Притчи из жизни пернатых и прочих летающих

Птицы, класс позвоночных животных .  Наземные ,двуногие передние конечности превратились в крылья, большинство приспособились к полёту.

«Советский энциклопедический словарь»

…многие народы изображали в виде птицы существ с более высоким уровнем сознания…

«Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия»

…птицы — символ непреходящего духа, божественного проявления…

«Символы. Знаки. Эмблемы. Практическая энциклопедия»

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ ПОЛЁТ ПТИЦЫ

— Ну, я пошёл, — сказал Попугай и засеменил своими короткими лапками по длинному телу Удава.

— Послушай, попугай, — сказал Удав голосом актера Ливанова, — а почему бы тебе не полететь?

— Почему бы мне не что? – переспросил Попугай.

— Не полететь, – повторила Мартышка голосом Надежды Румянцевой, — Раз, раз – и там!

— Как это?

— Полетел, полетел – и сел. У тебя же есть эти…, — сказал Слоненок (извините !).

— Крылья? Есть, ну и что?

— Так лети же! – воззвал Удав.

— Лети! – повторила Мартышка.

— Нет-нет, спасибо! – испугался Попугай, — я лучше пешком.

— Может ты не умеешь?

— Я? Не знаю. Я не пробовал.

— А ты попробуй, — прогнусавил Слоненок (извините!)

Все персонажи мультфильма — и Удав, и Мартышка, и Слонёнок ( извините!) убеждали попугая полететь. Он взобрался, как на вышку, на голову Слоненка (извините!) и спрыгнул вниз. Раз шлёпнулся, два шлёпнулся, а потом затрепыхал крылышками — и полетел, полетел. И оказалось, что это совсем не трудно и так здорово — летать!

Я где-то читал. Один актёр спросил своих учеников:

— С чего начинается полёт птицы?

— Как с чего? С того, что птица расправляет крылья, — ответили ученики.

Нет, — сказал актёр, — полёт птицы начинается с того, что птица хочет лететь.

Наверно, это был очень талантливый актёр. Может быть, даже гениальный. Но в птицах он разбирался плохо. Прежде, чем птица захочет лететь, она должна знать, что она — птица, и что ей от Бога дана способность летать. А дальше, как в том мультфильме, дело техники.

Христос сказал людям: « А я говорю вам: вы боги и сыны Всевышнего все».

Вот и лети, лети!

КАМЕНЬ В ЛАПКАХ

Легко сказать: лети! Ну, допустим, крылья-то есть, и махать ими – дело не сложное, да как поднимешься в воздух, если к земле тянет тяжёлый камень, что зажат в лапках. Камень этот — груз коллективного сознания, наши прежние представления, наши привычки думать так, а не иначе: «Есть объективная реальность, и мы перед ней — ничто. Летать по воздуху — это утопия, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Мало ли, что кто-то там летает! Будь реалистом, спустись с облаков на землю. Не занимайся чепухой, займись делом.»

Конечно, с таким тяжёлым грузом не взлетишь. Да ты разожми лапки-то, выпусти камень, чего ты в него вцепился, словно это кусок золота, словно, выпустив его, ты тут же, на месте, жизни лишишься. Не бойся, ничего с тобой не случится, не помрёшь, кондрашка тебя не хватит. Смотри, какое ясное небо над головой, как ярко светит Солнце, какие белые, чистые облака. Разожми лапки, взмахни своими мощными крыльями — и лети, лети!

КАКОЙ ВЫБОР ТЫ сделаешь

Жил когда-то в Дании один домашний гусь лапчатый по имени Мартин. И увидел он однажды осенью, как над его родным хлевом пролетала стая диких гусей.

— Летите с нами! Летите с нами! — звали они домашних гусей.

— Очень нужно! — отвечали отяжелевшие от телесной и душевной лени домашние гуси. — Мы птицы разумные. Нам и здесь прекрасно: тепло и сыро. Летай иль ползай — конец известен…(Впрочем, цитата, кажется, уже из другой сказки).

