Тоня лихорадочно перебирала одежду, откидывая одну за другой…. Все не то. Так что же одеть? Ей необходимо сегодня быть самой красивой. Жорка Гринев, первый красавец, обратил на нее внимание, пригласил на танцы. Но что, же одеть? Долго выбирая, она все-таки остановилась на платьице синего цвета с белым круглым воротничком. Правда не новое, но Тоня в нем была хороша. Также достала новые капроновые чулки, которые лежали на исключительный случай. На бегу, Тоня взглянула в зеркало, весящее в коридоре, тряхнула волнистой копной русых волос, огляделась и, понравившись себе, схватила пальтишко с вешалки, побежала на улицу. Не замечая холода, Тоня бежала к ДК, где уже вовсю гремела музыка. На ступеньках у входа стоял Гринев. Весь вечер Жорка не отходил от нее и, не пропуская ни одного танца, они весело кружились в музыке вальса. У Тони голова шла кругом от переполнявшего ее чувства. Да это было первое свидание, первая любовь. На следующий день Жорка сделал ей предложение и повел знакомить со своими родителями.
У Тони родители умерли. Отец жестянщик слесарных мастерских, умер через год после ее рождения, а когда исполнилось 9 лет, от чахотки умерла мама, которая работала санитаркой в госпитале. Осталась она с братом Костей, старшим ее на 8 лет. Она училась и смотрела за домом скребла некрашеный пол, мыла посуду, стирала тяжелую спецовку брата, а он приносил продукты, конфеты и книги. Библиотека у них была о-го-го, какая. Как-то Костя привел жену Александру чопорную барышню безоговорочно ставшей хозяйкой в доме. Так летели года, школа, техникум, «Биофабрика», где она работала статистом-экономистом и вот стала невестой. Свадьбу сыграли весело, хотя гостей было не много. Жорка весь вечер дурачился, брат Костя, как заправский тамада, говорил тосты, Александра на заказ меняла пластинки на патефоне и вообще была распорядительницей вечера. Танцевали все до упаду. Только Тоня сидела притихшая и, улыбаясь, наблюдала за общим весельем. Жить стали в Тониной комнатке маленькой, уютной и «неприлично» чистой. Жорка часто приходил домой с цветами. Ему самому нравилось дарить ей цветы. Она ставила вазу с цветами на подоконник, распахивала занавески, лучи солнца врывались в комнату, и все преображалось: в залитой золотом комнате среди моря цветов перед ним порхала голубоглазая пчелка – его любимая жена Тоня. Он хватал ее на руки и кружил, кружил по комнате ….
Однажды она поняла, что ждет ребенка. Радости обоих не было предела. Вечерами строили планы, как назовут, где поставят кроватку, как будут воспитывать и даже кем он станет. Родилась дочка Маргаритка. Жорка был хорошим отцом. Приходя с работы и не смотря на усталость, он с удовольствием возился с дочкой, смешно агукая не давал ей ни минуты плакать. Прошел год. По работе Жорке предстояла командировка в Среднюю Азию на строительство гидроэлектростанции. Сборы были не долгими. Собрали вещи и в путь. Ехали поездом. Всю дорогу Тоня не сомкнула глаз – мучило легкое беспокойство. Средняя Азия, как там сложится их жизнь – думала она, но рядом был ее большой сильный красавчик Жорка и это ее успокаивало. Встретили их хорошо дали комнатку в бараке. Местечко, где предстояло жить и работать называлось Таваксай. Жорка сразу окунулся в работу уходил и приходил затемно валился с ног и сразу засыпал. А утром….
