СВАДЬБА В РЯБИНОВКЕ.

Еще ночной туман  толстым одеялом накрывал леса, поля, Рябиновку и широкое шоссе, проходящее через нее, но в каком-то дворе уже проснулся самый нетерпеливый петух и прокричал  кукареку солнцу, которое, как ему показалось, медлило с  восходом.  Прошло совсем немного времени и ему стали вторить другие горластые собратья по курятникам. И в это же время первые солнечные лучи прорвали белую завесу тумана, а он, получив солнечный поцелуй, вдруг стал таять, таять, таять… Захлопали в домах двери, ставни, ворота… Рябиновка просыпалась. Где-то на окраине запел пастуший рожок, созывая хозяйских Буренок, Ласточек, Белянок, Красавок на выпас… Село было большим, крепким без пустующих домов и заброшенных участков, на которых бы стояли полуразвалившиеся избы. Такие поселки редко встретишь, но этому повезло. Много лет назад какому-то маркшейдеру при проектировании новой трассы пришло на ум проложить ее именно через этот поселок. Автострада получилась прямой, как стрела, без всяких петель и поворотов. Избы сносить не стали, а просто перенесли на другую сторону шоссе, и получилось два села в одном. В том, что шоссе проходило через село были, конечно, свои минусы: днем машины шли нескончаемым потоком, но был поставлен светофор, а гаишник Миша Сивцов стал округляться и добреть на глазах. Еще немного и форма станет совсем мала, а когда-то она на нем болталась, как на вешалке. Сельчане иногда подтрунивали над ним, что форму ему выдали на вырост. Он не обижался, а только отмахивался от шутников. Имелись и плюсы. Среди проезжающих в том и другом направлении было много любителей экологически чистых продуктов. Большим спросом пользовались деревенская картошка, молоко, творог и всякая зелень, выращенная на огородах сельчан, даже березовые веники для бани расходились, как горячие пирожки.  Тех, чьи дома перенесли, так и стали называть переселенными. Можно было услышать: «Эй, переселенный, айда в шинок… Там пивко московское завезли…» или » А Танюха — то наша за Валерку переселенного замуж выходит, слышали?» Да уж эта новость, что Татьяна Воронина и Валерка Григорьев женятся, была последним хитом в Рябиновке,  давшим  пищу для сплетен сельским кумушкам.. Спросите почему? Да потому — на селе все знали, когда-то крепко дружившие  семьи  рассорились в пух и перья после того, как Ульяна Воронина, не сказав ничего своему жениху Матвею Григорьеву, сбежала в город перед самой свадьбой.   Обида Григорьевых была так велика, что они перестали не только разговаривать с Ворониными, но  при случайной встрече нос к носу старались сразу перейти на другую сторону улицы…  А тут такая новость…
… Ближе к обеду кто-то постучал в ворота  дома Ворониных. Полкан, пес самой чистокровной дворовой породы, навострив уши, натянул цепь и зашелся громким лаем.
— Гриш, глянь, кто пришел,- крикнула мужу из окна кухни Антонина, готовившая обед.
Григорий, копавшийся в это время под капотом своей машины, вытер руки о тряпку, проходя мимо собаки :
— Цыц, Полкан. Место! Разгавкался тут… Голова и так трещит…
Тот, поджав хвост и прижав уши, обиженно посмотрел на хозяина и нырнул в будку, будто говоря своим видом: «Эх, хозяин, хозяин… Я же честно свой хлеб отрабатываю, а ты не ценишь, ну и ладно…»
Каково было удивление Григория, когда,  открыв калитку, увидел за ней  Леонида Григорьева, отца Валерки.
— Привет, сват,- протягивая руку, сказал Леонид.
— Тамбовский волк тебе сват,- огрызнулся Григорий.
— Гриш, ну чего, ты… Я же с миром пришел. Дети наши женятся через неделю…  Пойдем поговорил о деле.
— О деле с прокурором говорят…
— Да, ладно, не сердись родственник.
