Брошенный

…Разведгруппа нарвалась на засаду ближе к вечеру. Охотники из « ягдкоманды» свое дело знали хорошо. Дозорный группы успел лишь захрипеть, когда в его горло вошла отточенная сталь. Но и этого хрипа хватило опытным, воевавшим не первый год, людям. Очереди из ППШ прочертили кусты опушки леса злобным смехом. В, ставшие теперь видными, фигуры в камуфляже полетели гранаты. Эсэсовцы, разъяренные провалом задумки взять группу без шума, ударили из всех стволов. Из – за поваленной сосны лаем бешеного пса давился немецкий МГ-34. Откуда- то ударил миномёт. Небо охнуло и провалилось под ноги…

Сашку Васильева швырнуло разрывом в сплетение кустов и каких – то коряг. Изо рта соленым ручьем потекла густая кровь. Он не потерял сознание и видел – как уходили в спасительную густоту леса друзья, огрызаясь длинными очередями. Он видел – как Данька Стеблов, друг Сашки, схватил командира за рукав и показывал в кусты, где лежал Сашка. Но, командир упрямо мотнул головой и, вырвав руку, махнул вглубь чащи. Друзья скрылись тенями среди вековых деревьев. Сашка Васильев остался один. Брошенный. Скоро немцы начнут прочесывать место схватки. Что тогда? Искорёженный взрывом мины, ППШ годился лишь давить вшей остатками приклада. Гранаты он все истратил на ночной переправе. Осталась лишь, на совесть точеная, финка. Снова ухнул миномёт. Старая берёза, подломленная разрывом, мягко опустилась на сплетение веток кустов, укрывавших Сашку. Дерево укрыло собой усталого русского солдата от всего мира. От осколков и пуль, от цепких чужих глаз охотников на людей, в эсэсовской форме. Сашка лежал, придавленный деревом, и слушал – как мимо проходили немцы. Он слышал запах их сигарет и немытых тел. Он молился только об одном – что б у немцев не было б собак. Тогда – всё! Четвероногая тварь быстро найдет его даже в сгустившейся темноте. Он плакал от бессилия и пытался вспомнить слова молитвы, что в детстве слышал от бабушки. Но слов не было, лишь бессвязное « Господи» выталкивали кровавые пузыри из Сашкиного рта.

Его не заметили. Немцы погрузили своих раненых и убитых в грузовики, в один из кузовов они бросили два тела в русской форме. Взревели моторы, Сашка остался совсем один. Он, кривясь от боли, вылез из сплетения сучьев и листьев. Надо было идти. Идти назад через выжженную солнцем степь. Где то там за рыжими холмами, с выгоревшей травой, течет река. На том берегу свои. Разведгруппа, оторвавшись от немцев в лесу, тоже выйдет к своим. Но искать друзей смысла не было. Проще найти ветер в степи, чем оторвавшуюся от противника разведгруппу. Сашка, качаясь от боли, побрел назад. Пока спасительная ночь укрывала мир – надо было пройти как можно больше. Скоро встанет солнце, и человек в степи будет заметен издалека. Он брел, и горький запах полыни потихоньку забирал боль из ударенного взрывом тела.

Впереди мелькнули серые тени волков. В слабом свете новорожденной луны, звери потихоньку окружали бредущего человека. Среди кустов полыни вспыхнули красные огни глаз вожака стаи. Сашка устало рассмеялся. Пройти кошмар Харькова и Сталинграда, десятки раз сходить за линию фронта, резаться с егерями из « Эдельвейс» и подохнуть от клыков каких то блохастых волков?! Он сел на теплую землю и засмеялся в голос. Удивленный вожак коротко рыкнул. Сквозь истеричный смех, Сашка послал волка по волчьей матушке, да так, что удивленный странным поведением добычи, вожак дал команду своим на отход. Волки бежали, напуганные странной смесью звуков смеха, плача и отборного русского мата, издаваемых добычей – так вкусно пахнущей кровью. Густая полынь скрыла волчью стаю. Надо было идти дальше.

Солнце выглянуло из – за горизонта, словно корректировщик огня из окопа. Надо было устраиваться на днёвку. Он нашел какую –то яму, под холмом. Очень болела голова, во рту стоял вкус крови. Сашка закрыл глаза. Вместо освежающего сна, в его голову ворвались кошмары. Оскаленные волчьи морды в эсэсовских мундирах, огромная чёрная змея, уставившаяся в лицо Сашке. Землянка разведчиков, он открывает дверь и видит скелеты, покрытые плесенью. Они скалят зубы и протягивают ему кружку со спиртом, он берет кружку – а в ней сидит черная жаба и из глаз её идёт кровь. Он вскинулся и замотал головой. В пересохшем рту было солоно от крови. Солнце уже стояло в зените. Очень хотелось пить, но в пробитой осколком фляге воды хватило – только смочить губы. Он застонал. Сашка откинулся спиной на край ямы. Хотелось полоснуть финкой по венам и пить, пить хотя бы эту соленую красную воду, текущую в его жилах. В глазах плыли огненные круги. В ушах надрывно стучал пульс. Порыв полуденного суховея качнул верхушки полыни. « Ну, здравствуй, племяш» — услышал вдруг Сашка.

