Билет на балет

Вы плачете? Когда вы последний раз плакали? Я так часто плачу. Наверное, чаще, чем надо. Даже, когда улыбаюсь, могу плакать. Над фильмами рыдаю, над книгами, над жизнью вообще. Я с детства  много читаю, больше чем смотрю. Знаете, кто мои   любимые писатели? Вы сейчас у виска крутить будете. Крутите, я привыкла. Люблю читать Достоевского, Куприна, Пастернака, Платонова, Есенина, Цветаеву, Бродского. Да, много кого. Современников читаю, но они все не о том. Родословная разночинца – его книжная полка, так, кажется, писал Мандельштам. Я и есть разночинец.

Работаю в кафе-пекарне «Печка» продавцом уже третий год. Не знаю, как меня взяли без опыта работы, но, похоже, не пожалели. С покупателями я всегда честна и вежлива. Нетрудно быть честной в честном заведении. Творят кондитеры и повара на славу, вкусно, художественно, эстетично, как для себя любимых. Без дураков. Это принцип нашей шефини: мука только высшего сорта; масло вместо маргарина; молоко водой не разбавлять; сметана только натуральная, а не порошковая; в котлетах только мясо, и никакой сои и тертого картофеля; клиентов не обвешивать и не обсчитывать; клиент всегда прав, даже, если он не прав. И потому за всю эту честность клиент платит дорого. Мне честность обходится на пятнадцать процентов дешевле, а все равно дорого. Но я раскошеливаюсь, не могу устоять. Эти шоколадно-малиновые кексы, пироги, блины, пельмешки, пицца! А «Анна Павлова»! М-м-м… Ум отъешь! Это, между прочим, десерт такой, придуманный в Австралии в честь русской балерины Анны Павловой. В общем, это словами передать невозможно. Это надо попробовать. Я это проделываю по графику: два через два. За два с половиной года я набрала больше пяти кило. Пока у меня ранняя стадия «пышки».

Моя мама давно сказала, что мозги у меня набекрень — променять школу на булки  и «Анну Павлову». Она все еще жалеет, что я прервала семейную династию учителей. Мама – литератор, отец – доктор исторических наук, тетка преподает машиностроительное черчение в техникуме, сестра Олька на очень Дальнем Востоке —  Кундалини Йогу, думая, что несет в народ силу своего электромагнитного поля, ауру и отводит негативную энергию.

Я не то чтобы была плохим учителем. Я была хорошим учителем целых пять лет. Вкладывала в детские умы английский язык. Дети любили меня, я – детей. Не любила я администрацию, отчеты, электронные дневники, Минобрнауки и систему образования в целом. Мне посчастливилось окончить школу еще до егэнутых перемен в образовании. Будучи учителем, я так и не смогла научиться взращивать  квалифицированных потребителей, поэтому дом образовательных услуг покинула. Я все еще скучаю по детям. Дети – это цветы. Вспоминаю свой первый выпуск, мой 11 «а». На выпускном некоторые девочки выглядели старше меня, больше напоминающую тогда недокормленную лань. Декольте обнажали их покатые плечи, налитые груди  роскошного размера. Платья пикантно обтягивали точеные талии и округлые бедра. Во взглядах — томная женственность. Бутоны распустились.

А мой бутон потихонечку засыхает. Мне уже за тридцать, а счастья нет. Ни большого, ни маленького с крохотными ручками и ножками, с глазами одного из миллиона. Тот, один из миллиона, мне пока не попался. Который всю ночь обнимал бы меня словами, с которым можно молчать глаза в глаза. Всю ночь глаза в глаза. Чтобы он небо, а я птица. Чтобы я в нем, а он во мне.

