эпизоды. окончание

Смеситель начал капать еще в прошлую пятницу, но все эти дни он меня не особо раздражал.

Во-первых, смеситель был в ванной, а я туда редко заглядываю без особой нужды, не то что мой товарищ Володя, кстати, очень толковый программист, — тот в ванной просто живет, он даже любит там обедать и смотреть телевизор. Это разве нормально?

Во-вторых, капал он как-то аккуратно, не нагло, тихо капал себе, как монах молитву читает, словом, не мешал жить. А вот сегодня с ним что-то случилось  нехорошее, звук капели стал громким, как пионерские барабаны, и появился  какой-то противный, я бы сказал хулиганский, свист. Я позвонил в управляющую компанию и поинтересовался, возможно ли вызвать сегодня сантехника, дескать, у меня проблема со смесителем. Девушка — диспетчер бойким голосом спросила:- Слесарь после пяти вас устроит? После пяти было не очень удобно, ко мне могла прийти одна гостья, а тут, нате вам, сантехник в ванной.

— А если раньше? — Раньше — только сейчас.

Я согласился. Это не секрет, что я в любимчиках у шефа, — а что такого — я парень исполнительный, —  поэтому мне ничего не стоило позвонить ему и отпроситься на сегодня с работы в связи с жизненной необходимостью. Смеситель, конечно же, жизненно необходим.

Удивительно, но сантехник явился скоро, а я — то думал, что все эти рассказы о долгом ожидании мастера, правда. Но он меня сразу как — то насторожил. Во- первых,  он был слишком юн, а во- вторых, от него не пахло сантехником! Я хорошо знаю этот крепкий, «добрый», как выразился Володя, запах, запах перебивающий все прочие жалкие ароматы. Редко, но все же случается, к нам в контору заходит местный сантехник, так что я имел возможность принюхаться. Этот же пах не так, нет, он пах «Хьюго Босс»- вот чем он пах! Мы прошли в ванную комнату. Я с подозрением разглядывал его спину, пока он копался со смесителем, и вдруг случайно посмотрел на его уши. Они были красные, просто полыхали огнем и, что особенно странно, были остренькими, как у черта.

— Прокладки полетели, надо новые ставить, — поставил он диагноз. — Так ставьте. — Таких нету с собой. —  Что же делать? — Идите, купите. — Подождите минуточку.

Я быстро, прямо в домашних тапочках сбегал и стукнул соседу — Петру Борисычу.

-Выручай, — говорю, — Борисыч, покарауль слесаря у меня, пока я в магазин метнусь.

-За водкой что ли? — За прокладками. — Добро, а водки тоже купи.

До сантехнического магазина от моего дома — рукой подать, но все-таки дело зимой было, —

куртку надень, сапоги надень, там светофор, тут гололед, словом, минут двадцать у меня ушло, пока я не зашел в этот магазинчик

-Дайте, — говорю парню за прилавком, — прокладки для смесителя.

-А у вас какой тип смесителя? — спрашивает он меня.

-Какой еще тип? — говорю, — смеситель для воды, руки мыть.

-Вы не больно-то умничайте, узнайте сперва, какой у вас тип смесителя, а потом людей тревожьте.

Естественно, я не взял с собой телефона, а в магазине люди презрительно отворачивались, когда я просил, дайте, мол, один звоночек сделать. Ах, как глубоко проникла в нас эта черствость, это равнодушие — откуда они взялись?  Вот люди рассказывают:  в прежние времена подойдет человек к человеку: — Дай, брат, сапоги за газетой сходить. — Бери.

Люди доверчивы были, не мы. Я помчался домой.

— Какой тип у моего смесителя! — закричал я, не проходя в дверь. — «Елочка».

«Елочка-палочка», — твердил я, несясь обратно в магазин.

— Ну, узнали?

— «Елочка».

— Для  «елочек» прокладок нет, есть замена, говорят, подходят.

Делать нечего — я купил две резиновые шайбочки и понес их домой. «Господи, хоть бы подошли!» Так горячо я молился два раза в жизни — сейчас и кода я несколько лет тому назад  решил сыграть на бирже. В тот раз молитву не услышали. Уже подбегая к дому, я чуть не навернулся на гололеде. Не чистят — и все тут. Поймать бы депутата какого-нибудь, задать ему вопросик. Да где его ловить — то. Откуда вообще берутся депутаты? Как это — жил, жил себе человек, дурак — дураком, и вдруг раз — и стал депутатом. Вчера даже плюнуть в его сторону скучно было, а теперь ты уже счастливо смеешься, когда он, как Наполеон, потреплет тебя за ушко.