— Ага, мы уже один раз чуть ими не стали… Позорище на всю деревню…
— Пойдем, у меня бутылочка нашего, григорьевского самогончика есть на кедровых орешках… Помнишь, а?! Я у своей экспроприировал, запрятала ж в погребе в бочку с яблоками мочеными, думала, не найду!  У меня  нюх как у собаки, а глаз как у орла. Кто старое помянет, тому глаз вон. Плохо одно, что Улька с Матвеем не объяснились, но это их дело. Оба, блин, упрямые…
— Ну пойдем, коли не шутишь, поговорим, только под самогон чего-нибудь закусить у своей возьму, — но Леонид, сказал, что все принес с собой, тогда Григорий тихо прикрыл  калитку, но не тут то было. Она с силой распахнулась и в ее проеме показалась Антонина с веником в руках:
— Какие люди в Голливуде… И куда это вы такой честной компанией   лыжи навострили, побратимы?
— Да я… этого…того…- стал заикаться Григорий,- мы тут со сватом отойдем недалеко по делам. Ты уж не серчай, дело-то такое. Дети ж женятся, мать…
— Аааа,- взмахнула веником Антонина, но Григорий увернулся и рванул за Леонидом, который, только завидев ее, отошел на безопасное расстояние. – Ну надо же, сваты… Не здоровались, а теперь сваты… Забодай меня, комар…
Она в сердцах хлопнула калиткой и присела на крыльцо. Из будки вылез Полкан и посмотрел на хозяйку: «Я ж его по-честному облаял. »
Когда Антонина узнала, что Татьяна встречается с Валеркой, был большой скандал.
— Не позволю, чтобы моя единственная дочь вышла замуж за этого шалопая…
— Мамочка, мамулечка, Валерка хороший. Он учится, работает… Он меня любит.
— Да, сейчас, ему нужно только одно, как его дядьке Матвею… Все они одинаковые. Выброси его из головы, даже не думай о нем. Вон за тобой уже какой год Андрей Сивцов хвостом ходит, еще со школы.
— Андрей? Ну и пусть ходит.  Мама, мне он не нравится.
— Нравится, не нравится, спи моя красавица… Вот теперь  посидишь  дома, подумаешь.
— Мамочка, ты что шутишь? Я Валерку люблю! А он меня. Вот!
— И когда вы  успели  полюбить-то друг друга, голуби вы мои сизокрылые?
— Мы с ним дружим давно, только тебе не говорила.  У нас с ним через две недели регистрация.
— Чего? Замуж? Регистрация? Тогда  посидишь под замком две недели, когда одумаешься — выпущу, — бушевала Антонина.
— Если я не выйду замуж за Валерку, то уйду в монастырь…  —  крикнула Танюха,  хлопнула дверью.
А Антонина засунула в ручку двери швабру:
— Ага, в мужской… Все, баста, карапузики… Вот тебе… замужество… Вот тебе любовь – морковь…  Молода еще, в голове только ветер гуляет.
Антонина посадила  дочь под домашний арест, а потом еще долго кричала, ругалась и грозила не понятно кому всеми небесными карами. Танюха сидела в своей комнате, твердя сквозь слезы, что Валерка хороший и не надо всех грести под одну гребенку, но ее уже никто не слушал. В конце концов, не выдержал Танюхин отец, накапав жене  в стопку валерьянки, сказал свое родительское слово, хотя в вопросах воспитания детей был полностью согласен с Антониной, да и особо в них не вникал, времени не хватало. Конечно, Танюха в монастырь не ушла, но дня через три вылезла в окно и сбежала к Валерке, который каждый вечер   сидел в засаде среди кустов акации.  Антонина, заметив его, начинала ворчать: «Опять приперся… Женишок… Не будет никакой свадьбы. Не позволю…» У него в семье было примерно то же самое.  Мать твердила, что у воронинских девок мозгов нет совсем,  и ругала на чем свет стоит Танюхину тетку Ульяну, которая сломала всю жизнь Матвею, сбежав на кануне свадьбы в город без объяснений. После этого случая как раз и пробежала черная кошка между Ворониными и Григорьевыми. Ульяна в село за последние пятнадцать лет приезжала всего несколько раз, но надолго не задерживалась.   Танюша и Валерка так любили друг друга, что им все-таки удалось победить сопротивление родителей. Свадьба должна была состояться и до нее оставалась всего   неделя.