Надо брать и работать с тем, что есть. Кто это сказал? Ленин или Степан Меньщиков из Дома-2? Да ладно вам. Я не смотрю телевизор. У меня его нет. Меня не интересует политика, хотя Путина уважаю. Меня раздражают ток-шоу с их горлобесием, женитьбами, трахами, драками в прямом эфире. Я живу на съемной квартире, и там нет телевизора. Да он мне и не нужен. У меня полка с книгами и ноутбук с диагональю в двадцать один дюйм. Я на нем и кино смотрю, и по сети брожу. Когда устаю от фильмов, иду в народ – в соцсети, ползаю по чужим страницам. У меня есть аккаунты во всех соцсетях: в Одноклассниках, в Твиттере, в Контакте, на Фейсбуке, еще где-то, уже и не помню где. В гостях я стараюсь не следить, не оставлять комментов и лайков. Просто смотрю. Котики, мур. Хорошенькие. Демативаторы. Собака-наблюдака. Собака-танцевака. Он бы отдал за тебя жизнь…А что ты сделал для него???? Ретривер, дворняга, хаски, кокер. Все брошены. Люди — твари! Вы в глаза им посмотрите! За что вы их так? У них же душа нараспашку. Они все еще в вас верят. Жаль, что у меня жилье съемное, я бы кокера взяла… и хаски. Завтра куплю корм, принесу в приют. В прошлый раз сердце надорвала, жалко их всех. У меня в детстве рыжий кокер был, американский. Степка. Умница, каких поискать. Самый преданный. Пятнадцать лет с нами прожил. Умер в конце ноября. Мы все вместе: мама, отец, я, Олька, буквально грызли мерзлую землю, чтобы похоронить лучшего члена семьи. Больше никого не заводили. Слишком больно их терять. В этом мире мы не выбираем, будет нам больно или нет.

Ниночка Александрова, 9 лет, ЧМТ в результате ДТП, состояние изменённого сознания. Требуется продолжение реабилитации в клинике Ниса. Помогите 7-ми месячному Темушке.  Хромосомная болезнь, трисомия по маркерной хромосоме, мозаичная форма. Ванечка Любомиров, 2года 4 месяца, дилатационная кардиомиопатия, помогите ребенку выжить.

Бабушка вдруг вспомнилась. У неё ИБС была, ишемическая болезнь сердца. Частые приступы стенокардии. При каждом приступе умирала, в глазах страх и плач: «Прости меня, Боже! И вы меня простите!» Это она нам. Мама ей таблеточку и все, опять жива. Как воскресла! Столько счастья! За пару недель до смерти бабушка в церковь попросилась. Я водила. Она исповедовалась, причастилась. А когда очередной приступ был, потом второй, третий, каждый день приступ, мама уговорила лечь в больницу. Бабушка не хотела умирать в больнице, среди чужих людей. Мама ей: «Не говори глупостей! Подлечишься, и опять жива». Подбадривала. Но бабуля как будто уже все знала – умерла ночью в больнице в полном одиночестве, среди шкафов со склянками для анализов и казенным бельем. Бабулю положили не в палату, а в хозяйственную комнату, не было мест. Спасибо, что не в коридор. Никто не заметил смерти никому не нужной старушки. Медсестра спала на посту, врач – в ординаторской на диване. Вот так мама да и все мы повесили на себя крест покаяния. Несем. От креста таблеток не бывает.

Кирочка Смирнова, 1год 10 месяцев. Синдром бабочки. Сумма к сбору 680 тысяч рублей. Её будущее в ваших руках. Машенька Ключевская, 2 года. Врожденный порок развития спинного мозга. Боже! Какая красивая девочка! Кукла просто. Дашенька Смирнова, стеноз гортани, мембрана гортани. К сбору 3,5 млн. рублей. Улыбашечка с трахеостомой. Чудо-девочка. Боженька, за что они так страдают? Они такие маленькие. Ангелочки. Они ведь и зла еще никому не сделали. Исцели их, пожалуйста. Помоги им, а? Ты ведь все можешь.

Я мимо таких пройти не могу. Обязательно перепост делаю. У меня вся страница – сплошные перепосты о больных детях и брошенных животных. В кошельке  куча бумажек с реквизитами банков. Настенька и номер напротив, Андрюша и номер напротив, Лерочка, Славик, Дашенька. Банкоматам я доверяю больше, чем Интернету.  Сто рублей,  сто пятьдесят, еще пятьдесят. Жалко всех. Свечу в Храме за всех ставлю: Боженька, помоги! Пресвятая Богородица, не оставь!

Сестра говорит, что я дура доверчивая. Эти виртуальные басни, отмычки для простодушных и неокрепших сердец, составляют профессиональные побирухи. Жулики в десяти случаях из десяти. Такие возле гастрономов, вокзалов и Храмов стоят с коробчонками, согнутые в немысленную дугу, в глаза не смотрят — христарадничают. Хлебом не берут — денег просят.
Ну и пусть! Пусть лучше обманут. Мне даже легче будет. Пусть все будут здоровы, сыты и счастливы. Только такого никогда не будет. Оскотинились мы вконец, сгнили, поэтому не будет.