Прибежал я домой.

— Ну,- говорю, — ставьте  скорее, а то мне с Борисычем не рассчитаться.

Сантехник повертел прокладки.

— Какие-то они не такие, — говорит.

— Ставь, ставь, люди проверяли — подходят.

Поставил он прокладки, открыл вентили, а вода не бежит. Ни холодная, ни горячая. Что такое? Он звонить в контору, а там говорят, что воду перекрыли до шести вечера в связи с аварией. Делать нечего, я заплатил ему за возню, — какие все-таки мерзкие были у него штаны — модные, чистенькие, таких у меня нету, — угостил Борисыча и занялся своими делами. А в шесть вечера дали воду и смеситель мой закапал пуще прежнего.

Я пошел жаловаться на жизнь Борисычу.

— Да возьми ты у меня ключ, да подтяни, — сказал Борисыч, да так уверенно сказал, что я

решился. Я взял у него ключ и вошел в ванную. Мне было жутко, ноги вдруг ослабли,

меня прошиб крупный пот и била дрожь. Не слушающимися руками я наложил ключ на

гайку и сделал им пол — оборота. Господи! Из-под гайки перестало капать. Я сбегал в

комнату и зажег свечку перед иконкой Николая — угодника. Вернулся, наложил ключ на

вторую гайку и тоже сделал пол-оборота. И тут удача. Я поспешил к Борисычу — меня

распирало, мне хотелось рукоплесканий, триумфальных кликов. Рассказывая и показывая

Борисычу, как я сам, лично чинил смеситель, я делал выразительные движения руками.

— Подожди-ка, — сказал Борисыч, — ты, что же, крутил ключом влево?

— Выходит так.

— Так ты же откручивал гайки, а не подтягивал. А воду — то хоть перекрывал?

— Нет.

— Видать, ты от Бога сантехник. Под давлением, да крутил не туда, а исправил.

Несколько дней я даже мечтал открыть свою фирму — ездить по вызовам и устранять течь

в смесителях. И, странное дело, все эти дни уши мои просто горели и чесались — сил не было. Кажется, они хотели начать расти. Но после отвлекся чем-то другим, не помню уж чем. А, вспомнил, вспомнил!

Мы с Володей помогли Максу с выбором девушки. Дайте-ка расскажу.

Бывает, мы собираемся втроем. Просто посидеть, потрепаться, винца попить. Я и Володя всегда приходим с дамами, а Макс один. Припрется один, усядется в кресло и давай анекдоты травить. А Анька с Люськой хохочут —  надрываются. Разве так делается? Заведи

себе девушку, а потом уже рассказывай в обществе анекдоты. Вот так. Не знаю, как Володю,

а меня это страшно бесило, поэтому я обрадовался, когда Макс как-то нам объявил, что намерен обзавестись подружкой. Володя же — старый скептик — принялся сомневаться, да

критиковать.

— Ты, Макс, привереда. Ты и в кафе все вилки на свету разглядываешь, а тут — женщина!

— Говорите что хотите, — возразил Макс, — будет у меня девушка и не просто так, за талию держаться, а настоящая интеллигентная дама. Светская львица.

— Леня, потрогай у него лоб — не горячий? Может он выпил чего, пока в туалет отлучался?

Дядька мой покойный во время семейных ужинов так частенько делал. Тетушка ему борща плеснет, а он съест две ложки — и в туалет. А там у него в рыбацком плаще в кармане чекушка.

— Спорим на бутылку коньяка, что в следующую субботу я познакомлю вас.

-Быть не может! Спорим!

Наступила суббота. Иронично похмыкивая, мы с Володей пришли в квартиру Макса.

Там, кроме хозяина, находилась очень милая и опрятная девушка с загадочными, как ночное небо, глазами. Макс нас представил.

— Знакомьтесь, Надя. Это Володя, это Леня.

Мы важно покивали и уселись за стол, на котором стояла грустная бутылочка «Божоле», в

окружении нарезанных яблочек и апельсина. Пошли разговоры, то, да се. Оказалось, что Надя по образованию филолог. Речь зашла о русской грамматике, в которой и я и Володя

мало что смыслили.

— У нас завхоз, Виктор Анисимович, говорит: « Ты хотишь, они хочут», но когда я ему говорю: « Вы, Виктор Анисимович, что хотите, они, дескать, так хотят», он меня прекрасно понимает, — сказал я, — и моя речь ему уши не режет. Так что есть норма?

— Некоторые правила умом не постигнуть, — добавил Володя.

— Вам бы купить учебник Розенталя, — сказала Надя.