Но гусь Мартин не захотел быть «разумным». Вспомнил, что он — птица, а значит, умеет летать, и захотел он лететь, как учил тот великий, а, может, и гениальный актёр, и расправил он крылья, как правильно подсказали ученики того актёра, и — полетел, полетел, полетел…

У каждого из нас есть выбор: оставаться ли в родном хлеву привычных представлений коллективного сознания, либо выпустить камень из лапок, расправить крылья и — лететь, лететь, лететь…

НЕТ, НЕ ПОЗДНО!

Однажды ранним утром молодой лётчик ехал в автобусе на аэродром. Погода была не важная, а лётчику предстояло отправиться в свой первый в жизни полёт.Его соседи по автобусу — чиновники привычно ехали на службу и, привычно держа в руках свой камень, с которым они никогда не расставались, вели свои обычные разговоры о болезнях, о зарплате, перемалывали житейские дрязги. По душевному складу лётчик был философ, то есть умел за внешними проявлениями реальности увидеть её глубинный смысл, а кроме того, был еще и поэт, то есть, мыслил образами. Он слушал этих домашних гусей — чиновников, и ему представилось, что их жизнь протекает за стенами унылой тюрьмы, куда они сами себя заточили, что каждый спрятался в своём обывательском мирке и замуровал наглухо все выходы к свету, как это делают термиты. Там, в этом затхлом мирке, чиновник свернулся клубком и постарался забыть, что он человек, что он — житель планеты, несущейся в пространстве.

Лётчику предстояло через два часа «сражаться с чёрными драконами» (то есть ветрами) и «с горными хребтами, увенчанными гривой синих молний», «проложить свой путь к звёздам» (напомню, что лётчик быль поэтом и потому выражался возвышенно). И на фоне этих мыслей жизнь чиновника из французского городка Тулузы казалась ему безнадёжно загубленной. «Глина, из которой ты слеплен, высохла и затвердела.» — думал лётчик. «Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь слишком поздно.»

Дорогой Экзюпери! Я очень люблю Вас и в молодости зачитывался Вашими книгами. И тот отрывок из «Планеты людей», где Вы описываете свою поездку в автобусе на аэродром в компании со стареющими чиновниками, когда-то меня потряс. И я тогда понял: я буду жителем Планеты людей, а не термитника с замурованными наглухо выходами к свету. И если чиновника «никто вовремя не схватил и не удержал», то мне повезло: меня «схватили и удержали» Вы своими книгами. Огромное Вам за это спасибо!

Но сейчас, когда я перечитываю это место, которое когда-то подчеркнул карандашом в знак его исключительности, мне хочется Вам возразить. Чиновник не безнадёжен, и нельзя ставить на нём крест, вычеркнуть его из списка людей как ошибку природы, как духовный брак. И, может быть, то, что Вам показалось стенами тюрьмы или термитника, куда он спрятался, как вы пишите, «от ветра, морского прибоя и звёзд», на деле был хитиновый панцирь куколки, где спала и ждала своего часа душа чиновника из Тулузы, чтобы, когда наступит срок, выйти на свет прекрасной бабочкой, расправить свои радужные крылья и полететь, полететь, полететь.

Только мы должны помочь ему, должны постараться, чтобы это произошло. Помочь, как это сделал лётчик из следующей притчи.

ПРИТЧА О ЛЕТАЮЩЕМ ТАРАКАНЕ

Каждый вечер, отужинав, Марья Васильевна уходила с кухни, выключив свет, и начиналось тараканье раздолье. Чёрные усатые тараканы выползали из щелей, из-под плинтусов и безбоязненно разгуливали везде, где пожелается. Хозяйка содержала дом в порядке, и на кухне было чисто, но всё равно найдётся где-нибудь крошка съестного, капелька воды — много ли таракану надо! Если же Марья Васильевна за чем ни будь входила в кухню и включала свет, тараканы, застигнутые врасплох внезапно вспыхнувшим светом, начинали в ужасе метаться, торопясь поскорее забиться в первую попавшую щель, спрятаться под стол или холодильник. Не любят тараканы света, боятся его. А почему?

