Аппендицит

Аппендицит.

Боль  в  животе  я  почувствовала  ещё  ночью.  Как  всегда,  подумала:  «пройдёт».  Не   «прошло»,  однако,  утром  я  вышла  на  работу.  Была  я  тогда  начмедом  большой  больницы .  Накануне  у  нас   был  плановый  общий  обход  в  отделении  экстренной  хирургии,  ничто  не  предвещало  беды.

Сижу  в  своём  кабинете,  живот  болит,  тошнит,  измерила  температуру:  37,6.  Всё  же  спустилась  в  лабораторию,  попросила  взять  у  меня  общий  анализ  крови.  Конечно,  я  уже  заподозрила  у  себя  аппендицит,  но  мой  разум  отказывался  признавать  этот  печальный  факт.  Дело  в  том,  что  муж  был  в  отъезде,  а    дома  у  меня  оставались  двое  маленьких  детей,  так  что  на  операцию  ложиться  я  никак  не  могла.  О  последствиях  я    даже    думать  не  хотела…

Состояние  моё  ухудшалось,  я  встала  и  пошла  в  своё  бывшее  родное  отделение  функциональной  диагностики.  Там  легла  за  ширмой  на  кушетку,  попросила  принести  мне  пузырь  со  льдом  и  никому  не  говорить,  где  я.  Но  меня  быстро  нашли:  подписи,  рецепты .   Наступил   обеденный  перерыв.  На  служебной  машине  поехала  домой,  дома  никого:  сын  в  школе,  дочка  в  садике.  Съесть  ничего  не  смогла.  Когда  я    вернулась  на  работу,   ко  мне   тут  же  вошел  наш  главный  врач  Анатолий  Иванович,   (наши  кабинеты  были  напротив  друг  друга  с  общей  приёмной).  В  руках  у  него  была  какая—то  бумажка.  «Это  чей  анализ  крови?»  строго   спросил  он,   пристально  глядя  на  меня  своими  чёрными  глазами  под  густыми  чёрными  бровями.  Несмотря  на  грозную  внешность,  он   был  очень  добрым  человеком.

—Мой…

—У   Вас  живот  болит?  Это  же  аппендицит!   Почему  Вы  до  сих  пор  не  в  экстренной  хирургии?!

Я  начала  что—то  лепетать  о  детях,  но  он  перебил  меня:  «О  Ваших  детях  позаботится  Антонина  Александровна!  (это  медсестра,  моя  соседка   по  дому),  я  уже  попросил  её. Пойдёмте!

—Нет,  я  никуда  не  пойду.

—Силой  отведу!   Он,   действительно,  схватил  меня  за  руку  и  потащил  за  собой   по  коридору  мимо  кабинетов  поликлиники,  а  затем  вниз  по  лестнице   на  первый  этаж—в  экстренную  хирургию.  Я  выдернула  руку:  « Не  позорьте  меня  перед  больными,  отпустите,  я  сама  пойду!»

Пришли.  В   ординаторской  нас  уже  ждали  зав  отделением  реанимации  Валерий  Павлович  и   хирург  Леонид  Хазов.  Они    дружно  стали  меня  убеждать,  что  откладывать  операцию  больше  нельзя.   «Я  подпишу  отказ  от  операции»  ответила  я.  На  меня  будто  нашло  затмение.  Лёня   в  это  время   что—то  писал,  затем  положил  передо  мной  историю   болезни.  В  течение  рабочего  дня  мне  как  начмеду  приходилось  подписывать  много  разных  бумаг.  И   я  машинально  расписалась.   Ребята  тут  же  вскочили:  «Ну,  всё,  мы  пошли  «мыться»!

—Как,  что?!

—Вы  подписали  согласие  на  операцию!  И  вышли.

—Вы  что,  хотите  оставить  Ваших  детей  сиротами?  Раздевайтесь  немедленно!  Ребята  уже  готовятся  к  операции.

—Не  буду!

—Тогда  я  Вас  раздену  сам!  Анатолий  Иванович   стал    снимать  с  меня  босоножки.

—  Вы  что,  с  ума  сошли?!

—Это  Вы  сошли!

—Мне  неудобно  перед  хирургами  оказаться  с  голым  животом.   (Как  же-  -начальство).

—А  Вас  будут  оперировать  под  общим  наркозом.  Мы  договорились.  (Когда  успели?..).  Осталось  покориться  судьбе.

—Ладно,  выйдите,  пожалуйста,  я  сама  разденусь.  Тут  же

въехала  каталка,  меня  уложили  и  отвезли  в  операционную.  Последнее,  что  я  помню  перед  тем,  как  провалиться  в  небытиё-это  слова  анестезиолога: « Начинайте».  «Как,   удивилась  я,  ведь   я  же  ещё  не  сплю!  Очнулась  я  только   в    палате.

«Ну,  и  напугали  Вы,  Анна  Фёдоровна,  врачей,  никак  не  могли  разбудить  Вас  после  наркоза!—сказала  мне  моя  соседка  по  палате.  «За  это  время  Вас  посетили   начальник  медсанотдела,  главврач,  ещё  какие—то  люди,  а  самое  главное   кумир  всех  женщин  города,   первый  секретарь  горкома  партии.    Видно,  что  Вы  важная  персона!  Даже  завидно».   Соседка,  правда,  тоже  была  не  из  простых  смертных,  а  зам  председателя  горисполкома.

Но  мне  стало   не  до  шуток,  когда  в  палату   вошел  хирург  и  показал  мне  мой   удалённый  аппендикс:  «Посмотрите,  ведь  аппендицит—то  был  флегмонозный!».  Я  похолодела:  только  теперь  до  меня  дошло,  как  близко  от  меня  прошла   беда,  ведь  до  перитонита  было  уже  рукой  подать.     Утром  я  затянула  полотенцем  живот,  надела  свой  врачебный халат  (его  я  «выторговала»  у  хирургов  накануне,  т.к.  за  годы  работы  белый  халат  стал  для  меня  «второй  кожей»)  и  вышла  из  палаты.    Боль  в  послеоперационном  шве  была  сильная,  но  я  старалась  выпрямиться,  идти  своей  «королевской»  походкой.  Навстречу  мне  попался  больной,  который  брёл,  согнувшись  чуть  не  до  пола.

—Выпрямитесь,  а  то  так  и  привыкните  ходить, согнувшись,—сказала  ему  я.

— Вам  хорошо  говорить!  А  у  меня  два  дня  назад  вырезали  грыжу.

—А  у  меня  вчера  удалили  аппендикс.  Больной  удивлённо  посмотрел  на  меня,  на  мой  белый  халат,  но   спину  выпрямил.     Я  была  бесконечно  благодарна  врачам  экстренной  хирургии  и  своему  главврачу  Анатолию  Ивановичу  Плетнёву,  они  спасли  мне  жизнь!

ООднако   до  сих  пор  не  понимаю,  почему  во  всём,  что  касается  больных,  я    опытный,  заботливый,  ответственный  врач.  А  когда  речь  идёт  обо  мне  самой,  что—то  в  сознании

«переклинивает»:  роль  «больной»  мне  невыносима.  Как,  наверное,  и  многим  медикам.