Два года назад я помогала десятилетней Лерочке Залесской, будущей балерине. У неё был рак крови. Три года борьбы, две операции ТКМ в Германской клинике. Мне в личку в Контакте пришло сообщение от волонтера группы помощи Лерочке: помогите Лерочке  и её маме попасть на балет «Щелкунчик» в Государственный Кремлевский Дворец. Девочка никогда не была в Кремлевском дворце. Она обожает балет больше жизни.  Занимается в балетной школе с пяти лет. Очень перспективная девочка. Она не просто танцует, она живет балетом. Сейчас у неё стойкая ремиссия. Лерочка мечтает выздороветь и вернуться к занятиям в балетной школе. Волонтер так искренне радуется, будто Лерочка теперь болеет только  балетом. На фотографии красивая, хрупкая, как веточка, девочка в белоснежной пачке стоит на носочках, руки взмывают вверх, словно два крылышка. Птичка-невеличка. Божье творение. Будущая Анна Павлова. Так захотелось десертом Лерочку угостить. Тем более, живем в одном городе. Тут же списываюсь с волонтером, узнаю телефон мамы, звоню. На следующий день делаю заказ для Лерочки Залесской от феи Анны. От меня, то есть. Меня Анна зовут, как Анну Павлову. Такое совпадение. Позже мы с Лерочкой познакомились, уже после «Щелкунчика» в Государственном Кремлевском Дворце. На билеты-то мы, конечно, собрали.  Я давала ей английский целый год, пока она не вернулась в школу. Бесплатно, разумеется. Удивительная девочка. Нездешняя какая-то, не из нашего века, из девятнадцатого. Нежная, маленькая, легкая, как тростиночка, выразительные гибкие руки, пытливый взгляд ярко-зеленых глаз, сбивчивая детская речь, трогательная скромность. Английский ей давался легко. Даже слишком, будто кто-то в доме разговаривал на нем. Ну, кто мог разговаривать? Мать – продавец в гастрономе, отец – слесарь в шиномонтажке. Никак не могу понять, как у самых обычных родителей рождаются такие необыкновенные дети. Я бы хотела иметь такую дочку. Честно.
— Лерочке всегда хотелось танцевать, особенно после того, как она увидела по телевизору балет «Спящая красавица». Ей было четыре тогда, — рассказывает мама девочки.

Четыре! Всего четыре! А ваши дети что смотрят в четыре? Чего хотят в четыре ваши дети? «Миньонов»? «Барбоскиных»? «Машу и медведя»? Потом детки окончательно вживаются в роль Маши, а мамки-бабки, папки-дедки  исполняют роль Медведя. И так всю жизнь, до седин детей. У меня в школе были такие блум-маши, симпсоны и бендеры. Спрашиваю: какие, мол, у тебя цели в жизни? Зачем живешь? Не педагогично, конечно, и не корректно задавать детям такие глобальные вопросы. Ответа-то все равно не услышишь. Тем более, я еще и от себя ответа не слышала, но вдруг… Устами младенца, как говорится. Но эти маши-симпсоны-винксы, увы, не младенцы уже. Хотя, исключения бывают. Ответы у них банально-приземленные: деньги, клубы, квартира, машина, попасть в телеящик, прославиться, бойфренд и маленькая собачка. Нет, наоборот, маленькая собачка, а потом бойфренд. Это у девочек. У мальчиков почти то же, но в другом порядке и количестве: деньги, машины, квартиры, девки, клубы, попасть в телеящик, прославиться, большой кавказец или питбуль. И всех их объединяет одно – хотят свалить в европы и америки. Ну, а чего? Дети как дети. Любят деньги, как взрослые. Взрослые всегда любят деньги, из чего бы те сделаны не были: из бумаги, из пластика, из золота, из недвижимости. Я тоже деньги люблю, я же взрослая уже. Тридцать с хвостиком. Повзрослела, поумнела, погрустнела. Обычная проза жизни…Юная я другая была. Я хотела быть актрисой. Не для того, чтобы прославиться, нет. Хотела Татьяну Ларину сыграть или Катю из «Двух капитанов».
«Да спасет тебя любовь моя! Да коснется тебя  надежда  моя!  Встанет
рядом, заглянет в глаза, вдохнет  жизнь  в  помертвевшие  губы!  Прижмется
лицом к кровавым бинтам на ногах. Скажет: это я, твоя  Катя!  Я  пришла  к
тебе, где бы ты ни был. Я с тобой, что бы ни  случилось  с  тобой.  Пускай
другая поможет, поддержит тебя, напоит и накормит — это я,  твоя  Катя.  И
если смерть склонится над твоим изголовьем, и больше не  будет  сил,  чтобы
бороться с ней, и только  самая  маленькая,  последняя  сила  останется  в
сердце — это буду я, И я спасу тебя». Я бы и сейчас Катю сыграла или женщину чувства из Достоевского. Сонечку Мармеладову, например, или  Настасью Филипповну.

