Туманы Глава из романа «Встретимся у Амура»

− Настюха, ура! Дождались, дождались! Наконец-то! − Наташкин вопль по телефону заставил Настю продрать глаза и  взглянуть на часы. Боже, еще только шесть утра! Как охота спать! И чего эта ненормальная дождалась?

          − Чего ты дождалась? − зевая, спросила она.          

          − Как чего? Весны! Сегодня же первое марта − ты что, забыла?

          − Натка, я тебя убью! Ты соображаешь, который час?

          − Да какая разница?! Как ты можешь дрыхать, когда весна на дворе?

          − Какая весна − минус восемь! Посмотри в окно − темень, хоть глаз выколи. Еще минимум час поспать можно.

          − Ну и дрыхни, соня несчастная! А я музыку включу, − буду рассвет встречать. Первый весенний!

          И Наташка бросила трубку. А Настя выключила свет, укрылась с  головой одеялом и попыталась заснуть. Но сон пропал. Она полежала с закрытыми глазами, потом встала, снова зажгла свет и подошла к зеркалу. Из зеркала на нее смотрело худенькое взъерошенное существо: еще не девушка, но уже не девочка, − так, серединка на половинку.

           Никакой фигуры! − огорченно думала Настя, придирчиво рассматривая свое отражение − скелет в ночной сорочке и патлы дыбом. И ты еще мечтаешь ему понравиться.

          Она прислушалась, не встали ли родители, потом скинула сорочку, и голенькая, поминутно оглядываясь, снова подошла к зеркалу. Увиденное огорчило ее еще больше. Ключицы торчат, коленки худые, грудь нулевого размера и никаких бедер. То ли дело Наташка: плечики покатые, ключиц почти не видно и кофточка на груди так красиво оттопыривается.

           − Почему я такая? − мысленно спрашивала она, пытливо вглядываясь в свое отражение. − Отчего мне стало трудно жить? Я должна стать женщиной, родить детей. Но откуда это все возьмется? Из ничего?

         «… а потом их тела слились…» − внезапно всплыла в памяти фраза из недавно прочитанного романа. Господи, неужели… и с ней так будет? А вдруг… Вадим? Нет-нет, это невозможно! Значит − не Вадим? Другой? О нет, ни за что на свете!

           Вот если бы кто меня сейчас увидел, подумала она, заливаясь краской, точно решил бы, что девка сбрендила. На неприличной почве.

           − Настя, ты что, не слышишь? Возьми трубку! − Голос матери заставил Настю опрометью кинуться к кровати и нырнуть под одеяло. Еще не хватало, чтобы та застала ее в таком виде.

          − Сейчас возьму, − сонным голосом отозвалась она. − Дай проснуться.

          − А чего у тебя свет горит, если ты спишь?

          − Да так − хотела вставать, а потом решила еще поваляться.

          Настя схватила трубку. Ну, она сейчас Наташке покажет!

          − Ты уймешься, уродина! − тихо зарычала она. − Уже родителей разбудила. Еще раз позвонишь, − убью!

          − Настенька, с весною вас! − услышала она, холодея, голос Вадима. − Извините, что так рано, но уж очень не терпелось вас поздравить. Не знал, что вы еще спите.

          − Ой, Вадим, простите! − залепетала Настя, пылая от смущения. − Я думала, это Натка, она мне уже звонила. Думала, снова она.   

          − Да мы уже все друг другу позвонили. Она и сказала мне, что вы проснулись. Еще раз, извините. У вас сегодня много уроков?

           − Нет, всего четыре:  алгебра, две литературы и химия. А что?

          − Пойдемте вечером во Дворец культуры строителей? Там сегодня молодежная дискотека − весну отмечают.

          − А кто еще? − спросила Настя, замирая от счастья. Неужели она с Вадимом − вдвоем?

          − Никита с Наташей. Это его идея. У него там знакомый контрабас − он его и пригласил.

          − А билеты?

           − Сказал, проведет четверых бесплатно. Пойдешь? Завтра воскресенье − можно вечерок отдохнуть.

          − Ладно, я спрошу у родителей. Если разрешат, пойду.

          − А что, могут не разрешить?

          − Да нет, это я так, для проформы. Раз Никита с Наташей идут, конечно, разрешат.

           − Тогда до вечера? Зайду часиков в пять, − ты будешь готова?

           − Да, конечно.

           И он отключился. А Настя, счастливо улыбаясь,  стала заново переживать их разговор. Какое замечательное утро! Он позвонил − и так рано! Значит, ему не терпелось ее услышать. Как он обращается к ней: то на «вы», то на «ты». Какой у него голос − ласковый, глубокий и такой… проникновенный. Проникает прямо в сердце. Ни у кого из знакомых ребят нет такого голоса.