А утром объявили – Война. Люди еще вчера такие улыбчивые и милые сразу как-то посуровели и подтянулись. Глядя на эту всеобщую перемену, Тоне тоже хотелось что-то изменить в своей жизни, и она пошла работать. Маргаритку определили в ясли, а Тоню приняли на строительство табельщицей. Когда Тоня впервые увидела стройку, у нее перехватило дух. Огромный котлован буквально кишел людьми. По всей площадке ярусами были проложены мостки и по ним почти бежали люди, толкая перед собой деревянные тачки груженые землей. Рабочих было тысячи разных национальностей, но работали все, слаженно понимая всю ответственность возложенной на них страной. Даешь Родина! Даешь Партия! И они давали, и они укорачивали сроки сдачи и этим били врага. Тоня тоже давала, а дома уставшая, но счастливая укладывала спать Маргаритку, целовала уснувшего мужа и, засыпая, бормотала – « Яна турпок яна» (узб. Еще земли еще.). Строительство было завершено до срочно. А враг рвался к Москве. Брат Костя, воевал с первых дней войны и писал с фронта веселые теплые письма, как будто отдыхал на курорте. Тоня была уверена, что война скоро кончится и уже ничто не сможет помешать их с Жоркой счастью. Но нет, война постучала и в ее дом. Повестка. Военкомат. Проводы. Все как во сне. Тоня растерянно заглядывала в его глаза, как бы спрашивала, как быть, что же делать. А он целовал ее синие озерца полные слез и твердил все одно и то же. «Все будет хорошо. Ты жди». И она ждала, отдавая всю себя работе и доченьке Маргаритке. Но вот беда с переездом на новое строительство Аккавакской ГЭС заболела Маргаритка. Дизентерия. Даже не дав опомниться, сгорела в три дня ее девочка, ягодка, солнышко. Горю не было предела. Тоня почернела. Ходила сама не своя. Получая светлые проникновенные Жоркины письма, она не смогла написать ему о случившемся, а так и продолжала писать, что все у них хорошо. А в 44 почтальонка Верка-чума сунула в руки бумажку. Не читая, Тоня заплакала – похоронка.
— Да подожди ты не реви – гундела Верка – живой он вот читай «пропал без вести» значит живой. Так что жди.
И она ждала. Посылала в разные инстанции запросы, пытаясь разыскать мужа, но в ответ получала «сведений не имеется». В 45 ходила встречать поезда, смотрела в радостные лица и в душе теплилась надежда. Ну не сегодня так завтра встречу, обниму и зацелую…
Вот так проходила жизнь. Станция за станцией итого шесть из Чирчикского каскада ГЭС. А дальше Самарканд «Хишрау ГЭСстрой». Инженер-экономист. Опять барак, пустая комната, одна. И работа, работа с утра до темна. Домой на попутках. Однажды водитель заснул за рулем и машина летит в кювет. Пришла в себя. Палата. Медсестры. Врачи.
— Ну вот и прекрасно милочка, попугали вы нас однако – наклонившись к ней улыбаясь, говорил в белом халате человек и перейдя на ты продолжал – ты счастливая девонька другие, что были с тобой, погибли. Нерв перебит у тебя в плече, работать рука не будет, но не страшно – левая, а так я ее сохранил, не нарушил твоей красоты. Девчонки соседки по бараку без конца бегали ее проведывать, приносили гостинцы и трещали без умолку обо всем на свете. Тоня смотрела в их смеющиеся лица и не слышала о чем они говорят, только лишь билось в мозгу «инвалид, инвалид». Как только поднялась, смогла ходить девчонки забрали домой. От пенсии отказалась. Я буду работать, я смогу. Всему заново начала учиться, приноравливаться, как одной рукой тряпку выжать, картошку почистить, спичку зажечь. Ни от кого не хотела зависеть. Потянулись дни дом работа, работа дом. Только на работе Тоня чувствовала себя нужной.
Как то вечером прибежала запыхавшаяся Зойка, соседка по бараку, и ошеломила.
— Антонина парень тот чернявый, новенький на тебя засматривается. Ты в курсе?
— Да ты в своем ли уме Зоя – возмутилась Тоня, – какие парни мне под сорок, инвалид…
— Эх, дуреха, возраст это ерунда. Я б за такого все бы отдала, но он на меня не смотрит.
И правда заметила Антонина, то в кабинет заглянет ненароком, а на пути встретит, скажет что-то не впопад. Донской казак Григорий Довгаль чернявый глаза как спелые вишни, горбинкой нос, чубатый.
А вечерами снова Зоя и все о том же.