Антонина жалела свою младшую сестру Ульяну, что у нее так получилось с Матвеем. На селе после ее внезапного отъезда за день до свадьбы все терялись в догадках, что же могло такого произойти.  Они были красивой парой, и казалось, любили  так, что не могли жить, дышать друг без друга. Лето в тот год было жаркое. Вечером Ульяна пошла на речку искупаться. Было у них с Матвеем там свое заветное место, где они обычно встречались. Вернулась сама не своя, руки дрожали, лицо опухло от слез, ноги были исцарапаны в кровь о кусты шиповника,  и только твердила: «Как он мог, как он мог…» Потом только Антонина  поняла из обрывков фраз, что, придя к речке, Ульяна услышала чей-то разговор, а когда подошла поближе, то увидела  Матвея, прижимающего к себе Машу, свою соседку.  Он гладил ее по голове, будто успокаивая, а та обнимала его и тихо плакала… Успокоившись, Ульяна сказала, что никакой свадьбы не будет, собрала вещи и попросила Григория отвезти на станцию. Антонина  отговаривала, просила поговорить с Матвеем, не горячиться, но та уперлась и ничего не хотела слушать.  А вчера звонила и обещала прислать на Танюшкину свадьбу  лучшие цветы, чтобы  у племянницы был самый красивый букет невесты. Правда, сама приехать не обещала. Так Антонина сидела на крыльце, пока не услышала, как  за оградой запели дуэтом Григорий и Леонид: «Из-за острова на стрежень на простор речной волны… Мощным взмахом поднимает он красавицу княжну, и за борт ее бросает в набежавшую волну…» Антонина открыла калитку:
— Ну вот, что с тобой делать, а? Гриш, иди домой.
— Ты, Тонина, не кричи, лучше дай нам закусить. Заходи, сват…
— Я домой… Сейчас моя Олька такое устроит… Ладно, бывай, сват. Антонина, ты не шуми… Григорий, ты настоящий мужик.
— А может зайдешь?..- с  какой-то тайной надеждой спросил Григорий.
Антонина подхватила мужа под руку и повела  домой:
— Да держись, ты горе луковое… Не умеешь пить самогон, молоко пей.
-Требую продолжение банкета… Шампанского и рябчиков. Что- нет?..  Тогда налей  водки и дай огурчик.
— Ложись спать… рябчик в шампанском.
… Рано утром в день свадьбы перед домом Ворониных остановилась красная иномарка и из нее вышла невысокая миловидная женщина лет тридцати пяти в дорожном костюме. Она решительно открыла калитку и вошла во двор. Полкан, почувствовав чужака, громко залаял. На крыльцо вышла Антонина. От неожиданности она выронила тарелку, которую держала в руках:
— Улька, Улечка… Ты приехала… Молодец! Радость-то какая.
-Привет, сестренка. Надо загнать машину во двор. Там цветы.
— Гриша, Гриша… Уля приехала… Открой ворота и загони машину…
А в это время в ворота дома Григорьевых стучала Валя-почтальонша, ее за глаза называли сорока — белобока. Она это знала и  только улыбалась. Должность у нее была  такая: новости разносить по домам быстрее радио. Открыв калитку, Валентина влетела во двор. В доме собралась вся родня Григорьевых. Это же событие – племянник женится.
— Ленк, а Ленк, иди сюда, что я сейчас расскажу…- переводя дух, закричала Валя.
— Ты чего так запыхалась, присядь. Может воды  дать?- удивленно спросила Елена.
— Так я от самого дома Вороновых бежала, что есть мочи, то и запыхалась…  Это ты лучше присядь, а то упадешь… Сидишь? Крепко? Сейчас мимо их дома иду, вдруг машина иностранная красная вся такая, красивая, подъехала. Угадай с трех раз, кто приехал…
— Я, что тебе гадалка? Да не томи. Вот любишь ты, Валентина, загадками говорить и тумана напускать. Да некогда мне гадать. С этой свадьбой забот и так полон рот,- проворчала  Елена.
— Сейчас упадешь и не встанешь… Улька  Воронова прикатила из города… Вот! Вся в красном, как пожарная машина, только табличку осталось приклеить: «При пожаре звонить 01».