         − Сегодня вечером я его снова увижу! − радостно думала она. − И, наверно, буду с ним танцевать. Господи, хоть бы ничего не помешало. Надо маме сейчас сказать, а то вдруг они задержатся на работе – и будут волноваться, что меня дома нет.

           Родители без слов отпустили ее, только попросили возвращаться не очень поздно и чтобы не одна. Уроки пролетели как один миг, а химичка даже умудрилась поставить ей на одном уроке сразу две пятерки, −  вот такой замечательный выдался день. Солнышко временами проглядывало из-за туч, температура к полудню поднялась до плюс десяти, и лед на асфальте быстро растаял. Народ сразу расстегнул пальто и поснимал шапки, а улицы заполнили толпы гуляющих горожан. В общем, первый весенний денек удался.

            Весь день Настя летала, как на крыльях, в предвкушении встречи. Но перед самым вечером эта выдра Наташка умудрилась напрочь испортить ей настроение.

           − Ну да! − ни с того, ни с сего вдруг заявила она. − Они, значит, оба будут за тобой увиваться, а я с боку припека? Меня это не устраивает.

        − И что ты предлагаешь? − насторожилась Настя.

        − Ты танцуй с Никитой, а я буду − с Вадимом.

        − А если Вадим меня пригласит?

        − А ты ему откажи. Скажи, Никите обещала.

        − Я что, все танцы ему обещала? С какой стати? Сама можешь танцевать со своим братцем.

        − А какой мне интерес? Он мне и дома надоел. Нет уж, возьми его на этот вечер себе.

        − Ах, так! В таком случае, я остаюсь дома.

        Настя представила себя танцующей весь вечер с Наташкиным братом, и у нее начисто пропала охота идти на эту дискотеку. Действительно, чего она там не видела? Натку в паре с Вадимом? Вот удовольствие! Лучше позанимаюсь, решила она, до экзаменов чуть больше четырех месяцев осталось. А когда повторять?

          − Ладно, так и быть, давай танцевать с Вадимом по очереди, − пошла на попятную Наташка. − Просто, я не хочу, пока ты с ним танцуешь, стенку подпирать. Вдруг меня никто не пригласит. А Никита со мной сам не захочет, − найдет себе какую-нибудь мымру.

          − Нет, Наташа, я не пойду, − твердо сказала Настя. − Я уже расхотела. Буду заниматься − до экзаменов осталось всего ничего. Иди сама, и танцуй, с кем хочешь.

          − Какая ты, Настя, гадина! − закричала Наташка и вдруг бурно разревелась. − Все всегда должно быть только по-твоему! Только тебе должно быть хорошо! Знай, если не пойдешь, ты мне больше не подруга! Лучше с Соколовой буду дружить.    

          − Вот и правильно. Дружи с Соколовой, а меня оставь в покое. Вы с ней очень друг другу подходите.

          При этих словах Настин голос предательски дрогнул – она почувствовала, что еще немного и тоже расплачется. С трудом сдерживаясь, Настя выскочила из Наташкиной квартиры и заперлась у себя, твердо решив не открывать дверь и не отвечать ни на какие звонки.

           Сначала было тихо − но недолго. Когда затрезвонил звонок, Настя зажмурилась и зажала ладошками уши. Но это не помогло. Звонок звонил, звонил и звонил, не переставая, − потом вдруг замолк, и Настя услышала звук отпираемой двери. Только тогда до нее дошло, что это трезвонили родители, – наверно, у них руки были заняты книгами или покупками.

           И точно − выскочив в прихожую, она увидела своих папу и маму, державших в одной руке по набитому книгами портфелю, а в другой − по ручке от огромного кулька с чем-то тяжелым. Учуяв волнующий запах, в коридор вышел Федор и требовательно заорал. Родители дружно поставили портфели под вешалку, выругали дочь, что та долго не открывала, и потащили кулек на кухню.

            − Что там? − спросила Настя, втягивая носом запах сырости. − Посмотрите на Федора, − сейчас в обморок грохнется.

            − Толстолоб. − И отец вывалил в раковину здоровенную рыбину. Рыбина шевелила широким хвостом и вопросительно смотрела на Настю.

            − Где вы ее взяли?

            − Купили, где ж еще. Только из института вышли, − машина подъехала с живой рыбой. Ну, мы и разорились.

            − И что с ней делать?

            − Почистить и пожарить. Доверяем это тебе. Да, кстати − ты что, не идешь никуда? А говорила?

            − Передумала. Но чистить я ее не буду. Как ее чистить? − она же совсем живая. Я не живодер – меня совесть замучает.

            − Ладно, запусти ее в ванну. Вечером придем, и Галчонок почистит. Почистишь, Галчонок?

            − Попробую, − неуверенно отозвалась мать. − Но если она будет так же вилять хвостом и смотреть мне в глаза, я тоже не смогу.     