— Аня! Прекрати заниматься достоевщиной и спасать человечество! Это моветон по нынешним временам. Выражаясь сегодняшним языком – не комильфо! — и это говорит мне мама, литератор, между прочим, с почти сорокалетним стажем.

— Мама, как у вас с папой, разумных людей, могло родиться это чудо? Анька, с Достоевским ты себе мужика не найдешь, разве что идиота какого-нибудь, — это Олька, старшая сестра.

— Мне не надо мужика. Мне как раз Идиота надо, как у Достоевского, — это я ответствую.

— Ну, дура какая! Обожаю! – Олька целует меня в макушку, мама безнадежно машет рукой.

— Девочка моя, мой Малыш, иди ко мне. Я буду спасать тебя от этих Фрекен Бок! – отец распахивает руки. Меня воспитывали на «Малыше и Карлсоне» и «Ёжике в тумане», сестру – на «Репке» и пионерах-героях.
Я подхожу, утыкаюсь лицом в его сильную грудь:

— Папулька, я все-таки выйду за тебя!
Я их всех так люблю и боюсь потерять. Всегда боишься терять тех, кого любишь. Главное, что я не знаю, как мне их спасти. Я об этом с ними никогда не говорила. Вообще ни с кем. А вы чего больше всего боитесь? Я много чего. В детстве боялась старости, теперь – болезни и одиночества. Еще я боюсь войны, полицию, больницы, пьяных и наркоманов. И еще предательства боюсь. Люди всегда кого-нибудь предают. А вдруг я тоже предам?

Дорогая Анна Дмитриевна! Поздравляем Вас с Днем учителя! Хороших Вам учеников, ярких красок жизни, добра, удачи и успехов, интересных идей и светлых надежд! Ваш 11 «А». Любим, скучаем!
Хорошие мои, заиньки мои! Опоздали на месяц, ну ничего. Главное, не забыли своего классного руководителя. Спасибо вам, родные! Слезы навернулись. Они у меня близко. Настя, Дашулька, Андрюшка Иванников, Левушка, Вика… Славные мои. Они все у меня в друзьях. Леночка Преданникова. Какая стала. Статная, лицо спокойное, уверенное. Пашка Лесинец. Молчун. Всегда молчит. Нашел – молчит, потерял – молчит. Дашулька. Ах, какая девушка! Неприступная. Держитесь, мужики! Светочка за фортепиано. С семи лет.  Умничка моя, трудяга. Быть тебе пианисткой! Мои хорошие, и я скучаю.

Лерочка меня тоже поздравила с Днем учителя. Позвонила. Голос у неё мягкий, теплый.

— Анна Дмитриевна! Здравствуйте! Я хочу поздравить вас с Днем учителя и пожелать самого светлого, самого доброго. Человеческого тепла и любви! У  Вас не должно быть по-другому. Вы очень светлый человек. Я безмерно вам благодарна и преклоняюсь перед вами, — в трубке всхлипы, тихие, обнаженные. Причем, в Лерочкиной тоже. Две телефонные трубки, ничем не соединенные, даже проводами, а слезы передают одинаково вовремя, секунда в секунду.

— Что ты девочка, золотая моя веточка, — слова выходят глухо, отрывисто, толчками. – Спасибо тебе за такое сердечко…Будь счастлива, пожалуйста. Обязательно будь.

Отключаю телефон, сижу за чужим  столом, в чужой квартире и вою от счастья, от страха за это хрупкое счастье, от своей «светлости», будто солнышко по макушке погладило. Боженька, пусть у Лерочки все будет хорошо. Ладно? Пусть она будет здорова. Пусть она будет великой балериной, как Анна Павлова. Или просто балериной. Или просто здорова. Ты же все можешь.

Здравствуйте! Вам пишет мама Ванечки, мы многое пережили: трансплантацию костного мозга, по сей день проходим реабилитацию, бесконечные анализы, контроль. Ванечка очень ждет письма от Деда Мороза. Он уже сам умеет читать. Дедушка Мороз, напиши нам, пожалуйста.