Но вся эта размеренная тараканья жизнь вдруг изменилась с появлением в доме сына хозяйки. Он приехал откуда-то погостить в отпуск, и прежнее раздолье кончилось. Теперь уже старушка, поужинав вместе с сыном, не уходила с кухни, а подолгу беседовала с ним за чаем, а когда наконец шла спать, сын оставался в кухне и допоздна читал книгу. А тараканы сидели по своим щелям, злились и не могли дождаться, когда же этот чужак уйдёт и выключит ненавистный свет.

Из всего тараканьего клана один только юный тараканчик Рашидик не испытывал к хозяйкину сыну неприязни. Спрятавшись под кухонным столом, он слушал, о чём говорят хозяйка с сыном. Слушал — и ничего не понимал. Из разговоров он узнал, что сын – «лётчик» и летает на каких-то «самолётах», но что такое самолет, что такое лётчик, и что значит «летать», было не понятно. Но Рашидик понял главное: летать — это здорово, и сын счастлив от того, что он летает.

Когда хозяйка уходила, и лётчик оставался один, Рашидик опасливо выползал из-под стола на свет и с интересом смотрел на этого необычного человека. Он знал, что это опасно — люди не любят тараканов, и лётчик может брезгливо раздавить его ногой, но любопытство было сильнее страха. Однажды, когда Рашидик, пристально уставившись, смотрел на своего кумира, тот вдруг оторвал глаза от книги и взглянул на него. Юный таракан обомлел от страха и хотел уже юркнуть в своё убежище, но остановился, увидев, что лётчик не собирается его губить, а смотрит на него дружелюбно, слегка улыбаясь. Так они и смотрели друг на друга, пока Рашидик, засмущавшись, не спрятался под стол.

С этого вечера тараканчик всё увереннее шёл на сближение. Он с нетерпением ждал, когда хозяйка уйдёт, и когда оставался вдвоём со своим кумиром, пристраивался на полу возле его ног. Лётчик молча читал свою книгу, время от времени отрывался и смотрел на маленького Рашидка своими умными, добрыми глазами. А однажды они разговорились и наконец познакомились. И с этого вечера, как только хозяйка уходила, Рашид взбирался на стол, садился возле книги лётчика и терпеливо ждал, когда тот прервёт своё чтение и наконец-то заговорит с ним.

Удивительный мир раскрывался перед Рашидом в беседах с лётчиком. Мир бескрайнего неба, головокружительных виражей, свободного парения в затяжном прыжке без парашюта. Дух захватывало от всего этого. И как тяжело было возвращаться после этих разговоров в тёмный и тесный мир тараканьих щелей! Он уже не мог, как прежде, общаться со своими усатыми собратьями, убогими и унылыми казались ему теперь их интересы, заботы и проблемы.

— Как я завидую вам, людям! — вздыхал он, — вы можете летать…

— Мы не всегда умели летать, — отвечал ему лётчик. — Наше тело вовсе не приспособлено для полёта, у нас нет крыльев, как у птиц. И мы смотрели когда-то, как парят в небе птицы и тоже завидовали им. Но мы всегда знали, что мы — люди, а значит, можем всё. Это всегда самое главное: знать, что ты можешь всё. Один великий человек сказал: «При страшном желании можно добиться всего, можно преодолеть всё». И мы преодолели. После многочисленных попыток найти способы полёта, после множества неудач и жертв мы научились летать на воздушных шарах, дирижаблях, аэропланах, а сейчас летаем на сверхзвуковых самолётах и космических кораблях.

— Так то вы, люди. А кто я? Про тараканов вы своим детишкам обидные стишки читаете. Ты же сам говорил: «Рождённый ползать — летать не может.»