            − Да вы что, обалдели? − возмутился отец. − В том то и ценность, что она живая. Кто же ест дохлую рыбу. Ладно, тащи ее в ванну и налей побольше воды. Вернемся − разберемся.

           И они быстренько умотали. А Настя наполнила ванну водой и запустила туда толстолобика. Пока она его тащила, рыбина не шевелилась, − Настя с облегчением подумала, что та уснула. Но у края ванны толстолобик дернулся и резво плюхнулся в воду, окатив девочку целым снопом брызг. В ванне рыбина походила кругами вдоль стенок, обживаясь, потом поднялась к поверхности и пошевелила губами, словно хотела что-то сказать. Федор, опираясь передними лапами о край ванны, с интересом следил за ней.

        Может, она есть хочет, подумала девочка. Дать ей крошек, что ли? И только она нацелилась пойти на кухню за хлебом, как в дверь снова зазвонили.

          − Настенька, откройте, это я, − прозвучал за дверью самый прекрасный голос на свете. − Открой, пожалуйста!

          Настя, конечно, открыла, − как не открыть собственному счастью?

          − Настенька, что случилось? − огорченно спросил Вадим. −  Наташа сказала, что ты не идешь. Вы что, поссорились?

          − Понимаешь, Вадим… − начала было Настя, лихорадочно придумывая, что бы такое соврать, чтобы выглядело поприличнее. Но тут из ванны послышался истошный вопль Федора. Настя метнулась туда, Вадим − за ней.

          Картина, представшая перед ними, заставила обоих скорчиться от хохота. Федор с выпученными от ужаса глазами стоял на задних лапах в ванне и ожесточенно скреб передними по ее скользкому краю, безуспешно пытаясь выскочить из воды, – а рыбина, пристроившись сзади, меланхолично жевала кончик его хвоста.  

          Вытащив мокрого и несчастного Федора, Настя замотала его в полотенце и отнесла в кресло. Затем пересадила рыбу в таз  − та, свернувшись калачиком, еле поместилась в нем, − и поменяла в ванне воду. Снова опустив туда толстолоба, она покрошила булку, и они стали наблюдать за его действиями. Толстолоб, переплывая от одной крошки к другой, быстренько слопал все угощение и остановился у края ванны, просительно повиливая хвостом.

           − Не наелся, − констатировал Вадим. − Надо дать ему что-нибудь посущественнее. Каких-нибудь насекомых.

           − Мух сейчас нет, − улыбнулась Настя, − тараканов мы вывели. Может, колбасы?

           − Попробуй.

           Колбасу рыбина съела с не меньшим аппетитом, закусила ее кусочками вареного мяса и сосиски. После чего опустилась на дно ванны и замерла.

           − Теперь спать пошел. И что вы с ним собираетесь делать?

           − Понятия не имею.

           − Ну ладно. Настенька, одевайся быстрее − времени до начала всего ничего.

           − Вадим, я не пойду.

           − Но почему? Ведь утром ты согласилась. Что случилось?

           − Настроение пропало.

           − Из-за чего? Из-за подруги? У нее вообще глаза на мокром месте. Вы что, поссорились?

            Ну, как ему объяснить? Ведь не скажешь: тебя не поделили. Господи, до чего же он красивый! − просто, Олег Меньшиков, только еще красивее.

           Хочу пойти, вдруг поняла Настя. Пусть эта выдра как хочет, а я пойду. Иначе потом буду весь вечер жалеть.

            − Ладно, уговорил, − сказала она обрадованному Вадиму и пошла в другую комнату переодеваться. Но, открыв шифоньер, остановилась в нерешительности. Что надеть? Наташкино платье? Что-то не хочется. Старое бархатное? Но оно такое допотопное. А если что-нибудь из маминых нарядов?

           Она порылась в материнском гардеробе и неожиданно наткнулась на платье невиданной красоты. Бледно-голубое, из стрейча, поблескивающее разноцветными искорками. На груди вырез в виде трех длинных капель и от плеча вдоль всего рукава тоже красивые разрезы. Ох, и платье! И где мать такое оторвала?

          Настя торопливо натянула находку и подошла к зеркалу. Почти впору, только в плечах и на бедрах чуть-чуть широковато. Но с тонким серебристым пояском почти незаметно, как будто так и надо.

          Однако к платью нужна соответствующая обувь. А лапа у дочки уже побольше маминой. Что же делать? Надеть старые лодочки? Нет, к такому платью они, пожалуй, не подойдут.

          Она открыла нижний ящик с обувью матери, и сразу обнаружила новые серые туфли с серебряной пряжкой. И каблучок − просто загляденье! Но налезут ли?

          Туфли налезли, − правда, с трудом. Ну, ничего, до Дворца она дойдет в сапогах, а там потерпит. Подойдя к зеркалу, Настя попыталась с помощью маминой косметики сделать себе макияж. Но из этого ничего хорошего не вышло, − лицо стало грубым и излишне взрослым. Нет, ей положительно нельзя краситься.      