Я, конечно, не Дед Мороз, а скорее Снегурочка, но тоже кое-что могу. Я когда-то сочиняла сказки своим племянникам. Я и тебе, Ванечка, напишу волшебную историю. Только завтра. Договорились? Завтра у меня выходной. То есть уже сегодня, но позже. Уже час ночи, пора видеть сны. Но фиг там, видеть сны. Я вчера опять легла сегодня – сказку писала про эльфа Звездочкина. Написала. Днем пошла на почту отправлять в город Кемь. Это где-то в Карелии, аж на самом берегу Белого моря. Пять лет на оленях. Не знаю, сколько туда письмо идет. Почта России работает стремительно. Пока стоишь в очереди можно всего «Идиота» прочитать.

Мама звонит:

— Анюта, тебе письмо пришло. Забери, пожалуйста, в ближайшие дни.
Забираю письмо сегодня же. То есть у родителей его и распечатываю, потому что остаюсь на ужин. Это от Лерочки. Письмо и пригласительный на балет.
«Дорогая Анна Дмитриевна! Позвольте пригласить Вас на мой первый балет «Снежная королева» по сказке Г.Х.Андерсена. Хореограф-постановщик и творческий куратор балета Вячеслав Самодуров. Это мой руководитель. Он большой профессионал и очень добрый человек. Несмотря на мою тяжелую болезнь, он позволил мне танцевать и в первый раз выйти на сцену. И хотя роль у меня совсем небольшая, второстепенная, но я все же очень рада. Я играю маленького тролля из свиты Снежной королевы.
Рядом сидит мама и опять плачет. Она всегда плачет. Радуется – плачет, страдает – плачет. Теперь она радуется, что я почти здорова, и что на нашем пути встречаются очень хорошие люди, как Вы. Нет таких слов благодарности, чтобы выразить её Вам. Вся наша семья низко кланяется Вам. Наш дом открыт для Вас всегда. Ждем на премьеру! Приходите обязательно. Лера, мама и папа».
Достаю цветной пригласительный. Читаю.
Муниципальный театр балета «Щелкунчик»
15 декабря балет в двух действиях «СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА»
Ряд 3 место10
Начало в 18.30

Потрясенная и растроганная молчу. В голове сплошной творог, мысли путаются, глаза опять влажные. Они мне низко кланяются. Нашли героиню. Да я никогда так не смогу, как эта тоненькая девочка. Она прячет болезнь и слезы за улыбкой, и говорит не все, о чем думает. Бережет родных людей. Даже меня бережет. А вот радуются искренне, смеется громко, свободно, заразительно. Оттого её слова проникают прямо в сердце, оставляя царапины. В ней много жизни. Лерочка, конечно, все видит: и черное, и белое, но живет ради желтого, красного, голубого… Нет, я так жить не умею. Я слабая и трусливая, а мне поклон. Дура, опять реветь вздумала. Отец сжимает мои ладони и сипит простуженным  голосом Карлсона:

-Не реви! Это ты ревёшь или я реву?

— Я реву.

— Вот и не реви.

— Я не реву.

Папка и в детстве так меня успокаивал. Пара цитат из «Малыша и Карлсона», и жизнь опять прекрасна. Мама зачем-то ставит на плиту кастрюлю с водой. С ужином она, вроде, уже закончила. Все ясно. Не знает, как себя вести, боится моих соплей. Она всегда так. Вроде вся из себя такая несгибаемая, целеустремленная, дисциплинированная, характер нордический, — классическая училка, а не знает, что делать со слезами взрослой дочери. Вдруг она резко разворачивается, будто делает открытие, хлопает себя по бедрам:

— Анюта! Тебе же не в чем идти на балет!
Жизнь возвращается в прежнее русло, обретает краски, становится подвижной.

— Мам, по-твоему, я голая, как Ева, хожу? – пытаюсь сопротивляться напору «железной леди».

-У тебя нет норковой шубы! — мама заводит старую песню. — Я не позволю тебе обижать нас с папой!

— Я?! Обижать?! —  у меня даже слезы высохли.

— Почему ты не позволяешь нам сделать тебе подарок?! – мама решительно накрывает на стол. — Все! Ничего не хочу слушать!

После такого ультиматума мои всегдашние доводы, вроде, шуба – глупое приобретение, в шубе я выгляжу, как ямщик не гони лошадей, сдулись, как плохо завязанный воздушный шарик.