— Розенталь, наверное, немец был, — заметил Володя, — немцы — они очень дотошные. Лучшие учебники немцами написаны. Если уж немец дело начал, его хоть из пулемета расстреливай, он его закончит. Тщательный народ.

Я покосился на Володю. Сам-то он часто не заканчивал свои разработки, говоря, дескать,

«мысль ушла».

Поговорили еще маленько, а потом, куда денешься, отдали потихонечку Максу бутылку коньяка, мы ее прихватили с собой, когда шли к нему — спор есть спор, и пошли по домам.

На улице мы пообсуждали Надю.

— Ты заметил, какие у Нади глаза. Просто космические. И руки такие деликатные — девушка

из интеллигентной семью, что и говорить.

— Да, руки есть, — согласился Володя, — повезло Максу.

Но, оказывается, Максу не повезло. Он позвонил мне спустя несколько дней и сказал:

— Забери, Леня, коньяк. Мы расстались с Надеждой.

— А что случилось?

— Достала. «Вылез из трамвая» — неграмотно, «жрать хочу» — неграмотно. Она называет меня «мой милый невежда», а мне слышится «невежа». Раздражает.

— Но секс? У вас же были отношения?

— Старик, я там тоже оказался безграмотным. Словом, я в поиске. Хочешь пари? К субботе

у меня будет светская львица. На бутылку коньяка?

— На бутылку уже спорили.

— Тогда на две.

В субботу мы с Володей шли к Максу с ощущением неуверенности. Все было непонятно.

Макс завел нас в гостиную, где на диване сидела очень приятная девушка. Глаза у нее были не космические, зато была очень добрая улыбка. И стол был неплохо обставлен. Винца разного на выбор, конфеты и внушительных размеров торт. Мы познакомились. Оказалось, что Алла врач — терапевт. Тем для разговоров сразу же нашлось несколько. Мне только не нравилось поведение Володи. Он как-то очень уж назойливо говорил и говорил о своем сколиозе — другим слова не давал вставить. Я от него просто не ожидал такого. Но я утешил себя — Макс и Алла будут дружить, а я буду по-свойски заходить к ним и вот тогда наговорюсь с Аллой. Без Володи. Вечером мы отдали проспоренный коньяк и пошли.

— Ну, как тебе Алла? Правда, у нее удивительно добрая улыбка? А сколько такта и внимания.

— Макс — везунчик, — заключил Володя, — я тут на прием к врачу ходил, так там такая очередь,

думал, все, околею. А тут и записываться не надо: — Дорогая, посмотри, что за прыщик?

Однако через несколько дней Макс коньяк вернул.

— Не дай вам Бог, ребята, пережить то, что мне довелось, — рассказывал он нам. — Носовой платок возьми, вдруг насморк, шею укрой, а то продует, громко на улице не разговаривай, горло простудишь, острое — вредно, соленое — вредно.

Он помолчал и добавил:

— Она следила, чищу ли я зубы.

Я представил, как чищу зубы, а Анна подсматривает за мной в щелку. Убить мало.

Был канун Рождества. Должен заметить, что респектабельные авторы такой фразой начинают

свое повествование, но я, увы, не так тонко понимаю законы российской словесности. Мы все собрались у меня. Анна делала селедку «под шубой», поминутно требуя то тарелку, то кастрюльку. Володина Люська притащила из дома салат «Оливье» и теперь просто сидела и болтала. Болтала она о том, как они с Володей в отпуск ездили на «Па —  де — ля — Кака». Мы с Володей мудро терпели и ждали начала ужина. В дверь позвонили. — Это Макс, — сказал Володя и пошел открывать. Это был Макс и не один, а с дамой. Звали ее Оксаной. Была она молчалива и только временами смеялась над Володиными шуточками. Когда звучал ее смех, у меня как-то болезненно сжималось сердце.

Смех был очень знакомый, завораживающий, казалось, он завлекал куда — то в бездну.

Голос у нее был хрипловатый и тоже очень знакомый, покоряющий твою волю и проникающий в само сознание.

— Мы принесли мясо, чтобы запечь. Мальчики, займитесь мясом.

Мы втроем покорно пошли на кухню.

Пока мы дежурили возле гриля, в ожидании того момента, когда мясо испечется и можно будет сесть за стол, девушки быстро познакомились и нашли общий язык.

-Греция, Тунис, ах, Эмираты! — слышалось из гостиной.

-Макс, принеси бокалы,- послышался властный голос Оксаны. Макс чуть не бегом понес их.

-Да, — со вздохом признал я, — светская львица. Но кто она — вот что интересно.