         Она старательно стерла следы косметики, спрятала туфли в сумку и вышла в прихожую.

         − Ох, ты! − восхищенно воскликнул Вадим, глядя на нее во все глаза.  

         − Нравится? − смущенно спросила Настя.

         − Нет слов. Супер! Ты ослепительна. Мы зайдем за Белоконевыми?

         − А они идут? 

         − Собирались. Правда, Наташа сначала тоже заупрямилась, но потом согласилась. Так какая кошка между вами пробежала, если не секрет?

         − Секрет! − отрезала Настя. − Ты звони им, а я внизу подожду.

         По дороге во Дворец подруги старательно не смотрели друг на друга и молчали. Молодые люди сначала безуспешно пытались их рассмешить, но потом тоже примолкли, – так молча и дошагали до Дворца. И только в гардеробе, когда Вадим снял с Насти пальто, Наташка не удержалась.

          − Ничего себе! − изумленно воскликнула она, вытаращив глаза на Настин наряд. − А прибеднялась! − денег у предков нет. Небось, пол-автомобиля стоит.

          − Не знаю, − честно призналась Настя, − это мамино. Я стащила у нее из шкафа. Давай помиримся, а то перед ребятами неудобно.

           − Давай, − сразу согласилась Наташка. − Отойдем к зеркалу. Хочешь, новость скажу.

           − Ну?

           − Ты давно видела своего Бориса?

           − Да уже пару недель назад. Только он такой же мой, как и твой.

           − Новиков сказал, что Бориса забрали в милицию. Он мне позвонил, когда ты ушла. Думал, ты у меня, − у вас никто не брал трубку.

           − Да ты что! А за что?

           − Они с пацанами гуляли в Студенческом парке, а там у девчонки цепочку сняли. Ну, она сразу в крик, и милиция всех загребла. И вроде, она на Бориса указала и на еще одного парня. Теперь их судить будут.

         −  Какой ужас! А Борис что?

          − Он, конечно, отказывается. Только, кто ж ему поверит. Говорят, его папаше втихую предложили: двадцать тысяч − и никакого суда.

          − Кто предложил? Может, это провокация?

          − Не знаю. Менты, наверно. Сережка говорит, что вообще это все подстроено. Знают, что у его папаши деньги водятся. Борис у них уже два дня сидит, но пока упирается, не признается.

          − Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Милиция − как можно?

         − Ну да, ты еще веришь в сказки про доброго дядю Степу. Только в жизни все иначе.

          − Не мог Борис это сделать, − уверенно сказала Настя. − Насколько я успела его узнать, не мог. Вот ужас! Чем же ему помочь? Может, в милицию сходить, заступиться? Сказать, что он человек порядочный, что мы его знаем.

          − Ага, только тебя там не хватало! Не вздумай встревать – тебе же еще и достанется. Зря я тебе сказала.

          − Я с папой посоветуюсь, может, он чем поможет. Все-таки у него связи.

          − Ох, Настя, не вмешивай ты в это дело родителей. Забудь! Пошли, ребята ждут.

          Но настроение Насти резко упало. И дело было не только в Борисе. Этот парень ей не нравился, и его длительное отсутствие она восприняла с большим облегчением. Подумала, что он все понял и решил оставить ее в покое. А оказывается, вон в чем дело.

           Насте стало жутко. Жившая в ней безмятежная уверенность, что справедливость всегда торжествует, рухнула в одночасье. Выходит, человека можно обвинить в чем угодно, − если это кому-то выгодно. Даже невиновного. И ничего не докажешь. Боже, в каком страшном мире она живет. И люди, которых она считала всесильными, − такие, как ее отец, − ничего с этим поделать не могут. Наоборот, сами могут нарваться на неприятности. Конечно, ведь их вмешательство может повредить чьим-то меркантильным интересам.

           Бедный Борис! Как ему, наверно, там плохо и страшно. И не на кого надеяться. Ведь если даже его отец не может помочь, − иначе бы парень уже был на свободе, − то кто же может?

           А она еще была с ним такой недоброй. Презирала его. А собственно − за что? За то, что нравилась ему, что он этого не скрывал. Но ведь он не виноват, что любил ее, − как умел. Разве за это презирают? Ведь она тоже любит − правда, другого. Но могла бы хоть попытаться понять Бориса, посочувствовать ему.

           А вдруг это он сорвал цепочку? Ведь она его почти не знает. А если это правда?

           − Настенька, что-то случилось? − Тревожный голос Вадима оторвал ее от тягостных размышлений. Рассказать ему или не стоит? Интересно, как он отнесется к чужой беде?