— Тоня давай хватай. Ведь сама говоришь возраст, не будешь же всю жизнь одна. Поженитесь, родишь, детё будет, ты сможешь, ты сильная.
Антонина хорохорилась, но в душу это запало. Что и говорить хотелось Тоне ребеночка, но боялась справится ли. И все-таки сдалась. «Может и мне улыбнется бабье счастье, заживу, как все» – думала она. Дал бог ей дочь Маришку. Черненькая, глазки вишенки вся в папу. Ох, и трудно было Антонине. Пеленала сама, где надо коленкой помогала. Воду носила коромыслом, купала, стирала, мыла, еду варила, мужа встречала – все успевала. Боялась поверить в свое счастье. Все было в доме как надо, как должно быть. Но Григорий не оправдал Тониных надежд. Человек он был веселый, компанейский, любил водочки выпить, сплясать. Особенно Яблочко мастерски бацал. Приходил с таких попоек злой и кидался на Антонину с кулаками. Бил ревнуя, зная, что она не любит его, а проспавшись, плакал. Дочку любил до безумия, да и Тоню любил. Сразила она его своими синими глазами, и утонул он в них без остатка, и не было выхода из этой ситуации, как только расстаться, на том и порешили. Уехала Антонина в Чирчик, где ее помнили и помогли устроиться на работу в Чирчикхимстрой экономистом планового отдела. Получила квартиру, и зажили они с дочкой припеваючи. За Григория вспоминала, сожалея, что дочь растет без отца. А он уехал в Ростов писал, дочери длинные письма, посылал подарки и даже два раза прямо на новый год приезжал в отпуск, вот радость была Марине. Уговаривал Тоню жить вместе, но не было места для него в Тонином сердце все без остатка занимала его дочь Марина. Дом их был полной чашей. Деньги Антонина получала хорошие. За сдачу каждого объекта, полагалась солидная премия. Все что требовалось для взрослеющей дочери, тут же приобреталось. Машинка швейная, пожалуйста, путевка в лагерь, санаторий, дом отдыха без проблем. Кольца, серьги золотые само собой надо…. Все что имела она все, чем была богата душа ее, все отдала своей дочери Марине. Она и жизнь бы отдала свою за счастье дочери. А когда родился внучек, Антонина испытала такое счастье, как будто сама родила его. Это пищащее существо даже как то отдалило ее от дочери. Теперь внимание всецело было на него, а потом и на внучку Олечку.…
Вот так и прошла жизнь, долгих 80 лет. И сейчас лежа в кровати с распухшими от подагры ногами Тоня перелистывала свою жизнь год за годом. В окно смотрела луна, разливая серебряный свет по комнате. Вдруг она заметила присевшего на край ее постели мужчину. Она не могла разглядеть его, но догадалась, это был Жорка. Да, да ее красавчик Жорка. «Как Жора – ты? Ты как здесь?». От волнения она не могла говорить. Он нежно погладил ее руку лежащую поверх одеяла. Легкое прикосновение успокоило ее, и она заговорила вновь. «Мы не зря жили с тобой Жора. Столько хорошего было в нашей жизни. Ты помнишь ту зиму, танцы, нашу любовь? Мы были счастливы, правда? А плов узбекский плов на вокзале и горячая лепешка, что ели впервые». Жорка, молча, кивал головой. А она продолжала. «Ах, Жора прости меня, не уберегла я нашу Маргаритку, молодая была. Сейчас бы мне ее» и немного помолчав, заговорила снова. «У меня еще есть дочь Марина. Я ее очень люблю и внучат. У меня замечательные внуки. Это все что у меня есть и больше мне ничего и не надо. Да, а ты то, ты то как Жора?» Всполошилась она снова. Жорка все также молчал, кивая головой и было не понятно, что он этим хотел сказать. Тоня попыталась привстать, но острая боль пронзила все тело. Акация за окном, расправив ветви, монотонно раскачивалась на ветру. Забрезжил рассвет. На улице заурчали машины. «Четыре часа» промелькнула последняя мысль…. Вспыхнул яркий свет и Жорка схватил ее на руки и закружил, закружил по комнате и вальс звучал так громко, как тогда на первом их свидании….
