Шоколадно-коричневая с золотой герцогской короной: Ловаш. Её я просто, вздохнув, погладила пальцем. Какие уж тут вопросы.
Немного посозерцав расклад, я качаю головой. Неверные вопросы, вот что это такое. Я спросила себя о том, что мне интересно. А надо о том… о чём надо. Я принимаюсь передвигать пуговицы.
Я. Нахожусь в незнакомом замке под строгим, судя по всему, приглядом. Как мне выбраться?
Твардовский-Бялыляс. Мужчина, который сказал, что мы с ним родственники. Держит меня взаперти. Что ему от меня надо? (И просто любопытства ради: чего ради он на самом деле напал на наших с Люцией конвоиров? А может, эти два вопроса как раз связаны?)
Люция. Как мне её найти?
«Ядзибаба». К ежам лесным, она не имеет никакого значения.
Ловаш. Как с ним связаться?
Подумав, я меняю пуговицы — а значит, и вопросы — местами. Сначала разобраться с Марчином. Потом выбраться. Найти Люцию. Принести её голову Ловашу… образно выражаясь. Хотя он, как шестисотлетний феодал, и от вполне конкретной головы наверняка не откажется.
В дверной скважине завозился, затрещал ключ, и я быстро прикрываю свой «пасьянс» подушкой. Сама не знаю, почему, но мне не хочется, чтобы кто-то видел его. Как будто по нему можно узнать мои мысли.
В комнату входит Бялыляс. При взгляде на меня его лицо становится болезненным, и он, пробормотав просьбу одеться, тут же выскакивает обратно за дверь. Можно подумать, сорочка на мне — целлофановая. Быстро убрав пуговицы, я влезаю в корсет — ох, хорошо, что он мягкий! — и платье.
— Эй, Марчин! Входи! — кричу я, обращаясь к потолку. Не знаю, почему, но когда зовёшь кого-нибудь, кого не видишь, обязательно хочется поднять лицо.
Твардовский-Бялыляс не заставляет себя упрашивать и снова заходит.
— Добрый день, прекрасная кузина.
— Добрый день, любезный кузен. Что, пришло время обеда?
Марчин качает головой:
— Нет. Я хотел поговорить с тобой, помнишь? Может быть, спустимся в библиотеку? Там есть кресла.
Мне это неприятно напоминает предложение сесть перед тем, как услышать дурную новость. Но я отгоняю непрошеную ассоциацию. Скорее всего, дело просто в том, что разговор будет долгим.
Мы спускаемся на этаж ниже. Подол моего роскошного платья метёт грязные ступени и Марчин, оглядываясь, страдальчески заламывает брови, хотя и молчит. Что же, не я виновата, что мне дали одежду, с которой я не умею обращаться. Как, скажите на милость, подхватывать юбки, когда их так много?
Библиотека выглядит не очень впечатляюще. Чем-то напоминает публичную, в которой я брала книги в босоногом детстве: потёртый ковёр на полу, старые деревянные стеллажи, заставленные ветхими книгами в картонных обложках и кожаных переплётах — мой взгляд сразу привлекает одна из них, стоящая на нижней полке ближайшего шкафа лицевой стороной к зрителю. По такой же мама в детстве читала мне сказки. Я узнаю и мальчика, похожего на девочку, и девочку, похожую на куклу, и лошадку, напоминающую мне о преображении Марчина в моём сне, и надпись: «Сказки Ядвиги Кроп».
Перед стеллажами, на небольшом пустом пространстве, стоит журнальный столик в стиле мятежных двадцатых (впрочем, почему в стиле? наверное, тогда же и изготовленный) и два низких кресла. Марчин дожидается, пока я опущусь в одно из них (что оказывается страшно неудобно), и только тогда занимает второе.
— Итак, пришла пора второстепенному персонажу объяснить героине логику происходящего и превратить «волшебный фонарь» в кино.
В голосе Бялыляса не слышно и тени насмешки, и всё-таки я вижу её, спрятанную в самых уголках бледных губ.
— Дело в том, дражайшая Лиля, что и я, и тот человек, который организовал ваше похищение, мы оба, как и ты, жрецы.
— Жрецы чего? Нет, минуточку… что значит «как и ты»? Я-то уж точно не жрица. Я просто…
— Хранительница смерти императора вампиров. А как ты ею стала?
— Ну, посторонних это не касается.
— Я не посторонний. Я такой же жрец, как и ты, только другой сущности. И поэтому сам могу сказать тебе, как всё произошло. Ты прошла через некий обряд, вроде… — взгляд Марчина скользит по книжным полкам. — Вроде омовения под серебряной ивой, или символического жертвоприношения, или троекратного прыжка через яму с предыдущей жрицей. В результате ты получила знак жреческого посвящения, который я вижу у тебя на шее, вступила в символический брак с правителем твоей страны и получила некоторые интересные свойства и способности.
Я открываю рот, да так и замираю, пытаясь выбрать, за какую тему схватиться раньше: «брака» с Ловашем или моих новых способностей. С минуту я издаю отрывистые невнятные звуки, потом вспоминаю способ, который мне подсказал для укрощения моего «синдрома Буриданова осла» Пеко, и выбираю третью тему:
— А где же тогда твой знак посвящения?
Бялыляс заламывает брови:
— Там, где я не могу его показать девушке из соображений приличия.
— Ой, — говорю я, чувствуя, что краснею от непроизвольной попытки представить, как такое может выглядеть.
— Нет, не там, — говорит Марчин и неожиданно густо для такого бледного создания заливается краской. — Я имел в виду… подмышку, на самом деле.
— Вообще, если побрить, то и девушкам можно показывать, — пытаюсь я сгладить возникшую неловкость. Как всегда в таких случаях, шутка выходит ещё более неловкой. Бялыляс поспешно встаёт с кресла:
— Одну минуточку, я пойду распоряжусь, чтобы нам сделали чай.