            Едва подумав об этом, Настя уже поняла, как. Конечно, не останется равнодушным. Тем более что Борис ее знакомый. Потому что − Настя вдруг ясно почувствовала, − она тоже нравится Вадиму. От этой мысли состояние безнадежности сразу испарилось. У нее есть Вадим, он всегда ее защитит, не допустит, чтобы с ней случилась беда. И когда-нибудь они будут вместе.

            Она взглянула ему в лицо, − и горячая волна счастья хлынула ей в душу. Какой он красивый! Вроде бы в отдельности все обыкновенное: лоб, брови, глаза, губы… Но собранное воедино − нет прекраснее. Этот взгляд − внимательный и такой… острый, как укол в сердце. Его рука на ее талии, − а в другой ее ладонь. И эта улыбка − сочувственная и все понимающая. 

            Наталья куда-то исчезла, и они остались вдвоем. На какое-то время мысли о Борисе покинули ее. Она наслаждалась музыкой, близостью Вадима, самим танцем − таким плавным и нежным. Танго. О, танго! − ты танец моей любви.      

            Краешком глаза она заметила Никиту, танцевавшего с незнакомой высокой девушкой. Он улыбнулся Насте, но его улыбка была какой-то невеселой. А может, ей показалось? Оркестр заиграл быстрее, пары разделились, и каждый стал танцевать, кто во что горазд. Настя залюбовалась ловкими красивыми движениями Вадима, тоже задвигалась в такт музыке – и вдруг почувствовала острую боль в пятке. Жавшие туфли, наконец, дали о себе знать.

           Она отошла за колонну, стянула туфельку и потрогала кожу над пяткой. Мокро − и как больно! Водянка. Да такая здоровенная! Она попыталась натянуть туфельку и едва не вскрикнула от боли. Так и осталась стоять на одной ножке под сочувственным взглядом Вадима.

          − Не могу надеть, пятку растерла, − жалобно сказала она и чуть не заплакала. Что теперь делать? Идти в раздевалку босиком или прыгать на одной ножке? Вот опозорилась!

          − Давай номерок, я принесу сапоги, − распорядился Вадим. − Ничего страшного, пойдем, прогуляемся.

           − Что случилось? − подошел к ним Никита. − Ногу растерла? Как тебя угораздило?

           − У мамы туфли стянула, − призналась Настя, − а они жмут.

           − Ну и лапы у вас с Натальей. Кстати, ты ее не видела?

           − Она танцевала с каким-то рыжим парнем. Но это было еще в начале дискотеки. А больше не видела.

           − Опять кого-то подцепила. Ведь договорились идти домой вместе. Ох, допрыгается моя сестренка.

           − Извини, Никита, но мы тоже уходим. – Вадим прямо посмотрел другу в глаза. − Танцевать Настя больше не может. Пойдем потихоньку домой.

           − Да, конечно. Я немного задержусь, одну девушку хочу проводить. Здесь недалеко. Знать бы только, где Наталья. Ладно, пока.

           И он ушел. А Настя с трудом натянула сапоги, и, прихрамывая, направилась в гардероб.

           Выйдя на улицу, они остановились от неожиданности: на город опустился густой-прегустой туман. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь его плотную пелену, − на расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно. Размытые силуэты прохожих двигались, как в замедленной съемке, и автомобили непрерывно гудели, предупреждая друг друга.

          − Как же мы домой дойдем? − растерялась Настя. − Ничего не видно.

          − Сориентируемся, − успокоил ее Вадим. − Держись за меня, старого туриста. Так что у вас опять приключилось, если не секрет? Чем тебя подруга снова расстроила?

          И Настя рассказала − про знакомство с Борисом, про их встречи и его арест. Только о поцелуе умолчала.      

          − Он тебе нравится? − помедлив, спросил Вадим.

          − Нет. Но мне его очень жаль. Понимаешь, Борис простой парень, может, не очень умный, − но не подлец, это точно. Не мог он так поступить. Очень хочу ему помочь, но как, не представляю.

          − Настенька, а ты на сто процентов уверена в его невиновности? Насколько я понял, ты и виделась с ним всего несколько раз. С кем он дружит, как проводит свободное время? А если ты в нем ошибаешься? Может, пусть лучше в этой истории разберутся те, кому положено? Тем более, что у тебя к нему ничего нет.

         − Наверно, ты прав, − согласилась Настя. − Но у меня такое чувство, будто он ждет от меня помощи. Ведь не зря Сережа с Натальей поделился, − знал, что она мне расскажет. Может, Борис его просил об этом?

         − Но что ты можешь сделать?

         − Не знаю. Может, для начала с папой поговорить? Он ведь заведует кафедрой, − у него всякие студенты учатся. Может, у кого есть родители из милиции.

         − Что ж, попробуй. Хотя я бы не советовал. Думаю, у твоего отца своих проблем хватает, − у кого их нынче нет. Ладно, был бы этот парень вам близким человеком.

         − Но ведь должен же кто-то за него заступиться? Нельзя же так! А если со мной беда случится и все отвернутся, − каково мне будет? Ты только представь!