— Это не я, а писатель Горький сказал. Не всё из того, что говорили авторитеты, надо принимать как окончательную истину. Другой великий сказал: «Подвергай всё сомнению». Вот и я лично сомневаюсь, что вы, тараканы, рождены только ползать и жить в темноте. Ведь вы же, в конце концов, жуки, а из вашего племени, жуков, не мало видов, которые имеют великолепные крылья и летают. Конечно, не так высоко и быстро, как птицы, но ведь летают! Они умеют это делать, а значит, и вы можете научиться. У людей есть пословица: «Ученье — свет, не ученье — тьма». А вы, тараканы, прячетесь от света во тьму, от света знания и умения во тьму невежества. Зачем?

Лётчик на секунду задумался, и вдруг вскочил с места:

-Погоди-ка, я сейчас. Там где-то у мамы энциклопедический словарь был.

Он вышел из кухни и скоро вернулся с толстой книгой, раскрыл её и начал листать:

— Ага, вот здесь… «Тараканы… У ряда видов крылья укорочены или отсутствуют». Ты понял!? Укороченные, но они есть! Значит, когда-то вашим предкам были даны крылья, чтобы летать, но они изменили своему предназначению ради сытной жизни, поселились в человечьих домах, чтобы питаться объедками, забились в тёмные грязные щели, и крылья за ненадобностью стали короткими, не приспособленными для полёта. Когда ни будь и эти жалкие остатки исчезнут, а у иных они уже исчезли. Вы, тараканы, давно забыли, что рождены летать. Не пришло ли время вспомнить об этом? И, может быть, тебе первому из вашего племени дано проложить путь к звёздам!

Рашид слушал с горящими глазами, и его тараканье сердце бешено колотилось от радости. «Я знал, я всегда знал это! Я могу летать. Я буду летать!» — пело его сердце.

— Кстати, я вспомнил, — сказал лётчик. — Я на днях видел по телевизору: есть в океане такая рыбка, долгопёр называется. Так вот у неё есть крылья, и она может летать. Понимаешь, рыбка! Она без воды и дышать-то не может, а ведь летает. Она поднимается над водой на пять метров и за один раз пролетает аж двести метров. Это же почти птица! А ты говоришь: рождённый ползать…

… Что было дальше, я как ни будь в другой раз расскажу. Да, наверно, это и не нужно. Читатель наверняка уже сам понял, чем всё кончилось. Я лучше расскажу другую притчу — о летающей лягушке. Если могут летать тараканы, то почему не могут летать лягушки? Чем они хуже?

МАРУСИН ТРИУМФ

В одном болоте жила лягушка по имени Маруся. Жизнь в болоте, конечно, не райская. То дождей нет, то комары мелкие, и аисты буквально заедают. Лягушки, как водится, ворчали, и на судьбу роптали, но, в конце концов, смирялись. Куда ж денешься! Такая уж жизнь лягушачья. И деды, и прадеды так жили, и им в наследство такую жизнь оставили вместе с наукой — терпеть. И лягушки терпели и особо никуда не рвались. К тому же, не всё ведь зной да засуха. Бывает, и дождички перепадали. В иной год и комары крупные уродятся. А если не будешь зевать, то и аисту на обед не попадёшься. В общем-то, жить ведь можно. Но Маруся была не такой. Чуть ли не с самого рождения она была уверена, что способна на большее, чем другие лягушки, и заслуживает большего. Жизнь в болоте её тяготила: и поквакать не с кем, и оценить её некому. Каким-то внутренним чутьём она знала, что придёт время — и жизнь её сказочно изменится, и покинет она это треклятое болото навсегда. От уток, останавливавшихся в болоте на отдых во время перелётов, она знала, что где-то есть земля под названием юг, где всего вдоволь, и комары самые жирные, и зимы не бывает — круглый год наслаждайся сытой жизнью. А главное (Маруся была в этом уверена), именно там её наконец оценят по достоинству и будут ею восхищаться.