Он резко повернул воспалённую голову. На краю ямы, в мареве солнца, сидел Сашкин дядя – Никифор. Он смолил самокрутку и равнодушно смотрел на Сашку –

— Здравствуй – говорю. Молчишь. Плохо тебе? Ну молчи, молчи. Поди и забыл меня, как нас раскулачили? Ты ведь бегал на станцию смотреть – как нас в товарняк загоняли. Помнишь. А я ведь, Сашок, умер в восточном Казахстане. Той же зимой и помер. И Агафья моя померла. Деток властя в приют забрали. Да вон, Петруха – брат твой двоюродный недалеко отсюда. Во вспомогательных частях СС служит. Иди к нему, Сашка. Покаешься, да вместе против этой сучьей советской власти воевать будете. Чего башкой мотаешь, будто телок годовалый? Не хотишь… Ну да, братца моего – твоего папеньку не тронули то. Он то вместо работы любил в бутылку заглянуть. Вот и жили вы нищими, родными для этой сатанинской власти. Любит она пьяненьких. Глаза им зальёт – они и бегут словно стадо, то братьёв грабить, то на амбразуры подыхать. Ну прощевай тогда. Помочь я тебе хотел, к немцам вывести. Родня всё ж…

Фигура дядьки растаяла под очередным порывом суховея. Сашка выполз на четвереньках из ямы. Оставаться не было сил. Если он не доберётся до реки, он просто заснёт. И тогда он снова окажется в землянке, с покрытыми плесенью скелетами, но уже навсегда. Он одиноким волком крался среди высокого бурьяна, стараясь не качать выгоревшую траву. Пахнуло влагой и всем телом, а не оглохшими ушами, Сашка услышал плеск волн. Он, не таясь и забыв осторожность, поднялся во весь рост. Перед ним была река. На берегу лежали два велосипеда и немецкая форма, к изломанной раките стояли прислонённые карабины. Двое немцев, жизнерадостно гогоча, плескались в тёплой русской реке.

Сашка полз к берегу, сжимая рукой финку. Один из немцев вышел из реки и стоял абсолютно голый, обсыхая под жарким солнцем. Молния ударила под левую лопатку немецкого связиста. Он жалобно охнул и повернулся. Последнее, что он увидел в своей недолгой жизни было – страшное, почерневшее лицо русского солдата с ползущей из уголка рта струйкой крови. Второй немец, икая от страха, застыл в воде. Сашка медленно поднял трофейный карабин. Немец упал на колени и пополз к берегу, хрипя шёпотом – « Нихт… Нихт шиссен. Их бин арбайтер. Цвай киндер… Нихт, камрад». Гулко ухнул выстрел. Волны медленно и плавно понесли тело немца, в розовом облачке, расплывающейся крови. Сашка пил теплую мутную воду из реки и не было ничего вкуснее в этом мире – чем эта теплая вонючая вода. Он напился вдоволь, до боли в животе. Потом приторочил карабин к большой отломанной ветке ракиты и осторожно поплыл на тот берег.

Он ждал ночи под обрывистым берегом реки. Где то недалеко, словно страшный зверь, дышал и ворочался фронт. Уже были слышны не только разрывы снарядов, но и щелчки винтовочных выстрелов, и злобный лай пулемётов. Он дождался темноты. То крадучись приседая, то бегом, то ползком Сашка вышел к переднему краю немцев. Он, серой лесной гадюкой, полз мимо немецких блиндажей, замирая будто умерший, при звуке шагов часовых. Он полз мимо окопов боевого охранения, полз под колючей проволокой, стараясь не брякнуть висящими на ней банками. Ему казалось – что весь мир слышит, как громко стучит его сердце. Он полз на остатках сил. И вот совсем рядом послышались русские голоса. Сашка мешком свалился в русский окоп. Дозорный судорожно дергал затвор ППШ, « Свои… Твою в душу мать» — устало выдохнул Сашка.

… Он открыл дверь землянки, где обитался его взвод. Щурясь от света керосиновой лампы, он стоял на пороге. Ребята сидели за грубо сколоченным столом и пили спирт. Они улыбнулись Сашке и кто – то протянул ему кружку. Командир взвода негромко матерно выдохнул – « Васильев! Живой! А мы тебя было дело…» он хлопнул Сашку по плечу. « Живой, братцы, живой я» — всхлипнул Сашка. Он поднес кружку к губам и. словно простую воду, выпил, пахнущий горелой резиной, спирт. Он пил и не видел, как сидевший в углу особист медленно расстегнул кобуру и потянул из полевой сумки тетрадь…

Санкт – Петербург

Февраль 2011 г

рекомендовать