолжали, изумляется комментаторы. На бровке, рискуя крупным штрафом, в лицо резервному судьи матерился тренер проигравших. Игроки Спартака по скорее стремились удалится в подтрибунные помещения, победители же напротив еще долго купались в лучах своей нежданной славы. Кипящий котел Лужников прорвало на восточной трибуне. Сверху вниз фейерверком посыпались вырванные пластиковые кресла. В дело незамедлительно вмешался Амон. Заработала отбивная резиновых дубинок. Раздались первые вопли. На беговую дорожку выкатила машина скорой помощи. Под общий шумок на поле выбрались две девушки. Совершив символичный круг почета, они растянули над собой плакат: Мясо чемпион!!! Но ничего из этого истинный триумфатор матча уже не видел. Сразу после финального свистка Николай буквально метался по квартире, оря на всю пьяную глотку нечто невообразимое и размахивая над собой победным чеком. В его голове складывались фантастические суммы выигрыша, а из прихожей трезвонил телефон.
***
Где-то через год с небольшим, на дворе стояла поздняя осень. Холодный ветер нагнал с моря мрачных, косматых туч. Колючий дождь то начинался, то прекращался вновь, и это тягамутина длилась, по меньшей мере, две недели. Улицы и дома приобрели привычный для этого времени грязно серый оттенок. У тротуаров в неровностях скапливалась вода, постепенно превращаясь в гигантские наползающие на трассу лужи. Рассосались бесконечные автомобильные пробки. Исчезли отдыхающие, а вместе с ними закрылись и сезонные заведения. Город медленно погружался в привычную для себя зимнюю спячку. На Войково как и везде было холодно и сыро. На пустующей остановке, в замкнутом пространстве черно-былых тонов находилось двое – он и собака. Спрятавшись от дождя под крышей, эта парочка справляла легкий ужин. Мужчина жевал иссохший пирожок начиненный капустой, собака же, лежа на животе, грызла цельную буханку серого хлеба. Жуя пирожок, посасывая с горлышка пиво, мужчина время от времени склонялся над псиной, гладил ее по загривку и приговаривал при этом: ешь Хома, ешь, а то если сегодня не фарт, то завтра все – баста. Вообще-то после захода в магазин, у него оставалась сдача — две бумажки по пятьдесят рублей, и приличная горсть мелочью, но эти деньги были ему еще нужны. Тишину и специфическую гармонию, стоящую на остановке, нарушил новенький, словно только что вышедший с конвейера пазик. Он подъехал; остановился. Механические дверцы шумно открылись и из них, неся собой гам, суету, смех и веселость вырывался целый рой ребятишек – школьников, учащихся младших классов. Кому-кому, а им ненастье не было помехой для хорошего настроения. – Чего вылупились, вдруг не с того не сего выпалил мужчина. Но дети, то ли не расслышав его, то ли просто проигнорировав эту внезапную дикость, весело и беззаботно продолжили свой путь. – Наплодила родина мать, вот сучата, не унимался мужчина. — Да, Хома? Собака смотрела на него преданными ничего непонимающими глазами. – А-а, мужчина махнул рукой
Доев пирожок, он устало поднялся на ноги и, подозвав к себе псину, захромал в сторону. Вскоре эта странная парочка уже стояла у дома с громкой вывеской «Последний шанс». Правда, вниз, в подвальное помещение мужчина отправился один.
ниасилил… три страницы полной хрени, это многовато, аффтар. Половина написана штампами, половина — не по-русски.
Это первое, что я написал в жизни. Учился подбирать слова к словам, предложения к предложениям. Рассказ «беспомощен», мне это известно.
Лешечка, а переписать не пробовал? Хотя б грамматику исправить. Концовка как-то уж безнадежна.
Пессимизм ныне не в моде. 🙂