«Б*ядь! Б*ядь! Б*ядь!» – я сидел на кухне и бился головой об стол.
Я был пьян. В голове разрывалась не боль, а мысль:
«РанИм! РанИм! Только творец ранИм. Но вместе с тем я пишу много. Я графоман! Графоман!»
Ударяясь об стол, задевал нос – больное место. Даже хмель отступал. Хмель вытекал кровью.
Мне столько раз говорили: тебе не стоит писать.
«Пошли все на *уй!» – кричал я, не открывая рта.
Я графоман.
Но я писАл, писАл, писАл.
Мэтры говорили мне: ты эмоциональная помойка.
А я видел людей, которые пишут, но от их слов становилось никак. Глупое ощущение неустроенности, скуки, желания выпить и закурить.
Ничего не понимаю!
«Не понимаю» – это ключевое слово! Не понимаю ничего. Но главное слово – «ничего». Это убийственно для психики графомана.
Или творца?
Я сел перед телевизором. Пусть втекает в меня поток мути.
Побитым псом сидел и прислушивался к скуке, бродившей внутри.
Вдруг фраза. Что-то знакомое. До боли. Я потрогал расшибленный нос. Эту мысль когда-то, с десяток лет назад, высказывал я! – и сейчас мне возвращают ее в лицо с телеэкрана.
«Привет, моя мысль», – улыбаюсь я и тут же вздрагиваю. Что? Что это значит?! Кругом графоманы?
Падаю носом об пол.
Мне вспоминается редактор непотопляемого журнала. Громоздкая женщина с плавучими принципами. Она говорит:
– Уважаемый, — а тон на слове «уважаемый», будто сжевала какашку. – Уважаемый, все ваши произведения развиваются по одному сюжету. И нет в них ни души, ни мысли.
Сгорбившись у компьютера, она редактирует свою статью о моем плохом творчестве.
Статья огромна. Женщина выделяет курсором буквы своего текста. Заходит в «Правку», спускается по вкладке, нажимает «Вырезать». Буква исчезает.
Я содрогаюсь. Сейчас она навырезает букв. Там в буфере обмена сложится «Графоман».
Эпизод теряется.
Иду и тюкаюсь клювом в стекло, боль успокаивается от его прохлады. Там зима. Опять зима. Голые деревья тянутся к небу, просят снега, как я прошу ответа…
Мне звонил Главный Редактор этого непотопляемого журнала, он спрашивал:
– А вот, Андрей, у тебя в рассказе есть слово «мастурбировать».
– Наверное, есть, – отвечал я.
– Оно тебе необходимо? – спрашивал он.
– Простите, в каком контексте? – задумываюсь я. После этого сюжета я написал полсотни рассказов.
– Да вот здесь, – и он зачитал.
– Думаю, этого можно избежать. Это не меняет повествования, – отвечал я.
– Мастурбировать, – пробовал на вкус слово главный редактор. – А что такого?
– Ничего, – выдыхал я.
– Ну и ладно. Оставляем. Ничего страшного, – говорил редактор.
Я бросился к компьютеру. Как просто набрать в поисковике «Психологический портрет графомана» и прочитать все, о чем я не знаю. Не знаю о себе.
Знаю многое. ПлАчу.
«Ни владения языком, ни способности к описанию, ни…»
Текст затуманивается. Всё обо мне.
«Пересказ чужих мыслей». Снова я.
«Изобретение «нового» жанра». А-а-а! Бедный нос!
«Псевдоискренность, желание написать кровью». Размазываю вьюшку и иду умываться. Низ лица заляпан.
Холодная вода отрезвляет.
Вспоминаю, что говорит мне друг:
— Андрей, зачем тебе эти мастера? Ты их можешь учить, а не они тебя! Тебе нечему у них учиться.
Вытираю лицо вафельным полотенцем. Оно царапает кожу.
Тут же вспоминается другой друг, который говорит:
— Знаешь, по-моему, это – говно.
Он совершенно искренен.
Кто я? Кто я?
За что луна на меня смотрит так презрительно своим мутным глазом. А-а-а… это заставка монитора… Снова открываю браузер.
«Графоман сознается, что он сотворил дребедень…»
Снова я.
«Угождают…» И я угождаю. Пишу, о чем хотят читать.
Хочется сжечь себя. Внутри и так всё горит. Неужели так плохо всем графоманам?
Я думал, мы непробиваемый класс!
Да, я пишу о знакомых. О дружбане Сереге. Но я думал, что пишу о них особенно. Ведь это важно!
Да, я пытаюсь разозлить, напугать и даже шокировать.
Творцов нет. Есть разноплановые графоманы.
Я вытаскиваю из-под стола остатки тиража своего журнала. Они ровные, как кирпичи, и не будут гореть. Мну листы. Так лучше сгорят. Сгорят мои друзья. Мои графоманы. Те, над чьими произведениями я смеялся и плакал. Они не хотят продаваться, так пусть сгорят! Позиционирующие себя под правду жизни с плоскими шутками и картонными персонажами. Звонил сегодня в магазин. Опять ничего не продали.
Я чиркаю, чиркаю зажигалкой и не могу их сжечь. Они мои любимые графоманы.
Нет! Это всё я – графоман.
Завтра новый день, когда луна не будет так презрительно на меня смотреть. Надо переспать с новым знанием. Наивысший графоман – тот, кто пишет про графоманов.
А я буду спать. Спать, чтобы разбудить новое утро. Без сомнений.
Но как было бы здорово сжечь себя на кипе текстов, даже чувствуя себя графоманом.
Написано с использованием статьи «Классификация графоманов» Т.Печерина http://tpechyorin.ucoz.ru/index/klassifikacija_grafomanov/0-4
Мне кажется. в той статье про графоманов — ошибочка… Как псих никогда не признается, что он — псих, алкоголик в том, что он — алкоголик, так и графоман никогда не признает очевидного. А раз вы сами тестируете себя на графоманию — это-то, на мой взгляд, и выделяет вас из толпы истинных графоманов!
Виват! А мне — понравилось… И я голосую за вас, МОЙ ЛЮБИМЫЙ АВТОР!!!
Андрей, вы грофоман-вапир, не пожаловались, но все равно выдавили из меня каплю крови!
@ ulanova:
Так же как нормальный никогда не признается, что он нормальный! )))))
Спасибо! Очень лестно! Всегда жду!
@ rekruter:
Да? А я не заметил! Когда это? И почему каплю?
Кстати, говорят, что укушенный вампиром, становится вампиром. Блин! Два раза повторил слово «вампир»! Три! А-а-а!
Капелька -маленький коммент, ведро — большой!
))) Нормально. Самый, что ни на есть обычный депрессняк и творческий кризис. Все написанное в данном произведении — и так, и не так. Всё зависит от того, в каком состоянии и жизненном промежутке ты находишься:)
Самый главный и непримиримый судья для человека творческого — он сам.
# Графоман – это очень талантливый драматург, неутомимый актер и благодарный зритель на ежедневном спектакле, на котором кроме него нет соавтора, нет труппы и толпы зрителей. (Анатолий Юркин)
@ Persevering:
@ zautok:
Опять судьбы счастливый крен: не графоман, а графоМЭН.