— Да ну, она уже лет десять здесь не была…
— Была, была, только быстро уезжала,- махала руками, как ветряная мельница, Валентина.
— Ну, приехала, так приехала. Племянница, однако, замуж выходит… Вот угораздило Валерку в Танюху влюбиться. Одни неприятности через вороновских девок.
— Так я тебе о чем и толкую… Как Матвей-то узнает… Что будет? Что будет?- затараторила Валентина.
— А что может быть? Ничего не будет… Он ее уже забыл.
— Это ты так думаешь? Почему не женится? Вон девок целое село. И умные, и красивые, и все при деле… А он  один да один… Может он у вас дефективный, раз Улька перед свадьбой сбежала, а?
— Слушай, Валь, иди, а… Не просто иди, а иди… И нормальный он у нас… Нечего глупости тут говорить.
— Гонишь?.. Ладно, я пошла… Хорошо погулять… Счастья новобрачным! Смотрите, чтобы эта невеста тоже не сбежала…  Ха-ха-ха… А то войдет в традицию,  невесты от ваших мужиков бегать будут…,- сказала сама себе Валентина и засмеялась.
Выпроводив почтальоншу, Елена кинулась искать Леонида:
— Лень, что делать?
— Ты о чем?
—  О чем, о чем… Улька приехала на свадьбу.
— Ну и что? Подумаешь, Шехерезада… Событие века в Рябиновке:  звезда карда… блин…балета пожаловала.
— Лень, как Матвей узнает, то, что будет-то?
— Да ничего… Возьмет ружье да …
-Ты, что, ополоумел, такое говорить… Господи… -стала креститься Елена.
— Я пошутил!
— Ну и шуточки у тебя, Лень,- почти кричала на него жена.
— Ну ей богу, ерунда…. Он мужик, а не маленький мальчик… Автохозяйством района руководит, а тут что с одной бабой не справится… Я тебя, умоляю, не говори глупости.
— Может ему позвонить, предупредить?
— Слушай, да она ему, как рыбе зонтик.
— Ты думаешь? А чего тогда не женится? Ведьма она, Улька-то. Приворожила, как пить дать… Бабка  у них знахаркой была. Вот она  и приворожила Матвея…
— Ты давно это придумала?- спросил Леонид.
— Не, только сейчас до меня дошло… Вон, как дело поворачивается. Как пить дать приворожила, порчу на мужика навела, чтобы никому не достался… Ай-ай-ай…
— Перестань ерунду говорить… Порча, приворожила… — погрозив кому-то невидимому, многозначительно ответил Леонид.
— А ну постой… Ты что уже… Да как ты мог…
— Мать, сто грамм для храбрости необходимо! Сын же женится!
-Эх, Леня, Леня…  Давай собирайся, поедем невесту выкупать. Вон Матвей подъехал. И смотри у меня — больше ни-ни.
— Ладно, ладно… А Валерка-то у нас красавец! Вот и дожили мы с тобой, мать, последнего сына женим, – вытер слезу Леонид.
Пока доехали до дома Вороновых их останавливали сельчане несколько раз с гармошкой, частушками и шутками. У дома Вороновых стояла  молодежь. Ребята, перегородив подъезд к воротам, требовали выкуп — Танюху просто так не хотели отдавать. Матвей был свидетелем жениха.  Наконец им удалось прорваться через все устроенные кордоны и войти во двор дома Вороновых. Оставалось последнее препятствие – выкупить невесту у  родителей. Матвей приготовился  что-то сказать, как заметил  Ульяну. Он так и не понял, что с ним произошло — слова застряли где-то в гортани, в горле запершило, он закашлялся, и что-то защипало в глазах. Его сначала бросило в жар, потом в холод. Испарина выступила на лбу. Он подумал, что ведро холодной воды сейчас бы не помешало. Ульяна смеялась и будто не замечала Матвея. Она почти не изменилась, только, как ему показалось, стала еще красивее. «Городская  есть городская… Куда уж нам уж… Не тронь меня, завяну я.»- подумал Матвей, справившись со своей растерянностью. С того момента, как она уехала, они даже случайно не встретились ни разу за эти пятнадцать лет.
