И мрак холодный, и я. Не я, а он.
И очередь куда-то, и миром правит фараон.
На каменном столе, уж амфора стоит златая,
Реальность мира уж не та, другая.
Войти мне надлежит, верней сказать, ему,
И фараон определит, великую судьбу, ему лишь одному.
Глаза, спина, глаза, спина,
Людей на суд души идущая стена.
Царь места, жест, и взмах рукой,
И синие хрусталики-улыбки…
Упав, нарушили покой.
…Их души вялы и не гибки.
Теперь и он, пред амфорой стоит,
И фараон – экзаменатор жизни,
Он суть души его определит,
Иль жив как все, иль нету жизни!
В который раз, тот взмах рукой,
И жест величия небесный,
Вся горечь в том, что серостью живет покой,
А беспокойству, в небе тесно.
…И амфора, на волю проронив,
Две красные хрустальные улыбки,
На век, его судьбу определив,
“Стремления наши прочны и не зыбки!”
И вот, он слышит разговор,
“Он золото, он слишком много”
“Стереть!” Я слышу приговор,
Следить за жизнью строго!
Но верить мне моим ушам?
Никак нельзя, все глупо,
Ведь, вечная твоя душа,
Не так все в жизни скупо!
