Немцы в деревне Пересмешено…

Юмор — ирония
Летним днем, плутая по дороге, они встретили, стоящую на отшибе, небольшую деревню, и с радостными возгласами въехали на ее окраину. Старший группы Ганс Шиллер, молодой, рослый, внушительный, махнул рукой. Что означало – привал. Туристы, спешившись с дорожных велосипедов, размялись. С удовольствием расположились на траве-мураве под тенью векового тополя, выстоявшего при всех земных потрясениях. А неугомонный и комичный Курт Мюллер, пренебрегая отдыхом, сделал стойку на голове, прошелся на руках. Потом, взобравшись на ствол дерева и осматривая окрестность, повел речь скороговоркой:
— Слушайте, господа! Мы попали в таинственный мир России! Может, затерянный! Рядом дремучий лес, речка! Сказочная природа! Тут чудеса! Там леший бродит! Русалка на ветвях сидит! Я, непременно, останусь в этих дебрях, женюсь на царевне-лягушке. Буду жить… Как это по-русски? Да, буду жить припеваючи. Дурака валять. Ни хрена не делать. Лодыря гонять. Только заниматься любовью. День и ночь – сутки прочь! А еще хреначить шнапс, само…гон по обычаям местных аборигенов. И, к вашему сведению, я к поездке хорошо готовился. Изучал быт, язык, фольклор, сленг, говор обывателей, их крутые выражения, вплоть до – «мать твою так, а не пошел ли ты на… хутор бабочек ловить», и так далее. Кроме того, меня просвещал мой дед, участник войны с союзной империей. Оставивший свой след и в этих местах. Он настоятельно просил подробнее узнать, о чем не успел узнать. Это про русскую «Кузькину мать!».
— А мне кушать хочется! – благодушно, поглаживая живот, сказал полный, сдобный Иоганн Шульц по прозвищу Пончик. – И пора бы сделать запас натуральных продуктов…
— Ахтунг! Внимание! – перебил друзей властным голосом Ганс Шиллер. — Обязываю здесь каждого, вдали от цивилизации, соблюдать дисциплину, осмотрительность, собранность. Меньше беспечного трепа. День и ночь проводим в деревне. Отдыхаем, закупаем продукты. И, следуя дальше, выходим на основной туристический маршрут.
Неожиданно вблизи раздались выстрелы из ружья. Встревоженные туристы бросились в кусты и затаились. Вскоре их взору предстала воинственная группа селян. Трое выдвинулись вперед – представительный дед с копной седых волос и в командирской кители времен прошедшей войны, а также матрос в тельняшке и бескозырке с надписью: «Свирепый». Их дополнял подросток в гимнастерке с берданкой в руках, который стрелял в воздух и кричал:
— А ну выходи?! Иначе пулемет выкатываем!
Немцы вышли, подняв вверх руки. Дед скомандовал:
— Отставить, Никитка! Разберёмся мирно. Мы только тех караем, «кто с мечом к нам пришел»! Остальных проверяем на лояльность к власти и проводим с ними профилактические беседы. А власть тут представляю я – староста поселения и командующий сводным отрядом. И звать-величать меня – Георгий Тимофеевич Жучков! Теперь слово вам! Кто такие и с чем пожаловали?
Старший Ганс Шиллер, стоявший угрюмо и набычившись, совладал с собой, изобразил на лице улыбку, ответил:
Мы – немцы, туристы, путешественники! Сбились с основного маршрута. Никакой угрозы никому не представляем. Намерены отдохнуть и пополнить запасы продовольствия.
— Яйки, куры, млеко! – вставил застенчиво толстяк Иоганн Шульц.
Главком, усмехнувшись, проявил наконец расположение:
— Ладно! Разберемся. Никитка – в дозор! Григорий, зови Катерину! Накрывайте поляну. Потчевать гостей будем!
Матрос козырнул.
А молодая, пышнотелая, незамужняя Катерина, огневая, боевая, с косой до пояса, быстро собрала перекус. Одарила гостей улыбкой и томным взором. Григорий раскупорил пятилитровую бутыль с самогоном. Командир, воодушевившись, сделал вступление к трапезе:
— Вот наш эликсир здоровья! Наливай, Гриша, полней! Дозы не жалей! Ну, за ваше здравие и благополучие, гости!
Гости не кочевряжились. Приняли на грудь по первой, по второй дозе. Расслабились, развязали языки. Старший группы Ганс Шиллер вмиг стал чисто русским без комплексов. Он матерился и брал местных на понял. Осоловевший Пончик подмигивал Катерине. А Курт Мюллер ловил неустойчивую картинку. В глазах у него двоилось. После пятой дозы помутнение в головах немцев развеялось. Они, вступив в дискуссию с представленной властью, узнали, что деревня еще не восстановилась после военной разрухи. И не имеет в подворьях ни скота, ни птицы.
После седьмой дозы немцы опять потеряли самоконтроль. Русские же оставались в одной поре. Словно и не пили вовсе. Матрос только жевал бескозырку, а командир с каменным лицом твердил привычное:
— Наливай!
На десятой дозе немцы, заметно протрезвев, узнали более ужасную правду. Местных кормит только то, что в природе растет, летает, бегает, прыгает, скачет и плавает. А еще – пресловутая «автолавка», настолько «призрачная», что никто толком не знает, когда она появится и с чем именно.
Пользуясь русской открытостью во время прилива алкоголя, Курт Мюллер пытался узнать про загадочную Кузькину мать. Он теребил за рукав главкома и шёпотом, на ухо, спрашивал:
— Что она такое из себя представляет, что ее все боятся?! Наверное, страшилище, испепеляющее врагов, несусветное? Да вы только мне скажите? Мой дед, воевавший тут, просил досконально про нее узнать. Есть у него предположение, что именно она помогла вам одержать победу.
Жучков раскатисто рассмеялся, потом, хлопнув дружески по плечу Курта, заметил:

