Когда я дёргаю подошедшего портье за штанину, он даже немного подпрыгивает. Наклоняется, видит меня у себя под стойкой — я сижу там, довольно равномерно покрытая уже высохшей грязью — и глаза у него просто вытаращиваются. Нервно оглядевшись, он приседает на корточки, и мы оказываемся лицом к лицу.
— Глупая девочка, что вы здесь делаете? Вас уже спасали — вам бы уже бежать волчьим шагом. Куда вы лезете? В гостинице полно злых панов, все поджидают вас. Думают, что вы всё ещё где-то здесь.
— Я где-то здесь, — хмуро говорю я. — В моём номере сколько?
— Было двое. Если никто не вышел и никого не позвали. Как вы сюда вошли?
— Через прачечную.
— Там же стоит один!
— Уже нет.
Сложным оказалось не подобраться — если сила у мёртвых жрецов вампирской, по моим ощущениям, не уступает, то тонкостью слуха они не отличаются. Умеешь подойти так, чтоб не услышал вампир — подкрасться к жрецу не составляет ни малейшей трудности. Сложным было и не убить — похоже, быстрота реакций была личным достоинством Марчина, а жрец у прачечной не мог сравниться и с «волком», так что мой любимый приём «прыгнуть на холку — ударить» прошёл отлично. Сложным было оттащить крупного мужика в тёмный уголок, сначала вверх по ступенькам крыльца, потом внутрь в прачечную. Под кустом я бросить труп всё-таки не решилась и, волоча тело, семью потами облилась, представляя, как меня сейчас с ним застанут.
— Вы его не оставили у крыльца? — встревоженно спрашивает литовец.
— Нет, он в углу сушилки. Его за простынями на стойках не видно, я проверила.
— Когда придёт горничная, всё вскроется!
— Когда она придёт?
— Утром.
— До утра я успею закончить. Но трупы я не могу закопать, это придётся вам сделать.