         − Нет, не надо − не пугай меня. С тобой ничего плохого не должно случиться. Но я прошу: если тебя что-то тревожит, поделись со мной, ладно? Хочу, чтобы ты меня считала своим другом, настоящим другом, хорошо?

         − Хорошо, − улыбнулась Настя, − спасибо тебе. Ты такой добрый.

         За разговором они незаметно добрались до Настиного двора. Туман стал еще гуще, − свет фонаря почти не пробивал его. Они остановились у ее подъезда и постояли некоторое время молча.

           Он решает, можно ли меня поцеловать − вдруг поняла Настя, − еще подумает, что я только этого и жду. Надо прощаться. Но как не хочется!          

         − Я пойду, − нерешительно произнесла она, − поздно уже.

         − Как нога? Болит? − участливо спросил он.

         − Да я как-то притерпелась. Но немного печет.

         − Обязательно помажь «Спасателем». У вас есть?

         − А что это?

         − Это мазь такая − сразу боль снимает. И заживет намного быстрее.

         − Впервые слышу.

         − Давай я в аптеку сбегаю, куплю. Она меня не раз в походах выручала.

         − Ой, мне неудобно тебя утруждать.

         − Ничего, я быстро.

         Он проводил ее до двери и убежал. Дома никого не было. Настя зажгла свет и разулась. Нога выглядела угрожающе: огромный пузырь и краснота вокруг. Она протерла водянку одеколоном и осторожно проколола иголкой. Из отверстия вытекла желтоватая жидкость, и стало легче. Вскоре прибежал Вадим. Настя помазала болячку белой, пахнущей травами мазью, и боль сразу утихла.    

      − Уже не болит! − изумилась она. − Просто, чудо! Давай, я тебе деньги заплачу, мазь, наверно, дорогая.

           − Никаких денег, − отказался Вадим. − Ну, как там рыба?

         − Ой, я о ней совсем забыла! − И Настя кинулась в ванну. Рыбина неподвижно стояла на дне. Но едва зажегся свет, она поднялась к поверхности и открыла рот, явно ожидая подачки. Настя опустила в ванну палец, рыбина поплыла к нему, коснулась губами и, недовольно шевеля хвостом, отплыла. Под брюхом у нее висела длинная черная цепочка. Вскоре она оторвалась и медленно опустилась на дно.

        − Опять проголодалась. − Настя покрошила хлеба и немного творога, − все это толстолобик с аппетитом съел.

        − Во прожорливый! − Вадим потрясенно смотрел на рыбу. −  Наверно, неделю не ел. Надо у него воду поменять, − вон сколько грязи на дне.  

        Во время этой процедуры в дверь позвонили. Поскольку Настя пересаживала рыбину в таз, пошел открывать Вадим. Настя слабо надеялась, что звонит Наташка или, в крайнем случае, ее братец, но за дверью оказались родители. По затянувшемуся молчанию она поняла, что они изумленно разглядывают гостя. Плюхнув толстолоба в таз, Настя выскочила в прихожую.

        − Папа, мама, познакомьтесь, это Вадим, Никитин друг, − затараторила она, покраснев до корней волос. − Он мне помогает пересаживать толстолоба.

        − Куда пересаживать? − поинтересовался отец. − И зачем?

        − Он столько съел: и мяса, и хлеба − ужас сколько! А теперь на дне ванны − ну, сам понимаешь. Вот мы и решили поменять воду.       

         − Понятно. Что ж, приглашай своего гостя с нами поужинать. Вы, как я понимаю, с вечеринки. Кстати, я вспомнил: этот молодой человек встречал с нами Новый год. А где Наташа с Никитой?

         − Мы их потеряли. −  Настя покраснела снова. − Я ногу растерла, и Вадим помог мне дойти до дому.

         − Чем это ты растерла? И кто тебе разрешил надевать мое новое платье? − сердито спросила мать. − Я за него еще даже не заплатила. Боже, да оно все мокрое!

         − Так рыба. Мы же ее пересаживали.

         − Нельзя было переодеться? Все платье забрызгала, − теперь стирать придется.

         − Извините, мне пора домой, − заторопился Вадим. − До свидания!

         − Куда же вы? А поужинать? Да прекрати ты со своим платьем! − прервал жену отец. – Не уходите, оставайтесь.

        − Нет, нет, спасибо, мне пора! − И Вадим быстренько ретировался.

        − Чего ты к ней прицепилась? Постеснялась бы при молодом человеке! − напустился отец на Галчонка. − Платье пожалела, а дочь позорить не жалко?

        − Подумаешь, молодой человек! Рано ей еще кавалеров заводить − пусть сначала школу кончит. Берет без разрешения мои вещи, а ты потакаешь. Если хочешь знать, я это платье взяла у нашей лаборантки, еще сама не мерила. А твоя доченька уже успела его выгваздать.