— Боитесь?! И правильно делаете! Больше ничего сказать не могу. Государственная тайна! Подписку давал о неразглашении…
Через час-другой немцы сдались, поползли под тень векового тополя. Главком проводил их словами:
— Пусть отсыхают, приходят в себя! А мы проведем совещание по возникшим вопросам.
«Отсыхающие» немцы, вспомнив, кто они и почему затерялись в глухих дебрях, повели возбужденный разговор о странностях местной действительности.
— Не вторглись ли мы в закрытую российскую зону? – озабоченно сказал Курт Мюллер. – Может, экспериментальную. Явно давний, затерянный мир. Словно тут остановилось время. И этот несгибаемый, всесильный командир по имени Георгий и фамилии Жучков… Кого-то он мне по истории войны напоминает.
— Думаешь, маршала Георгия Константиновича Жукова? – спросил Шиллер.
— Точно! Его! – оживился Мюллер.
— Так это когда было? И фамилия Жучков…
— Реально сохранился. Благотворные местные условия. Продукты натуральные, без пальмового масло и транс-жиров. Плюс – исцеляющий любой недуг самогон!
Шульц рассмеялся:
— Сохранился, если бы живой был. Его же давно похоронили с почестями.
Мюллер махнул рукой:
— У русских правды не найдешь. Устроят видимые похороны. А в действительности накажут за командные промахи. Лишат званий и сошлют в такую вот глушь беспросветную. И фамилию сменят для конспирации…
— Вы тут говорите, а я пошел… — Шульц поднялся, покачиваясь. – Заверну в кусты, приспичило.
Ганс и Курт, обсудив все вероятные и невероятные версии необычайности, утомились. Начали клевать носом. Тут же забрались в спальные мешки и забылись в сладких сновидениях. Разбудил туристов вездесущий Никитка. Он принес на уху свежей рыбы. Посоветовал, где и как развести костер. Потом спросил:
— А где ваш третий, такой пузатенький?
Вопрос остался без ответа. И начались безуспешные поиски потерянного, вплоть до позднего вечера. Затем встревоженные, обеспокоенные, Ганс и Курт грелись у костра, варили уху и слушали заверения подростка, что днем всем народом найдут заплутавшего.
Ожидание Шульца длилось до полуночи. Сигналом и ориентиром для него служил костер. Ганс недоумевал по поводу исчезновения товарища. Курт строил предположения.
Обвинял местных жителей:
— Наверняка Иоганна похитили. Чем он им показался? От этих голодных аборигенов все ожидать можно…
Утром, к радости друзей, Иоганн Шульц объявился, следуя тяжелым шагом из деревни. Его то и дело заносило в стороны. Представ разлохмаченным, он выдохнул:
— Вот явился!
И сразу же попал под разнос старшего группы. Ганс Шиллер, накаляясь, возмущался:
— Куда ты закатился? Где шлялся? Отвечай?!
— Так похитили меня женщины. Мешок на голову надели и силой утащили к той, которая якобы заказывала. Сказали: «Молчи, приятно будет! На пробу берем тебя, забугорного!». И, правда, все было бесподобно. Но потом силы мои иссякли, а желания незнакомки возросли. Получился печальный нонсенс. Каюсь, друзья, оплошал. Не смог ее окончательно усмирить.
Шиллер зашелся от негодования:
— Удивляюсь!!! Так спокойно обо всем говоришь?! Он не смог?! Расписался в беспомощности! И этим ты опозорил себя, нас и всю нацию! А каков вид?! Одежда болтается. Неопрятность. Живот не прикрыт. И что я вижу на нем? Курт, полюбуйся, какой «автограф» оставлен фломастером на брюхе нашего друга.
Мюллер полюбопытствовал:
— Читаю: «Русские не сдаются! Мегера Кузькиной матери!». – О! Прикольно! Не иначе, как русская хохма! Но, пока дело до мамы не дошло, надо, господа, уносить ноги!
Шиллер, выдержав паузу, и погасив пыл, согласно кивнул:
— Да, приводим себя в порядок, завтракаем и отправляемся в дорогу! Нам инциденты не нужны!
Местная власть, однако, все держала под контролем и не забыла туристов. Вовремя подъехали на подводе сам главком и его ближайшее окружение. Георгий Тимофеевич Жучков, провожая в дорогу группу, по-свойски обнял каждого, сказал напутственные слова. А Григорий и Никитка вручили, добытые неким путем, продуктовые наборы.
Туристы, удалившись на небольшое расстояние, остановились. И, прощаясь эмоционально с деревней, выразили свои чувства:
— Там русский дух! Там Русью пахнет!
Валерий Тюменцев

рекомендовать