На кухню зашла Люська.

— Люсьен, а эта Оксана, кто она вообще?

— Как кто? Девушка. Кажется, закончила какой-то институт. Металлург.

Люська ушла.

— Что металлург. Я знаю одного зоотехника — управляющим банком трудится.

Мы помолчали.

Появился Макс. И тут только мы заметили, как он осунулся и исхудал. Одни глаза горели

безумным огнем.

— Ты, Макс, смотри, не окочурься раньше времени, — сказал Володя, — укатает тебя эта светская львица.

— Ребята, что вы понимаете. Как легко с этой женщиной! Она не гоняет меня за продуктами,

не требует денег на страховку машины, она спросила разрешения убрать мои бутсы, когда подметала в прихожей! Она «не душная» — вот, что я вам скажу.

— Макс, принеси картошку! — раздался приказ.

«Картошка»! Ну, конечно, я вспомнил, где я слышал этот голос,  и кто была его обладательница. Этим голосом мне говорили: «Ваша картошка, еще чего брать будем? Вот

перцы свежие, только что завезли».

— Ты тоже узнал?

— Еще бы не узнать. Она  — та самая ведьма, что обсчитывает меня каждый раз, как суюсь в ее ларек.

— Тогда, как же наш спор? Девушка должна быть интеллигентной.

— Эх, Леня. Что есть интеллигентность? Для наших дедушек-бабушек это было обозначение

аристократизма, в их понимании. Теперь говорят: «успешный человек» — смысл тот же самый. Оксана — успешная женщина?

Я представил ее доходы, о которых ходили смутные слухи, и сравнил их со своими грошами.

Разница была, как между доходами конюха и маркизы.

Так мы ее и стали называть за глаза: «маркиза из ларька».

Теперь я держу пальцы крестиком, чтоб у Макса и Оксаны отношения не прекращались.

Плохо что ли иметь у себя на столе самые свежие овощи, да еще за полцены?

Я был слеп и прозрел, был болен и выздоровел. Выздоровление мое случилось внезапно, а

виною тому был мой старый стул. Обычный, с кривыми ножками и отваливающимся сиденьем. Утром я шел через комнату и отодвинул его к стене — он стоял прямо по центру и мешал проходу. Вечером, придя с работы, я опять обнаружил его в центре комнаты. Недоумевая, я задвинул его в угол, но утром, зайдя в комнату, опять увидел стул, стоящий по

центру. Меня это стало потихоньку злить. Я опять отодвинул стул к стене. Был выходной и я

расположился на кухне, намереваясь испечь себе блинчики. Однако какое — то неприятное чувство угнетенности не покидало меня. В голове вертелась мысль: «Где теперь стул?»

Я выглянул в комнату. Мне стало жутко — стул стоял по центру. Я боялся подойти к нему, боялся прикоснуться. Наконец, решившись, я подошел к нему и, холодея от страха, взял его за спинку и поставил к стене. Затем, усевшись на кухонный диванчик, так, чтобы был виден стул, стал ждать. Время шло. «Ну же, ну», — торопил я события. Стул еле дрогнул. «Что!» —

мелькнуло у меня в голове: «Как это?» Стул медленно полз к центру комнаты. Я вскочил и захлопнул дверь кухни. «Что делать? Куда звонить в таких случаях?» Я прошелся по кухне.

Нет, это невыносимо, надо уйти из квартиры. Я открыл дверь — у меня чуть сердце не остановилось. Стул стоял прямо передо мной и насмешливо смотрел на меня.

— Ах, ты вот что задумал!

Я захлопнул дверь, но не тут-то было. Оттуда на дверь давили со страшной силой. Мне пришлось навалиться на нее всем весом, и только так я смог закрыть замок.

В дверь постучали.

— Леня, ты зачем заперся, — раздался голос Анны, — открой.

— Ленька, не дури, открой, — прозвучал голос Володи, — Макс, может, дверь выломаем?

Я отошел от двери. Нет, голубчики, не проведете. Я-то знаю кто вы такие. Вы все — просто мой стул. Стул, который хочет открыть дверь на кухню и полностью подчинить мою волю своей. Он хочет, чтобы я считал модным то, что носит он, чтобы я ел, пил то, что им одобрено и признано полезным, чтобы я выбирал из того, что он мне предоставит. Он хочет,

чтобы я был стулом. Стулом, как все.

Оставалось одно средство, и я прибегнул к нему. Среди читающих эти истории могут оказаться  подростки, поэтому я не буду говорить, что сделал. Но намекну.

Я едва не нарушил Конституцию.