        Не желая больше слушать перебранку родителей, Настя переоделась и пошла в ванную. Толстолоб смирно сидел в тазу, свернувшись калачиком. Вода не покрывала его спину, но он терпел.

         − Бедненький! − пожалела его Настя. − Сейчас я тебе свежей водички налью, страдалец ты мой.

         Зашедший в ванную отец с интересом посмотрел, как дочь пересаживает рыбину, потом заметил:

         − Все равно ему в этой воде не выжить − она же хлорированная. Давай его почистим и пожарим. Так охота рыбки жареной.

         − Только через мой труп! − отрезала Настя. − Интересно, ты сам ему будешь брюхо вспарывать или меня заставишь? Ты посмотри: он же смотрит на нас человеческими глазами.

        − Спусти воду, и он уснет.

        − Нет! Он не уснет, он задохнется.

        − Так что, он теперь здесь навсегда поселится? А купаться где?

        − Буду его в таз пересаживать. А потом обратно.

        − И долго это будет продолжаться? Может, его сразу отправить в реку, коли так?

        − Там вода ледяная, а он уже привык к теплой. Может простудиться. У него начнется воспаление легких.

        − У рыбы нет легких, у нее жабры. Чему вас в школе учат?

        − Ну, воспаление жабр. Или жабер? Нет уж, пусть живет здесь, пока не потеплеет. Нечего было его − такого живого − приносить. А теперь терпите. Через месяц выпущу его в Дон.

        Галчонок с интересом слушала их диалог. По выражению ее лица было видно, что она уже простила дочь и одобряет ее решение. − Что с Федором? − поинтересовалась она. − Почему он из-под дивана не вылезает?

        − Пытался поймать толстолоба лапой и свалился в ванну. Так толстолоб ему чуть хвост не отъел. Он так орал! Наверно, никак в себя не придет.

         Во время их разговора рыбина стояла у поверхности воды, будто прислушиваясь. Заметив, что Настя опустила ладонь в воду, она подплыла и взяла в рот Настин мизинец.

         − Щекотно! − засмеялась девочка. − Он снова есть хочет.   

         − Нет, вы обе, определенно, чокнутые. Кому расскажешь, со смеху помрут. Ну, шут с вами, делайте, что хотите. − Махнув рукой, отец направился на кухню. − Мы сегодня будем ужинать или нет?

         − Сейчас толстолоба покормлю, и будем. Мам, достань яйца и ветчину. И муку − я омлет сделаю. 

         После ужина отец заглянул в комнату дочери. Та сидела на диване с книгой и усиленно пыталась делать вид, что увлечена чтением.

         − Переверни книгу, − хмыкнул отец, − она у тебя вверх ногами. Значит, этого красивого юношу зовут Питером?

         − Нет, − улыбнулась Настя. − Но он у меня с ним ассоциируется. Вадим родом из Питера и очень на него похож.

         − И что у вас с ним?

         − Ничего. Просто друзья. Он из Никитиного класса.

         − Это я уже слышал. Значит, просто друзья? − Отец испытующе глянул на дочь. − А может, не просто? Ну-ка посмотри мне в глаза. 

         − Ну, он мне нравится, − покраснела Настя. − А что?

         − Нет, ничего. Похоже, здесь симпатия взаимная. Что ж, пятнадцать лет − возраст первой любви. Только ты не теряй голову, − а то у вас, нынешних акселератов, все слишком быстро происходит.

         − Папа!

         − Ладно, ладно, не тушуйся. Как там с физикой?

         − А ничего хорошего − скачем галопом по Европам. Уже электричество заканчиваем, а задач толком не решали.

         − Не страшно, вы к этому материалу еще вернетесь в десятом классе. Ты, главное, готовь программу лицея: решай побольше задач по механике − у них на вступительных только этот раздел. Но зато задания довольно трудные. Ты хоть в них разбираешься?

        − Да вроде, разбираюсь. Мы с Наташей уже почти всего Рымкевича прорешали. Лизавета сначала делала на нас квадратные глаза, а потом махнула рукой, − учите, что хотите. Даже не спрашивает. Говорит, чего вас спрашивать, − вы и так все знаете.

       − Ну, хорошо, дочка, отдыхай, не буду больше тебе докучать.

        Он вышел. Но едва Настя собралась стелить постель, как позвонил Никита. Тревожным голосом он сообщил, что Наталья домой до сих пор не явилась и неизвестно, где ее искать. И что он уже получил нагоняй от родителей. А когда возразил, что не обязан быть надзирателем этой вертихвостке, они пообещали оторвать ему голову, если с ней что-нибудь случиться. 

       − Настя, пойдем, поищем ее, − робко попросил Никита. – Может, она где поблизости отирается. Дома невмоготу − меня предки уже задолбали. Пусть только явится, − я ей такое устрою!