Надо признать, утки выделяли её среди других обитателей болота, удивлялись её уму и энергии. «Как жалко, что у тебя нет крыльев, а то бы полетела с нами на юг», — говорили они ей. Будь на месте Маруси какая ни будь менее выдающаяся лягушка, дальше и рассказывать было бы нечего. В самом деле, что ещё выжмешь из этого сюжета? Лягушка — она и есть лягушка, не может же она летать, как утки! Её место в болоте. Но Маруся, повторяю, была девушка выдающаяся и знала, что если чего-то очень сильно захотеть, непременно добьёшься. По крайней мере, она, Маруся, добьётся. А остальные, дуры, пусть квакают в своём вонючем болоте, да лягушат плодят на корм аистам!

Когда Маруся выложила уткам свою идею, их и без того вытянутые носы ещё больше вытянулись от изумления. Идея заключалась в том, что две утки должны взять за концы прутик в клювы, она ухватится за него ртом посередине, и так утки поднимут её в небо и унесут с собой на юг.

В тот вечер Маруся впервые узнала, что такое настоящая слава. Утки в восторге крякали и аплодировали крыльями, а Маруся старалась внешне быть равнодушной, дескать, что вы так мною восхищаетесь, это всё пустяки, я ещё и не такое могу придумать. Но внутри у неё всё замирало от счастья. «Это ещё только начало, — думала она, — то ли ещё будет!»

А что было дальше — каждый знает. Ухватилась Маруся за прутик и полетела, полетела, полетела… Высоко вознеслась Маруся, выше церковных колоколен, выше минаретов исламских. Поначалу страшно было от такой высоты, но чувство страха заглушалось чувством гордости за себя и любви к себе, когда она слышала где-то внизу крики восторга и рукоплескания.

Кончилось всё в один миг. Стоило ей крикнуть: » Это Я, Я всё придумала!» — и она камнем полетела вниз, и снова оказалась в болоте, только в другом — помельче и поплоше.

Вот ведь как в жизни бывает! Иная птица не может взлететь, потому что не знает и знать не хочет, что она птица и летать умеет. Другая и взлетела бы, да камень прежних представлений в лапках взлететь не даёт, а выпустить его боязно — вдруг хуже будет? А бывает наоборот: рождённая квакать в болоте силой духа и разума вознесётся на птичью высоту, но это «Я», «Я», «Я» тянет вниз пуще того камня в лапаках.

Говорят, Гагарин после своего полёта нисколько не возгордился от той всемирной славы, которая на него обрушилась, и даже тяготился ею, оставаясь, как и был до полёта, простым и скромным парнем. А ведь он куда выше Маруси вознесся, аж на околоземную орбиту, да и космический корабль — это не прутик в клювиках у уток. А он не возгордился, не кричал сверху: «Я», «Я»!

…Представляю, что было бы, если бы на его месте была Маруся. То-то бы грохнулась с такай верхотуры!

СИНЯЯ ПТИЦА

Парамон Долбашников мечтал поймать синюю птицу счастья. Когда ему не везло, когда было тоскливо, он утешал себя: «Ничего! Вот поймаю Синюю Птицу, и вся моя жизнь станет сплошной радостью, сплошным непрекращающимся счастьем».

Ах, сколько времени и сил он потратил, чтобы поймать желанную птицу! Чего только ни перепробовал: сети, силки, птицеловки — все было тщетно. Казалось, вот-вот он ухватит птицу счастья за хвост, но всякий раз она выскальзывала из рук. И вот она снова мелькает вдали, дразнит своим синим оперением: «Догони меня, поймай!» Парамон не отчаивался, и, в очередной раз упустив свое счастье, утешался: «Ничего, в следующий раз непременно поймаю».