…«А свадьба пела и плясала, и крылья эту свадьбу в даль несли…» — неслось из динамиков над поселком. Матвей следил за ней, видел,  как она появлялась то в одном конце зала, то в другом.  Замечал, кто приглашал Ульяну танцевать, кому она  улыбалась, но при этом его душа сжималась в комок. Он не мог понять — что это обида, ревность, или и то, и другое вместе. Гости веселились от души. Тамада,  массовик – затейник из местного  клуба, устраивал розыгрыши и развлекал гостей, как мог, но в одном танцевальном конкурсе произошло совершенно непредвиденное. Ульяна и Матвей оказались в одной паре. Она не успела отказаться, а он удержал ее за руку. Кто знает, о чем думали они, танцуя. Она пыталась, как можно сильнее отстраниться, а он, как назло, еще крепче прижимал ее к себе.  Он прошептал ей на ухо:
— Ульяна, я хочу с тобой поговорить.
— Ты уверен, что нам есть о чем говорить? — удивилась она
— Есть…
— Странно, только я не могу припомнить о чем. Если ты хочешь говорить о прошлом, то думаю, не стоит его ворошить.
— Меня все эти годы мучил один вопрос… Почему ты тогда уехала?
— Давай не будем трогать эту тему, и вообще ничего не надо трогать. Прости, я устала. Да и время с местом не для разговора.
— Хорошо, когда?
— Не знаю, Матвей.
— Приходи завтра на наше место… Там у реки. Ты придешь?
—  Нет.
— Я все равно буду тебя там ждать.
Ульяна отрицательно качнула головой:
— Нам не о чем говорить…
— Но это ты так думаешь. А я должен понять, почему ты так поступила. Все эти годы меня мучили вопросы- за что и почему ты поступила со мной так жестоко.
— Я поступила? И я эти годы много раз задавала вопрос- как ты мог так со мной поступить…
— Не понял…
-Когда поймешь, заходи, гостем будешь… — она попыталась освободиться от его объятий, но он схватил ее за плечи и начал трясти.
—  Что я должен понять?
— Все… Отпусти… Не хочу с тобой говорить… Ничего не хочу. – Ульяна вырвалась и выбежала на улицу из клуба. Она подставила ветру свое пылающее лицо: «И он считает, что это в порядке вещей было накануне свадьбы с одной утешать другую…» Она шла, сама не зная куда, но ноги сами привели ее к тому месту, где они когда-то встречались с Матвеем. Здесь ничего не изменилось совершенно.  Она дотронулась до  поверхности огромного камня, лежащего почти у самого берега реки.  Черная поверхность валуна была гладкой, отполированной ветрами, дождями и временем, а сам он еще не успел остыть от жаркого дневного солнца. Сколько она с Матвеем просидела на этом камне вечеров, глядя на закат и разговаривая о будущем, о той счастливой жизни, когда они будут вместе… Они мечтали построить свой дом, обязательно во дворе с колодцем —  журавлем, посадить яблоневый сад… «Эх, мечты, мечты… Мечтали о детях… И где все это… Там в мечтах и осталось…» Ульяна присела на  камень, опустила ноги в теплую воду. Закат был кроваво — красный… Прошло пятнадцать лет, а сейчас, сидя на этом камне она вспомнила все, и ей вдруг стало обидно до боли, как тогда – она бежала не разбирая дороги, слезы текли не переставая, ее и тогда мучил этот вопрос: «Почему и за что?» А сейчас он пытается сделать ее виноватой… Даже смешно.»- подумала Ульяна… Стояла такая тишь, казалось все замерло в ожидании каких-то событий, и только плеск неосторожной речной волны иногда нарушал этот безмерный покой. Ульяна в сотый раз перебирала события пятнадцатилетней давности, но никак не могла найти никаких объяснений. Эти воспоминания бередили, казалось уже зажившую рану. Они были похожи на скрежет железа по стеклу. Ее размышления прервали голоса,  доносившиеся со стороны узкой тропинки.  Прятаться было поздно. Она взяла в руки туфли и пошла навстречу тем, кто так неожиданно прервал ее уединение. Из березовой  рощи вышел Матвей. За его спиной шла невысокая худенькая девушка лет восемнадцати, остановившись, удивленно посмотрела на Ульяну.