        Насте очень хотелось сослаться на больную ногу, но совесть не позволила. Все-таки родная подруга, − а вдруг с ней действительно что-то стряслось? Испросив у родителей согласие, она похромала одеваться.

        Ищи ветра в поле, подумала Настя, когда они с Никитой вышли со двора. На темных улицах было пустынно. Туман немного рассеялся, но все равно контуры редких прохожих едва угадывались. Они постояли, размышляя, куда идти, потом пошли направо. С таким же успехом могли пойти налево, − вероятность  удачи была одинакова. Пройдя два квартала и так никого и не встретив, повернули назад. Часы показали половину двенадцатого. Они снова остановились у ворот, и долго стояли, ощущая в душе нарастающую тревогу.

           Позади послышались торопливые шаги. Оглянувшись, они разглядели в мутной тьме Вадима, спешившего к ним. Оказалось, он позвонил Никите и, узнав о пропаже Наташки, решил присоединиться к друзьям.

           − Может, в милицию сходим? − предложил Вадим. − Сообщат по рации нарядам, пусть они тоже ее поищут.

           − Если до часу не явится, сходим, − хмуро отозвался Никита.

           − А давайте сейчас позвоним. И в милицию, и в «Скорую». − Настя, с жалостью глядела на мертвенно бледное лицо Наташкиного брата.

           − Не, я домой не пойду, − отказался Никита. − Там меня мать живьем сожрет. Давайте еще подождем с полчаса, а тогда – в милицию.

           И они снова погрузились в тревожное ожидание, временами поглядывая на светившийся циферблат Никитиных часов. Минут через пятнадцать послышался шум машины. Вынырнувший из темноты милицейский уазик остановился возле их двора, − из открывшейся двери выскочила зареванная Наташка в сопровождении пожилого милиционера.

             В общем, история с ней приключилась ожидаемая − почти, как на новогодней дискотеке. Очередной кавалер показался ей вполне положительным, и она позволила ему себя проводить. Но по выходе из Дворца к ним присоединились двое его приятелей, и они все вместе стали настойчиво звать Наташку к себе в гости, − а когда та заартачилась, просто взяли под руки и поволокли к машине. Хорошо, что у нее хватило ума заорать. Ее вопль привлек внимание проходившего мимо патруля − и всю компанию забрали в отделение. Там их допросили, записали адреса, после чего отвезли Наталью домой. Что стало с теми парнями, ей неведомо.

             Никита поблагодарил милиционера, сделав попытку сунуть ему купюру, но тот вежливо отказался и укатил. Едва машина скрылась в тумане, Наташкин братец схватил сестру за плечи и стал трясти, как тряпичную куклу, приговаривая: − «Еще раз… еще раз.. такое устроишь…  своими руками придушу! Чтоб уже больше никого не мучила!»

              − Да-а, а кто меня бросил! − вопила Наташка, размазывая слезы. − Эти смылись, а ты пошел свою дылду провожать. А я что − одна должна была возвращаться, да-а-а?

             − Марш домой! − прорычал Никита и с размаху дал ей под задницу. Наташка взвизгнула и понеслась к подъезду, приговаривая:  «Все маме скажу: и как ты меня бросил, и что дерешься!»  Мрачный Никита, не попрощавшись, пошагал следом.

             Вадим с Настей молча глядели им вслед. Правота Наташки была очевидна, как и их общая вина − оставалось только благодарить Бога, что все закончилось благополучно. Когда брат с сестрой скрылись в подъезде, Вадим обнял Настю и притянул к себе. От неожиданности она онемела, неловко ткнувшись носом в его куртку.

             − Обещай мне беречь себя, − глухим голосом произнес он. − Если с тобой случится беда, мне будет очень больно. Обещаешь?

              Не поднимая глаз, она молча кивнула и, вывернувшись из его объятий, побежала через двор. Но у подъезда не выдержала, оглянулась. Он стоял, ссутулившись, на прежнем месте. Насте мучительно захотелось вернуться и еще раз прижаться к его куртке, − но, устыдившись этого желания, она стремительно нырнула в полумрак подъезда и понеслась к себе.

              После этого случая Наташку вообще перестали выпускать по вечерам из дому. На ее возмущенные вопли Никита молча показывал внушительный кулак. Но однажды во время очередной истерики не выдержал и выдал:

             − Ну, скажи, скажи, почему к тебе вечно цепляется всякая мразь? Почему к Насте и к другим порядочным девчонкам такие не пристают, а к тебе − моментально?

             − Откуда я знаю! − ревела Наташка.

              − А я скажу: потому что ты так себя ведешь! Все эти твои ужимки, дурацкое кокетничанье и хихиканье умному парню до лампочки, а всяким подонкам, − то, что надо. Сама напрашиваешься! Сиди дома и носа не смей высовывать, пока не поумнеешь.