Время шло. Парамон и не заметил, как в погоне за счастьем состарился, одряхлел, а синяя птица так и оставалась недоступной. Но все равно он не терял надежды. И вот однажды ему наконец повезло — синяя птица запуталась в густых ветвях терновника. Старческой походкой он приблизился к кусту, дрожащими от волнения морщинистыми руками раздвинул ветви, взял птицу в руки… И вдруг видит, что это, оказывается, никакая не синяя птица счастья, …а просто задница, покрашенная в синий цвет!

Да простят меня дамы за столь ненормативные подробности, но ведь так в жизни и бывает на каждом шагу. Всем хочется счастья, но один видит его в материальном благополучии, другой тратит жизнь на то, чтобы во что бы то ни стало добиться известности, славы, третий спит и видит себя большим начальником, четвертому подавай богатство, роскошь, и так далее. И каждый мнит, что достигни он своей цели — и счастье ему обеспечено. И кому-то удается достичь — чтобы убедиться, что все это — просто крашеная задница (да простят меня дамы).

А счастье-то совсем в другом…

ДИВАН И РАКЕТА

В чём разница между диваном и ракетой?

Когда их изготавливают, приходится выполнять массу рутинной работы: строгать, пилить, паять, ходить на обед, устраивать перекуры, ругаться с подчинёнными, обивать пороги кабинетов, писать заявки, накладные, отчёты, объяснительные и т. д. Но когда твой труд одухотворён высшей целью — полётами в космос, рутинная работа перестаёт быть рутинной, ибо она — часть общего процесса освоения космического пространства.

На диване в космос не полетишь, диван противоположен полётам. На диване хорошо почитать бульварную газетку и узнать, какой очередной скандал закатил Филипп Киркоров, и какого цвета бельё любит носить Катя Лель. Или с пультом в руках весь вечер смотреть телевизионное варево, отвлекающее от мыслей о полётах. Мой сосед проводит на диване всё свободное время. Приходит с работы, поужинает, пульт в руки — и на диван. В воскресенье встал, позавтракал, пульт в руки — и на диван. Оформил на работе отпуск, пришёл домой, пульт в руки — и на диван до конца отпуска. Конечно, он не всегда на диване лежит, он и на рыбалку сходит, и за грибами, а по вечерам любит спуститься во двор покалякать с соседом, попить с ним пивка. Но и рыбалка, и грибы, и сосед, и пивко — всё это элементы того духовного состояния, которое я обозначаю понятием диван. Можно пребывать в диванообразном состоянии, даже ведя очень активный образ жизни. Хлопочет ли человек по хозяйству, на даче, занимается ли карьерой, бизнесом, безопасным сексом, спортом, путешествует, «оттягивается со вкусом», «не дает себе засохнуть», «берёт от жизни всё» и т. д., и т.п. — если эта активность не одухотворена высшей целью, человек остаётся диванообразным существом с атрофированными тараканьими крыльями.

Нет, я вовсе не против диванов и телевизоров — если они существуют как необходимые элементы духовного развития, как часть космического процесса. Например, космонавт сел на диван, чтобы, по космонавтской традиции, посмотреть перед полётом фильм «Белое солнце пустыни». Здесь уже просмотр фильма не развлечение, не средство заполнить пустоту, а необходимый космонавтский ритуал, который без дивана и телевизора выполнить невозможно. Или вернулся космонавт из полёта усталый, лёг на диван посмотреть телевизор, расслабиться, отдохнуть после трудной работы. Если работать без отдыха, то и ракету не создашь, и в космос на ней не полетишь. Да и мало ли как можно с пользой для космического дела использовать и диван, и телевизор. Кстати, по телевизору иногда показывают хорошие передачи о космосе, о космонавтике.

Представляю, что было бы, если бы моего соседа взяли бы в космос пассажиром. Он бы, наверняка, установил в ракете диван, взял пульт и весь полёт смотрел бы телевизор. А вернувшись домой, поужинал, взял пульт и лёг на диван смотреть телевизор.

ВЫБОР/p