— Ты здесь? Я знал, что ты сюда придешь, но не думал, что сегодня. Раз ты здесь, то давай поговорим… Зачем откладывать на потом. Катюша, иди к речке. Я сейчас с Ульяной поговорю и спущусь.- Матвей крепко сжал руку Ульяны.
— Мне больно, пусти! Извини… Думаю, у тебя нет времени разговаривать со мной… Да и твоей спутнице совершенно не интересен наш с тобой «разбор полетов». Пропусти меня.
— Уля, ты все неправильно понимаешь… Выслушай меня…
— Не хочу, да и не зачем…. Тогда я, видимо, тоже все не так поняла… Иди, а то девочка заскучает.
— Что ты тогда  поняла не правильно?
— А ты вспомни! И отпусти меня.
— Ты должна объяснить…
— Ничего я тебе не должна, ты сам должен помнить, как здесь сидел и утешал Машу…
— Что? Ты видела… И ты действительно все не так поняла…Ульяна, я тогда правда не сделал ничего такого, чтобы ты могла так поступить с нами, как поступила…
— Слушай, а ты сюда всех своих… ммм… женщин приводишь, Матвей?
— Не городи огороды… Это было наше место, нашим и останется…
— Так, все… Я пошла… Иди, иди, девушка скучает. И большого человеческого счастья, Матвей! – улыбнулась  она и побежала вверх по тропинке. «Скорей, скорей… Чтобы не видеть, не слышать… Боже, ну почему не удалось его забыть… Почему столько хороших мужчин встретилось за это время, но никто не нужен был… Всех сравнивала с ним… Все, с любовью покончено! Говорят по расчету браки тоже крепкими бывают… Стерпится, слюбится.»- уговаривала себя Ульяна.
Матвей видел, как она бежала по откосу, как скрылась в роще… Прошло около получаса.  С реки стало  тянуть прохладой. Матвей и его спутница вернулись  в село, но  первых кого встретили, были испуганные мальчишки. Они стояли  и что-то бурно обсуждали. Увидев Матвея, закричали:
— Матвей Дмитриевич, Матвей Дмитриевич… Помогите. В потемкинский дуб врезалась иномарка…  Полный форшмак…  Мы стояли  на обочине, у машины скорость была как у реактивного самолета. На дорогу выбежала лиса. Визг тормозов, а потом грохот… Мы испугались и уехали.
— Ты беги в наш медпункт за машиной, а ты   найди Михаила  Сивцова. Пусть все едут туда.
Он взял у мальчишек мотоцикл и погнал к этому злополучному дубу, который был виновником не одной аварии – рос не в том месте, но убрать его не могли – охранялся государством. По преданию под ним сам его светлость князь Потемкин вкушал трапезу в походе…
Когда на место аварии приехали местная фельдшерица и Сивцов, то они увидели, что на траве лежит молодая женщина , а над ней на коленях стоит обезумевший  полураздетый мужик. Его пиджак лежал вместо подушки под ее головой, белая рубаха разорвана на куски,  и  он вытирает ими кровь с ее лица:
-Уля… только не умирай.  Я виноват… Прости… Только не умирай.
Фельдшерица очень долго пыталась нащупать пульс… И ей показалось, что он есть чуть заметный, но есть. Ульяну положили на носилки, уазик  рванул с места с той скоростью, на которую был способен. До райцентровской больницы было километров двадцать пять. А инспектор Сивцов ходил вокруг разбитой машины и цокал языком:
— Да… Хорошая была машина… Теперь ей место только на свалке для металлолома… Удар был знатный… Хорошо, что подушки безопасности сработали, а то бы от бабы ничего не осталось… Матвей, ты ее знаешь?
— Кого?
— Да эту…
— Это Ульяна Воронова.
— Что? Воронова… Улька? Иди ты…  Езжай домой, а я сейчас  оформлю… Ты все равно ничего не можешь сделать …
… Утром позвонив в больницу, узнали, что Ульяна при такой аварии отделалась очень даже легко — сотрясением мозга, синяками, переломом ноги и трещинами в двух ребрах. Она в сознании и ее можно увидеть. Медсестра, улыбаясь, зашла в палату к Ульяне, за ней следом шел Матвей.