Всё следующее воскресенье мы таскаемся по «Барсам», «Меховщикам», «Зимушкам», «Белкам», «Северинам» и «Тото». Я тыщу лет не вылезала из своей Сортировки в центр и совершенно не узнаю Ёбург. Так вот ты какой, город — сказка, город-мечта. Город баннеров, кандидатов и рекламных трамваев. Город хипстеров и растаманов, богатых и бедных. Большие города. Ни берега, ни дна. Харе Кришна, Харе Рама. От шелеста денег оглохнуть можно. Состоятельные тетки атакуют ТЦ и ТРЦ. Победнее — тусуются на «Таганском». Чистая публика. Никакого рака, никаких синдромов бабочки. Все здоровые, успешные, молодые! У нас даже инвалидов один на миллион. Лучший город на Земле!

Перемерив тучу шуб (офигеть, какие цены, несовместимые с жизнью!), упрашиваю маму заехать в «Лапландию», у меня там скидка пять процентов. Если учесть, что шубка тянет на восемьдесят тысяч даже с SALE, можно сэкономить четыре тысячи. Мама соглашается, едем. Набросив на мои плечи еще пять шуб, в которых я выгляжу, то ямщиком, то женщиной «за», молодая, хорошенькая продавщица с московским акцентом вдруг загадочно вздергивает палец вверх и изрекает:

— Пдааждите, пдааждите! Вам нужна кааротинькая, светлая шубка-футляар жимчужнава цвета. Каажится, такая у нас есть. С прошлава сизона аасталась.
Жемчужная шубка-футляр и правда делает из меня благородную, интеллигентную девушку со знанием английского, французского и умением играть на рояле. Татьяна Ларина, не меньше.

— Ну! Не идет, не идет, — передразнивает меня мама. – Ты пойдешь, и она пойдет.
Продавщица округляет и без того большие глаза, глупо улыбается.

— Я про шубу, — поясняет мама.
Отец обходит меня по кругу:

— Нюткааа! Красавица! Теперь все идиоты твои.
Продавщице делается хуже.

— Ой, у них все время то Карлсоны, то идиоты, — снова поясняет мама. Продавщице делается совсем худо, видимо, давление упало к ногам.

— Вы браать буудите? – безнадежно дрожит её голос.

— Будем! – в унисон с мамой.

— Продавщица снимается с ручника, несет жемчужную шубу, как драгоценность, на кассу, мама победно вышагивает за ней. Мы с папкой буквально валимся на диванчик. Ноги гудят от многочасового хождения по салонам. Я кладу голову ему на плечо. В «Ланпландии» звучит меховая музыка, теплая, уютная, как жемчужная шуба. И это плечо – такое домашнее, родное. Жить – хорошо. Просто хорошо.

— А мама наша красивая, — тихо и восхищенно произносит отец.

— А то! – подтверждаю я. – Роскошная женщина!
Мама хоть и не в норковой шубе, а только в бобровой, но женщина дорогая и достойная во всех смыслах. Дорога отцу, мне, Ольке. Ей глубоко за шестьдесят, и жизнь её ломала-ломала, но даже не надломила. Не по зубам. «Есть в русской женщине божественная сила…» — это про неё.

Роскошная женщина довольна, смотрит на нас и сияет, как звезда.
Сейчас она бодрым голосом скомандует: «Так, теперь едем в кафе! Это дело надо отобедать!»

— Ох, Анна Дмитриевна, сейчас бы на диванчик, к телевизору! – отец мысленно двигается в сторону дивана. Наивный.
Сидим, закрыв глаза, мечтаем каждый о своем.

— Таак! – слышу голос из прекрасного далека. — Теперь едем в кафе! Это дело надо отобедать!
Внутри все улыбается, снаружи — смеётся. Родители, я люблю вас. А в голове вдруг опять эта тихая и страшная мысль: боюсь потерять, боюсь потерять. Как удар под дых.

Знаешь, Господи, мне ведь ничего от Тебя не надо. Ни шубы, ни денег, ни квартиры, ни Идиота. Все равно я шубы не люблю, а денег мне хватает и на жизнь, и на съемную квартиру. А Идиот.. Что Идиот? Захочет, сам меня найдет. Я об одном прошу, не разлучай нас надолго. Меня, маму, папку, Ольку, двух её охламонов и мужа её, йогу этого.  Ладно, Господи? Ты же можешь. И прости нас, Господи… Ладно?