— Ульяна, к вам муж приехал.
— Кто приехал?
— Муж. Вот.
— У меня нет мужа, и вообще я этого человека не знаю. Пусть он выйдет.
— Разве можно так?- возмутилась медсестра.
Матвей стоял за ее спиной, опустив глаза, и молчал.
— Пусть он уйдет! Если он не уйдет, то уйду я,- и она стала двигаться к краю кровати.
— Хорошо, я уйду… Только прошу, выслушай меня, пожалуйста.
— Нет. Пусть он уйдет. Я устала.
Потом приезжали Антонина, молодожены, другие родственники, и все, будто сговорившись, просили ее выслушать Матвея. Они защищали его и просили дать ему шанс. Нельзя осуждать человека, не выслушав его оправдания. Он все эти дни чуть ли не жил в этой больнице. В конце концов, Ульяна не выдержала натиска родственников. Матвей зашел к ней в палату почти сразу, как только узнал, что Ульяна согласилась с ним поговорить.
— Ты меня только не перебивай, пожалуйста. Когда ты уехала, я не знал что делать. Хотел ехать за тобой, но остановила злость на тебя… и гордость.  Ходить по улицам поселка, где все напоминало о тебе, о нас было невыносимо. Думал если уеду, то забуду все. Завербовался  на Север. Пробыл там четыре года. Когда вернулся, понял, что ничего не прошло. Вернее злость прошла, а любовь — нет. Сколько раз представлял себе нашу встречу, как пройду мимо и не замечу… Сколько раз я приходил на наше место у реки, думал о тебе… Ругал себя, что тогда послушался и не вернул тебя…  Уля, ты все поняла что тогда,  что сейчас неправильно. Когда видела меня с Машей… Я пришел к камню, потому что знал — ты  придешь, но там была уже она. Маша поссорилась с Толиком… Ты должна  помнить его.  Он должен был быть моим свидетелем на свадьбе… Маша плакала, я ей говорил, что все будет хорошо, что они помирятся… Так и вышло:  они поженились и счастливы.  Я тогда любил только тебя одну, мне никто не нужен был… Да и сейчас, но это уже не имеет значения. Ты ведь, что тогда, что сейчас уже вынесла мне свой приговор.  Там ничего не было… Это  Катюша, моя племянница… Когда ты уехала из Рябиновки, ей было всего три года… Мы просто гуляли… Вот и все. Ты поняла совершенно все неправильно…
— Так… значит,  я во всем виновата? Конечно… рубанула с плеча… Не подумала, не доверяла тебе… Ладно… Виновата. И что? Пятнадцать лет- это не один месяц, и даже не год…  Что ж… Значит, мне некого винить, кроме себя… Тебе стало от этого легче?
— Ульяна,  мне стало легче. Когда увидел тебя там во дворе, то понял, как бы я не старался, но не смог тебя забыть. Прости, видимо, я однолюб… Мне стало легче,  потому что я могу теперь попросить тебя еще раз…
— О чем? В одну воду дважды не войдешь…
—  Ты бы согласилась стать моей женой? Я никогда не переставал тебя любить. Если откажешь, пойму… найду оправдания…
— Ты ничего так и не понял. За эти годы я раз пять могла выйти замуж… за достойных мужчин. Но я их не любила… А без любви не представляю, как можно жить… Конечно, живут, но… Жить с одним, а любить другого – это не по мне.
— Так что ты ответишь на мое предложение?
— А тебе не кажется, что оно уже было сделано  целых пятнадцать лет назад? И, кажется, я тогда согласилась. Ты, случайно, не помнишь?
—  Как бы я хотел многое забыть… Но – это никогда! Просто хочу услышать  снова.
— Да!
…Через два месяца в Рябиновке играли еще одну свадьбу, правда, с опозданием на пятнадцать лет. Ульяна Воронова выходила замуж за Матвея Григорьева. «И эта свадьба пела и плясала, и крылья эту свадьбу в даль несли, широкой свадьбе этой места было мало, и неба было мало и земли…»-неслось из динамиков в поселковом клубе…

рекомендовать